3
Они обнаружили себя, задев в сенях приставленные к стене лыжи, которые с доминошным грохотом повалились на пол. Таиться не было смысла. Врываясь из холодных сеней в натопленный дом, они не крались по нему, а бежали.
Когда у крыльца, дрожа и растирая щеки и руки, общаясь не то что шепотом, а каким-то комариным писком, они обговаривали действия, никто не мог сказать, как спланированы финские дома. Прикидывали, исходя из общих соображений и из того, "как у нас делается". Дом невелик, в нем от силы комнаты три, да пара каких-нибудь чуланов, где вряд ли устроятся на ночлег. На холодный чердак уж точно никто не полезет, его посмотрим, когда внизу все будет закончено. Они видели, где расположены окна с двух сторон дома. Это давало примерное представление, что слева от крыльца находится хотя бы одно жилое помещение. Что там с двух других сторон строения решили не выяснять, лишний раз не шуршать лыжами перед стенами и под окнами.
А комнат оказалось две: одна огромная, другая небольшая. Если б это знать заранее, то не получилось бы так, что в маленькое помещение влетело четверо бойцов. Правда, если бы их было меньше, то женщина, наверное, погибла бы. Никто не стал бы разбирать, чей темный силуэт лежит на подстилке, брошенной на пол. Просто всадили бы штык, чтобы не получить в ответ пулю из выхваченного из-за пояса пистолета. Но женщине повезло. На нее наткнулось и навалилось сразу двое. И один, им был лыжник Ильинский, вовремя то ли шумно выдохнул, то ли шепотом вскрикнул "стой". Он не увидел женщину, потому что ни черта вообще было не видно. Ильинский почувствовал под рукой женскую грудь.
Потом, когда все закончилось, старшина, разбирая действия, сказал, что Ильинскому повезло. Будь на ее месте не хуторянка, а женщина-боец из Шюцкора, а таких там тоже хватает, не пришлось бы больше Ильинскому бегать лыжные кроссы. И тем, кто был в комнате с Ильинским, повезло, потому что его "доброта" не привела ни к чьей гибели.
Из еще двоих бойков, очутившихся в той комнате и обшаривающих ее в темноте, о кровать ударился Хромов.
- Кто тут? - раздалось с нее сонное ворчание.
Наугад Хромов всадил винтовочный штык, как нож в арбуз, в центр кровати. Штык вошел во что-то мягкое, а потом его вырвало из руки капитана Хромова. Вырвало вместе с судорожным движением темной массы на кровати. Хромов отпрянул, вскинул винтовку, которую держал до этого в левой руке и выстрелил раз, потом, передернув затвор, еще раз в различаемую им уже фигуру, пытающуюся подняться с кровати. Вспышки выхватили грузного человека в свитере, пули отбросили его на разноцветное лоскутное одеяло.
Эти выстрелы навредить тем красноармейцем, кто оказался в маленькой комнате, уже не могли, потому что кроме убитого в ней никого из финнов не было.
Потом в комнате вспыхнула зажигалка в руке бойца по фамилии Иванов, при ее свете можно было разглядеть комнатенку от стены до стены.
- Здесь все, - это сказал Ильинский. - Уходим.
Но они уже не успевали на помощь в комнату, в которой ночевало пятнадцать шюцкоровцев. Потому что там уже все закончилось…
Не успели в ту, огромную, комнату Шепелев и Попов. Если бы знать, что планировка дома состоит чуть ли не целиком из одной комнаты и именно в ней заночевали без одного все финны, да еще сразу обнаружить эту комнату в кромешной темноте, в которой они очутились за порогом сеней, то не получилось бы так глупо, как получилось.
За порогом сеней они растекались по дому в разные стороны, на ощупь отыскивая двери. Капитан Шепелев и Попов попали в ту часть дома, где нащупали несколько дверей. Но не одна из них не вела в жилые помещения. А в нежилых помещениях финны этой ночью не спали. Шепелев попал на кухню. Когда раздалась автоматная очередь, он был там. А Попов последовательно обнаружил за двумя дверьми два чулана и в них никто на ночь не устроился. Когда застрекотало автоматическое оружие, он бросился на звук в коридор к проему, который легко теперь было найти, потому что из него падал свет. Но тоже не успел ничем помочь.
В огромную комнату с пятнадцатью спящими в ней шюцкоровцамаи зашли старшина Зотов, Жох и боец по фамилии Крамаренко.
В комнате догорала свеча. Она стояла на столе, расплавленный воск стекал по простенькому деревянному подсвечнику на столовые доски. Ее жалкий свет окрашивал желтым большой стол, печь с развешанной одеждой, людей, лежащих возле печи на полу, на широкой кровати, везде.
Зотов, зашедший в помещение первым, поднял руку с зажатым в ней финским ножом, чтобы тот, кто был за ним, ничего не предпринимал. Старшина слышал, что за его спиной дышат человека два-три, а сюда надо было звать всех. Или одного Попова, у которого был их ручной пулемет, который они везли через весь лес на санках, мучаясь с ними на спусках. Им представлялось, что в доме полезнее будут ножи, а вон как вышло. Старшина внимательно оглядывался. Прогрохотавшие в сенях лыжи, казалось, никого не разбудили, крепко спят. Но казалось так не долго.
- Тревога! - закричал кто-то, приподнимаясь среди тел, распростертых на полу.
- За печь! - проорал Зотов, но сам метнулся в другую сторону, отбрасывая винтовку и нож.
Оружие финнов, конечно, не всё, но какое-то было сложено в углу справа от входа. Его сразу заметил старшина, к нему он и бросился. Выхватил из груды пистолеты-пулеметы "Суоми", снял один с предохранителя. Эти толковые машинки ему показывали разведчики, нахваливали и рекомендовали обзаводиться. Сейчас старшина, наконец, обзавелся. Сразу двумя. Второй повесил на плечо.
Первую очередь он направил в того, кто поднял тревогу и уже успел вскочить на ноги. Потом веером пустил девятимиллиметровые пули от печи до стены. Безостановочно стреляя, он медленно шел вперед. Жок и Крамаренко выполнили его приказ, ушли с линии огня, укрывшись за печью.
Старшина отбросил первый опустевший "Суоми", снял с плеча второй и сразу срезал очередью финна, вставшего на колено и вскинувшего руку с пистолетом.
В того, кто был за печью, врезался Крамаренко и успел выставить руку с ножевидным штыком от СТВ. Широкое лезвие утонуло в животе почти двухметрового финна с подходящими росту плечами.
"Молоток", - подумал Жох, обегая бойца. Подбежал к ширме и сорвал ее. Занес приклад.
Человек на полу был противоестественно скрючен. И то ли потому, что не раз видел подобные позы, то ли глаз, схватив картину, сразу правильно оценил ее, но Леня вовремя сдержал удар. А сдержав, уже разглядел ремни на запястьях. Пленник?!
Жох обернулся на вопль "Помогите!" и увидел, как двухметровый финн отрывает от себя руку с ножевидным штыком от СВТ, и разворачивает острием к Крамаренко.
Плечо Леонида уже почувствовало приклад, ствол успокаивался в руке, мушка входила в прорезь и искала внушительную фигуру в распахнутой военной куртке. Но раньше, чем палец вора нажал на спусковой крючок, финн всадил штык в живот Крамаренко. Пуля, выпущенная Леней, уже не могла спасти Крамаренко. Тем более Жох промахнулся. Его выстрел выбил осколки из кладки печи. Вор передернул затвор. Финн отбросил от себя убитого красноармейца, повернулся к человеку с винтовкой и сделал к нему шаг. На этом шаге его встретила вторая пуля, выпущенная Жохом. Финн покачнулся, остановился, а потом снова пошел под торопливое лязганье затвора. Под его распахнутой курткой пропитывалась кровью серая исподняя рубаха.
- Да подохни ж ты! - Жох послал пулю выстрелом от живота. Целиться уже не требовалось, человек с каждым шагом заслонял собой комнатное пространство. Вор перезарядил, выстрелил, перезарядил. Финн обхватил руками винтовочный ствол, когда из него вырвалась последняя пуля винтовочного магазина… И только тогда пальцы гиганта разжались. Он упал на спину, страшно, как люди никогда не падают, сотрясся половицы затылком.
- Фу, если у них все такие…
Жох еще не знал, что на этом с финским отрядом Шюцкора под командованием прапорщика по прозвищу Лось было покончено. Также вор не знал, что для их маленького отряда все еще только начинается…
Советский агитплакат времен Советско-финской войны
Леву позвал вышедший к нему на крыльцо боец по фамилии Иванов и сказал, что все кончено. Сначала они с ним занесли в дом лыжи, вещмешки, полушубки, масхалаты, санки, брошенные у входа. Потом боец привел сержанта Когана в комнату, где было очень тепло и было много трупов. Где Леву повело. Горячая и клейкая волна затопила мозг. Он обошел печь, которую видел уже расплывающейся, словно она была сделана из парафина и ее подогревали на горелке. Коган еще умудрился разглядеть высокого добровольца с блатными замашками, который разрезал веревки на ногах какого-то человека. Лева прислонился к печи и сполз по ней вниз. Его ноги коснулись головы невероятно большого человека, распростертого на полу.
Какое-то время Лева еще плавал на поверхности сна, где-то вдали вспыхивали и гасли, как огни в ночи, чьи-то фразы и слова:
- …Вот свеча, еще свечка, огарок.
- …Проверяй, проверяй…
- …конечно. Тебе хочется спать вместе с мертвецами?
- Глядите, вот еще одна. Тоже спиртягой разит…
- Если переводить на водку, то по бутылке на рыло, не меньше…
- …Отставить!
- …Есть отставить…
- Левка отрубился… Поднять, старшина?
- Не трогай ты его, пусть дрыхнет, обойдемся…
- Да тут чухня полный беспредел творила…
- Свою же снасильничали…
- Товарищ капитан, а что делать с…
Огни удалялись и гасли. Лева понесся вниз, сквозь темно-зеленую толщу, переходящую в беспросветно-черный гущу…
Сержант Коган проснулся отнюдь не самостоятельно. Его растолкали.
- Подъем, товарищ сержант, сегодня не суббота, - хохотнув над своей шуткой, капитан Хромов еще раз для верности потряс Когана за плечо.
Лева разлепил веки и увидел ровные, одинаковой ширины доски бурого цвета с почти неразличимыми щелями между ними. Он приподнялся, прошуршав рукавом фуфайки по стене. Снял очки и протер стекла платком.
Потом восстанавливал в памяти вчерашний день и ночь. Спросонья они проявились не сразу, а постепенно, как снимки на опущенной в ванночку с химикатами фотобумаге. Лева вспомнил все, вплоть до того, что он уснул рядом с огромным человеком, лежавшим на спине раскинув руки. Наверное, он уснул рядом с трупом. Никого и ничего на том месте сейчас не было.
Леве еще предстояло узнать, что этого гиганта вместе с другими, погибшими в ночной схватке, вынесли пока на двор и положили за одним из хуторских сараев. А сегодня им предстоит похоронить их по-зимнему, вырыв могилу в снегу. Леве предстояло узнать многое. О том, что не все финны были убиты. Трое, получив ранения, остались живы. А один так и вовсе сдался целехоньким. Вовремя успел сначала укрыться за перевернутым стулом, а потом поднять руки. Раненых перевязали. Одному из них бинты и йод вряд ли могли помочь. У него была перебита кость, и пуля, судя по всему, тоже застряла в ней. Раненый невыносимо кричал. Леве предстояло узнать, что он не проснулся от этих криков. Выяснится, что не разбудили его и выстрелы.
Леве расскажут, что на появившуюся в комнате женщину пристально не смотрели, отводили взгляды, наверное, потому же, почему в присутствии больного избегают разговоров о болезни. Она молча и бесцельно ходила по комнате. Она перемещалась, передвигалась, кружила и вдруг появилась перед пленными, сжимая в руке пистолет. Финский. Похожий на парабеллум*. Все обернулись на щелчок предохранителя и на раздавшиеся вслед за этим крики на финском и шведском. Восемь выстрелов прогрохотали один за другим, их продолжили пустые щелчки, и наконец брошенное железо стукнуло о пол. После этого женщина ушла из комнаты.
Леве еще предстояло это узнать, а пока он поднялся с пола, потянулся, обошел печь. За столом и рядом с ним находился почти весь отряд. Отсутствовал лыжник Ильинский, но и он вошел в дверь комнаты с охапкой дров. Отсутствовал и боец Иванов, его Лева встретит чуть позже в карауле возле дома. Под подковырки вроде "солдат спит служба идет", "а твой завтрак съели" Лева отправился искать туалет и умывальник.
Перед командиром на столе лежали две карты: наша и финская, найденная в кармане военной куртки двухметрового громилы. Капитан сравнил их еще ночью при свечке. И различий нашел немало. Главное состояло не в указанных и не указанных хуторах, ручьях, высотах, просеках, а в маленькой чернильной точке на одной и ее отсутствию на другой. Утром командир, поднявшийся раньше других с овчинного полушубка, расстеленного на полу и служившего ему постелью, вернулся к картам. Тогда к нему и подсел хозяин.
- Спасибо, - выговорил старик-финн.
- Вы говорите по-русски? - спросил капитан.
- Не харош, - старик угостился из протянутого ему русским командиром портсигара.
Сорок лет назад Ярви, конечно, знал больше русских слов - что выучил во время поездок в Петербург. Но это было так давно. И как ни напрягал он стариковскую память, припомнил от силы два десятка, с помощью которых никак не смог бы объяснить то, что хотел. А хотел Ярви отблагодарить русских за спасение жизни его дочери. Как отблагодарить? Как спасли они жизнь финской женщины, так дать шанс на спасение жизней русских мужчин. Ярви не забыл, о чем говорили ему эти выродки финского народа во время первого прихода - об окруженной и уничтожаемой в хорошо знакомом ему поселке русской танковой мотти. Ярви помнит, эти говорили "разгром - вопрос дней".
Ярви начал с того, что подвинул к себе карту, долго вникал в нее, изучал, а потом показал русскому командиру, населенный пункт в тридцати километрах от его хутора.
- Котллиярво, - сказал он. - Плох. Вы. - Ярви показал на русского командира. Потом так и изъяснялся. Русское слово, жест, карта, рисунки в блокноте командира.
Да, чего не достает их отряду, так это переводчика с финского. Но капитан в конце концов понял, о чем пытается сообщить ему старик-хуторянин. Другое дело, он не знал верить или не верить. Может быть, трагедия, ворвавшаяся этой ночью в его дом, подавило чувство ненависти к русским захватчикам, кем он не может нас не считать. А, может, он думает, что мы такие же, как и вломившиеся к нему шюцкоровцы (капитан узнал по знакам отличия принадлежность к хорошо известной ему организации), и ждать от нас можно того же. Поэтому хочет отправить нас подальше, а то и нарядить нас в ловушку. Впрочем, стоит приглядеться к этому старику, попытаться угадать, что у него на уме. И спросить всех, а первых Зотова и Хромова. Если кто-то и мог слышать об этом населенном пункте, то в первую очередь кто-то из них. А потом уже будем думать. Сейчас же на повестке чернильная точка на карте.
Точка занимала квадратный миллиметр среди нанесенного на прочную бумагу зеленым цветом лесного массива. Вдали от дорог и просек, поблизости от безымянного ручья и небольшого болотца, в десяти с половиной километрах от хутора. Место, где нужно ждать самолет? Если верить финской карте, а она топографическая, крупномасштабная, то отмеченное место не открытое, не для встречи самолета. Значит, схрон? Вот это и следует прояснить.
Приказ по отряду капитан объявил после завтрака, на котором отсутствовал только сержант Коган. Его решили не трогать, пусть отсыпается. "Попов, Ильинский, сказал капитан, идете со мной на лыжную прогулку. Остальные - здесь. Время на посту - два часа. Сержант Коган отстоит штрафную смену. Старший - капитан Хромов. Привести себя и оружие в порядок - обязательно. Не возбраняется помочь хозяевам по хозяйству. И отдыхайте".
Ну а потом проснулся сержант Коган.
Шюцкоровский схрон они нашли на удивление легко. Двигались согласно карте и по лыжне, на которую вышли и которая тянулась в нужном направлении. Эта лыжня в результате и привела к тайнику. Как верно подметил товарищ Попов, "снег со вчерашнего не шел, все следы на местах".
- Не думал, что зимой так легко дается выслеживание, - сказал капитан Шепелев, приподнимая край выкрашенного в белое брезента.
- Это до снега, - отозвался Попов, не отрывая взгляд от снегиря, устроившегося на березовой ветке.
Под брезентом, который для более надежной маскировки был еще присыпан снегом, обнаружились ящики. Ящики, скорее всего, припрятали еще до войны. Может быть, завезли накануне войны, в те дни, когда из полосы обеспечения отводились жители, а финские войска активно готовились к боевым действия на подступах к линии Маннергейма, готовились действовать как раз маленькими диверсионными отрядами. Уж больно тщательно было выбрано место для тайного склада: ложбина, поверху и внутри густо поросшая березой и орешником, один ее край нависает, образуя нечто вроде пещерки. В пещерке и были складированы ящики. Если б не карта и лыжня, то пройдешь мимо и не обратишь внимания.
- Да тут полк обеспечить можно, товарищ капитан!
- Надолго заготовки делали.
Шепелев и Ильинский вскрыли очередной ящик. В нем под промасленной бумагой и стружками безмятежно лежали мины.
- Давайте посмотрим, что вот в этом. Какой-то он нестандартный. Давайте составим ящики рядом. Товарищ Попов!
Попов тем временем был занят другим. Оторвав кусок бумаги из ящика, он достал из кармана галету, раскрошил ее на бумагу и положил под березу, на которой сидел снегирь.
- Товарищ Попов! - еще раз позвал капитан. - Помогайте!
- Белка тут побывала недавно, - подошел Попов и показал на ствол дерева, возле которого составляли расскладированные ящики, потом вздохнул и взялся помогать.
Подцепив ножами и отодрав доски нестандартного ящика, выбросив оттуда стружку, они обнаружили, что ящик деревянными рейками поделен на секции. Увидели они, что содержится в секциях.