- Я ни для кого, кроме собственного мужа, одежду не сбрасываю, - сказала она. - Ни для кого другого. И уж точно не на людях и определенно не… не для таких мерзких целей, как вообразил Бакнер.
- То есть, вы хотите сказать, все это - воображение старика?
- Да! Именно так!
Мэтью нашел соответствующий листок и прочел написанное.
- Относительно инцидента в саду мистер Бакнер показал следующее: "Я никому ничего не рассказал, даже когда услышал, что Элиас Гаррик видал. Потом мне Лестер Крейн говорил, что Стивен Дантон тоже такое видел - три твари с ведьмой, только они свои мерзости творили в доме, где жила до этого семья Пул, рядом с фермой Дантона". - Он поднял глаза на Рэйчел. - Как это может быть воображением двух разных людей, в разное время и в разных местах?
Она не ответила. Лицо ее потемнело, она смотрела прямо перед собой.
- Показания Элиаса Гаррика в понедельник утром добавят еще дров в ваш костер, - сказал Мэтью. - Вы знаете, что он будет говорить. - Ответа не последовало. - Я так понимаю ваше молчание, что знаете. Потом мы выслушаем слова ребенка по имени Вайолет Адамс. Мне неизвестно, о чем она будет свидетельствовать. А вам? - Снова молчание. - Что бы это ни было, слова из уст ребенка будут вдвойне весомы. Магистрат весьма чувствителен к показаниям детей, и я бы вам посоветовал придержать язык, пока она будет говорить.
- Какую бы ложь она ни изрыгала? - спросила Рэйчел, все так же глядя прямо перед собой.
- Даже если она поклянется, что видела вас в уличной уборной с тремя сотнями демонов. Держите язык на привязи.
- Может быть, вам интересно будет узнать, - сказала Рэйчел, - что мать этого ребенка - именно та женщина, которая надушила мне голову таким ароматом прямо перед церковью. Констанс Адамс не делала секрета из своих чувств ко мне. - Рэйчел повернула голову, ее глаза встретили взгляд Мэтью. - Вы - клерк магистрата, поклявшийся соблюдать его закон. Если вы здесь не для того, чтобы шпионить по его поручению, почему вам не наплевать в высшей степени, что я буду говорить и чего не буду?
Мэтью продолжал ровнять листы бумаги. Закончив, он вложил их в ящик и закрыл крышку. Столько времени понадобилось ему, чтобы сформулировать ответ.
- Я очень любопытен насчет головоломок, - ответил он, стараясь не встречаться с ней взглядом. - Я могу успокоиться только тогда, когда все кусочки идеально подходят. В данном случае… я чувствую, что многие кусочки силой уложены на неправильные места и потому растрепались по краям. Есть отсутствующие кусочки, которые требуется найти. И есть кусочки вроде бы правильные, но они - по крайней мере для меня - фальшивые. В этом и состоит мой интерес.
Последовало долгое молчание. Мэтью занял его очисткой пера. Потом она спросила с нажимом:
- Вы думаете, что я ведьма?
- Я думаю, - ответил он после некоторого размышления, - что в этом городе поселилось очень изощренное зло. Воплотилось оно в человеке или демоне, оно кажется сатанинским. Большего я сказать не могу.
- Я тоже, - сказала она. - Но кто бы ни был тот, кто перерезал горло моему мужу и изобразил меня в этом грязном маскараде, гореть за это придется мне.
Спорить с этим утверждением Мэтью не мог. Сожжение казалось действительно весьма близким.
"Ложь на лжи", - говорила миссис Неттльз.
"Что ей нужно - так это защитник, боец за правду".
Как правда здесь негусто представлена, так и бойцы, подумал Мэтью. Он всего лишь клерк, не более того. Не магистрат, не поверенный… и уж точно не боец.
Но в одном он был уверен, одно ему стало ясно после отвратительного переживания свидетельства Бакнера и бурной реакции магистрата. Как только закончатся допросы, Вудворд будет вынужден немедленно вынести решение о предании смерти Рэйчел Ховарт. Через несколько дней она сгорит дотла после прочтения ей этого приговора. А чья рука напишет его?
Собственная рука Мэтью, конечно же. Ему уже приходилось это делать, ничего нового.
Кроме того, что в этот раз ему предстоит унести с собой в могилу загадку кусочков, которые не укладываются в картину, и сойти в нее, мучаясь неразгаданными "почему".
Он закончил чистить перо, положил его вместе с чернильницей в коробку, после чего коробка отправилась в один из выдвижных ящиков стола, которые Уинстон, очевидно, очистил перед тем как везти в тюрьму, потому что стол был абсолютно пуст - свободен для дальнейшего использования.
Затем Мэтью растянулся на соломе - свежей, спасибо мистеру Грину, - закрыл глаза и попытался заснуть. Только потом до него дошло, что он бессознательно отодвинулся как можно дальше от решетки, отделявшей его от камеры Рэйчел Ховарт, и что в правой руке он сжимает Библию, отгораживаясь ею.
Глава 13
Когда магистрат добрался до лазарета доктора Шилдса - выбеленного мелом дома на улице Гармонии, он шел уже будто в тумане. И это ощущение давящей и слепящей тяжести связано было не только с физическим состоянием; это была еще и душевная тяжесть.
Вудворд только что ушел из дома Лукреции Воган. Миссис Воган была приглашена к двери симпатичной белокурой девушкой лет шестнадцати, которую старшая дама представила как свою дочь Шериз. Возвращая корзину с чайником и чашками, Вудворд поинтересовался, зачем миссис Воган хотела, чтобы красновато-коричневую чашку разбила Рэйчел Ховарт.
- Вы-то, человек городской и утонченный, понимаете, - сказала миссис Воган, - что теперь эта чашка стала куда ценнее, чем раньше.
- Ценнее? - спросил Вудворд. - Каким образом осколки чашки могут быть дороже целой?
- Потому что чашку разбила она, - был ответ, который только сильнее озадачил магистрата. Очевидно, это отразилось у него на лице, потому что миссис Воган пояснила: - Когда ведьму предадут смерти, а Фаунт-Роял снова успокоится, жители города захотят иметь что-то в память о том страшном времени, которое нам пришлось пережить. - Она улыбнулась, и Вудворд мог бы назвать эту улыбку только ледяной. - Конечно, на это уйдет время, но, если правильно подать осколки разбитой чашки, они пойдут дорого, как амулеты, приносящие удачу.
- Простите? - Вудворд чувствовал, что туман обволакивает мозг.
- Я специально выбрала оттенок самый близкий к кровавому, какой только нашла, - сказала миссис Воган, и в ее голосе прозвучала интонация быстро соображающего человека в разговоре с тугодумом. - Кровь ведьмы. Или алые слезы ведьмы. Я еще не решила, так говорить или этак. Это же вопрос воображения, понимаете?
- Я… боюсь, что у меня воображение не так хорошо развито, как у вас, - сказал Вудворд, и густой ком закупорил ему горло.
- Спасибо, что вернули так быстро. В свое время я смогу сказать, что осколки чашки, разбитой ведьмой, передал мне собственными руками магистрат, предавший ее казни. - Тут у миссис Воган появились небольшие морщинки на лбу. - А скажите мне, что станет с соломенными куклами?
- С соломенными куклами? - повторил он.
- Да. Вам же они не нужны будут, когда ведьмы не станет?
- Извините, - сказал тогда Вудворд. - Мне действительно пора.
И вот в таком виде - с туманом в голове, под серым небом - он потянулся к дверному колокольчику доктора Шилдса. Над дверью виднелась вывеска, окрашенная в красный, белый и синий цвета медицины, и она объявляла, что здесь принимает "Бендж. Шилдс, хирург и цирюльник". Вудворд потянул за шнурок и стал ждать. Вскоре дверь отворила крупная широколицая женщина с курчавыми темно-каштановыми волосами. Магистрат представился, спросил, нельзя ли видеть доктора Шилдса, и был проведен в скудно обставленную гостиную, украшением которой служила позолоченная клетка с двумя желтыми канарейками. Женщина, пышная фигура которой была облечена бежевым платьем и фартуком, вполне пригодным к службе в качестве палатки переселенца, вышла в дверь на другой стороне комнаты, оставив Вудворда в обществе птиц.
Однако почти сразу, через минуту или две, эта дверь открылась вновь, и появился сам доктор, одетый в белую блузу с закатанными рукавами, винного цвета жилет и угольно-серые бриджи. На носу у него сидели очки с круглыми стеклами, длинные волосы болтались по плечам.
- Магистрат! - воскликнул он, протягивая руку. - Чем обязан такой радости?
- Хорошо бы, если бы радость была моей целью, - ответил магистрат. Голос его, довольно сиплый, готов был совсем пропасть. - Боюсь, что я пришел с жалобами на здоровье.
- Откройте рот, пожалуйста, - попросил Шилдс. - Чуть наклоните голову назад, если не трудно. - Он заглянул внутрь. - Ну и ну, - сказал он, едва успев глянуть. - Горло у вас сильно опухло и воспалено. Подозреваю, что у вас оно болит.
- Да. Очень.
- Не сомневаюсь. Пойдемте со мной, посмотрим получше.
Вудворд последовал за доктором в ту же дверь, через коридор, мимо комнаты, где стояли чашка с водой, кресло и кожаный ремень для правки бритв при выполнении обязанностей цирюльника, мимо второй комнаты, где стояли три узкие кровати. На одной лежала молодая женщина с гипсовой повязкой на правой руке и вялым лицом, покрытым синяками всех цветов и размеров. Ее кормила супом из миски женщина, открывшая Вудворду дверь. Он понял, что это, должно быть, злополучная жена Ноулза, пострадавшая от ярости выбивалки для ковров.
В третьей по коридору комнате дверь была открыта, и Шилдс сказал:
- Присядьте вон туда, - и показал рукой на кресло возле единственного окна.
Магистрат сел. Шилдс распахнул ставни, впуская туманный серый свет.
- С рассветом взмыла моя душа, - сказал доктор, отвернувшись, чтобы приготовить все для осмотра. - Потом она упала вновь на землю и сейчас лежит в луже грязи.
- У меня так же. Неужто никогда не засияет снова полный солнечный день над Новым Светом?
- Это, похоже, вопрос темный.
Вудворд рассмотрел комнату, в которую его привели. Очевидно, она служила кабинетом и врачу, и его аптекарю. По одну сторону располагались видавшие виды стол и кресло, рядом висела на стене книжная полка, и книги на ней казались старыми медицинскими томами, если судить по толщине и мрачности кожаных переплетов. Напротив стоял длинный верстак на высоте примерно в половину роста доктора Шилдса. На верстаке, вдоль которого были вделаны с десяток выдвижных ящичков с ручками из слоновой кости, расположился кошмар пьяного стеклодува в виде таинственных бутылочек, мензурок, банок и тому подобного, а также набор аптекарских весов и каких-то еще приборов. На стене также висели полки, и на них тоже стояли бутылки и банки, во многих темнели какие-то жидкости и зелья.
Шилдс вымыл руки с мылом в миске с водой.
- Это у вас недавно такое состояние? Или вас оно беспокоило еще до прибытия в Фаунт-Роял?
- Только недавно. Началось с легкого першения, но сейчас… едва могу глотать.
- Гм! - Доктор вытер руки тканью и открыл один из ящиков верстака. - Надо залезть вам в горло. Он повернулся к магистрату, и Вудворд с некоторым испугом заметил, что у Шилдса в руках ножницы, вполне пригодные для обрезки деревьев.
- А! - произнес Шилдс, слегка улыбнувшись тревоге Вудворда. - Я хотел сказать, что надо посмотреть вам в горло.
Своими страшными ножницами он разделил свечку пополам, потом отложил их и вставил один из обрубков свечи в металлическую держалку с зеркалом позади пламени для усиления света. Он зажег свечу от спички, взял из ящика другой инструмент и поставил кресло напротив пациента.
- Откройте пошире, пожалуйста.
Вудворд повиновался. Шилдс поднес свечу ко рту магистрата и стал внимательно изучать.
- Похоже, весьма сильно воспалено. Скажите, дыхание у вас не затруднено?
- Знаете, дышать действительно стало тяжким трудом.
- Запрокиньте голову, чтобы я посмотрел вам в ноздри. - Шилдс хмыкнул и стал глядеть в этот внушительный хобот. - Да, и здесь все опухло. Больше справа, чем слева, но прохождение воздуха одинаково затруднено. Откройте снова рот.
На этот раз, когда Вудворд подчинился, доктор ввел длинный металлический зонд с квадратным клочком ваты на конце, зафиксированным зажимом.
- Пожалуйста, не глотайте.
Вата стала тереться по задней стенке горла Вудворда, и магистрату пришлось зажмуриться и подавить позыв поперхнуться или закричать - такая острая была боль. Наконец зонд вышел, и Вудворд увидел - сквозь слезы, - что вату пропитала пастозная желтая жидкость.
- Я с этой болезнью уже сталкивался в разных степенях се серьезности, - сказал доктор. - Ваше состояние примерно в середине. Такова цена, которую платит человек за жизнь на краю болота, за испорченный воздух и влажные испарения. Эта перетяжка горла и дренирование вызвали у вас в глотке крайнее раздражение. - Он встал и отложил зонд с пожелтевшей ватой на верстак. - Я смажу вам горло лекарством, которое должно почти полностью снять боль. Также я дам вам средство для облегчения дыхания.
Говоря все это, он убрал измазанную вату из зажима и вставил туда свежий кусок.
- Слава Богу, хоть какое-то облегчение будет! - сказал Вудворд. - Чистая пытка была - говорить сегодня во время снятия свидетельских показаний!
- Ах да, показания. - Шилдс выбрал на полке бутыль и вытащил пробку. - Первым свидетелем был Джеремия Бакнер? Мистер Уинстон мне сказал, что вы собирались с него начать.
- Это верно.
- Я знаю его историю. - Шилдс вернулся к креслу, неся с собой бутылку и зонд, но оставив на этот раз свечу с зеркалом. - От такой истории на парике волосы могут встать дыбом, не находите?
- Ничего более мерзкого никогда не слышал.
- Откройте рот, пожалуйста. - Шилдс обмакнул вату в бутылку с темно-коричневой жидкостью. - Немного пощиплет, зато снимет воспаление. - Он ввел зонд, и Вудворд напрягся. - Спокойнее.
И тут пропитанная жидкостью вата коснулась горла. Вудворд чуть не откусил зонд, руки его сжались в кулаки, и он поймал себя на мысли, что это похоже на сожжение на костре, только без дыма.
- Спокойно, спокойно! - сказал доктор, остановившись, чтобы снова макнуть вату в жидкость. Вновь наступила борьба с ужасной болью, и Вудворд понял, что у него голова свинчивается с шеи в непроизвольных попытках уйти от ваты. Это, подумал он с горячечным юмором, будто тебя не только жгут, но еще и вешают.
Однако через секунду страшная боль стала отступать. Шилдс продолжал макать вату в коричневую жидкость и щедро мазать заднюю стенку горла.
- Сейчас уже должно быть немного лучше, - сказал он. - Чувствуете?
Вудворд кивнул. Слезы текли у него по щекам.
- Моя собственная пропись: кора хинного дерева, лимониум, опиум, на основе оксимеля для придания твердости. В прошлом показала очень хорошие результаты. Я даже подумываю подать на патент. - Он еще несколько раз приложил лекарство, проверил, что горло магистрата хорошо обработано, и сел, улыбаясь.
- Ну, хотел бы я, чтобы все мои пациенты были такими же стойкими, как вы, сэр. Ох, одну минутку. - Он поднялся, подошел к одному из ящиков и вернулся с льняной салфеткой. - Может быть, стоит ею воспользоваться.
- Спасибо, сэр, - прохрипел Вудворд.
Он воспользовался салфеткой так, как это и подразумевалось, - вытер слезы.
- Если в ближайшие дни вам станет хуже, нам придется повторить смазывание лекарством большей крепости. Но я рассчитываю, что вам уже завтра к вечеру будет намного легче… Ваш следующий свидетель - Элиас Гаррик?
- Да.
- Он же уже рассказывал вам свою историю. Зачем надо его вызывать?
- Его показания должны быть записаны.
Доктор Шилдс посмотрел поверх очков, невероятно похожий сейчас на сову-сипуху.
- Должен вас предупредить, что долгий разговор нанесет вашему горлу дальнейший вред. Вы в любом случае должны дать ему отдых.
- Гаррика я вызывал на понедельник. Воскресенье будет для меня днем отдыха.
- Даже понедельник может быть слишком рано. Я бы сказал, что вам абсолютно необходимо воздержаться от речей по крайней мере неделю.
- Невозможно! - возразил Вудворд. - Что же я за магистрат буду, если не смогу говорить?
- Это не мне решать, я только даю вам профессиональный совет. - Шилдс вновь подошел к верстаку, отложил зонд и открыл синюю керамическую баночку. - Это средство поможет вашим ноздрям, - сказал он, возвращаясь с банкой к Вудворду. - Возьмите одну.
Вудворд заглянул в банку и увидел что-то вроде дюжины небольших коричневых палочек, каждая длиной дюйма в два.
- Что это?
- Растительное лекарство из листьев конопли. Я сам ее выращиваю, поскольку это, кажется, одно из немногих растений, которые выживают в этом зверском климате. Давайте, вы увидите, что это полезное лекарство.
Вудворд выбрал одну палочку, на ощупь довольно маслянистую, и потянул было в рот, намереваясь разжевать.
- Нет-нет! - остановил его Шилдс. - Ее курят, как трубку.
- Курят?
- Да. Только с одним различием: дым надо втянуть глубоко в легкие, там подержать и медленно выдохнуть. - Доктор пододвинул свечу. - Вложите между губами и потяните через нее воздух.
Магистрат так и сделал, и Шилдс коснулся пламенем свечи закрученного кончика палочки. Вверх пошла тоненькая струйка синеватого дыма.
- Втягивайте, - велел Шилдс. - Иначе никакой пользы не будет.
Вудворд вдохнул изо всех сил. Горький дым обжег легкие, и от приступа кашля слезы выступили на глазах. Вудворд согнулся пополам, задыхаясь и стеная.
- Первые несколько затяжек действительно трудны, - признал доктор. - Смотрите, я покажу, как это делается.
Он сел, взял одну из конопляных палочек и зажег. Потом вдохнул с привычной легкостью. После небольшой паузы он выпустил дым изо рта.
- Видите? Требует некоторой практики.
Вудворд заметил, что глаза у доктора заблестели. Он снова попытался затянуться, и снова его скрутил кашель.
- Возможно, вы вдыхаете слишком много дыма, - предположил Шилдс. - Лучше это делать малыми дозами.
- Вы настаиваете, чтобы я подвергся этому лечению?
- Да. Вам станет намного легче дышать.
Шилдс снова затянулся, задрал подбородок и выпустил клуб дыма к потолку.
Вудворд сделал третью попытку. Кашель был уже не такой суровый. На четвертый раз он кашлянул всего два раза. К шестой затяжке давление в голове стало слегка слабеть.
Доктор Шилдс уже докурил свою палочку почти до половины. Он разглядывал тлеющий кончик, а потом перевел взгляд прямо на магистрата.
- Знаете, магистрат, - сказал он после долгого молчания, - вы очень хороший человек.
- И в чем это выражается, сэр?
- В том, что вы без жалоб выносите бахвальство и напор Бидвелла. На это способен только очень хороший человек. Видит Бог, вы, наверное, почти святой.
- Думаю, что нет. Я всего лишь слуга.
- О нет, больше чем слуга! Вы хозяин закона, что ставит вас выше Бидвелла, поскольку ему так отчаянно нужно то, что только вы можете ему дать.
- Но то же можно сказать и о вас, сэр, - возразил Вудворд. Он глубоко вдохнул, подержал дым внутри и выдохнул. Выдыхаемый дым расходился, сходился и снова расходился, как картинки в калейдоскопе. - Вы - хозяин исцелений.
- Хотел бы я им быть! - Шилдс гулко засмеялся, потом наклонился вперед и прошептал заговорщицким шепотом: - Как правило, я вообще не знаю, что делаю.
- Вы шутите!
- Нет. - Шилдс снова затянулся и выпустил изо рта клуб дыма. - Это горькая, но правда.