- Неправда, ваша, Алексей Васильевич, - даже обиделся Спирька. - Один разочек только и отходил. Сосед ваш, из 45-го номера попросил в винный погреб сходить. Принеси, говорит, мне бутылочку холодного шампанского, только не ланинского редерера, а настоящего.
Ланинским редерером называли шипучие вина, изготовляемые на заводе Ланина. Ничего общего с шампанским этот напиток не имел. Его "достоинства" один московский поэт, из пьющих, даже в стихах воспел:
От ланинского редерера,
Трещит и пухнет голова…
Дрянь, конечно. Зато не дорого. Алексей раньше не замечал, чтобы среди его соседей водились люди состоятельные. Поинтересовался, на всякий случай:
- Это кто же такой, будет?
Коридорный, обрадованный тем, что разговор перешел на более безобидный для него предмет, отвечал:
- Господин Николаев Александр Иванович. Из военных-с… Воевали… Даже солдатский Георгий имеют-с.
Лавровскому в русско-турецкую войну довелось, как корреспонденту одной петербургской газеты побывать на Балканах, в действующей армии. Он не понаслышке знал, за что вручают солдатам и унтер-офицерам эту награду - Знак отличия Военного ордена Святого Георгия. Только за личное мужество и неустрашимую храбрость можно было получить этот маленький серебряный крестик на оранжево-черной ленточке. Он невольно почувствовал уважение к незнакомому соседу:
- Где служит?
- Нигде-с. Приехали в Москву искать хорошее место. С зимы уже у нас квартируют-с.
Когда коридорный ушел, Алексей предложил товарищу:
- А теперь давай вспомним, при ком именно я говорил, что бумаги у меня дома.
- Сам Колюбакин, Приезжев, - начал перечислять Малинин.
- Ну, эти двое не в счет, Михаил Иванович Бутович тоже.
- Остаются старшие члены общества Пейч и Сонцов…
- Пожалуй. Я их почти не знаю. Ну и конечно Иволгин и Феодосиев. Четверо. Многовато.
… Уже под утро отправились в "Грузины" - любимые бани всех московских наездников, благо начинали они работать с пяти часов. Здесь Лавровский узнал такое, от чего потом ещё долго скрипел зубами от злости и, мысленно, крыл себя такими словами, что любой извозчик позавидует.
У входа в бани, они встретили компанию знакомых наездников - Павла Чернова, Егора Московкина, Филиппа Калинина…
- Давайте с нами, - предложил Чернов. - Мы тут у Васьки Есина всегда раздеваемся. Знаем, ничего не украдут. Да и такой квасок он для нас держит!
Раздевальщик Васька, бойкий мужчина из рязанских, поинтересовался:
- А Михаил Васильевич где?
Узнав, что в ближайшие дни Терентьев навряд ли придёт париться, Есин искренне огорчился:
- Вот беда-то! Такой обходительный, ни когда никого не обидит. Парильщику всегда рублевку, мне, за то, что поддевку почищу, да глянец на сапоги наведу - полтинничек…
- Какую ещё поддевку? Какие сапоги? - встрепенулся Алексей. - Разве Терентьев не в сюртуке ходит?
- Да, давненько ты, Алексей Васильевич в нашей компании не был. - ответил пожилой степенный Филипп Калинин. - Это они раньше, с Пашей на пару, сюртуки у лучших московских портных заказывали, денег не жалели. А как на Масленицу какая-то краля сказала Мишке, что он вылитый Иван-царевич, так он тут же поддевку сшил из английского сукна, рубаху алого шелка, сапоги лаковые… А сюртуки со штиблетами, который месяц в шкафу пылятся.
Продолжая незлобно посмеиваться над причудами Терентьева, наездники пошли в парную.
Малинин, заметив огорчение товарища, тронул его за плечо:
- Не переживай, Лёша!
- Ну, откуда я, бестолочь, взял, что сюртук и штиблеты были на нем? В донесении же этого нет. Слово в слово помню: "При обыске были обнаружены: в карманах сюртука - мартовский выпуск газеты "Народная воля", в штиблете, под подкладкой - четвертушка плотной бумаги"… Ясно дело, на конюшне и подложил кто-то из своих. Там и искать надо было! А мы на хипесниц каких-то столько время зря потратили!
- Так уж и зря, - улыбнулся Малинин, не без удовольствия вспомнив вчерашнее приключение.
Потом они долго "жарились" в облаке горячего густого парка, который банщики щедро нагнали для своих любимых гостей. Не выдержав, один за другим выскакивали из парной. Самыми крепкими оказались Лавровский и Калинин
- Филипп Иванович, кто долгоруковский приз, по-вашему, возьмет? - воспользовавшись подходящим моментом, Спросил Алексей.
- Зима, - немного подумав, ответил тот. - Больше некому. Ехал бы Терентьев могла и Грозная.
- А кто на ней поедет?
- Парнишку одного с колюбановского завода прислали, кажись из конюхов… Толковый малый… Да и в роду у него все наездниками были… Только рано ему пока призы брать… Все не могу больше!
Вслед за ним вышел из парной и Алексей. Похоже "верную лошадку" он узнал. После "Славянского базара" можно будет заглянуть к Василию Романовичу. Очень уж хочется полистать пухлую записную книжку покойного Байстрюкова.
Глава 12. ЗАВТРАК ДО "ЖУРАВЛЕЙ"
- Нет, господа, хорошие обычаи нарушать не следует. Если завтракать в "Славянском базаре", то непременно до "журавлей", - сказал Николай Константинович Феодосиев и позвал - Человек!
Как из под земли, возник расторопный молодец во фраке - официант. В отличие от половых в трактирах обращаться к нему следовало на "вы".
- А к кофе подайте "журавлей".
- Сей момент-с, - в голосе официанта звучало не привычно-наигранное, а настоящее почтение. Далеко не каждая компания могла позволить себе закончить завтрак "журавлями" - заказать запечатанный хрустальный графин разрисованный золотыми журавлями, с коньяком многолетней выдержки. Ведь стоит он пятьдесят рублей! Сразу видно, настоящие господа. Не чета той разряженной шантрапе, что толпится возле буфета. Те возьмут три рюмки водки и от пуза лопают разнообразные закуски, пользуясь тем, что на каждую рюмку крепкого бесплатно полагается три тарелки. А потом с важным видом суют рублёвку: "Завтракать сегодня что-то не хочется - совсем аппетита нет. Сдачи не надо, оставьте себе на "чай". А там и сдачи-то гривенник…
Настроение у Лавровского было превосходное. Завтрак, действительно, удался. И обстановка к этому располагала - круглый светлый зал со стеклянной крышей и широкими окнами, фигурные двери и обои под изразцы, бассейн с тихо журчащим фонтаном, удобные темномалиновые диваны у стен, белоснежные скатерти и салфетки… И готовили здесь не хуже чем у Тестова. Но главное в другом. Удалось, наконец, выяснить каким образом визитная карточка Николая Константиновича попала к убитым переписчикам.
Феодосиев оказался настоящим знатоком бегового дела. С жаром рассказывал он о заводском и ипподромном тренинге, организации рысистых испытаний в Америке.
- Вы бы написали все это, - предложил Малинин. - Уверен, многие с интересом читать станут.
- Уже написал. Но прежде чем отдавать в типографию, хотел узнать мнение кое-кого из московских спортсменов и заводчиков.
- И что же?
- Подчерк у меня, не дай бог каждому, как курица лапой накарябала.
- Экая беда, - улыбнулся Лавровский. - У меня самого не лучше. На то и переписчики есть.
- Так их ещё найти надо. Был я в воскресенье в театре Бренко. Там мой приятель Вася Андреев-Бурлак режиссером служит. Познакомил он меня с двумя. Вроде обо всем договорились, дал я им свою карточку, задаток. Сказали, что в понедельник утром зайдут в гостиницу за рукописью… До сих пор идут…
Алексей охотно пообещал найти ему надежных переписчиков, радуясь в душе, что этот вызывающий симпатию человек, теперь вне подозрений.
С ипподромов разговор перешел на лошадей. И тут же разгорелся бурный спор.
- Слов нет, наши русские рысаки хороши, - говорил Феодосиев, с удовольствием потягивая розовое анжуйское. - Кстати, более справедливо было бы, переименовать породу в орловскую, в честь основателя… Но в ближайшем будущем американцы из Европы нас вытеснят.
Малинин тут же возразил, сославшись на мнение пользующегося уважением у всех спортсменов и заводчиков, французского ипполога барона де Кербреха:
- Помните, какую нелестную оценку дал он американцам?
- Разумеется, - улыбнулся Феодосиев, и процитировал - "Впечатление, точно их сплющили между двумя досками и растянули во все стороны: шея оленья, спина несоразмерно длинная, круп короткий. Кроме того они бедны мускулатурой…" Но не забывайте: это было написано лет десять назад. А сегодня австрийские, германские и французские спортивные журналы пишут совсем иное.
- Читал, - вздохнул Малинин. - Американский рысак, как заявляют некоторые авторы, не имеет себе равных по строению, резвости, выносливости и мягкости характера.
- Россия каждый год продает в Европу четыре - пять тысяч рысаков, - поддержал приятеля Лавровский. - Целыми ставками покупают. Цена очень хорошая - по две тысячи за голову, в среднем… Да чтобы такой рынок перехватить любых журналистов нанять можно!
- Вы не совсем правы, - возразил Феодосиев. - Конечно, в отличие от нас, они умеют пользоваться, так называемой "рекламой". Но нельзя отрицать и того, что за последние десять лет, экстерьер американского рысака значительно изменился. А главное, что они добились таких высот резвости, которые нам пока и не снились. В прошлом году кобыла Мауд-С пробежала полторы версты за 2 минуты 10 секунд. А у нас какой рекорд?
- Две двадцать, - с грустью признал превосходство американцев Лавровский.
- Зато наш рысак, хоть в подводу, хоть под воеводу, - горячился Малинин. - Можно в экипаж запрягать, можно землю пахать, а американский годится только для беговых дорожек…
- Всё правильно, - согласился Феодосиев. - Но вот с этих-то самых дорожек они нас и могут очень просто вытеснить. А чтобы не случилось такого надо работать господа, и не по-старинке - по-новому.
Он начал делиться с ними своими планами:
- Прежде всего, надо наладить ввоз из-за океана высококлассных лошадей, настоящих резвачей… Ведь если это прибыльное дело попадёт в руки венских барышников, таких как Шлезингер и Моргинштерн, то к нам такое, извините за выражение, дерьмо повезут… Думаю устроить свой завод с лучшими американскими производителями, завести призовую конюшню. Наездника я для неё уже присмотрел - Томас Мурфи. Знаете, какое ему прозвище в Америке дали? Волшебник вожжей! Он согласен в Москву переехать.
- Вы настолько богаты? - спросил Малинин.
- Кое-какое состояние имеется. Но ведь я собираюсь делать всё это не один. Мои знакомые по Бессарабии и Петербургу готовы вложить деньги. В наше время деньги найти можно, в отличие от толковых людей.
Лавровский подумал, что Николай Константинович слишком долго не был в России и, напрочь, забыл её реалии. Действительно, найти у нас людей, которые пообещают любые деньги, легко. А вот получить их…
- А к вам у меня вот какое предложение, - продолжал Феодосиев. - В Москве до сих пор нет ни одного спортивного журнала.
Предложение было встречено с большим интересом. Алексей давно подумывал о своем журнале. Поддерживал его и Сергей. Честно говоря, он тяготился своей работой у Плевако. Ну не его это дело защищать в суде проворовавшихся чиновников, обанкротившихся купцов и ревнивых любовников, дошедших до смертоубийства.
Во время бурного обсуждения программы будущего издания и были заказаны "журавли".
- Получить разрешение на новое издание очень сложно, - заметил Алексей. - Министр внутренних дел Игнатьев всем отказывает.
- Ничего, - успокоил Николай Константинович. -
Поговаривают, один мой хороший приятель на днях станет главноуправляющим государственного коннозаводства. Надеюсь, посодействует.
Официант принес кофе и хрустальный графин изумительной красоты. Осторожно вытащил пробку и разлил благоухающий напиток по рюмкам. Коньяк оказался превосходным.
- Вот теперь можно и закурить, - Феодосиев достал серебряную папиросницу и любезно протянул. - Между прочим, ещё одна американская новинка - сигареты, изобретение мистера Филиппа Мориса. Турецкий табак, ручная скрутка. Угощайтесь, господа!
Благодушное настроение Лавровского, как рукой сняло.
Обеды и ужины в "Славянском базаре" популярностью не пользовались. Зато завтраки были в моде. К двенадцати часам зал был полон. Так как ресторан находился на Никольской улице в Китай-городе, который иногда называли Московским Сити, здесь можно было встретить многих крупных купцов. Одна такая компания расположилась за соседним столиком. Алексей узнал членов бегового общества Расторгуева, Соловьева, Шибаева.
- Я давно предупреждал, - донесся до него бас, грузного бородача, Шибаева, человека весьма влиятельного среди московских старообрядцев. - Все эти тотализаторы, да трибуны разные до добра не доведут.
- Причем тут тотализатор, - не соглашался с ним Соловьев, известный всей Москве, как азартный игрок, могущий поставить на карту сразу десятки тысяч. - Просто, деньги свои надо доверять тем, кто их зарабатывать умеет, а не промотавшимся барам…
- Да, с-кандал, п-право слово, с-кандал, - слегка заикаясь, сокрушенно качал головой длинный и тощий, как жердь, молодой богач Расторгуев. В руках он держал номер газеты "Современные известия"
Лавровский и Малинин переглянулись. Похоже, скандал вокруг бегового общества продолжал разгораться.
- Поедемте на бега, господа, - предложил Феодосиев. - Там сейчас запись на воскресные призы идет. Всех на месте застанем.
Глава 13. КОМУ НА БЕГАХ ЖИТЬ ХОРОШО?
У "Славянского базара" стояли с десяток "лихачей" - выбирай любого. Лавровский купил у мальчишки номер "Современных известий". Сев в пролётку, развернул его. А вот и причина скандала - на третьей полосе.
Газету "Современные известия" вот уже лет пятнадцать издавал известный публицист Н.П. Гиляров-Платонов. Москвичи её уважали - это была единственная газета не стеснявшаяся пробирать власть имущих. Никита Петрович - человек состоятельный, со связями, и к тому же немного, как говориться "не от мира сего", никого не боялся. А так как денег он не считал, то собрались у него лучшие перья. Всеобщий интерес вызывали воскресные фельетоны "Берендея". Поговаривали, что под этим псевдонимом скрывается высокопоставленный чиновник полиции. Сам Николай Иванович Пастухов, до того как открыл собственную газету, работал здесь репортёром.
Но особый успех у читателей имел некий "Свой человек". Его обличительные фельетоны в стихах, подражание некрасовской поэме "Кому на Руси жить хорошо?", всегда вызывали много шума. В них доставалось буквально всем. То Городской Думе запретившей в целях экономии освещать городские улицы в календарные дни полнолуния, то железнодорожному начальству за антисанитарию на вокзалах, то взяточникам из полиции. Все себя узнавали. Но поделать ничего не могли - написано иносказательно, без имен.
На этот раз "отутюжили" Московское беговое общество. Фельетон так и назывался "Кому на бегах жить хорошо?". А начинался он так:
В каком году - рассчитывай,
В какой земле - угадывай,
Сошлись семь мужиков,
Семь здорово обманутых,
Надежинской губернии,
Уезда Рубль-Последнего,
Грош-Пятаковской волости,
Из смежных деревень:
Башиловка и Масловка,
Грузины с Живодеркою,
Ваганьково и Зыково,
С Петровска парка тож.
Сошлися и заспорили:
Кому живется весело
Вольготно на бегах?
Роман сказал наезднику,
Демьян сказал, что конюху,
Лука сказал "жучку",
Барышнику пузатому,
Сказали братья Губины
Иван и Митродор.
Старик Пахом потупился
И молвил в землю глядючи:
Их генералу главному
С усами тараканьими,
И Пров сказал: ему…
В усатом генерале, то и дело требовавшем: "Эй, Прошка! Рюмку водки мне!", без труда можно было узнать Александра Васильевича Колюбакина. Легко угадывались непоседливый, до суетливости Приезжев, осторожный Николай Сергеевич Пейч, прижимистый Александр Александрович Стахович и другие видные деятели бегового общества. А суть "поэмы" сводилась к тому, что нынешний тотализатор на московских бегах - сплошной обман и живут припеваючи, благодаря нему, только Колюбакин со своими ближайшими приспешниками. Мерзость, конечно, но к суду газету не привлечешь - фамилии не названы, город, в котором все происходит, тоже, да и бега не лошадиные, а тараканьи.
- В честности Александра Васильевича и Павла Павловича я не сомневаюсь, - сказал Феодосиев. - А вот за кассиров и счетовода не поручусь. Давно надо было арифмометры приобрести, тогда…
Закончить свою мысль он не успел. На Тверской, недалеко от генерал-губернаторского дома, их пролетка поравнялась с двухместным шарабаном, которым правил не кучер, а высокий полный мужчина в голубом жандармском мундире с серебряными аксельбантами. Феодосиев приветствовал его, приподняв цилиндр. Жандарм в ответ улыбнулся и помахал рукой.
- Александр Спиридонович Скандраков, - пояснил Николай Константинович. - Мы с ним давнишние приятели. Отчаянной храбрости человек. В Киеве, когда бомбистов арестовывали, у него патроны кончились, так он одного голыми руками скрутил, чуть шею не свернул… Кстати, наш брат - лошадник…
С Петербургского шоссе свернули на Беговую аллею, которая стараниями вице-президента была недавно шоссирована и обсажена тополями.
Остановились у главного подъезда беговой беседки. Через швейцарскую и приемную, где уже начинали собираться спортсмены, чтобы записать своих лошадей на призы, по полукруглой лестнице поднялись на второй этаж. Дверь справа, ведущая в членский зал, была закрыта. Зато из-за полу прикрытой двери слева доносились громкие голоса. На просторном балконе, огибающем беседку, собралась вся беговая администрация. Был тут и Иволгин.
- Уже читали? - спросил вошедших, красный как рак, Колюбакин. - За всю жизнь, и когда эскадроном командовал, и в полку, и здесь - чужой копейки не взял! Своих денег, сколько на общество извел - не считал. А теперь, оказывается, одному мне на бегах жить хорошо!
- К сожалению, многие люди склонны судить по себе. У воды, дескать, быть, да не напиться, - резко бросил, расхаживающий взад - вперед по балкону, Приезжев. - Заверяю вас, господа, приходно-расходные книги в полном порядке.
- А я прихожу к выводу, - вступил в разговор Пейч, - что напрасно мы отвергли предложение Лазаря Соломоновича. И деньги ведь не плохие предлагал.
- Какое такое предложение? - удивленно спросил Дмитрий Дмитриевич Сонцов.
Приезжев рассказал, что ещё зимой известный предприниматель и банкир Лазарь Соломонович Поляков обратился к администрации общества с предложением - взять тотализатор в аренду, "на откуп", как говорили раньше, сроком на пять лет. При этом общество лишалось бы права вмешиваться в дела тотализатора, которые он обещал вести на свои средства. Зато получало бы ежегодно по 50 тысяч рублей. Законам Российской империи, заверял Поляков, все это не противоречит.
Сонцов возмутился, и даже сорвался на крик:
- Почему я, как старший член общества, впервые об этом слышу? Кто дал вам право решать не советуясь? Тем более предложение, заслуживающее внимания…
Александр Александрович Стахович брезгливо поморщился: