* * *
Анна покачала головой, глядя, как слуги с великими предосторожностями уносят на носилках сэра Джеффри.
- Он будет жить? - спросил Адам прерывающимся голосом.
- Он потерял много крови, милорд, и все еще в беспамятстве. Сама рана вполне может зажить, если не начнется нагноение. Все же сэр Джеффри пролежал тут слишком долго. Впрочем, Бог милостив - холод мог ослабить кровотечение. - Она оглянулась кругом: - Повезло, что его вообще так скоро нашли. В такую холодную ночь сюда вообще мог никто не прийти.
- Похоже, мы должны благодарить за это понос, приключившийся у младшего конюха, - равнодушным тоном заметил Адам.
- Так когда, говорите, вы видели в последний раз своего мужа? - Элинор повернулась к леди Исабель. Широко открытыми глазами женщина неподвижно смотрела туда, где на снегу темнело пятно, словно в крови ее мужа на снегу ей явилось видение.
- Миледи? - окликнула ее Элинор.
Исабель подняла глаза.
- Простите, я не слышала, что вы спросили.
- За ужином вы сказали, что сэр Джеффри не пришел проводить вас к столу, и что вы с ним с полудня не виделись. Вы не помните, быть может, он говорил вам что-нибудь о своих планах? Возможно, вчера вечером или сегодня утром он обмолвился о чем-то, что помогло бы пролить свет на то, что случилось?
Щеки Исабель слегка вспыхнули.
- Милорд, мой муж не спит в моей постели, когда у меня месячные. Ни этой ночью, ни утром мы не были вместе.
Элинор перевела взгляд на отца. В ее глазах явственно читался вопрос.
Адам пожал плечами.
- Вы, может быть, знаете, где он провел ночь? Если вы предпочитаете говорить об этом с глазу на глаз… - Элинор кивком указала на их комнаты над обеденным залом.
Исабель покачала головой.
- Я не знаю. Он никогда не говорит мне о женщинах, с которыми спит для здоровья.
Бог, конечно, простит ей этот прилюдный обман, на который она пошла, чтобы защититься от унижения, подумала Элинор. Потом она спросила:
- Вы виделись с ним около полудня, я права?
- Очень коротко. Я отдыхала у себя. Он вошел без стука, оглянулся, словно что-то искал, и тут же ушел.
- Он вам ничего не сказал? - Скорее всего, заглянул посмотреть, насколько сильно ты сегодня напилась, подумала Элинор.
- Он мне улыбнулся, как будто бы чем-то довольный, но промолчал.
- Не показалось ли вам, что он вел себя странно? - не отставала Элинор.
- С тех пор как начались все эти переговоры о свадьбе Ю… то есть моей падчерицы, так правильнее, с вашим братом, он все время ходил расстроенный.
Адам нахмурился.
- Наши переговоры о земельных правах проходили не так тяжело, чтобы он страдал из-за них. Мы достаточно долго были друзьями, а от этого брака выигрывали обе стороны. Вашему мужу нечего было опасаться меня, и он это знал. Вот Генри, тот и правда не находил себе места. Возможно, что-то другое расстроило вашего мужа?
- Если так, я ничего об этом не знаю. Он не обсуждал со мной свои заботы.
- Я бы тоже не стал, - пробормотал Адам, оборачиваясь на шум шагов.
Когда брат Томас приблизился к собравшейся группе, стало видно, что лицо его светится радостью.
- Ваши люди стерегли Роберта на совесть, милорд. Несмотря на свою любовь к нему, они на ночь сковали его цепями и ни на минуту не оставляли его одного. Он, со своей стороны, не просил поблажек и не пытался никого подкупить. Это злодейство не может быть делом рук Роберта.
- А значит, отец, Роберт так же невиновен и в убийстве Генри, - тихо промолвила Элинор. - Несомненно, то и другое совершил один человек. Никогда воздух Вайнторпа не знал подобного поветрия кровопролитной чумы.
Адам повернулся к дочери. Впервые, если не считать детских воспоминаний, она увидела, как в присутствии посторонних по щекам отца стекают слезы.
- Да, конечно, Роберт не может быть обвинен в этом - да и, пожалуй, в убийстве Генри тоже. Но я не вправе освободить его, пока мы не найдем человека, совершившего одно или оба эти преступления. Моего сына застали с ножом, на его руках была кровь Генри. Я не вправе освободить его, пока его невиновность не будет очевидна.
- Тогда, милорд, все очень просто, - сказала Элинор, выпрямляясь и обводя собравшихся взглядом, - Мы найдем человека, который это сделал. И в самом скором времени.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВОСЬМАЯ
- Просто? Просто! - Томас недоверчиво развел руками. Они с сестрой Анной шли по коридору. - Не знай я нашей настоятельницы, как я ее знаю, я готов был бы поклясться самим Духом Святым, что она сошла с ума. Найти того, кто убил Генри, столкнул с лестницы нашего святого отца, а теперь еще проткнул ножом сэра Джеффри - не такая уж простая задача. И еще вынужден прибавить: сделать это нужно, прежде чем сюда доберется шериф и увезет Роберта в темницу, где его сначала будут пытать, а потом повесят. - Он тяжело вздохнул, - Может статься, единственное, что нам еще остается, - это надеяться на милосердие палача - вдруг он позволит нам повиснуть у него на ногах, чтобы положить скорейший конец его мучениям.
- У вас есть брат?
Вопрос был настолько неожиданным, что Томас даже остановился.
- Ради всего святого, почему вы спрашиваете?
Анна ласково улыбнулась.
- Не из любопытства. Я только хотела узнать, неужели вы никогда не любили так сильно, что перевернули бы небо и землю, чтобы спасти жизнь одного-единственного человека?
Томас побледнел. Перед глазами возник образ того, кого он и вправду любил так, как она говорила. Но сказать об этом невозможно. Даже доброй сестре Анне не понять его чувства к Джайлзу.
- Я прочла ответ на вашем лице, Томас, - сказала Анна, кладя руку ему на плечо. - Тогда, возможно, вы поймете, как наша настоятельница относится к своему Роберту. Она рассказывала мне, какая нежная привязанность их соединяет. В те годы, которые она провела в Эймсбери, Роберт писал ей письма, полные любви, где пересказывал и семейные новости. Он помнил о ее днях рождения и посылал ей подарки. Однажды, как я слышала, она получила от него в подарок лягушку.
- Лягушку?
Она довольно широко развела руками.
- Да, вот такую. Он очень гордился, что поймал ее, рассказывала мне настоятельница, и тетя разрешила ей поселить эту лягушку в саду. Лягушка оказалась настоящим лягушачьим Мафусаилом, прожила в садовом пруду целую вечность, радуя монахинь Эймсбери своим пением.
Томас засмеялся:
- В благодарность за голосистую лягушку она теперь хочет спасти ему жизнь? Большинство сестер, наверное, не разделили бы ее чувства.
- Наша настоятельница не похожа на большинство женщин.
- Это верно, - он вздохнул, - вы правы.
- Кстати, - сказала Анна, - тут у нас уже целый лазарет. Идемте посмотрим, как дела у наших больных.
Она открыла деревянную дверь и вошла. Томас последовал за ней.
* * *
- Я на небесах? - широко раскрытыми глазами отец Ансельм уставился на улыбающуюся сестру Анну. - А вы - Пречистая Дева?
- Ни то ни другое, святой отец, - усмехнулся Томас, взглянув из-за плеча Анны на очнувшегося.
Ансельм поморщился.
- Да, я знаю, что вы не ангел, да и голова, будь я на небесах, так бы не болела.
- И из ваших уст не разило бы падалью.
- Полегче, полегче, - осадила Анна Томаса, - наш брат еще очень и очень слаб.
Тыльной стороной ладони она коснулась щеки Ансельма.
Святой отец весь сжался.
- Не трогай меня, женщина! Я принял обет…
- Я тоже приняла обет, брат. Уверяю, мне не больше хочется согрешить с вами, чем вам - со мной. Меня зовут сестра Анна, я помощница врача в Тиндальской обители, и…
- Мужчину! За мной должен ходить мужчина!
- Успокойтесь, святой отец, - вмешался Томас. - Эта монахиня спасла вам жизнь, а единственный мужчина в замке, который мог бы вас лечить, лучше управляется с лошадьми и мулами. Хотя вы, пожалуй, сейчас сильно смахиваете на последнего, вряд ли вам такое лечение пришлось бы по вкусу.
Ансельм плюнул. Он по-прежнему смотрел затравленно, но все же позволил Анне осмотреть свою рану.
Сделав дело, Анна протянула ему пустые ладони, словно желая показать, что не украла у него ничего ценного.
- Было больно?
- Что ты делала со мной, дочь Евы? - проворчал священник.
- Проверила, есть ли жар. Жара у вас нет. Осмотрела повязки. Не нашла никаких гнилостных истечений. Поставила свежие припарки, чтобы действие трав не ослабело.
Томас втянул носом воздух.
- А еще кто-то выкупал вас, потому что сейчас вы издаете райское благоухание.
Ансельм широко открыл рот в ужасе от того, что только что сказал Томас.
- Своим лечением, женщина, ты сведешь меня в могилу! Мыться нечестиво!
- Наш славный брат Томас шутит, - поспешила сказать Анна, бросая на Томаса сердитый взгляд. - Мы никогда бы не сделали с вами ничего нечестивого. Мы так же посвятили себя святому служению, как и вы.
Томас кивнул со всей серьезностью. Он отлично знал, что Анна глубоко верит в полезность частого мытья и прежде, чем положить вонючего священника на тюфяк, заново набитый лавандой, пижмой и сладким ясменником, скорее всего, велела сначала его обтереть мокрой губкой. Да и не хотелось огорчать Ансельма. Тому нужны были все силы, для выздоровления, а не для словесных баталий с Томасом.
- Да, я пошутил. Простите меня, святой отец.
Священник мрачно воззрился на него.
- Вы готовы поклясться своим упованием на Царство Небесное, что со мной не делали ничего неподобающего, пока я лежу тут и нечистые руки этой женщины ухаживают за мной?
- Клянусь моим упованием. - По крайней мере, это он мог сказать, не кривя душой, с улыбкой подумал Томас. - Вас лечили, соблюдая все приличия, и даже пребывая в беспамятстве, вы ни в чем не согрешили, даже невольно.
- Воистину, брат Томас говорит чистую правду - он ведь и в Тиндале мой первый помощник.
- Монах, который помогает женщине? - Ансельм попробовал было осуждающе нахмуриться, но голова еще слишком болела.
- Мы из ордена Фонтевро, - объяснил Томас.
Ансельм кивнул, потом болезненно сморщился.
- Странная секта, этот ваш орден, - пробормотал он, но, похоже, немного успокоился.
- Пожалуй, сейчас лучше всего отдохнуть, - сказала Анна, - брат Томас посидит с вами, пока вы спите. Когда проснетесь, поедите немного бульона с овощами. Ну а потом нам бы очень хотелось услышать, что вы помните о своем падении.
Анна еще не успела договорить, как священник уже мирно захрапел с улыбкой на губах.
* * *
- Мне очень жаль, миледи, но я ничего не помню, - сказал Ансельм. Его глаза заблестели, когда слуга предложил подлить еще бульона.
Элинор сидела, выпрямив спину и чинно сложив руки на коленях. Ей казалось, что эта поза придавала ей значительности, которой не могла придать юность.
- Возможно, рассказ о том, что сохранилось в вашей памяти, поможет вспомнить остальное. У вас достаточно сил, чтобы поведать нам об этом?
Святой отец громко и с удовольствием отхлебнул бульона, потом перевел дух и снова заговорил:
- Я помню, у нас с братом Томасом вышел спор. Вроде бы об опасностях мясоедения. Брат Томас умен и обещает стать добрым иноком, но молод и потому подвержен страстям и безумствам юности. Впрочем, хотя его кровь еще сохранила юношеский жар, я убежден, со временем он станет примерным служителем Божиим - если будет избегать…
- Да, мы тоже так думаем, - медленно и терпеливо проговорила Элинор.
- Аа… Он ведь один из ваших подопечных, так?
- Я не сомневаюсь, что вы дали ему добрые наставления, отец Ансельм, как всегда наставляли всех нас тут, в Вайнторпе.
Она помедлила, боясь показаться чересчур нетерпеливой. Затем продолжила:
- После того как вы расстались с ним, что вы помните?
Ансельм сосредоточенно нахмурился.
- Он остался на лестнице - да, так оно и было. Мы договорились позднее встретиться в часовне для молитвы. Однако сперва я хотел навестить маленького Ричарда. Я слышал, он любит всякие сказки, а у меня как раз была наготове пара таких поучительных историй, которые могли ему понравиться. Например, о Святом Георгии и змее.
Чтобы спрятать улыбку, Элинор пришлось кашлянуть и поднести руку к губам. Получалось, священник не так уж плохо осведомлен о том, что интересует маленьких мальчиков. Она явно его недооценивала.
- Да, хорошая история.
- После нескольких таких повествований он начал вертеться и схватил свою лошадку. Я не успел оглянуться, как он юркнул за дверь, а когда я вышел вслед за ним, он уже бешено мчался на своем коне по коридору. У него было копье, и он целился в невидимую мишень с азартом настоящего рыцаря. Его выздоровление стало подлинным чудом, и я остановился, глядя на него и дивясь бесконечной милости Божией.
Элинор прищурилась. В ее уме зашевелилась некая еще неясная мысль.
- Воистину, его выздоровление - это благословение Господне. Но что случилось потом?
Ансельм покраснел.
- Стыдно признаться, но, радуясь доброте Божией, я сам словно превратился в маленького мальчика.
Элинор улыбнулась:
- Мы все в такие минуты ведем себя как маленькие дети, дорогой отец Ансельм. Тут нечего стыдиться.
- Признаю, я подобрал подол рясы и побежал за ним, разделив его невинные забавы. Я стал драконом, и мы охотились друг на друга в коридоре перед дверями спален. Я бы не разрешил ему бегать по проходу, ведущему в башню, но он завернул за угол, где лестница, и скрылся из виду. Я побоялся, что, если я крикну ему остановиться, он может упасть. Вместо этого я продолжил игру и крикнул, встав у входа на лестницу: "Э-ге-гей, рыцарь, я видел твои подвиги, теперь я хочу услышать еще о других! Поднимайся сюда!"
- Ричард был бы счастлив поведать вам о своих битвах с драконами в замке, - сказала Элинор. - А он что, не пошел?
- Не знаю, миледи. Это последнее, о чем я помню, перед тем, как очнулся. Просыпаюсь - голова огнем горит, ваша лекарша и брат Томас склонились надо мной.
Элинор в задумчивости сдвинула брови.
- Боюсь, я не смог рассказать вам ничего важного, - Ансельм поморщился от сильной боли.
- Напротив, святой отец. Может статься, вы дали мне целебное средство, которым я вылечу племянника.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ
Тот же самый бульон, ложку за ложкой, сестра Анна вливала в рот Ричарда. Мальчик сидел прямо, позволяя ей кормить себя. Между тем его лицо сохраняло прежнее отсутствующее выражение.
- Ну, еще один глоточек, за себя, - попросила она, но ложка ткнулась в теперь уже плотно сжатые губы.
Ричард отвернулся, еле заметно качнул головой. Потом нырнул обратно в кровать и обнял свою лошадку, с которой лежал голова к голове.
- Как ты думаешь, не предложить ли Гринголету немного бульона?
Томас стоял на пороге спальни. Ричард обнял руками лошадь, отвернулся к стене и натянул на уши одеяла.
- Не могу поверить, что с нашим храбрым рыцарем такое приключилось, - продолжил Томас, подходя к кровати. Он взял из рук сестры Анны чашу с бульоном и кивком указал на дверь, где ждала Элинор. Анна встала и вместе с настоятельницей вышла из комнаты, Томас же подсел на кровать к малышу.
Ричард упорно молчал.
- Я не сомневаюсь в его храбрости. Слишком уж со многими драконами он сражался и побеждал. - Томас протянул руку и погладил лошадку по голове. - А это, верно, его доблестный конь. Может быть, Гринголет заболел? Потерял подкову? Захромал?
Ричард крепче прижал к себе игрушечную лошадь. Из глаза выкатилась слезинка, скользнула по переносице и исчезла из вида.
- Нет, он не заболел, - прошептал мальчик.
Томас постарался не улыбнуться. Эти два слова были первыми, которые Ричард произнес с тех пор, как слег в кровать.
- Не бойся, малыш. Я не позволю никому его у тебя забрать. И я думаю, что вряд ли славный конь опасно болен. Однако ты должен рассказать мне, что случилось, чтобы мы вместе могли подлечить его: ты ведь не можешь надолго оставить Вайнторп без присмотра. Драконы прослышали, что могут снова безнаказанно разгуливать по замку, и мы нуждаемся в тебе, чтобы ты нас защитил.
Губы мальчика дрогнули в чуть заметной улыбке.
- Мм… Поглядим-ка, - продолжил Томас, насколько мог подражая выговору валлийского коновала. - Так, глаза чистые. Грива - да, гриву можно было бы причесать. Быть может, хозяин еще не почистил его?