- Я полагал, что тебя аббатиса не тронет. Зачем ты ей нужен после исчезновения Филиппы? Должен признать, я ошибся. Она возложила на тебя ответственность за бегство Филиппы, а наш мастер, ее любовник, заявил, что ты злоумышляешь против него. Через несколько дней Уилсон был мертв, обгорел до смерти в собственной комнате, а ты очень кстати подоспел туда первым. Сестра Имельда рассказала мне, что случайно оказалась рядом, когда аббатиса обсуждала с Генри Оливером, как подослали нанятых головорезов убить тебя. Аббатиса была в ярости, что твой зять так вовремя проходил мимо. В довершение всего деньги, которые она заплатила убийце, были украдены! Она отправила Элиаса Оливера забрать их у убитого; он нашел тело, но кошелька при нем не оказалось.
Бартоломью заскрежетал зубами, пытаясь обуздать ярость пополам с облегчением, наполнившим его. Если бы предупреждение, которое было поручено передать кузнецу, оказалось более внятным, некоторых событий не произошло бы. Филиппа подошла и встала рядом с ним.
- Несколько часов назад приехал сын Хью Стэплтона и рассказал, что аббатиса мертва, - сказала она. - Очевидно, Генри Оливер заболел в монастыре и заразил ее. Мы немедленно отправились к сестре Имельде и узнали правду. И первым же делом пошли к тебе.
Бартоломью глубоко вздохнул и поднял глаза к потолку, чувствуя, как силы покидают его. Он упал обратно в кресло и попытался разложить по полочкам услышанное. Посмотрел на Филиппу - лицо ее было мертвенно-бледным. Потом бросил оценивающий взгляд на Абиньи. Можно ли верить этой истории? У Генри Оливера определенно была чума, и он вполне мог заразить ей свою драгоценную тетушку. По словам Генри, Уилсон считал, что Бартоломью намеревается убить его. Да и суть истории совпадала с известными фактами. Но не скрывалось ли за этим что-нибудь еще? Можно ли доверять объяснениям Абиньи? Может ли он быть уверен, что они не связаны как-то с университетским заговором и убийством его друзей? Бартоломью казалось, что Абиньи неспроста укрылся в доме Хью Стэплтона - покойного принципала пансиона Бенета, где так недавно Бартоломью стал свидетелем того, как его собственные родственники обсуждают его убийство.
За окнами забрезжил рассвет. Филиппа поднялась.
- Похоже, произошло недоразумение, - спокойно сказала она, переводя взгляд с Бартоломью на Абиньи, - и мне жаль, что пострадали люди. Но мне не жаль, что я осталась жива, и я сомневаюсь, что мне бы это удалось, если бы Жиль вел себя иначе. - Она обернулась к брату. - Я никогда не прощу тебе то, что ты обманул меня, хотя и понимаю, что ты действовал из лучших побуждений.
Она бросилась прочь из кухни, прежде чем Бартоломью успел что-либо ответить. Брат рванулся за ней, и со двора донесся его голос: он пытался образумить сестру. В душе у Бартоломью бушевала настоящая буря - гнев, горе, обида, облегчение. Все зашло слишком далеко. Многие недели он терзался беспокойством за Филиппу и испытал много душевных мук, не желая подвергнуть опасности своих родных, когда ему было необходимо кому-то довериться. Теперь же в течение нескольких часов его вера в родных и в Филиппу пошатнулась. Мало-помалу, по мере того как он осмысливал все услышанное, его смятение оборачивалось холодным гневом. Он решительно поднялся и протянул руку к плащу. Кинрик наблюдал за хозяином с тревогой.
- Я иду к Освальду, - сказал Бартоломью. - Быть может, там я узнаю правду.
- Нет! - сорвался со своего места маленький валлиец. - Не делайте глупостей из-за того, что вас расстроила женщина. Вы же знаете, что сэр Освальд причастен к этому. Чего вы добьетесь стычкой с ним?
На лице Бартоломью заиграла свирепая улыбка, от которой Кинрик попятился.
- Стычка - единственный способ вернуть себе покой. Это гнусное дело лишило меня друзей, родных, а теперь, похоже, и всего того, что было у нас с Филиппой.
Он круто развернулся и вышел, оставив слугу ломать голову над тем, что же ему делать.
* * *
Зевающий подмастерье отворил ворота городской конторы Стэнмора. Он сообщил, что все еще спят, и предложил гостю подождать на кухне. Бартоломью и ухом не повел и направился в каминную. Эта просторная комната, расположенная за залом на втором этаже, служила Стэнмору кабинетом, где хранились все его записи о купле и продаже, а также мелкая наличность. Как Бартоломью и ожидал, дверь оказалась заперта, но он знал, что запасной ключ хранится в потайном кармашке за одним из гобеленов, которыми задрапирована стена зала. Он отыскал его, отпер дверь и вошел.
Стэнмор был крайне скрупулезен в ведении дел, и записи обо всех сделках аккуратно хранились в пронумерованных свитках на полках. Бартоломью принялся проглядывать их, одни кидая на пол, другие сваливая на столе. Он и сам не знал точно, что ищет, но врач успел изучить зятя достаточно хорошо, чтобы быть уверенным - если тот вел какие-то дела с людьми из университета, о них должны остаться записи.
- Мэтт! Что ты делаешь?
На пороге стоял Стивен Стэнмор в ночной рубахе. Наверное, подмастерье разбудил хозяина и сказал, что его ждут. Бартоломью не обратил на него никакого внимания и продолжил обыск. Он обнаружил, что два года назад пансион Бенета приобрел у Стэнмора партию одеял, за которые расплатился не скупясь. Стивен некоторое время смотрел на него, затем исчез. Вернулся он вместе с Освальдом Стэнмором, а следом показался заспанный Ричард - впрочем, весь сон слетел с юноши, едва он увидел, что его дядя переворачивает вверх дном отцовский кабинет. Должно быть, они решили не возвращаться в Трампингтон по темноте и остались ночевать у Стивена.
- Мэтт? - изумился старший Стэнмор. - Что тебе нужно? Может быть, я могу тебе помочь?
Бартоломью помахал свитком у него перед носом.
- Я ищу записи о делишках, которые ты крутишь с людьми из пансиона Бенета, - проскрежетал он. - Улики, которые доказывают, что ты причастен к убийству моих друзей и коллег.
Стивен побелел, а Ричард разинул рот. Стэнмор шагнул к нему.
- Мэтт! О чем ты?
Бартоломью сверкнул глазами.
- Довольно лжи! Где они, Освальд? Где документы, в которых написано, за сколько ты продался?
Стэнмор остановился как вкопанный, и на его лице забрезжило понимание.
- Я не знаю, о чем ты, - проговорил он, но голосу его недоставало убедительности.
Бартоломью угрожающе двинулся на него.
- Позапрошлой ночью я подумал, что ты подоспел мне на выручку очень вовремя! Ты знал о нападении, потому что твои сообщники из пансиона Бенета готовили его вместе с аббатисой монастыря Святой Радегунды! Зачем же ты утруждал себя, Освальд? Или совесть не позволяет убивать родственников?
Дверь распахнулась, и на пороге вырос Хью с арбалетом наперевес. Он увидел, что Бартоломью угрожающе надвигается на хозяина, чернее тучи от гнева, и без колебаний спустил тетиву. В тот же миг Ричард закричал, а Стэнмор бросился вперед и толкнул управляющего, так что стрела, не причинив никакого вреда, впилась в потолок. Хью принялся перезаряжать арбалет, пока Бартоломью потрясенно хлопал глазами. Он знал управляющего с самого детства, и все же тот без размышлений выстрелил в него. Неужели чума и университетский заговор так изменили их жизни?
- Не надо, Хью, - сказал Стэнмор, пытаясь сделать вид, что владеет положением. - Пожалуйста, оставь нас.
Хью явно собирался возразить, но Стивен грубо взял его за плечо, вытолкал из комнаты и закрыл дверь. Ричард не сводил глаз со стрелы, которая засела в деревянном потолке и все еще дрожала. Стэнмор утратил свою обычную уверенную манеру держаться и упал в кресло, а Ричард со Стивеном подошли и встали за спинкой. Бартоломью внезапно обратил внимание на сходство этих троих. Освальд и Стивен всегда были на одно лицо, а Ричард походил на более молодую их копию, без седеющей бороды.
Не сводя взгляда со Стэнмора, сидевшего в кресле повесив голову, Бартоломью осторожно отступил в другой конец комнаты, откуда мог видеть всех троих сразу.
Молчание нарушил Ричард.
- Ты ошибаешься, - сказал он прерывающимся голосом. - Отец никогда не позволил бы им причинить тебе зло. Он всегда твердо давал им это понять.
Стэнмор, похоже, взял себя в руки. Он сделал шурину знак сесть рядом с ним. Бартоломью отказался и ждал стоя, напряженный и настороженный. Стэнмор глубоко вздохнул и заговорил, временами так тихо, что Бартоломью приходилось напрягать слух, чтобы расслышать.
- Все началось примерно год назад, - сказал он. - Тебе известно, что я содержу в городе собственную сеть осведомителей? В общем, до меня дошли сведения, что оксфордцы предприняли некоторые шаги, чтобы ослабить здешний университет, но я решил, что это просто заевшиеся ученые от безделья маются дурью. Может быть, так оно и начиналось, но за год положение, похоже, стало более серьезным. Пошли разнообразные слухи о шпионах, тайных посланиях и прочем в том же духе. Потом начали умирать люди: те двое, что отравились устрицами, потом мастер Кингз-холла, всего трое. В общем, стало ясно, что зреет какой-то заговор, который должен нанести удар по университету через самых его влиятельных членов - профессоров и мастеров колледжей.
Он умолк и принялся разглядывать свои ногти. Бартоломью нетерпеливо ждал.
- Прошлой весной ко мне пришел Барвелл и сказал, что пансионы основали секретный комитет для расследования этого вопроса. Смерти в колледжах продолжались, и в пансионах предполагали, что колледжи кишат шпионами Оксфорда. Представители пансионов считали, что Оксфорд своими нападками на колледжи может вынудить возможных жертвователей - например, епископа Нориджского и Эдмунда Гонвиля - отказать Кембриджу в деньгах, когда у них создастся впечатление, будто колледжи погрязли в скверне. В группу представителей пансионов не входило ни одного человека из колледжей, потому что они не знали, кто честный человек, а кто шпион. Понимаешь?
Бартоломью тревожно кивнул.
- Представители пансионов решили также принять некоторых заслуживающих доверия горожан. Пансионы бедны, в отличие от колледжей, которые существуют на пожертвования и пользуются поддержкой короля, а чтобы организовать сеть шпионов, нужны деньги. Меня вместе с еще пятерыми купцами включили в группу потому, что мы ведем много дел с университетом и его благополучие - в наших интересах. В общем, мы снабжали их деньгами, а они заботились о том, чтобы у нас была клиентура. Невинные отношения.
- Они оказались не столь невинными для Августа, сэра Джона и Элфрита, - холодно ответил Бартоломью.
Стэнмор вскинулся.
- Для отца Элфрита? Он умер от чумы.
- Его отравили, - без обиняков сказал Бартоломью.
Во взгляде Стэнмора отразилось недоверие.
- Я не знал, - произнес он. - Но я не договорил, Мэтт. Некоторое время казалось, что наша агентурная сеть действует довольно успешно, потому что смерти прекратились. Затем, без предупреждения, все началось сначала. Умерли двое профессоров из Валенс-Мария-холла, сэр Джон совершил самоубийство, потом поползли слухи о коммонерах, которых убили из-за его печати. Мы регулярно устраивали тайные собрания, чтобы выяснить, что происходит. В последние несколько месяцев самые серьезные опасения нам внушал Майкл-хауз. Там происходит нечто такое, чего никто из нас не понимает. Возможно, заговор против университета исходит от вашего колледжа.
Он взглянул на Стивена; тот кивнул в знак согласия. Бартоломью сохранял безучастный вид, хотя в мыслях у него царил полнейший сумбур. Элфрит рассказывал ему, что смерти были в Кингз-холле, Клере и Питер-хаузе, а затем, после долгого перерыва, в Валенс-Мария-холле и Майкл-хаузе. Сказанное Стэнмором совпадало с тем, что говорил Элфрит; быть может, намерения его зятя все же были чисты?
- Университет закупает сукно у меня, а не у других торговцев, - продолжал Стэнмор. - Я, в свою очередь, снабжаю их деньгами, на которые они содержат сеть осведомителей. Но я ни за что в жизни не замарал бы себя убийством и никогда не делал ничего, что могло бы повредить тебе. Это было одним из условий, на которых я вступил в группу: если что-то могло затронуть тебя, мне должны были сначала сообщить об этом, чтобы я мог тебя уберечь.
- А как же ваш план избавиться от Элкота? - поинтересовался Бартоломью.
Стэнмор потрясенно взглянул на него.
- Откуда ты знаешь об этом? - Он снова схватился за голову. - О боже, нет! И в наших рядах шпион! Только не говори, что о группе известно в Майкл-хаузе. Если так, - сказал он, поднимая глаза на шурина, - нам всем грозит опасность. - Он обернулся к Ричарду. - И зачем только я втравил тебя во все это? - воскликнул он горестно.
Сын твердо встретил его взгляд.
- Это не ты, отец. Ко мне обратились независимо от тебя. - Он взглянул на Бартоломью. - В Оксфорде я могу слушать и учиться, но могу еще и поставлять сведения, которые, возможно, помогут положить конец этому дурацкому заговору.
Бартоломью словно не слышал.
- Ты не ответил на мой вопрос, - сказал он Стэнмору. - Как же план… как это было сформулировано? - "исключить Элкота из уравнения".
- Это был ты! - внезапно воскликнул Стивен. - Шум, который послышался из-за окна. Ты подслушивал!
Бартоломью не отводил взгляда от глаз Стэнмора.
- Так как? - повторил он.
- Это не то, что ты думаешь, - проговорил его зять устало. - Наша группа не потворствовала убийству. Существуют иные способы. Шепнуть канцлеру словечко, что видели, будто ранним утром из его комнаты выходят женщины. Или даже мальчики. Пустить слух, что он слишком много пьет или что в его колледже зреет недовольство. Не обязательно убивать, чтобы сместить человека с должности. К тому же если Элкот шпионит на Оксфорд, как говорят наши сведения, ему в любом случае не следует управлять вашим колледжем, ты не находишь?
- Но кто вы такие, чтобы судить? - спокойно спросил Бартоломью.
Он обвел взглядом всех троих, и внезапно ему стало тошно. Он двинулся к выходу. Племянник преградил ему путь. Бартоломью не хотелось применять силу, и он остановился.
- Мы не сделали ничего дурного, - с достоинством сказал Ричард, - только пытались разобраться с этим неприятным делом, чтобы не было больше смертей. Я поступил бы точно так же снова. И еще я хочу, чтобы ты знал вот что: отец через сеть шпионов пытался выяснить для тебя хоть что-то о Филиппе. Он потратил уйму денег и убил немало времени, двигаясь по ложным следам и задавая вопросы от твоего имени. Как и мы все. Позапрошлую ночь мы с отцом просидели в этой мерзкой "Королевской голове", потому что кто-то сказал нам, что там будет путник, который мог видеть Абиньи на лондонском тракте.
Перед глазами Бартоломью промелькнуло воспоминание. После того как он встретился со своей доброжелательницей у чумной ямы, ему почудилось, будто он видел Стэнмора, выходившего из "Королевской головы". Значит, глаза его не подвели.
- Прости, - сказал Стэнмор. - Мы отыскали того путника, но он ничего не смог поведать нам об Абиньи.
Пристыженный, Бартоломью смутился. Он так запутался во всей этой лжи, так привык подозревать коллег в интригах, что невольно подошел с той же меркой и к своим родным. Возможно, подобным же образом он заблуждался насчет Филиппы и Абиньи. В аккуратном кабинете Стэнмора царил теперь полный разгром, повсюду были разбросаны свитки, из потолка торчала арбалетная стрела. Бартоломью упал на скамью, не понимая, что именно лишило его сил: то ли открытие, что явная причастность его родных к заговору оказалась совершенно безобидной, то ли потрясение, которому его чувства подверглись за последние несколько часов.
- Мне страшно даже представить, что скажет Эдит, если узнает, что ее любимого брата едва не застрелили в кабинете ее мужа, - срывающимся голосом сказал Стэнмор.
- Твой управляющий, похоже, сначала стреляет, а потом думает, - сказал Бартоломью, и голос у него тоже дрогнул, когда он вспомнил, как быстрая реакция зятя спасла ему жизнь. - Напомни мне никогда не спорить о цене на сукно в твоем кабинете.
- Мы заигрались в опасную игру, Мэтт, - продолжал Стэнмор. - На тебя напали у реки; Жиль Абиньи занимается какими-то странными делами под моей собственной крышей, а на нас с Ричардом той ночью напали разбойники. Хью спас нам жизнь, как и тебе тогда на реке. Без сомнения, ответственность начинает сказываться на нем. За тридцать лет службы ему ни разу не доводилось пускать в ход свой арбалет, а тут за считаные дни пришлось стрелять трижды.
Бартоломью потрясенно переводил взгляд с племянника на зятя.
- Напали?
Ричард закивал головой.
- Когда мы выходили из "Королевской головы". Четыре человека поджидали нас в засаде прямо за воротами. Хью пристрелил одного, а другого взял в плен.
- Это были фермеры с шелфордской дороги, - сказал Стэнмор. - Наслушались, как просто стало красть в Кембридже, когда столько народу умерло от чумы, и надумали сами попробовать. Конечно, мертвого или умирающего обокрасть проще простого, но эти четверо постеснялись и решили обокрасть живого.
- Шерифу следовало бы отдать приказ стрелять в любого, кто покажется на улице после наступления темноты, - заметил Стивен. - Его небрежение - причина всех безобразий.
- А если бы вас застукали, когда вы вчера возвращались из пансиона Бенета? - парировал Бартоломью. - За мной больные нередко посылают по ночам, и я не обрадовался бы, если бы меня подстрелили, не дав возможности объясниться.
- Да, Стивен, вчера ночью мы не смогли бы объяснить, что делаем на улице, - согласился Стэнмор. - Мы дали клятву хранить тайну и не смогли бы раскрыть караульным, где были и что делали.
Стивен кивком выразил согласие, и повисла тишина. Взгляды всех четверых словно магнитом тянуло к стреле в потолке.
- Что скажет мама? - проговорил Ричард, повторяя отцовские слова.
- А зачем ей об этом знать? - слабо улыбнулся Бартоломью.
- Что ж, хвала Господу, все разъяснилось! - искренне воскликнул Ричард, и его природная жизнерадостность взяла свое. - Мне ужасно тяжело было таиться от тебя, дядя Мэтт. Мы все хотели рассказать тебе, но боялись, как бы это не подвергло тебя опасности - ведь ты живешь в Майкл-хаузе. Мы пытались вытащить тебя оттуда, но там все-таки твой дом.
Бартоломью улыбнулся племяннику. Ричард мог делать поразительно зрелые наблюдения, но высказывания его порой звучали по-детски наивно. По всей видимости, юноша искренне полагал, что сцена, разыгравшаяся в отцовском кабинете, не нанесла никому серьезного вреда, и был счастлив продолжать жить в точности так же, как и до нее.
- Я велю кухарке приготовить нам чего-нибудь на завтрак, - сказал он и вышел из комнаты.
- Ты и впрямь позволяешь ему шпионить в Оксфорде? - спросил зятя Бартоломью, когда племянник скрылся за дверью.
Стэнмор бросил на него косой взгляд.
- Разумеется, нет, Мэтт. За кого ты меня принимаешь? Он умница и умеет слушать, но сведения, которые он присылает нам, ничего не значат. Ему приятно думать, что он помогает, а я не хочу его расстраивать.