Томила прямо посреди улицы встал в стойку стеночного бойца: левым боком к противнику, левая нога выставлена вперед, чтобы принять на себя вес при решительном броске, левая рука перед собой, присогнута, защищает голову и грудь, правая же держит сжатый кулак чуть повыше плеча. Потом оскалился, словно бы увидев незримого Даниле врага, да и нанес удар правой по дуге, сверху - вниз, прямо во вражью голову!
- Ежели дурак попадется, то и нос ему стесать можно! - объяснил он. Теперь же представь, что в левой у меня щит, а в правой - сулица. И стоит такая стена щитов, а над ней торчком - сто сулиц с острыми наконечниками! Вот что такое ополчение. Оно не мастерством, а строем сильно. Другое - на все ополчение пищалей не напасешься. Что у ратника? Да то, что дома прихватил, - вилы, топор, да хоть бабий ухват! А против него что? А конный с саблей! Вот строй примет конного на вилы да и расступится, чтобы коня пропустить! Там, сзади, уж найдется, кому его ловить! А строй тут же и сомкнется! И этому учиться надобно!
Рассказывая и показывая руками расхождение и смыкание строя, Томила разгорячился, орать принялся, да так, что добрые люди оборачивались. Но никто не одернул крикуна, мужики - так и вовсе одобрительно улыбались: боец!
- Эх, скорее бы Масленица! - крикнул один, подходя и что есть силы шлепнув скомороха по плечу. А затем, как ни в чем не бывало, пошагал дальше.
- Знакомец, что ли? - удивился Данила.
- Нас, бойцов ведомых, вся Москва знает, мы - наперечет! - похвалился Томила. - Возьмем сейчас извозчика, сразу тебя к Трещале и отвезу по давней дружбе.
- На кладбище, что ли?
- Какое тебе кладбище?!. - скоморох не сразу оценил шутку, но как понял зычно расхохотался. - Просто деда вся Москва звала просто - Трещала, а ко внуку нужно же было что-то добавить, чтобы отличить. Стали молодым Трещалой звать, а как дед помер - он и сделался Трещалой без всякого "молодого". Дед-то знаешь сколько прожил? Годов с восемьдесят! И бит-перебит, и нос сломан, и ребра - сколько раз, а до таких лет дожил!
- Крепкий был дед, - одобрил Данила.
- Ты о нем в "Ленивке" порасспроси! Я пока по дельцу переговорю - ты с мужиками потолкуй, они про старого Трещалу расскажут!
- Так мы в "Ленивку", что ли, идем?
- Да дельце у меня там. Вчера один человек говорил - ищут меня по дельцу-то. А может, важное окажется. Это, Данилушка, ненадолго.
- В "Ленивку" не пойду, - сурово сказал Данила. - Я тебя в ином месте обожду.
- Со мной там бояться нечего! Погоди!.. - должно быть, чересчур много упрямства выказал Данила, вот скоморох и догадался. - Уж не с нашими ли ты повздорил? Им-то порой на месте не сидится, погулять выходят - не у Больших ли конюшен ты с ними сцепился?
- Нет, не у конюшен.
Уговорить Данилу не удалось - скоморох побежал в "Ленивку" один, Данила же условился с ним так - покончит со своим дельцем, пусть идет к Большим конюшням, которые и впрямь неподалеку, даже никуда сворачивать не приходится. Не караулить же его на морозе…
Данилу конюхи приняли как родного. Хотя Аргамачьи и недалеко, а все не каждую седмицу туда выберешься. Расспросили о деде Акишеве, о товарищах. На Больших вовсю готовились к Масленице: государь с государыней, со старшими и младшими царевнами и с царевичами кататься пожелают, лучших возников надобно будет запрягать, самых крутобоких и долгогривых. Их заранее и пырейным корнем подкармливать стали, чтобы шкуры лоснились. А на весь государев поезд сколько возников надобно - Данила знает? Вот то-то! Полсотни, а то и более. Бывает, и сотню, и полторы требует Конюшенный приказ - но это коли государь, со всем двором опричь хором, в богомольный поход подымается.
Не успели, кажется, и словом перемолвиться, - явился Томила. Был он сердит, но злость прошла скоро. И когда они вдвоем вышли на Пречистенку, скоморох уже усмехался какой-то своей мысли.
- Вот ведь бесова девка, сатанинское отродье… - бормотал он, но не злобно, а даже с некоторым восхищением. - Эй! Стой!
Увидев извозчика, готового взять седоков, Данила растерялся. Ему на самом деле вовсе незачем было удаляться от того места, где пропало мертвое тело, а вслед за телом, возможно, и Авдотьица.
- Да погоди ты! Я уж с Соплей уговорился! - пустился он в бесстыжее вранье. - Позабыл только, в которые ворота стучать! Он мне растолковал, а я и забыл!
- И что же? В Хамовники возвращаться? Столько уж отшагали! Сдался тебе тот Сопля! Про таких знаешь как говорят? Толст кулак, да плечо узко! Не ерепенься, поедем со мной, свет! Не томи молодца! - он мотнул головой в сторону извозчичьих санок. - А я тебе такого про Соплю понарасскажу впредь, его увидав, плеваться начнешь! Я ведь его давно знаю, и все его проказы! Он ведь бойцов-то не только на Масленицу собирает…
Тут Томила вдруг с вопля перешел на шепот.
- А когда же?
- Они у него всегда наготове, понял?.. - шепнул скоморох чуть ли не в самое ухо. - Кого поучить, коли деньги плочены… а кого и вовсе… Непременно тебе надобно в такое дерьмо вляпаться?
Принимать решение нужно было быстро. И Данила сделал это, рассудив, что избавиться от Томилы нетрудно, а вот как примет Сопля - еще бабушка надвое сказала. И, может, от скомороха удастся разузнать все, что нужно, с меньшей опасностью, чем на дворе, где собрали бойцов до поры загадочный Одинец и Сопля.
- Ну так поехали к твоему Трещале!
- Спасибо скажешь, свет! Садись!
- Куда везти-то? - спросил извозчик.
- К Денежному двору!
- Без ряды не поеду.
Томила сцепился торговаться. При этом он время от времени озирался, словно опасаясь погони. Данила же недоумевал - о том, что есть на Москве Денежный двор, он слыхивал, самому там бывать не приходилось, и далеко ли это место, и в которой стороне - он понятия не имел.
- Да будет тебе! - прекратил он торговлю. - Вскладчину заплатим. Чего время-то терять?
Для скорости понеслись по реке. Миновали Кремль и, не доезжая Яузы, Томила приказал подыматься на берег.
- Тут серебряники живут, а вот тебе примета - Троицкий храм, объяснил он Даниле. - Коли сам будешь искать, так не ошибешься. А во-он там Кошели, там кошельные мастера живут. Как разбогатеешь - приходи к ним покупать!
- А что - у вас разбогатею?
- А у нас молодцы не жалуются: денег девать некуда - кошелька купить не на что! - неожиданно съязвил скоморох и сам же расхохотался. - Да не бойся ты! Конечно, Трещала, коли по-настоящему учить возьмется, денег с тебя запросит. Так ведь и научит! Сможешь один на один выходить, государя тешить. И я за тебя словечко замолвлю, чтобы он поменьше взял.
- Ты-то как всему этому научился? Ты же скоморох! - сказал Данила, вылезая из саней.
- А раньше скоморохи ведомыми бойцами были, - ответил Томила и тоже выбрался на твердый снег. - Вон, сказывали, при царе Иване судебные поединки устраивали, и кому этого хотелось, тот челобитную подавал - мол, прошу поля! А коли кто был слаб, или женского полу, или стар, так бойца за себя нанимал, поединщика. И знаешь что умные люди сказывали? Будто бы коли одна баба на другую просила, то поединщиков им брать нельзя, а друг с дружкой самим сходиться! Вот как баб тогда уму-разуму учили! То-то волосья в стороны летели!
- Стой! Куда?! - заорал извозчик. - Ты меня шутками своими не корми, ты мне, как срядились, плати! А там уж и убирайся!
Томила пожал плечами - заговорить извозчику зубы не удалось.
Спровадив крикливого извозчика, скоморох и Данила вышли к нужному двору.
- И мы не хуже твоего Сопли тут устроились, - объяснил Томила. - Тоже на реку выход есть. Там учиться сподручно - ко льду привыкать. Там мы никому не мешаем. Эй! Отворяйте!
Скоморох ударил кулаком по забору.
- Ты, что ли? Ты бы еще до ночи прошатался! - донеслось оттуда.
- Заждались! - с превеликим удовлетворением молвил Томила.
Калитка отворилась и пес налетел на шагнувшего первым скомороха, встал ему передними лапами на грудь. Скоморох потрепал кобеля по холке, так что стало ясно - давние приятели. Данилу пес обнюхал - и, очевидно, зная слова "Не тронь, свои!", завилял хвостом. Был он немногим меньше того горбатого, которого Данила видел и слышал на Неглинке.
- Пошли в дом! - сказал обоим крепкий мужик в распахнутом тулупе, среднего роста, с красивой и густой бородой, не вороной, а того цвета, который бывает у темного соболя. - Может, хотя для вас встанет.
- А что, спит? - с беспокойством спросил Томила.
- Набрался вчера. А ведь Масленица-то на носу!
- Вот ведь дурак, прости Господи… - скоморох явственно был расстроен. Вот те и Трещала! Давай, веди к нему! И что - молодцы тоже спят?
- Как пришли из "Ленивки" - он всем еще налил. Молодцы-то просыпаются, встают…
- Сейчас всех, лба не перекрестя, кормить - и на мороз! - распорядился скоморох. - Вот ведь горе…
Мужик пошел впереди, по узкой тропке меж сугробов - к невысокому крыльцу, Томила - за ним, Данила - третьим. Оказалось, мужик крепко прихрамывал. Данила вспомнил, что толковал Семейка про необходимость многослойных онучей, и испугался - ну как всем тут ноги ломают? Решил кулачного учения избегать правдами и неправдами. Лучше пусть Богдаш - он после дедовой встряски, поди, и поумнел…
В горнице на полу спали вповалку, не разуваясь, молодцы. Из-под иного и войлочный тюфяк уполз, а он и не замечал, похрапывал, предовольный! На лавке, укрывшись тулупом, лежал еще один - и он, услышав, что дверь отворилась, сел. мутно посмотрел на вошедших, потом признал Томилу за своего, протянул: "А-а, ты…" - и рухнул спать дальше.
- Будет, вставай! - приказал скоморох. - Как я с утра стенку не строил так она по сей час не строена!
- Ты, это… там был?..
- Был. Да без толку. Боится он.
Данила поразился - любитель прибаутки, как ему по скоморошьей должности велено, сейчас Томила был краток и строг.
- А с тобой тогда кто?
- Новенького привел. Вставай, тебе сказано? Вставай, Трещала! Ты сколько до Масленицы осталось - помнишь?
- А сейчас который день?
- А сейчас тебе пятница!
- Ого?!?
- Вот те и ого! Выметайся из горницы живо, опростайся, снегом рожу протри! Рассолу в сенцах зачерпни! Я сейчас орлов будить стану!
- Может, пойду я? - спросил Данила, посторонившись, когда хваленый Трещала, пошатываясь, прошел в сени. - Не до меня тут!
- Погоди, свет, ты посмотри сперва. Это они спросонья как мокрые курицы, а я их сейчас строить начну… Пойдем, поторопим баб - они поедят, да и ты с ними заодно. На конюшнях-то вы сами стряпаете, не каждый день горячее едите, а им - каждый день и каша, и щи, да с мясом, да каши - с курами! Чтобы на льду бодро стояли!
Соблазнившись курой с кашей, Данила позволил увлечь себя на поварню, где хозяйничали две бабы - Трещалина жена Дарьица да ее мать Ильинишна. Его посадили отдельно, по Томилиному наказу наложили полную миску. Сам Томила побежал разбираться с бойцами. Понемногу они потянулись на поварню, Данила тем временем поел, поблагодарил хозяек и вышел во двор.
Теперь хотя бы из вежества следовало не удирать втихомолку, а побыть, поглядеть, может, даже чего Томиле пообещать.
Скоморох, очевидно, был сыт - сам не ел, довольно скоро выгнял бойцов на двор. Посмотрел на небо, помотал башкой и сплюнул:
- Не на лед же вас, дураков, сейчас вести!
- Тут, что ли, места мало? - удивился Данила.
- Им ко льду привыкать. Да там все размечено.
Что скоморох имел в виду, Данила понял, когда бойцы в коротких, по колено, тулупах встали в две кривые стенки, каждая - человек по пятнадцати. Расстояния между ними было сажени три, не больше.
- Равняйтесь! - приказал Томила. - Левый локоток - вперед! Чтоб как по струнке стояли! Питухи бесовы! Теребень кабацкая! Как еще крестов не пропили?!.
Стенки подтянулись, бойцы, пихаясь, встали, как надобно.
Неторопливо вышел Трещала, голова его была обмотана полотенцем.
- Чело хорошо стоит, - оценил он ближнюю к себе стенку. - Правое крыло ладно, левое - ни к черту!
Выйдя вперед, он оглядел и дальнюю стенку. Затем прошел меж ними и встал на краю, так, что скоморох с Данилой оказались напротив него.
- Шут с вами! Сходись, молодцы! - негромко велел он и махнул рукой.
- Петрушка, веди клин! - крикнул Томила. - Ну, с Божьей помощью…
Когда между бойцами оставалось шага полтора, не более, в одной из стенок произошло движение, она словно надломилась, и трое мужиков в самой середке, составлявшие чело, устремились вперед чуть быстрее прочих. Назвать это клином можно было с большой натяжкой, однако удалось на мгновение расколоть противоположную стенку.
Разом взлетели и опустились кулаки.
- Назад! Назад, сволочи! - заорал Трещала. - Не проспались! Я вас разбужу-то! Алешка, блядин сын! Петрушку упустили! Он-то проломился, а вы, сволочи, отстали!
И точно - противоположная стенка, подавшись под натиском чела и расколовшись, Петрушку-то пропустила - да и едва за ним не сомкнулась, отрубая бойца от товарищей.
- Это - клин? Клин это? Погибель это ваша! Позор это ваш! Посрамление это ваше! За такой клин пороть надо! - добавил Томила со всей возможной яростью.
Стенки разошлись.
- Вдругорядь! - приказал Томила. - Раньше времени не вылезать! Как крикну - ломи! - так и выходи в клин!
- А вы - не мешайте, - велел другой стенке Томила. - Сейчас перед клином чуток расступитесь, пусть у них хоть раз правильно получится.
Данила смотрел во все глаза. Такое он видел впервые. Стенки сошлись вдругорядь.
- Ты что топчешься? - покрикивал на бойцов Томила. - Ногай, это я тебя учу! Это тебе на снегу, брат, хорошо топтаться! На Москве-реке вприскользь продвигаться придется, ног не отрывая! Хорош ты тогда будешь! Алеша! Бойчее!
До десяти раз сходились стенки - сперва учились клином продавливать противника, потом - расступаться и вновь смыкаться, чтобы успел выскочить надежа-боец.
С каждым разом Трещала все более и более трезвел. Наконец сорвал полотенце, под которым оказалась примотанная к дурной голове квашеная капуста, утерся им и швырнул в снег:
- Бабы подберут! Эх, нам бы еще деньков с пять! Кабы Бугая не сманили!..
- Прикажешь полную стенку пробовать? - спросил Томила.
- Да уж пробуй, что ли?
Бойцы построились в один долгий ряд. Томила принялся ходить вдоль него, переставляя людей. Что-то у него не заладилось, он хмыкнул, сердито почесал в затылке и повернулся к Трещале - мол, как же быть? Трещала развел руками - сам не понимаю…
- Ну, братцы, так кто же у нас встанет в чело? - спросил Томила. - Я выйду ломаться, а за мной должны быть - ну, хоть вы, Петрушка с Алешкой… Встаньте-ка сюда оба, поглядим…
- Мне нельзя, - возразил здоровенный, губастый, еще безбородый Алешка. Я левое крыло держу, без меня оно развалится.
- Ты, Ногай?
- А хоть бы и я…
- Ты, Бажен?
- Я с Алешкой, ему одному крыло не удержать. А вместе мы приноровились.
Тут в калитку замолотили.
- Смешались живо! - приказал Трещала. - Кирюшка, отвори!
- Мало ли кого бесы несут? - шепнул скоморох Даниле. - Не подглядел бы, как стенка составлена.
Калитка отворилась и в проеме встал дородный молодец, которого шуба делала поперек себя шире.
- Ну, высватали вы меня, черти! - объявил он. - Решил! За вашу стенку биться пойду!
- Гордеюшка! - воскликнул Томила. - Сокол ты наш! Орел! Надежа ты наш! Ступай сюда! Вот оно, чело! Посередке - ты, Гордей, справа от тебя Петрушка, слева - Ногай! Есть у нас чело! Коли сам Гордей-целовальник с нами - победа наша!
- Высватали, как же… - сказал один боец другому, так что Данила прекрасно слышал. - Гордейка-то из-под полы приторговывает, так ему пригрозили Земский приказ на него натравить…
- А ты, Трофим? - спросил Трещала хромого мужика, который незаметно вышел посмотреть, как учатся бойцы.
- На меня надежды мало, не поправлюсь, - отвечал тот. - Не обессудь, Трещала, ты же меня знаешь, я и в прошлом году был за тебя, и в позапрошлом.
- Ты боец ведомый, - согласился Трещала. - Вот тебя-то в стенке и недостает…
- Кабы только его… И Бугая сманили, и Афоньку, и Михея… Вот ведь скверная девка… - проворчал Томила. - Как ведала!.. А может, и ведала…
- Ты о ком это? - полюбопытствовал Данила.
- Да про Авдотьицу я! Может, знаешь - на Неглинке живет, от твоей кумы неподалеку!
Данила насторожился.
- Вспомнил, аль нет?
- Их всех не упомнить.
- Она ростом с Ивановскую колокольню!
- Теперь припоминаю… - и Данила выразительно поглядел на скомороха: мол, коли начал, так рассказывай! Тот, однако, крепко задумался.
- Вот что, молодец, - сказал, вдоволь надумавшись, скоморох. - Ты ведь с Соплей сговаривался?
- Было такое дело, - согласился Данила.
- Сейчас все стенки уж составились и вместе держатся, чтобы кого в последний миг не сманили. Есть у меня один боец на примете, я его ждал, ждал, а он носу не кажет, а сговаривались еще на Рождество, когда он на Москву приезжал. И охота мне знать - не у Сопли с Одинцом ли оказался. Мне туда нос совать нельзя, да и никому из наших тоже, а ты человек посторонний. Коли бы ты мне про него разведал - я бы тебе заплатил! Или бы Трещала тебя безденежно учить взялся! Да я и сам многому научить могу. Нам важно знать - там он или не там…
Данила усмехнулся: дивная зима выдалась, розыск с розыском схлестываются! Вспомнил, как Богдаш едва с подставной женкой грех не сотворил, - еле смех удержал. А тут еще бойцы в хитрости ударились…
- Сегодня-то не выйдет, - сказал он, опомнившись. - Меня с конюшен ненадолго отпустили. И то уж пора возвращаться.
- А я извозчика возьму! - пообещал Томила. - Птицей долетим!..
- На забор вспорхнем и все разглядим, - ехидно продолжил Данила. Они, чай, тоже стерегутся.
- Да поедем, свет! Мы еще Бажена с собой возьмем! Ступай сюда, Баженушка!
- Нет, Томила. Сказано - нет, так и не пойду. Мне на конюшни пора. Все чистим, скребем! Передавали из Верха - государь опять к нам пожалует, да и не один.
- А с кем?
Говорить, что государь собирался взять с собой своего единственного сыночка, царевича Алексея Михайловича, Данила не пожелал. Во избежание дурного глаза, да и не только глаза, царевичей являли народу лишь когда их уже впору было женить, а царевен - и вовсе никогда. Только самые близкие их и видели. То, что государь хотел сына учеными лошадками потешить, говорило о его великом доверии к конюхам.
- А с боярами и со стольниками.
- Ну, коли так… Бес с тобой, Данила, все одно - вместе пойдем! Провожу тебя малость. А ты завтра-то приходи! Учить тебя Трещала сейчас не начнет, не до тебя ему, а ты сам поприглядывайся!
Но оказалось, что не столько Томила Данилу провожал, сколько наоборот. И хуже того, пользуясь тем, что Данила все еще плохо знал Москву, хитрый скоморох повел его от Яузы по Солянке, а там близ Всехсвятской церкви постучался в некий двор.
За высоким забором сперва Томилу знать не знали и гнали гнилыми словами. Сколько он ни требовал торгового человека Перфишку Рудакова, сколько ни ссылался на молодого Трещалу, ответ был один: коли не угомонишься, страдник, кобелей спущу! И при том - точное указание направления, куда бы скомороху лететь через семь гробов с блядским присвистом.
Даниле эта унылая ругань надоела.