Кич! Настоящий кич! – решил Платон, но вынужденно подчинился общим культурным веяниям в ООО "Де-ка", поставив свой автограф в самом нижнем углу открытки.
– "Опять от тебя щами разит, Платон!" – попыталась взять у него реванш, за уличение им её в безвкусице, Надежда.
– "Так мне, наверно, после обеда надо проветриваться, хотя бы прогуливаться по бульвару!" – съязвил тот.
– "Нет, нет! Приходи на работу!" – поспешила изменить свою точку зрения, испугавшаяся потерь рабочего времени, начальница.
То-то! – промолчал Платон.
Но Надежда не унималась. Позже она попросила подчинённого:
– "Платон, иди, посмотри, на вахте забрали ли четыре бутылки с маслом для Жанны!?".
Платон нехотя выполнил задание, спросив об этом дежурившую вахтёршу – курилку Татьяну Васильевну.
– "Нет! Ничего нет!" – ответила та.
– "Надь, ничего нет! Наверно забрали у же?".
– "Как забрали? Она сейчас звонит мне!" – удивилась Надежда Сергеевна, бесцеремонно вламываясь в коморку к дежурной.
– "Ну, вот же оно!" – обрадовалась она уличению подчинённого.
– "А мне Татьяна сказала, что нет! Так что претензии все к ней!" – перевёл Платон стрелку.
Следующий раз мне надо цитировать неверных! – про себя решил он.
А после бассейна в этот же понедельник, вечером, у Платона опять сильно заболело горло.
Два дня он безвылазно просидел дома и не попал на день рождения Ноны.
Но, когда он в четверг утром вышел на работу, то увидел… лето!
К тому же к середине недели распогодилось.
Однако ещё утром 27 мая ему позвонили домой из Социальной защиты и сообщили, что медаль "В.Н. Челомея", полученная им в 1987 году от Федерации космонавтики СССР, не может быть приравнена к ведомственной.
Ибо ФК – это всё-таки общественная организация, а ведомством является Федеральное космическое агентство РФ (РОСКОСМОС). Так что его ветеранство в труде опять не состоялось.
Конечно, мудаков в Думу понабрали и хотите, чтоб они Вам законы хорошие писали! Сами-то они наверняка друг друга наградят, даже, если и трудового стажа почти нет! А тут? Всю жизнь проработал!?
Редко у кого в шестьдесят лет трудовой стаж более сорока двух лет!
Да и поощрений куча: грамоты, благодарности, медали, удостоверение "Почётный ветеран предприятия". Вот и медаль Челомея Федерации космонавтики СССР не потянула на гос. награду.
Челомей, создавший две трети ракетного потенциала СССР, получается, не так уважаем, как Королёв, и даже, вытащивший счастливый жребий Гагарин, на чьём месте мог оказаться другой!
Ну, ладно! Хрен с ними, с мудаками, пусть подавятся своими льготами! А нам всё равно надо работать! – рассуждал незаслуженно обиженный глупым государством.
День Пограничника в четверг встретил Платона не только солнечным светом и теплом, но и специфическим запахом раннелетней Москвы.
В трамвае к памятнику Пограничникам Отечества, располагавшемуся в сквере между Институтом питания РАМН и высоткой на Котельнической, уже подъезжал самый первый из них – древний дед в пограничной форме, весь в орденах и медалях.
В приличном расположении духа Платон прибыл на работу.
Вскоре к нему зашла Нона, сразу угостив маленькой шоколадкой.
Платон ответил ей своим стихотворением, вложенным в открытку с изображением красивых цветов, всё-таки купленной Надеждой после его критики.
По её просьбе автор в виде древнерусского "плача" сам зачитал его:
Ты коллега лишь, даже не сестра.
Но, как человек, ты мне дорога!
Эту песню одной я тебе пою.
И стихи свои я тебе дарю!Вот такая видно у тебя судьба?!
Ты красой пленяла многие сердца.
Плод Кубанских вольных ты степей.
И русалка тёплых двух морей.Но судьба тебя на Север занесла.
Плод любви – парней двух ты родила.
И теперь с надеждой, Нона, внуков ждёшь.
С ними счастье, молодость обретёшь!P.S.
Ведь не только в сорок пять
Баба – ягодка опять!
Ты пленяешь всех красой.
Для всех будешь дорогой!И глаза твои – маслины.
На губах – всё вкус малины.
Много здесь сказать не смог,
Лишь отмечу длину ног!С днём рожденья поздравляю!
Нона, я тебе желаю:
Счастья, радости, любви,
И дарили чтоб цветы!
Ноне стихотворение понравилось. Не обошлось и без тоже подзабытого, дружеского, короткого и сухого поцелуя в губы.
Через несколько минут состоялось новое, короткое празднование дня рождения Ноны Петровны Барсуковой. Кроме именинницы и Платона естественно были Надежда с Гудиным, а также дежурившая в этот день вахтёрша Татьяна Леонидовна. Налили красного сухого, закусывая шоколадными конфетами.
И Платон естественно первым произнёс тост:
– "И пусть я поднимаю не по событию простую чашку, но поздравляю тебя с днём рождения, и желаю тебе, чтоб маслины всегда были сухими, чистыми и блестели, блестели, блестели! За тебя, Нон!".
Под стать тосту была и погода на улице.
Начало лета в конце мая привело Платона к мысли, что эти последние выходные весны нужно ехать на дачу с ночёвкой. Так они с Ксенией и поступили.
К своему ужасу садовод обнаружил, что все места, прокошенные им в прошлые выходные, вновь покрылись одуванчиками, хотя, конечно не так густо.
И всю субботу он косил не только новые места, но и старые. С азарта Платон умудрился прокосить весь участок за один день. Правда досталось и некоторым неповинным кустам чёрной смородины и малины.
Но уже на следующий день, в воскресенье, он к своему удивлению, которому не было предела, увидел, что эти золотоголовые вылезли даже там, где он косил ещё вчера?!
Платон снова взялся за триммер. Но на этот раз он начал выкашивать ненавистное племя яростнее, направляя леску к земле под самый корень, под сердцевину злополучных растений, ожесточённо сравнивая их с землёй.
А за обедом на даче уже Ксения была в необычайном ударе. Сначала она, привстав зачем-то со своего места, задела округлостями грудной клетки, выпирающую за край стола тарелку с грибным супом, заправленным майонезом, чуть не опрокинув её.
Потом, выпивая через край тарелки остатки супа, она так рьяно подняла руку, что тарелка оказалась у неё на голове.
– "Ну, ты, мать, и даёшь со своими манерами! У тебя соски в супе, а волосы в майонезе!?" – под совместный хохот заключил муж.
Природа, оказывается, отдыхает не только на детях гениев, но и на детях интеллигенции! – решил тогда хохочущий наблюдательный писатель.
Оправдывая свой хохот, Платон опередил острую на язык жену:
– "А ты покажи ему пальчик, он и засмеётся!".
– "Особенно твой!" – быстро нашлась она, входя в тему и иллюстрируя сказанное своим согнутым пальцем.
– "А-а-а! А я-то поначалу подумал, что другой!" – подыграл то ли жене, то ли себе озабоченный Платон.
Ведь ещё утром он спросил свою соседку с тыла Татьяну об её гостьях – о вдовах двух её Сергеев, сына и двоюродного племянника:
– "Что-то твоих девчонок не видно? Спят, наверно ещё, и эротические сны досматривают?!" – проговорился тогда он.
Но Татьяна в этот момент отвлеклась на окрик своей соседки Лены, бесцеремонно перебившей беседующих.
Закадычные соседки по даче Таня и Лена при встрече всегда сюсюкались и пели друг другу дифирамбы, а за глаза потом, плачась Платону, критиковали и поносили друг друга, обвиняя чуть ли не во всех тяжких, как настоящие… заклятые подруги.
Странная у баб дружба? Всё-таки они подлые твари! Они не могут дружить долго, искренне и бескорыстно! – подумал как-то Платон.
Вот, например, музыкантша Лена, иногда читавшая и критиковавшая стихи Платона, из которых ей нравились лишь отдельные строфы и строчки, как-то раз проговорилась ему, что выписывает их в свою тетрадь.
Стало быть, ворует!? – пронеслось тогда опасливое в мозгу поэта.
Так, глядишь, слижет сливок, соединит их и выдаст за свои стихи! – продолжил он обоснованное опасение.
Да! Баб надо опасаться! Причём всех! – сделал вывод философ.
В понедельник началось и календарное лето.
Платон, верный несколько лет назад заведённому принципу, дорожил теперь каждым его деньком.
– "Мне тут один дедок по телефону голосом Левитана наговорил столько реферамбов!" – поделилась Надежда детской радостью с Платоном в Международный день защиты детей.
– "Чего наговорил?!" – переспросил он на всякий случай, вдруг кандидат биохимических наук оговорилась?
Но нет!
– "Реферамбов!" – уверенно повторила руководительница коллектива, где все имели высшее образование, а половина были ещё и кандидатами наук, но, конечно, не филологических.
Да! Великий и могучий всё же нуждается в защите! – решил писатель.
Позже Платон услышал уже за стеной очередной восторженный рассказ Надежды Сергеевны, и, как всегда, громкие поощрительные высказывания Ивана Гавриловича.
Да! Прям, кукушка и соловей… разбойник! – решил поэт.
Но он несколько ошибся. После обеда, выйдя по надобности в коридор, он увидел, как навстречу ему идёт весёлый клоун Гудин.
В широких, клетчатых, летних брюках он смешно семенил, слишком широко разводя носки ботинок, словно Чарли Чаплин. При этом забавно выпятив вперёд нижнюю челюсть, видимо очень стараясь, и выставив точно по курсу единственный зрячий глаз. Он весело помахивал большим пакетом с дармовыми яствами, купленными на деньги дрессировщицы Павловой только для них двоих.
Но особенно Ивана Гавриловича радовало то, что Платон уже пообедал за свой счёт, и дармовой еды ему теперь не полагается!
– "Ну, что? Пожрал!?" – язвительно и гордо не сдержался Гудин, покачивая увесистым пакетом.
– "Сочувствую тебе!" – ответил Кочет.
– "А что так?" – насторожился тот.
– "А то, что тебе всё время приходиться жрать и обжираться дармовщиной, что тебе дадут! А я же только ем, причём своё, что хочу!".
– "Плато-о-он! Подь сюда!" – неожиданно воплем Надежды разрезало коридорную тишину.
Заведённый Платон вошёл вслед за Гудиным к начальнице и, увидев смущённые лица посетителей, нарочито спокойно спросил:
– "Ты чего орёшь-то?! Я уж подумал, у тебя корова отелилась, и ты зовёшь меня отёл принимать!" – намекнул он гостям на трудное детство хамки.
А та дала ему, как уже пообедавшему, задание на выдачу заказа.
Возвращаясь, Платон услышал замечание заклятой подруги многих своему верному псу Гудину:
– "Иван Гаврилович! А почему Вы так тепло оделись? Ведь жара!".
– "Пар костей не ломит!" – выдал довольный заботой тривиальное, как большой секрет.
– "Он их ломает!" – разочаровал того, не сдержавшийся Платон.
И летние дни побежали один за другим. Только и успевай, непонятно куда и зачем. Его первая декада выдалась в меру жаркой.
И на работе тоже была запарка. Платону надо было наклеить этикетки как можно на большее количество банок, с запасом, чтобы спокойно уйти в отпуск. Он и старался во всю, боясь быть потом не вовремя отозванным из него. А перед отпуском ему хотелось починить машину, пройти техосмотр и перевезти на дачу кошек. Удалось только последнее. А вместе с кошками и их хозяин теперь вынужден был переехать на постоянное житьё на природу.
С машиной пришлось опять повременить. Все вечера Платон теперь ездил за город, и заниматься ремонтом Волги времени не было совсем.
Глава 5. Заветное
Многие люди осенью сожалеют об ушедшем лете, а зимой уже ждут его.
Весной же они ждут лето с нетерпением. Но, как только оно почему-то неожиданно приходит, начинают безжалостно транжирить его золотые денёчки.
Платон давно понял это, и знал, что к лету надо готовиться заранее. А как только оно наступит, интенсивно проживать его горячие деньки. Поэтому к этому сезону, особенно к своему отпуску, он подошёл во всеоружии.
В первый отпускной день, в понедельник 15-го июня, Платон утром вернулся с дачи в Москву, и сразу приступил к завершению срочных, неотложных городских дел.
Подготовив вещи на дачу, он удачно съездил в гараж, осуществив грубую очистку генеральской конюшни от крупногабаритного и ненужного металлолома. Завершив избавление от остатков металла, брошенных к контейнеру, он получил неожиданное замечание от охранника Владимира, что, мол, слишком много мусора от одного человека.
Но успокоил того:
– "Да это последний заход! Жалко только старый двигатель не могу вытащить!".
Не успел Платон из одного бокса в другой перегнать с трудом в этот раз заведшуюся Волгу, как появился всё тот же Владимир с незнакомым молодым мужчиной, который предложил сразу же забрать двигатель.
Втроём выволокли его из дальнего угла гаража на улицу. А через несколько минут двигатель был уже вывезен не тележке прочь.
Все участники мероприятия были довольны результатом.
Владимир – порядком и дополнительным заработком за "наводку".
Платон – полной и окончательной очисткой гаража от ненужного крупного металлолома и хлама.
Незнакомец – задаром доставшимся ему двигателем для его авто поделок.
Так что Платон быстро обернулся и был дома к обеду.
Позвонил в "Новый мир", получив отказ на печатание в журнале одной из глав его прозы. Ранее возбуждённые женщины-редакторы из других журналов просто фыркали на его вопросы, а мужчина из "Нового мира" был лаконичней:
– "Нам такая тематика не подходит!".
В отличие от этого, также отказ печатать его стихи в журналах "Дружба народов", "Москва" и "Новый мир" не удивил Платона. Однако, в отличие от редакторов отделов поэзии женщин, в последнем журнале ему весьма доброжелательно ответил мужчина, попросив в октябре всё же прислать очередные новые стихотворения.
Зато Платон удачно съездил в АКБ "Славия" по их приглашению для улаживания вопроса выплаты ему давнего долга.
А завершился день получением в РАО Свидетельства об авторском праве на очередную часть его романа.
В хорошем расположении духа, несмотря на дурное настроение жены, он отправился с кошкой Мусей на дачу в отпуск.
Другие кошки, отвезённые на природу Платоном ранее, приняли свою старшую гостеприимно. Особенно старался котёнок Тимоша. Он вообще уже полностью освоился и бегал с Соней по участку, часто забираясь на деревья.
В сумраке вечера было интересно издали наблюдать, как за белым пушистым комком вприпрыжку несутся по паре белых носочков и гольфиков. В общем, кошки приняли доброго, весёлого и энергичного котёнка в свою стаю.
На следующее утро, вдоволь отоспавшись на даче в первую отпускную ночь, Платон сел на крыльцо побриться. Как только его электробритва зажужжала, неожиданно проявился и заспавшийся на утренней заре соловей.
Платон поначалу и не понял, что это за звук. Тот был громок, резок, и, что не характерно для соловья, монотонен.
Певец весны и лета видимо пытался подражать, а скорее всего, перепеть невиданного соперника. Соревнование живой природы и механизма продолжалось, пока не победила природа.
Ибо, соловьи никогда и никому не отдают первенства, пытаясь перепеть любой ими слышимый звук.
Накормив кошек, приступил к завтраку и хозяин.
А те, насытившиеся и разморённые свежим воздухом и диванной негой пока не шли на улицу, а улеглись немного подремать, с полузакрытыми глазами вытягивая лапки и выпуская когти.
– "Ти-и-ша! Зачем ты когтями диван рвёшь? Большой кот, а без гармони!" – послышалось зычное от хозяина.
Выспавшись, кошки одна за другой вышли на тоже окончательно проснувшуюся природу, разбредшись по саду-огороду. Они быстро освоились на новом старом месте, но ходили поначалу исключительно по дорожкам. Вскоре Платон из своих наблюдений заключил, что его кошки, при проходе по главной дорожке его участка, придерживаются правой стороны и исполняют другие правила дорожного движения.
И только самый маленький, по вредности или из-за неопытности, при обгоне Платона слева всегда норовил подрезать хозяина, тем самым обращая его внимание на себя и заигрывая с ним.
Он быстро рос и набирался навыков. Более того, он оказался очень изобретательным и кое-чему сам научил старших кошек. И в итоге, новый котёнок индиго, которого Платон назвал Тимошей, постепенно построил всех трёх кошек, уверенно захватив лидерство. А Платону и так, естественно, приходилось уделять ему больше внимания, чем остальным.
– "Ну, что, Тимоха! Давай салат есть!" – обратился хозяин к сидевшему во время обеда у него на коленях котёнку.
Тот подтвердил желание хозяина:
– "Ур-р!".
– "Да нет! Я это сказал иносказательно. Я буду есть, а ты – смотреть!".
Тимоша всё время высовывал любопытную мордочку на стол, пытаясь высмотреть, а чем же питается сам хозяин. Но безуспешно. Всякий раз лапа хозяина ставила котёнку перед его крепким лбом заслон. Затем она переходила к ласкам и поглаживаниям, на что тот отвечал безостановочным урчанием.
Но хитрец Тимошка периодически перебирался на другую коленку хозяина, и в обход той самой вредной руки всё же лез на стол.
Вечером Платон с кошками расположились на крылечке, созерцая красоту своих владений, слушая трели соловья, и внюхиваясь в пьянящий тёпло-влажный, по-летнему вкусный, многоароматный тёплый воздух.
На следующий вечер они решили повторить своё упражнение. Но соловей почему-то, где-то задерживался. И, несмотря на усиленные звуковые провокации Платона, он так и не откликнулся.
Наверно, улетел по делам! – решил человек.
Однако потуги хозяина оказались не напрасны. Все кошки встрепенулись, ища птицу на крыльце и под ним, изумлённо озираясь по сторонам и с подозрением поглядывая на Платона. Они поочерёдно заглянули даже под ступени крыльца. Соня даже подошла вплотную и заглянула ему, чуть ли не в рот, ища в этом дупле заливистую птицу.
А хозяин продолжал изощряться на все лады.
А мудрая Муся встала рядом с Платоном, словно с укоризной заглядывая в его глаза.
И только самый молодой, котёнок Тимоша, пока по незнанию, никак себя особо не проявлял. Он, безусловно, скрасил одинокое пребывание Платона на даче в двухнедельном отпуске.
И вообще, Платон обратил внимание, что он всё чаще и дольше находился в одиночестве. Дети в гости приезжали редко, самый младший, Иннокентий, постоянно был занят работой, учёбой и Кирой. Коллеги по работе, с которыми, правда, он и не жаждал общения, сидели отдельно от него. Даже его короткий отпуск не совпадал с отпуском жены.
Поэтому иногда Платон стал вслух разговаривать с самим собой.