Мальчик провел рукой по глазам, смахивая оставшиеся слезинки, но теперь он уже улыбался. Он мотнул головой.
- Ничего, скоро почистит. Мы знаем, что он хорошо обращается с лошадьми. Он никогда не оставлял своего коня без ухода, так разве он не позаботится о нем сейчас?
- Нет, - пробормотал Ричард, уткнувшись головой в руку.
- Мне кажется, с лошадью все в порядке. Совершенно не о чем беспокоиться. Единственное, я бы сказал, что его следует основательно почистить, принести свежего сена и дать отдохнуть. Наверное, он вернулся из тяжелого похода и устал. Сдается мне, хозяин его тоже.
Томас мягко опустил руку на плечо мальчика. Ричард побледнел.
- Давай, малыш, я расскажу тебе одну историю, - продолжил Томас, на этот раз уже не дурачась. - Хочешь послушать?
Ричард кивнул.
- Некогда, в стародавние времена, жил один храбрый рыцарь, у которого был добрый конь. Вмести они разъезжали по стране, сокрушили многих драконов, спасли пару-тройку красавиц, попавших в беду, и усмирили великое множество безымянных чудовищ, угрожавших покою короля. Их подвиги стали легендой, и слава пронеслась по всем окрестным землям. Ни один враг не отваживался напасть на такую защищенную державу, пока рыцарь и его конь стояли на страже. Затем, в один прекрасный день, отвратительное создание на службе злого короля, который ненавидел благородного властителя этой счастливой страны, переплыло реку и пробралось в самый замок доброго короля. - На мгновение Томас замолчал, глядя на мальчика. Ричард смотрел на него, широко открыв глаза и не мигая.
Монах продолжил.
- Это мерзкое создание сумело слиться с мраком и стало прятаться в дворцовых переходах, по ночам внушая ужас жителям замка. Даже сам король не знал, что ему делать. Тогда он призвал храброго рыцаря с его добрым конем ко двору и умолял его спасти замок. Рыцарь поклялся, что спасет, но никогда прежде ему не встречалось такое отвратительное чудовище, и он знал, что одной храбрости тут будет недостаточно. И вот он взял с собой своего духовника, для большей надежности в битве со злом. Каждую ночь он объезжал на своем коне коридоры, а священник сопровождал его. Они надеялись одолеть врага в честном бою, но тварь избегала его. Наконец, однажды ночью мерзкая тварь подкралась к рыцарю сзади… Ричард воскликнул:
- Да! Так и было!
- Вот как, малыш? Он подкрался сзади? Но тем, на кого он напал, оказался не сам рыцарь. Это ведь был добрый священник, не правда ли?
Ричард энергично кивнул.
- И мерзкая тварь подняла святого отца над полом и швырнула с самой верхней ступеньки крутой лестницы…
- Да.
- Хотя храбрый рыцарь хотел спасти своего духовника, он вдруг обнаружил, что не может, потому что его ноги вдруг приросли к полу. Надо полагать, отвратительное создание навело на него порчу. Оно лишило рыцаря дара речи и превратило его в камень. Рыцарь был бессилен спасти своего священника от злой силы…
- Да!
- Как все мы хорошо знаем, добро всегда побеждает зло. Храбрость и верное сердце рыцаря одержали верх над злом. А ты знаешь, что сделал рыцарь, как он одолел исчадие ада и спас святого отца?
Не выпуская из рук лошадки, Ричард сел на кровати.
- Дядя, скажи мне, как.
- Храбрый рыцарь лежал там, где его настигло заклятье, пока на него не наткнулся странствующий монах. Служитель Божий посмотрел на него и увидел, что на рыцаря навели порчу, но он знал, что его сердце чисто - ведь рыцарь был его племянником. И вот монах сказал ему: "Рыцарь, твое сердце чисто. Встань и скажи мне, что ты видел, и тогда твоя храбрость и доброта победят злое создание".
- И это все, что он должен был сделать? - шепотом спросил Ричард.
- Именно так, малыш. Все, что он должен был сделать, - это рассказать своему дяде, слуге Божьему, о том, что он видел, и тогда храбрость, которая ему для этого понадобится, победит зло и спасет его раненого духовника.
Томас протянул к нему руки и ласково сказал:
- Ну, а теперь скажи мне, малыш, кто столкнул отца Ансельма с лестницы?
Ричард бросился к Томасу, прижался к нему и заплакал. Монах обнял дрожащего мальчика, прижал к груди и тихонько покачивал, пока рыдания не начали стихать. Пока они молча сидели вот так, Томас плотно смежил веки, про себя умоляя мальчика заговорить.
Наконец до него донеслись слова, сказанные еле слышно и вдобавок приглушенные шерстяной рясой монаха. Томас услышал, как Ричард сказал:
- Это сэр Джеффри, дядя. Это был сэр Джеффри.
ГЛАВА ТРИДЦАТАЯ
- Кто поверит ребенку? - Адам расхаживал большими шагами. Томас, сестра Анна и Элинор сидели и смотрели на него.
- А вы, отец? Вы верите?
- Верю ли я, что человек, сражавшийся со мной бок о бок от Пуату до Ившема, человек, снискавший славу на бесчисленных турнирах, человек, который всегда был примером рыцарской доблести для тех, кто встречался с ним в бою, - что такой, как он, пытался убить священника? Зачем? Объясни мне это! Для какой такой надобности?
- Слова, сказанные братом Ансельмом, кто-то мог услышать и истолковать в том смысле, что он видел убийцу Генри, - сказала Элинор.
- Простите, миледи, но никак не может быть, чтобы кто-то, услышав, как священник, гоняющийся за ребенком, который скачет верхом на игрушечной лошадке, кричит о рыцарских подвигах, заключил из того, что речь идет об убийстве. - Адам бросил сердитый взгляд на дочь.
- Но если сэр Джеффри или кто-то другой, услышал только, как отец Ансельм сказал "я видел твои подвиги, теперь я хочу услышать еще о других"? Что, если он решил, что священник видел его и собирается потребовать к ответу?
- Вывод, непозволительно расширяющий границы правдоподобного, дитя мое.
Пытаясь сохранить спокойствие в разговоре с отцом, Элинор спрятала руки в рукава и до боли впилась ногтями в предплечья.
- Нет, если сэр Джеффри шел со стороны башни и слышал только слова Ансельма. Если он не видел Ричарда, а одного Ансельма, стоявшего перед дверью в их с женой спальню, он мог решить, что наш святой отец пришел обвинить его в убийстве собственного сына.
- И все равно в это трудно поверить, зная сэра Джеффри так хорошо, как я его знаю.
- Я еще раз спрашиваю вас, отец. Вы верите Ричарду?
Адам опустился в кресло и болезненно поморщился. Он ничего не сказал, лишь протянул руку и потрогал серебряную накладку, украшавшую его деревянный кубок.
Элинор молча ждала, проявляя недюжинное терпение.
- Ричард - славный парнишка, - наконец тихо вымолвил Адам.
Элинор кивнула.
- И честный.
Она снова кивнула, еще крепче обхватывая себя за локти.
- Выдумывать невероятные истории и выдавать их за правду - такого я за ним не замечал. - Адам помолчал, потом резко повернул кубок на полоборота. - Когда спросишь его, он всегда признается, что сражается с драконами понарошку.
Он принялся крутить свой кубок.
- Он мне говорил, что когда-нибудь обязательно найдет настоящих и сразится с ними, а наши драконы нужны ему для упражнения, как набитые чучела, одетые в кольчугу, - чтобы тренировать удары. - Адам невольно улыбнулся.
Элинор отпустила свои локти, но по-прежнему молчала, ожидая, когда отец скажет то, что ей хотелось услышать.
- Ладно, девочка! Да, я верю: мальчик думает, что видел сэра Джеффри. Возможно, это был кто-то, очень похожий на Джеффри, и он перепутал. Я просто не могу поверить, что добрый сэр пытался убить отца Ансельма! И ведь это он сильнее всех отстаивал невиновность Роберта. Зачем ему хотеть, чтобы моего сына освободили, если убийца - он сам? Разве виновный не старается свалить вину на кого-то еще? Как мог он убить сына - своего наследника, родную кровь? Разве всех этих соображений не достаточно, чтобы с полным правом усомниться в его виновности?
Элинор опустила голову.
- Вы, отец, конечно, лучше меня знаете, что смертные люди исполнены противоречий. Хорошо, давайте тогда скажем, что сам он не убивал Генри, но знает, кто это сделал. Может статься, он хочет спасти Роберта, как человек чести, каким ты его считаешь, не желая, чтобы ваш сын невинно пострадал, тогда как ему известно, кто истинный убийца. Предположим, человек, убивший Генри - кто-то, кого он тоже любит? Тогда сэр Джеффри мог попытаться убить отца Ансельма, хотя и не убивал сына.
Адам нахмурился.
- Лишить жизни священника - не то же, что просто убить другого человека. Однако же, - он колебался, - я могу представить себе, что любовь или преданность могли толкнуть его на это. Кого, как ты думаешь, он может защищать?
- А кто самые дорогие ему люди? Джорджа здесь нет. Генри не мог нанести себе удар ножом в спину и совершить грех самоубийства. Остаются его жена и дочь. - Элинор помедлила. - Разве что вы знаете еще кого-нибудь, кто близок к нему…
- Нет, девочка, ты назвала всех, - Адам отпил, наконец, глоток вина. - Ты еще никак не объяснила его собственную рану. Может быть так, что Роберт убил Генри, а кто-то еще напал на сэра Джеффри? - Он заранее поднял руку, предупреждая возражения. - Не пойми меня превратно. Я верю, что Роберт ни в чем не виноват, и этот последний случай заставляет считать обоснованным такой вывод, но если мы хотим доказать невиновность моего сына, мы должны учитывать все возможности. В конце концов, его все-таки застали с ножом, а руки были испачканы в крови, когда он склонился над телом Генри.
Элинор посмотрела на Томаса и Анну. Их вино стояло нетронутым, а взгляды были устремлены на нее с молчаливым вниманием.
- Меня не убеждает ни предположение, что в тесных пределах Вайнторп-Касла бродят на свободе два убийцы, ни вывод, что Роберт встал во главе шайки разбойников, цель которых - извести семейство Лейвенхэмов, одного за другим. Я нахожу их одинаково нелогичными. Если обоих, отца и сына, убил не один и тот же человек, тогда непонятно, зачем напали на сэра Джеффри. К тому же, как объяснить странное сходство обоих нападений? Наверное, отец, мы и правда живем в смутные времена, но в Вайнторп-Касле поддерживается военный порядок и, как я уже говорила, этот замок не гнездо беззакония.
- Хорошо сказано, настоятельница Тиндальская, - одобрил Адам, и в его улыбке явно читалась гордость за свое дитя.
- Итак, - продолжила Элинор, - у нас есть трое главных подозреваемых в убийстве Генри: сэр Джеффри, его жена и его дочь.
- А в нападении на сэра Джеффри?
- Те же трое.
Адам хлопнул рукой. Кубок подскочил, и вино выплеснулось на стол.
- Я отказываюсь верить, что женщина могла сразить двух взрослых мужчин, один из которых - опытный воин. Точно так же я не могу поверить, что мой друг мог нанести себе такую ужасную рану.
- Но почему не его жена и дочь, милорд? Да, Юлиана и Генри были примерно одного телосложения. Генри, конечно, несколько плотнее, но по сравнению с большинством мужчин он был невысок. Кроме того, он не любил физических упражнений, а это значит, что уступал многим и в ловкости, и в силе. Разве Исабель и Юлиана не могли этого совершить вдвоем?
Адам покачал головой.
- Нет. Женщины - слабые создания, дитя мое.
Элинор хотела возразить, но он поднял руку.
- Дай мне договорить. Хотя у тебя есть основания утверждать, что у них вдвоем довольно сил, чтобы одолеть Генри, сэр Джеффри - закаленный солдат, - тут Адам вдруг опустил глаза и нахмурился, - хотя, может быть, не так уж ты не права. В честной борьбе у Джеффри и среди мужчин немного равных, но никто не может дать должный отпор, когда нападает тот, кого любишь и кому доверяешь. Его жена или дочь могли это сделать. Он любит их обеих. Обе они могли подойти к нему достаточно близко и нанести удар прежде, чем он успел понять, что происходит.
- Итак, вы не думаете, что кто-то может мстить за смерть валлийца? - уточнил Томас с известной долей нерешительности.
- Да, не думаю, брат. - Адам отпил вина. - Хотя кое-кто и мог убить Генри из мести, ни у кого не было причин нападать еще и на Джеффри. Ведь он дал вдове и сиротам кошелек, полный денег. Она взяла деньги, признав в них честную плату за кровь, поэтому я не думаю, что даже Генри кто-то убил, желая отомстить.
- Плата за кровь? - переспросил Томас.
- Валлийский обычай. Пожалуй, вернее будет сказать "закон", хотя мы не признаем его и считаем это варварством. Валлийцы берут деньги в уплату за смерть родственника.
Томас удивленно покачал головой.
- Кроме того, мы опрашивали валлийцев наравне с англичанами. В час, когда убили Генри, каждый из них находился в другом месте, и у всех имеются свидетели, готовые это подтвердить. Нет, у меня нет причин полагать, что это месть за Хьювела. Обычаи валлийцев могут казаться нам странными, брат, но они так же щепетильны в следовании им, как и прочие люди. Если плата за кровь принята, вдова и сироты, конечно, и дальше горюют, но больше они ничего не требуют.
- Итак, мы снова вернулись к вопросу, за что жена или дочь сэра Джеффри могли убить Генри, и правда ли, что сэр Джеффри намеревался совершить убийство священника, чтобы защитить одну или обеих. Если человек покушается на жизнь служителя Божия, чтобы скрыть эту тайну, то он не станет доносить королевскому суду. И вот я спрашиваю: зачем этим женщинам убивать того, кто их защищает, того, кто одной из них - муж, а другой - отец? Вы, милорд, знаете об этом больше меня, поскольку время, когда мы с Исабель и Юлианой резвились на цветущей лужайке, для меня давно миновало.
- Не совсем так, Элинор. Начнем с того, что ты не хуже моего знаешь причину, почему дочь сэра Джеффри могла это сделать. Она хочет уйти в монастырь, а отец настаивает на замужестве.
- Та, что чувствует призвание стать монахиней, обычно не добивается своего путем насилия.
- Тогда я спрошу тебя: что бы ты сделала, если бы я не пошел навстречу твоему желанию оставить мир, а вместо этого велел выйти замуж за Джорджа?
Элинор перегнулась через стол и положила руку отцу на запястье.
- Ваша мудрость, отец, всем широко известна, и она проявляется в том числе и в вашей доброте. За это я всегда любила и уважала вас. Если бы вы не склонили слух к моей горячей мольбе, я бы горевала, но смирилась бы перед вашей волей. Возможно, в гневе я швырнула бы кубок о стену, но убить вас я бы не пыталась.
Адам отвернулся, но Элинор успела заметить, как при ее словах его щеки зарделись от удовольствия.
- Мне очень приятно это слышать.
- А теперь, что вы скажете о его жене? - Элинор заговорила снова, не убирая, однако же, своей руки.
- Как я уже обещал, Элинор, я буду говорить прямо. У сэра Джеффри и правда не все гладко в этом браке. До меня доходили слухи, что его жена не склонна прощать ему мужское бессилие. Возможно, дело в ее молодости, но отношения у них не самые лучшие.
- Это он вам рассказывал?
На этот раз Адам даже не старался скрыть свое смущение.
- Да, он подтвердил эти слухи. Однажды при дворе, за чашей вина, он сказал мне, что не смог быть с ней, как подобает мужчине. Она по-прежнему спит с ним в одной постели, но не предпринимает ничего, чтобы помочь ему, как это делают некоторые жены…
- Я понимаю, отец, но скажи: она над ним смеялась?
- Нет, так она себя не ведет. Как он мне рассказывал, она ждет, пока становится ясно, что он ни на что не способен, потом отворачивается и засыпает, оставляя его в одиночку страдать от унижения.
- Было так, чтобы она спала с другими мужчинами?
- Сэр Джеффри боялся, что да. Он видел, как она в его присутствии дразнила других мужчин, как если бы он не был ее мужем. Он потребовал объяснений. Она заявила, что ничего худого не помышляла, что это лишь молодой задор и резвость, но он не перестал беспокоиться. Когда он в первый раз приехал сюда для переговоров о свадьбе наших детей, то намекнул мне, дескать, он боится, она завела любовника, но не пожелал назвать имя, хотя наедине я и убеждал его, чтобы он мне все рассказал.
Элинор вспомнила свой разговор с Исабель.
- Мог он решить, что этим любовником был Генри? Они с Исабель были ровесники и когда-то думали, что поженятся.
- Вряд ли. - Адам не колебался ни секунды. - Еще до того, как я узнал от тебя про его надругательство над Исабель, всем было ясно, что она всячески избегает Генри. Генри же, наоборот, досаждал ей своими ухаживаниями. Я это видел, это видел Роберт. Выйдя замуж, она невзлюбила прежнего товарища детских игр.
Элинор промолчала, только еще раз спросила себя, могло ли это надругательство заставить Исабель убить Генри. Может быть, он попытался совершить это снова? Может быть, рассказал о каком-нибудь своем плане, как сделать ее брак с его отцом недействительным? Или это сэр Джеффри, узнав обо всем, пытался защитить женщину, которой не мог доставить удовольствия, но которую, судя по всему, любил. В конце концов, он ведь верил, что однажды был с ней мужчиной.
- Похоже, мы ходим кругами, дитя. Ты представила серьезные основания, почему мы должны сократить число подозреваемых до трех. Теперь скажи, куда нам двигаться дальше? - спросил Адам, глядя на дочь.
Элинор выпрямилась, потом перевела взгляд на сестру Анну.
- Прежде чем я отвечу, я должна сначала спросить: как чувствует себя милорд Лейвенхэм?
- Он слаб, но понемногу поправляется, миледи. У него могучее тело и я думаю, что он оправится от раны, если не будет заражения.
- В таком случае, - сказала Элинор, поворачиваясь к отцу, - слушайте мой план.
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ПЕРВАЯ
Два ярко-красных пятна пылали на щеках сэра Джеффри, зловеще подчеркивая почти светящуюся белизну остального лица. Рядом с ним на стуле сидела Исабель. Юлиана стояла прямо за спиной мачехи, слегка касаясь ее плеча. За бароном пристроилась Анна. Элинор стояла рядом с отцом. Взгляды всех были прикованы к рыцарю.
- Я знаю, как ты любишь своего внука, Адам, но мальчик лжет. - Глаза Джеффри зло сузились, когда он посмотрел на своего старого друга.
Сейчас и на щеках Адама вспыхнул сердитый румянец.
- После всех этих лет, ты, конечно, должен знать, что слепое потакание тем, кого я люблю, никогда не было в числе моих недостатков. И я пока не превратился в старого дурака, который отказывается видеть в близких людях их слабости. Я первым предположил, что это Роберт виноват в нападении.
- И это я первым сказал, что он не мог этого сделать. Я ни минуты не сомневался в невиновности твоего сына, но твой внук - ребенок, и у него воображение ребенка. Возможно, он не имел намерения обманывать. Возможно, он считает, что видел нечто, а на самом деле все придумал. Или же он видел кого-то, кто ему не знаком, и решил, что видел меня.
- Я не буду спорить с тобой, друг мой. Давай поговорим о том, что сейчас важнее всего. Кто напал на тебя?
- Я не знаю.
- Ты получил удар в грудь, а не в спину. Ты должен был видеть того, кто это сделал.