Год Быка - Александр Омельянюк 17 стр.


– "А ты заметил, что, несмотря на кажущуюся грустность некоторых его песен, а точнее сказать – романтичность, всё равно все они жизнеутверждающие!" – спросил Платон мнение товарища.

В свою очередь тот предложил Платону собрание песен Валерия Ободзинского. Платон обещал ответить после консультации с женой.

Довольный результатом, он распрощался с трубачом. Но до сих пор так и не было ответа от полковника.

А всё направленное Жану Арутюновичу теперь уже с чистой совестью и ощущением выполненного долга, он отдал в полное использование дочери Екатерине, артистке и преподавателю танцев, имевшей некоторый выход на новых эстрадных певцов.

Но теперь приближалась Пасха. За два дня до неё, вечером в пятницу, Платон увидел дома крашеные яйца. Но Кеша по просьбе мамы сразу предупредил отца, что их и куличи пока есть нельзя!

Вот, оказывается, почему мне в последнее время очень хотелось яиц, но что-то незримое будто бы удерживало меня! – вдруг понял глава семьи.

В субботу неожиданно позвонил друг Александр.

У них с женой опять возникли проблемы, новые ссоры.

– "Ну, у моей совсем крыша поехала! Я думал, что у нас станет лучше после того стихотворения?! Поначалу, вроде так и намечалось. А потом, вообще у неё крышу снесло!" – совсем тоскливо начал Саша.

– "А что случилось-то?".

– "Да она против меня настоящую психологическую войну начала. Визжит, что меня никто не любит, не уважает, что я никому не нужен, и т. д. и т. п.".

– "Да она просто лишний раз убедилась в своём ничтожестве и в твоём величии! Вот и бесится в бессильной злобе и зависти!" – попробовал объяснить ситуацию Платон.

– "Я даже пошёл на некоторую хитрость, спросил конкретно. Но она уклонилась от ответа. Тогда я назвал имена её друзей, которых я сам недолюбливаю. Так она подтвердила, что им со мной не интересно, и я в их компании, как белая ворона!".

– "Санёк, вот и хорошо! У тебя теперь будет отличная причина к ним в гости больше не ездить!".

– "А-а! Да-а! Сошлюсь на её слова! Точно!"

– "Конечно! А ты ведь прекрасно знаешь, кто тебя всегда любит и уважает?! А Наташка, твоя, извини, просто мерзкая дрянь! Тебе надо всё-таки разводиться!".

– "Я думал об этом, но сына жалко! Он очень эмоционален, как и она!". И действительно, под влиянием постоянных скандалов родителей, их сын Сергей рос грубым и хамоватым. По характеру он был больше похож на мать, хотя умом и способностями был в отца.

– "Да не эмоциональны они, а просто распущены, невоспитанны! И не переживай ты так!

Единственное, что я могу пока тебе посоветовать, так это меньше общаться с нею, обдать её загадочным холодом безразличия.

Пусть ревнует, пугается. Тебе надо и реже дома бывать, попозже с работы возвращаться!" – развил мысль Платон.

– "Да, может быть?! Но, а как же моё творчество? Где я буду писать? На улице, что ли?!".

– "Да-а! Это вопрос! А знаешь что? Её поведение очень похоже на бесовское! Позвони-ка ты моей сестре Насте, она тебе многое об этом расскажет и может что-то посоветует!".

– "Она меня ещё и уродом называет!" – не унимался Александр.

– "Саш, брось! Все же знают, какой ты у нас красавец! Да-а! Такие оскорбления можно терпеть только от красавицы или умной женщины. Хотя умная такое бы и не сказала!".

– "С ней обсуждать что-либо, тем более спорить, бесполезно! Только начинаешь что-то объяснять, доказывать, как она сразу перебивает, переводит разговор на другое. И так галопом по Европам, нагадив везде!".

– "Она у тебя порхает прям, как бабочка… мандавошка!" – завершил разговор своим резюме Платон.

На том друзья и распрощались.

А Платон понял, что Наталья просто пинками под зад толкала теперь своего мужа к измене.

Наталья Михайловна Гаврилова воспитывалась в семье, где всегда верховодила мать – умная, деспотичная, но, в принципе, добрая, тактичная и отзывчивая женщина. А отец её исполнял роль домашнего клоуна, хоть и был генерал-майором. Он потому выше не дослужился, что жена вмешивалась в его дела, лезла не в свою епархию. По стопам матери невольно пошла и дочь.

Но Александр был не Михаил Васильевич, и не поддавался излому, что и стало в их семье главной проблемой.

Пока Платон размышлял о делах друга, подошла Ксения с вопросом.

Платон объяснил жене его суть. Та сокрушённо вздохнула:

– "Похоже, у неё не только либидо упало, но и блибидо тоже! А зеркало же не виновато, что рожа крива!" – внесла она в обсуждение своей двоюродной сестры и свою скромную лепту.

Хотя Ксения с Наталией одновременно и любили друг друга, как сёстры, но и недолюбливали, как подруги, фактически ими не являясь.

А уж тем более нельзя было назвать подругами хороших знакомых Ксению Кочет и Надежду Павлову, однажды вместе с сыновьями, съездившими в Санкт-Петербург.

Надежда всё ещё постоянно завидовала Ксении, особенно её внешнему виду.

И произошло это потому, что она почему-то поставила себя на одну доску с женой Платона. Надежда считала, что раз они ровесницы, обе кандидатки биологических наук, работают в одном НИИ, имеют сынов ровесников, то их вполне можно сравнивать по всем параметрам.

Её также коробило происхождение и место проживания конкурентки.

Зато она крайне гордилась тем, что всего добилась сама, своим трудом и умом, без помощи высокопоставленных родителей, без использования их связей и накоплений.

И ещё она завидовала Ксении, что её мужем был Платон, хотя её же муж Андрюсик, тоже закончивший МВТУ имени Н.Э. Баумана, был моложе, происходил из якобы знатного и всемирно известного рода, был также хорош собой, к тому же зарабатывал намного больше её подчинённого.

Неделя после Пасхи началась с утреннего появления, соскучившихся по Платону, голубей и воробьёв под окном. Кормилец, было, дёрнулся за кормом, но обнаружил отсутствие в холодильнике стеклянной плошки для хлебных крошек.

Ну, вот! Чтобы затруднить мне общение с моими пернатыми друзьями, Надежда ещё и умыкнула куда-то и их блюдце! – возмутился кормчий.

Зато вскоре подошедшая начальница сама по-хозяйски обильно непосредственно из пакета через форточку насыпала им семян льна, подтвердив тем самым опасения коллеги.

В среду дежурила Татьяна Леонидовна и сообщила всем, что её внучка Света теперь бредит дядей Платоном и ждёт его в гости. Тот решил сделать подарок четырёхлетней девчушке и сочинил для неё небольшую поэму:

Малышка по имени Света
Ко мне на работу зашла.
И лучиком солнечным света
На душу бальзам налила.

Пришла она к бабушке Тане
Проблемы семьи переждать.
Пришлось их решать её маме,
А Свете – её ожидать.

Глазёнки весёлой малышки
Блестели азартным огнём.
Вот повод хороший для книжки,
Чтоб вспомнить потом о былом.

Увидел я в ней человека,
Как вижу всегда и везде,
Спокон веков, с прошлого века,
Держа свои чувства в узде.

Общались мы с нею на равных,
В ответ откровенья ища.
Нашли много тем, причём славных,
Спокойно, слюной не брызжа.

Вдвоём занимались зарядкой.
Кормили мы с ней голубей.
И их удивлялись повадкой,
И даже знакомых людей.

Она рассказала о саде,
О детском, конечно, пока.
А я рассказал ей о БАДе,
Лишь чуть упрощая слова.

Набились друг другу в друзья мы,
Симпатию в сердце храня.
Я дедушкой стал её, как бы.
А внучкой – она для меня.

С корней она малых – москвичка.
И ей не присущ нигилизм.
Растёт в коллективе, не дичка.
В душе доброта, оптимизм.

И рад я знакомству со Светой.
Малышка в душе у меня.
Поэмой короткой, вот этой,
Я сам поднимаю себя.

Спокойней я стал за Россию!
Спокойней я стал за Москву!
Хотя я не верю в мессию,
Но верю я в Свету свою!

Вот есть же малышки на свете?!
В руках их России судьба,
И связь поколений! Я Свете
Светить предрекаю всегда!

Пройдут споро долгие годы.
Ты взрослою станешь когда,
Презрев все проблемы, невзгоды,
Сильней ощутишь ты себя.

Мой ангел на небе, хранитель,
Тебя защищая крылом,
Предстанет, как твой осенитель.
Ему поклонись ты челом.

Тогда зазвучат в душе строчки.
Стихом изольётся она:
На ветках набухшие почки,
Раскроется скоро листва.

Пиши! Я тебя заклинаю!
Пиши всё, что просит душа!
Я этим тебя вдохновляю!
На это толкаю тебя.

С годами накопится опыт.
И вширь распахнётся душа.
Умолкнет завистливых ропот.
Богема признает тебя.

Ты вспомнишь тогда о поэте,
Который тебя осенил, –
Прочтя снова строчки о Свете, –
И нитью незримой пленил.

Придёшь на могилу к поэту.
Возложишь к надгробью цветы.
И вспомнишь поэму ты эту.
Меня вдохновила ведь ты!

Да! Бывают же такие неожиданные встречи! – заключил поэт.

Тут же он вспомнил о годовой давности ещё более неожиданном зимнем визите к нему в подъезд бывшей жены Элеоноры, которая очень долго несла ему какую-то ахинею, главной мыслью которой были его положительные качества. Позже она вдобавок позвонила и Анастасии, поделившись и с нею:

– "Его мне просто Бог послал! Как потом оказалось, только он один и мог со мной справиться! Но я этого тогда не поняла, тем более не оценила!

У нас поначалу, как ты помнишь, первые четыре года ведь был просто идеальный брак! Я в счастье и благополучии купалась, как сыр в масле, и жила, как за каменной стеной, считай, как у Христа за пазухой!

Но захотела баба дура свободы и самостоятельности! Вот и получила разбитое корыто и отчаяние от упущенного счастья, вернее собственными руками уничтоженного! Так-то, вот!".

Тогда Платон, конечно, не знал, что этот год, его год, словно в подарок, готовит ему ещё немало новых и неожиданных приятных встреч.

А пока, сделав предобеденную лечебную зарядку, Платон вышел из цеха к себе в кабинет и услышал через закрытые двери обрывок возмущённой фразы Надежды Сергеевны:

– "Орёт ещё тут! На меня даже мой муж не орёт! А тут? Сопляк, какой-то! Я сейчас уйду, а вы как хотите тут!".

Затем через стену донёсся глухой голос Гудина, успокаивающего начальницу. Вскоре они с Алексеем прошли мимо Платона за коробками и уехали на задание.

Тут же к Платону явилась начальница с жалобой на Ляпунова, не выполнившего сразу её срочное задание, но зато громко и грубо огрызнувшегося на неё:

– "Я же сказал, сейчас!".

– "Надь! Мы же с тобой Козероги! И люди пользуются нашей добротой, думая, что это наша слабость! И когда они чувствуют строгость, или даже получат от нас нагоняй, то сразу возмущаются! Избаловала ты его. Он и думает, что незаменимый!" – успокаивал её Платон.

А та рассказала о Лёшке и его проказах более подробно, особенно подчеркнув высказывания его отца последней бывшей жене Светлане:

– "Свет! Я теперь тебя понял и полностью на твоей стороне! И я очень жалею, что вырастил такое ничтожество, как мой сын!".

А понять обиду отца можно было вполне. Ведь именно Алексей скрутил своего буйного предка для передачи его в дурдом.

И все эти жалобы начальницы на Ляпунова-младшего сопровождались необычными, ранее Платоном невиданными, гримасами.

А он давно обратил внимание, что злому женскому лицу и косметика не помогает. Более того, она ещё и усугубляет ситуацию, придавая этому лицу некоторую зловещую раскраску.

Может именно ещё и поэтому Платон не стал поддерживать давно надоевшие ему перманентные темы, и Надежда вскоре отстала.

Единственное, что вслух заметил философ, была его фраза о правильной и мудрой в этот момент позиции Гудина, пытавшегося смягчить конфликт.

На что недалёкая в этом вопросе начальница возразила, что напрасно Платон ранее плохо думал о Гудине, тот ведь не дурак, раз дал образование сыновьям и купил им машины.

Платон не стал доказывать дурочке, что к образованию своих детей тот не имеет никакого отношения, так как оно было бесплатным. Да и кормили его детей в этот период их матери, а не он, бегавший за другими юбками, что покороче. А машины, вообще, те купили сами, когда стали работать и зарабатывать.

Раз хочет лицемер так думать, пусть думает! – решил он.

– "Что-то ты давно о Гаврилыче ничего не рассказывал? Совсем не говоришь о нём?!" – неожиданно дома вернулась к давней теме Ксения.

– "А что о нём говорить-то? Он теперь для меня, как спущенные в унитаз фекалии! Хоть пока и осталось ощущение остаточной вони, зато теперь появилось и чувство облегчения!" – недовольно съязвил Платон.

А его дальнейшие беседы с Надеждой по-прежнему сводились лишь к слушанию достижений народного хозяйства семьи Радзиховичей, особенно её гордости и надежды – самого младшего и самого способного – Алексея.

Платон даже подумал: Надежда всегда себя чувствует хорошо, потому, что крепко спит, ничего не зная о коллегах, вернее ничего не слушая из их рассказов, всегда перебивая и заминая их. В своих рассказах она так любила приукрасить, что обыкновенные обыденные события приобретали у неё гиперболизированное состояние, даже фантастическую окраску.

В субботу восемнадцатого апреля Платон открыл новый дачный сезон. Выйдя в Загорново на платформу, он вскоре услышал за своей спиной:

– "Молодой человек!.. идёт и нас не узнаёт!".

Голос был похож на голос Алексея Грендаля. Платон сразу вспомнил, что только что краем глаза заметил выходящих на платформу впереди него мужчину и женщину, но не посмотрел на них, к тому же он был без очков.

Платон не терпел амикошонства и пошёл дальше, ускоряя шаг.

Новых окриков, тем более по имени, не последовало. Знать Алексей вовремя осёкся, вспомнив, что виноват перед своим бывшим товарищем, и говорить им теперь было особо и не о чем.

Через несколько минут до его уха донёсся, забытый с детства паровозный гудок. И уже через секунды красивый, чёрный, блестящий, пышущий паром раритет проследовал мимо Платона. А у переезда автомобилисты приветствовали его появление какофонией звуковых сигналов. Тот ответил им своим коронным, заметно хрипящим: Уа-а-а!

Да! Приятно его видеть теперь! Наверно перебрасывают из Москвы на место постоянного хранения в качестве памятника – решил про себя, заметно повеселевший Платон.

Как человек, воспитанный в советское время, как добропорядочный гражданин, Платон привык сначала делать общественно полезное дело, а потом уже работать на себя, семью.

Вот и первый день нового сезона он, как всегда, начал с уборки сухих листьев с общей проезжей части перед забором своего участка.

К обеду, заканчивая расчистку подшефной территории, он увидел, чуть ли не выскочившего из-за угла центрального перекрёстка, Александра Алексеевича Алёшкина – ответственного за их улицу от Правления их садоводческого товарищества. За ним спешил незнакомый мужчина средних лет.

Не успев ответить на приветствие Платона, Александр неожиданно отчубучил:

– "Ты тут сопли жуёшь, а там пожар!".

– "А я ничего не видел и не слышал!".

– "А вон за домом напротив тебя помойка горит!".

Зайдя на соседний участок, ответственное лицо с помощником проследовали на чужую территорию до уровня горевшей помойки. Но пожар, оказывается, уже потушил бригадир строителей Николай, перемахнувший через задний забор участка Ларисы и Евгения.

Пока Александр наводил порядок, читая нотации о противопожарной безопасности соседской молодёжи, Платон подумал:

– "Во, хам! Никогда ранее за ним это не водилось. Видимо он красовался перед тем самым примкнувшим к нему мужчиной?! А тот хихикнул".

Поэтому на обратном пути Платон взял некоторый реванш:

– "Ну, как? Всё сгорело?!" – вызвал он смешок, понявшего иронию мужчины.

– "Да! Николай всё потушил сам!" – несколько озадаченно ответил Александр.

– "А я думал, ты весь его обоссал от страху!?" – добил того Платон.

И, как всегда в апреле, наши добивали фашистов. По телевизору ко Дню Победы мелькали семнадцать мгновений весны, где главный герой Исаев – Штирлиц по умыслу сценариста или режиссёра – женщины, почему-то с завидным постоянством утверждал, что запоминается последнее.

Платон был с этим категорически не согласен. Ибо его мужской ум запоминал, как раз первое, как самое важное. И в этом он убеждался не раз.

Поэтому он стремился все дела и вопросы делать и решать сразу и до конца, не оставляя мелочёвку на потом, освобождая путь новым, более важным делам и вопросам.

В конце апреля к Алексею Ляпунову в гости приехала семья французов, с которой он познакомился прошлым летом на отдыхе в Тунисе. Но общались они друг с другом на английском.

Алексей, по мнению Надежды Сергеевны, хотел как можно лучше преподнести себя. Поэтому он завёз тех ненадолго и к себе на работу, якобы с целью срочности дела.

Платон был готов в случае необходимости прийти на помощь в качестве переводчика. Он даже вспомнил и заготовил несколько ходовых выражений.

Но приглашения так и не последовало. Сам лезть на подиум он не стал.

Его коллеги или не знали, что Платон говорит по-французски, или забыли про это.

Но скорее всего, забыли его самого.

Алексей – в силу чванливости и занятости, Гаврилыч – в силу неполноценности и вредности, а Надежда – в силу глупости и невоспитанности.

В последний рабочий день апреля она пожаловалась Платону на Алексея, что тот хотел показать гостям и своих двоих детей от последнего брака, но Света не дала:

– "Алексей! Я не хочу, чтобы мои дети выступали в качестве игрушек для твоих гостей! Поезжай к своим родителям и показывай их!" – отшила она эгоистичного лицемера.

Сухой и тёплый апрель продолжился и в майские праздники.

Но эти майские праздники на этот раз для Платона прошли на редкость буднично. Никаких развлечений, лишь работа в дачном саду, да вечернее боление за сборную России по хоккею. И ещё радость от второй подряд победы футбольного "Динамо" над "Спартаком".

Зато лягушачий брачный концерт в этом году состоялся лишь 2 мая, почти на три недели позже, чем в прошлом году, когда Платон впервые так рано, 12 апреля, открыл дачный сезон.

Накануне Дня Победы, как и накануне 1 мая, никаких праздничных застолий в ООО "Де-ка" и за его пределами не было.

Надежда Сергеевна лишь ограничилась маленькими денежными премиями своим коллегам, которые и этому были рады.

Назад Дальше