Розовые шлепанцы с белыми помпончиками?
Через полчаса весь город уже говорил о потустороннем мире и прибытии прошлой ночью с того света духа самого лейтенанта Нильса. Новость переходила из уст в уста с невообразимой быстротой: из дома градоначальника прямиком на рынок, с рынка в торговые лавки, из торговых лавок в мастерские, артели и по всем домам. Новость обрастала самыми невероятными небылицами:
– Говорят, супруга генерала очень строга и похожа на кабана. Привидение в дом забежало, а увидев ее, завизжало и от ужаса убежало!
– Болтают, ночью в черной накидке летал сам генерал!
– Толкуют мужики, что это генерал ночью жену свою искал!
– Старухи на рынке болтают, будто в полдень на площади привидения дадут представление.
– Говорят, в столице нынче в моде розовые шлепанцы, теперь их носят все – дети, дамочки и мужики.
Генерал в это время лежал у себя в спальне на кровати с примочкой на голове. Старушка Агафья сидела за столиком в соседней комнате, вставляла нитку в иголку и штопала, как могла, генеральский погон.
– Агафья! Какая ужасная череда обстоятельств! Сначала кошмарная бессонная ночь с привидением и этой макакой-воровкой. Понесенные потери: мои любимые очки, сумочка супруги, ее духи и пудра. Потом этот вздорный письмоносец Фердинанд. Это же нужно было только придумать: принести депешу ни свет, ни заря! Срочную, видите ли! Уведомляют меня, что скоро в город приеду я. Вот подлец! Но мы все-таки дожили до утра. А утром я остался без туфель и без сапог. Вздор! Я был расстроен до глубины души. Но и это еще не все. Меня еще ждал триумфальный выход в розовых шлепанцах к гостям и подчиненным, а потом "трогательное" общение с вашей наглой макакой. Отвратительное животное! Какова наглость – прыгнуть ко мне на плечо и грызть мой погон! Да еще на виду у всех. Какой позор! – с возмущением говорил Виссарион. – Что-то голова у меня как чугунная. Агафья, голубушка, принеси что-нибудь выпить.
Старушка невозмутимо сидела за столом и штопала погон. Потом спокойно повернулась к нему и спросила:
– Чего изволите, господин генерал? Рюмочку белого крепкого или вина красного, слабого? Хорошо помогает по утрам, как рассол.
Виссарион поморщился и недовольно завопил:
– Опять этот рассол! Микстуру давай, микстуру и воды! И когда будет готов мой мундир?
– Фроська, вот чертовка, видать, пробовала ваш погон на зуб. И когтями его разодрала. Помяла, нитки золотые кое-где порвала. Нужно доштопать, а потом на мундир пришить. Побежала я за микстурой, господин генерал.
Не прошло и минуты, как распахнулась входная дверь и в комнату вошла Лизетта. Виссарион нехотя повернул к ней голову, посмотрел на жену и тут же снова отвернулся, перевернулся на бок и проворчал:
– Какой позор! Это же до столицы дойдет! Любой дурак теперь будет надо мной смеяться. Будут пальцем показывать: "Это он дрался с макакой за погон и ходил розовых шлепанцах. Да еще с помпончиками". Эта сплетня теперь будет жить всегда.
Лизетта рассмеялась, подошла к нему, села на край кровати, погладила его за плечо и ласково сказала:
– Дорогой мой генерал! Вы сами себя пугаете. Все были в восторге от вашей выдержки, обаяния и улыбки. Особенно всех восхитили ваши оригинальные шлепанцы. Представь себе, они теперь все хотят сшить себе именно такие – розовые, с белыми помпончиками. Даже мужчины. А кондитер – это тот толстый боров, который сидел сразу на двух стульях, – решил печь коржики в форме шлепанцев с заварным белым кремом сверху в виде помпончиков. Каково? Этим коржикам уже дали название.
– И какое же? Коржик "Виссарион" или "Генеральский помпончик"? – произнес генерал.
– Нет, дорогой. Эта булочка будет называться более романтично: "Заварной помпончик". Вот так-то, мой дорогой!
Виссарион повернулся к ней, с ужасом взглянул на супругу и спросил:
– Быть не может! Ты, голубушка, шутишь?
– Нет. Ну а теперь о главном! Через полчаса мы выйдем с тобой на балкон. На площади соберется народ слушать твою пламенную генеральскую речь. Тебе нужно будет сказать что-нибудь приятное. Ну, скажем, выразить твое искреннее восхищение этим городком!
– Лизетта! Что я могу сказать о городке, который я еще даже не видел? Да и какая может быть речь? После этой кошмарной ночи я чувствую себя как разбитое корыто. У меня голова разболелась, с животом неладно. И… Да, действительно. Мне нужно в сортир, – сказал недовольный генерал, встал с кровати, быстро надел шлепанцы, халат и побежал по лестнице вниз.
Лизетта осталась в комнате одна.
В дверь постучалась Агафья:
– Господин генерал, разрешите войти?
– Входи, – ответила Лизетта.
Агафья открыла дверь в спальню и вошла со стаканом в руках.
– А где же генерал? Я вот принесла ему микстуры для головы, – произнесла старушка.
– Генерал вышел по нужде! А микстуру давай-ка мне. Мне тоже нужна. Выпью за его здоровье, – ответила Лизетта.
Агафья подала ей стакан. Лизетта выпила жидкость и сказала:
– Ну и гадость! Как можно это пить?
Агафья взяла у Лизетты пустой стакан, понюхала его, потом удивленно пожала плечами и тихо сказала:
– Странно! Очень вкусная микстура. У нас ее все с удовольствием пьют. Здесь только травы да чистый спирт. Помогает от всех болячек вмиг.
Лизетта лишь отмахнулась, а потом открыла чемоданы. Ей нужно было выбрать наряд для появления на балконе рядом с супругом и для "выхода в народ" – первого представления итальянских артистов на городской площади. Лизетта хотела своим видом произвести неизгладимое впечатление сразу и на всех. Конечно же, положительное.
Агафья уныло постояла в дверях, покачала головой и пошла в соседнюю комнату. Затем села за столик, взяла в руки иголку с ниткой и снова принялась штопать генеральский погон.
Генерал вернулся в спальню довольный и взглянул на Лизетту. Та увлеченно рылась в своих чемоданах и не обратила на его приход никакого внимания. Виссарион поморщился, взял свое мокрое полотенце, обернул голову и стал искать глазами на тумбочках и комоде обещанную чашку или стакан. Но ничего не нашел и сердито крикнул:
– Агафья! Где моя микстура?
– Микстуру за ваше здоровье супруга ваша выпила, – громко ответила та из соседней комнаты.
– За мое здоровье, Агафья, я выпью сам. Давай, голубушка, сбегай еще раз! А где мои сапоги? Тащи их сюда! – крикнул недовольный генерал.
– Бегу, бегу, господин генерал! А когда же мне погон-то штопать? Все беги да тащи, – тихо заворчала Агафья.
Лизетта тем временем копалась в чемоданах, вытаскивала, примеряла платья и вертелась перед зеркалом. Потом, взглянув на супруга и заметив его безразличный взгляд, устремленный в потолок, с укором сказала:
– Виссарион, посмотри, наконец, на меня. Я пытаюсь найти в этом ворохе платье, которое украсит не только меня, но и наш с тобой выход к народу. Я, как ни как, генеральская жена. А ты валяешься на кровати, как африканский бегемот, неглиже, хотя нам вот-вот выходить!
Ждут? Ну и пусть подождут!
В это же время к дому градоначальника уже подходил итальянец Марио. А за ним – Жези. Вдохновленный утренним приемом, он смело вошел в приоткрытую дверь. Старушка Агафья в это время бежала из флигеля в дом, держа в одной руке стакан с микстурой, в другой – генеральские сапоги. Увидев, что кто-то вошел в дом, она догнала незваных гостей и спросила:
– Вы, уважаемые, к кому?
– О, Агафия! Я – Марио. Генерал и донна Лизетта… выступать… балкон… публика, – жестикулируя, ответил итальянец.
Агафья, узнав его, заулыбалась и почтительно сказала:
– Балкон? Ну так я вас туда провожу. А господин генерал собирается и скоро придет.
Она проводила гостей в зал, откуда вела дверь на балкон, и побежала к генералу.
Агафья постучалась в дверь спальни и громко сказала через дверь:
– Господин генерал! Микстура на столе, сапоги под лестницей, иностранцы в Овальном зале. Вас ждут.
– Ждут? Ну и пусть подождут! – раздраженно ответил генерал.
Марио и Жези стояли у круглого стола в центре Овального зала в ожидании назначенной Лизеттой встречи с генералом. Они с любопытством рассматривали развешенные на стенах картины провинциальных художников. Это были портреты градоначальников в парадных мундирах, служивших здесь за всю историю городка; изображение любимой лошади первого градоначальника на фоне городской площади; изображение стаи охотничьих собак и второго градоначальника в лесу; изображение дамы с собачкой – жены третьего градоначальника на фоне дома градоначальника. По краям скромно висели пейзажи местных лесов, полей и речек.
Жези раскраснелась от волнения.
– Марио, тут слишком натоплено. Ты упрекаешь меня в том, что я полнею. И настоял, чтобы я надела на себя корсет и выглядела сегодня, как благородная лань. Конечно, в нем я выгляжу стройнее и моложе, но я хочу еще и дышать. Давай хотя бы выйдем на балкон, – взволнованно шептала ему на ухо Жези.
– Держись, Жези! Красота требует постоянной борьбы с самим собой и полнотой, – ответил Марио.
Местная публика в это время уже начала собираться на площади. И тут на балконе появился важного вида человек в светло-сером кителе с золотыми эполетами и блестящими пуговицами. За ним вышла, улыбаясь, дама в длинном красном платье и коротком меховом манто, изящно помахав рукой публике. Все, конечно, решили, что пора приветствовать столичных гостей.
– Генерал с супругой! – кто-то восторженно закричал в толпе.
– Ура господину генералу! Ура! Ура! Ура! – завопила публика.
Все дружно захлопали в ладоши и замахали руками.
Лизетта, прихорашиваясь, услышала с улицы крики. Она удивилась и спросила служанку:
– Агафья, что там за шум? Что происходит?
– Генералу хлопают и кричат: "Ура господину генералу! Ура, ура, ура!" А чего ему хлопать-то, если он еще здесь? Лежит себе с примочкой и лежит. А, может, это иностранцам хлопают? Те уже давно пришли, генерала дожидаются, – ответила Агафья, подошла к окну и обомлела.
На балконе стояли итальянцы, осыпая стоявшую внизу публику воздушными поцелуями. Старушка повернулась, взглянула на генерала с укором и тихо ему сказала:
– Артисты-то зарубежные не успели приехать, а уже выступают на генеральском балконе!
Лизетта подбежала к окну, выглянула на улицу и закричала:
– Что это значит? На балконе сейчас должны быть мы, а не они! Какой конфуз! Виссарион, публика принимает этого циркача за тебя. Какой позор! Надо что-то делать! Срочно вставай, и идем!
Виссарион вскочил с кровати и заорал:
– Как это – вместо меня! Где мой мундир? Где мои сапоги?
– Какой мундир, надень штаны и беги! – закричала Лизетта.
Взволнованная Лизетта, не успев подправить прическу и надеть приготовленное платье, украшения и туфли, как была в халате, выбежала на балкон. Отодвинув Марио и Жези, она встала и произнесла речь:
– Уважаемая публика! Позвольте выразить вам большую признательность за столь восторженный прием итальянских гостей! Справа от меня стоит синьор Марио – генерал итальянского цирка! Слева – его спутница по имени Жези, цирковая звезда, королева арены! Браво генералу цирка! Браво королеве арены! Поприветствуем их! Браво!
Изумленная толпа стояла сначала молча, не понимая, что происходит, кто эта дама в халате и где столичный генерал. В это время к дому подбежал Стефан, местный городовой. Он поднялся на крыльцо, встал перед толпой и громко крикнул:
– Ура супруге генерала! Поприветствуем супругу генерала и ее гостей!
Городовой еще раз заорал: "Ура!" и захлопал в ладоши. Публика, начиная понимать свою ошибку, оживилась, закричала: "Ура" и зааплодировала. И тут на балконе появился Виссарион. Он вышел на публику в генеральских штанах с лампасами на подтяжках, в белой, слегка помятой рубашке, в розовых шлепанцах с помпончиками и с мокрым полотенцем на голове. Важность его особого положения в обществе подчеркивало надетое на кончик носа пенсне в золотой оправе. Генерал окинул грозным взором стоявшую перед домом толпу и уже был готов что-то сказать. Но Лизетта, увидев выражение его лица, поняла, что генерал готов высказать сейчас отнюдь не комплименты в адрес городка и его обитателей, и воскликнула, не дав ему даже раскрыть рот:
– Уважаемые горожане! Перед вами – столичный генерал! Ура! Ура! Ура!
– Ура! – завопил городовой.
– Ура! – закричала публика и снова зааплодировала.
Виссарион важно помахал толпе рукой, а потом, облокотившись на перила балкона, глубоко вздохнул и был готов начать свою пламенную речь. Но Лизетта снова его опередила:
– Уважаемые дамы! Уважаемые господа! Генерал вышел поприветствовать вас всего на одну минуту. Он сейчас очень занят важными делами и готов выступить перед вами на площади после окончания циркового представления. Оно скоро начнется. А сейчас давайте еще раз поприветствуем генералов!
Лизетта радостно взглянула на Виссариона и Марио и весело крикнула:
– Ура!
– Ура генералам! Ура! Ура! Ура! – закричала публика.
Теперь уже с балкона толпе махали руками сразу два генерала.
Из дверей дома вышла Агафья и была крайне удивлена возгласам из толпы: "Ура генералам! Ура".
– Странно! Сколько их теперь, генералов-то? На всех-то меня не хватит. Неужто пожаловал еще один? – проворчала она сама себе под нос.
Черт знает, что происходит!
На площади в этот момент артисты цирка сооружали для выступления небольшую сцену. Каркас из досок обтянули материалом с изображением цирковых номеров и с надписями: "Турне на колесах! Цирк из Италии!", "Грандиозные гастроли Марио!", "Великолепная Жези!". Наверху каркаса высотой в человеческий рост рабочие укладывали настил из прочных досок. Артисты брали из своих повозок театральные костюмы, необходимый реквизит и уносили все под сцену. Во время представления артисты должны были находиться под полом, на выступление быстро подниматься по деревянной узкой лесенке наверх, а в конце – опять опускаться вниз.
Виссарион в сопровождении Лизетты, пропуская впереди себя гостей, вышли, наконец, с балкона, опустились на первый этаж и проводили итальянских гостей до крыльца. Мило распрощались, и "генерал" цирка Марио, вместе со своей "королевой" Жези пошли готовиться к выступлению.
Возле дверей стоял городовой, который при виде генерала сразу к нему обратился:
– Готов сопровождать вас с супругой, господин генерал.
– Похвально, голубчик! Жди, сейчас придем, – ответил Виссарион.
Лизетта с радостью побежала надевать подобранный наряд, причесываться и пудриться. Виссарион, не спеша поднимаясь по лестнице, позвал служанку:
– Агафья! Готов ли мундир? А сапоги-то где?
Агафья все возилась с погоном:
– Мундир почти готов, господин генерал. Сапоги стоят под лестницей, но еще не начищены.
– Как не начищены? Бегом под лестницу! – закричал Виссарион.
– Так что делать-то? Погон дошивать или чистить сапоги бежать? – спросила с обидой Агафья.
Виссарион недовольно поморщился и повернулся к супруге:
– Лизетта! Время бежит! Агафья сапоги чистить будет. А ты, давай-ка, голубушка, подшей мой погон.
Лизетта невозмутимо сидела перед зеркалом и поправляла прическу:
– Виссарион, дорогой мой, я не портниха! И ты же видишь, мне нужно привести себя в порядок, чтобы на этот раз я выглядела как твоя супруга, а не как кухарка с постоялого двора.
– Черт знает, что происходит! Генерал должен сам чистить свои сапоги! – закричал Виссарион и побежал под лестницу драить до блеска бархоткой свои сапоги.
Через пару минут по лестнице вниз с гордым видом спускалась Лизетта. Она была неотразима. Для выхода в народ она надела длинное светло-серое платье, шляпку и туфли такого же цвета. Платье украшали изящные фиолетовые рюшечки и кружева. На шляпке был прикреплен большой ярко-красный бант, а поверх платья Лизетта надела красное пальто. Увидев под лестницей своего генерала, она усмехнулась и крикнула ему:
– Виссарион! Ты протрешь их до дыр. А где Агафья? Где генеральский мундир?
– Бегу! Мундир готовенький, как новенький! – ответила служанка, прибежала вниз и подала генералу мундир.
Виссарион поморщился, схватился руками за свой большой живот и сказал:
– Ох! Вот напасть этакая! Угораздило же, и именно в такой торжественный момент. Мне нужно срочно сходить по нужде. Лизетта! У меня опять явные признаки расстройства.
– Как, опять? Ну, знаешь! Каждому свое: кому на пир, а кому – в сортир? Ладно, – воскликнула Лизетта и двинулась к двери: – Я пойду в народ, а ты – наоборот!