Глава 37
Последняя "работа" Реваза
18 октября 2013 года
- Каждая история имеет свое начало и конец. Не может такого быть, чтобы развернувшееся действие или событие замерло как в пространстве, так и во времени. И люди, участники этих событий, не могут остановиться на полпути. Если такое происходит, все должны понимать, что это нарушение законов физики, которое отрицательно влияет на общее психоделическое состояние отдельного индивидуума и энергетическое равновесие добра и зла в масштабах нашей Вселенной…
- Послушай, индивидуум, можешь ты хоть сейчас помолчать на эту тему? - попросил Черепанов сидящего рядом с ним Заборского. - Посмотри вокруг: неужели тебе не хватает вечности и покоя?
Машина Ивана отъезжала от ворот городского кладбища. Только что они проводили в последний путь Степана Степановича Белякова. Злые языки утверждали, что местный олигарх "допился до ручки", но Степана Степановича подстерегла более серьезная болезнь, которая не оставила ему никаких шансов. Узнав свой диагноз, Беляков отказался поехать для лечения в Израиль или Германию, как это делали многие обеспеченные люди. Из Америки прилетели две его дочери, которые не отходили от отца ни на минуту. Умер Степан Степанович, как и хотел, дома, в окружении самых родных людей.
В последний раз они виделись, когда Беляков уже был в больнице. Выслушав рассказ Черепанова о признании Клары Иосифовны Мачавариани и проведенных арестах, Степан Степанович задал только один вопрос: "А где пектораль?", но, узнав, что ее так и не нашли, окончательно потерял интерес к этой теме.
Ивану наконец удалось протиснуться между автомобилями, плотно стоявшими вдоль кладбищенской ограды, и выехать на ведущее в город шоссе. За окном замелькали домики с копающимися на приусадебных участках хозяевами. Через приоткрытое окно в салон автомобиля проник щемяще-грустный запах осенних костров. "Последние дни октября, - подумал Иван, - самое время рвануть всем вместе куда-нибудь в лесной пансионат и выбросить из головы эту проклятую пектораль!".
С той памятной поездки в Харьков, когда прозвучало признание Клары Иосифовны, прошло уже два месяца. Экспертиза подтвердила, что в Полищука стреляла именно она. Клара Иосифовна рассчитала все идеально и сама поставила финальную точку в этой трагической истории, приняв под видом сахарина яд.
Еще один участник событий, генерал-майор Писаренко, застрелился в одиночной камере СИЗО. Пистолет с единственным патроном передала ему, судя по всему, молодая жена Татьяна. Известию о самоубийстве генерала Черепанов нисколько не удивился: люди, знающие столько, сколько знал Писаренко, до суда, как правило, не доживают.
Капитан Сидорченко стал майором. Но вырваться на офицерский мальчишник, устроенный по случаю его повышения, Черепанову не удалось.
А вот Перебейнос так и остался с погонами полковника. На прямой вопрос Ивана, почему он не получил генеральское звание, Юрий Викторович отшутился, что, мол, лучше быть единственным полковником в небольшом городе, чем сотым генералом в столице.
Как-то они встретились на очередной сессии городского совета.
Отведя Ивана в сторонку, Перебейнос спросил:
- Вот ты скажи мне, старому дураку, Иван Сергеевич, как после всего этого не верить в проклятие фараонов?
Увидев недоуменный взгляд Черепанова, он объяснил:
- Я тут на днях посчитал, скилькы людей помэрло от той клятой пекторали. Семь человек, Ваня! Семь! Вот как после этого не верить в проклятие?
"Вместе с Беляковым уже восемь, - громко вздохнув, подумал Иван, выезжая на оживленную магистраль города. - Кажется, все-таки восемь".
* * *
Идея поехать на недельку в пансионат вместе с Заборскими принадлежала Ольге. Иван поначалу сопротивлялся, объясняя, что с Виталием, у которого двое маленьких ребятишек, спокойного отдыха не получится, но Ольга его и слушать не хотела.
И она оказалась права. Каждое семейство отдыхало так, как ему нравилось. Вместе собирались только поздним вечером, когда дети уже спали. Пили чай и, как говорила Ольга, "вели светские беседы".
Вот и сейчас, забравшись на диван, женщины укутали ноги пледом и мило болтали, а мужчины коротали вечер, играя в шахматы. В это время по телевизору, на который никто не обращал внимания, передавали новости. "Сильнейший пожар охватил левое крыло Харьковского дворца детского и юношеского творчества, - вещал между тем диктор. - Благодаря самоотверженным действиям четырех пожарных расчетов огонь удалось потушить. Необходимо отметить, что за последние месяцы это уже третий пожар в здании бывшего дворца пионеров, которое расположено в самом центре города".
Рука Заборского зависла над шахматной доской. Он встретился взглядом с шефом, и они поняли друг друга без слов.
- Что с вами, мальчики? - удивленно спросила Ольга.
- Я же говорил, что с Заборским отдыха не получится, - виновато ответил Иван.
* * *
- В который раз уже горим, а понять, откуда такая напасть, никто не может, - жаловалась Черепанову с Заборским пожилая вахтерша из харьковского дворца пионеров, или, как теперь говорят, дворца детского и юношеского творчества. - И что интересно, загорается только левое крыло. Проверили все от крыши и до подвала и ничего, что могло бы вызвать пожар, не нашли. Прямо проклятие какое-то на наши головы!
Дежурная принадлежала к той категории людей, с которыми очень любят общаться журналисты и следователи: им не нужно задавать никаких вопросов, они сами все расскажут.
- Это вы меня ожидаете?
Пересекая вестибюль, к ним приближалась невысокого роста, моложавая, но уже с сединой в волосах женщина.
Протянув Черепанову, а затем Виталию руку, она представилась:
- Каминская Вера Алексеевна, руководитель археологического кружка.
Пока поднимались наверх к юным археологам, Черепанов что-то говорил о небывалом интересе к истории родного края, охватившем в последнее время Лугань, и просветительской миссии телекомпании "Зенит".
Вера Алексеевна с пониманием отнеслась к сказанному. Для нее, выражаясь языком Заборского, любимое дело было не профессией, а диагнозом. Выяснилось, что она профессиональный археолог, участвует в раскопках скифского городища, пишет научные статьи, но при этом большую часть своей жизни посвятила работе с детьми. Была ли она знакома с Ревазом Мачавариани? Конечно, ведь университет находится совсем рядом и многие преподаватели, особенно молодые, подрабатывают во дворце. Реваз занимался с детьми археологическими реконструкциями - лепили из глины горшки, добывали огонь трением, пытались из кремня изготовить каменные орудия труда.
Вера Алексеевна распахнула перед журналистами одну из многочисленных дверей:
- Вот, кстати, кабинет, в котором проводил занятия Реваз.
У этой комнаты практически отсутствовали стены: они были заставлены высокими стеллажами, на которых аккуратными рядами стояли всевозможные кувшины, горшки, миски и еще какие-то вещи, назначение которых Черепанов даже не пытался угадать.
Центральную стену кабинета, расположенную прямо напротив входа, украшали гипсовые копии древних вещей. Среди них в глаза сразу же бросалась золотая пектораль.
- Вы тоже обратили внимание на пектораль? - скорее констатировала, чем задала вопрос Вера Алексеевна. - Она появилась у нас совсем недавно. Это последняя работа Реваза Константиновича.
- Вы позволите? - спросил Заборский, аккуратно снимая гипсовую модель со стены. - Тяжелая…
* * *
- Ну и что будем делать? - спросил у Заборского Иван, рассматривая харьковскую улицу из окна гостиничного номера.
Посередине стола на обыкновенной газете лежала золотая скифская пектораль. Им пришлось немало повозиться, чтобы со всей возможной аккуратностью освободить реликвию от слоя гипса. Это была завораживающе красивая вещь. Вот лошадь, спину которой терзает фантастическое существо с крыльями и клыкастой пастью; вот теленок, испуганно прижавшийся к боку матери; а вот бородатый скиф, который занес свой короткий меч над головой безусого юноши… Пектораль можно было рассматривать часами.
Вернувшись к столу, Черепанов сам себе ответил:
- У нас два варианта. Первый - позвонить Перебейносу и сейчас же отнести эту красоту его другу, подполковнику Яковлеву. Второй - отправить ее курьерской доставкой еще одному нашему фигуранту - младшему Полищуку. Ведь этот Эдичка - единственный, кому удалось избежать расплаты. Но мы-то с тобой, Виталий, лучше других знаем, что заправлял всем наркобизнесом в нашей родной Лугани именно он, да и в истории с пекторалью еще как отметился.
- Вы что же, Иван Сергеевич, верите в эти байки о проклятии пекторали? - Заборский не скрывал своего удивления.
- Не знаю, Виталий. Но я почему-то уверен, что бывший дворец пионеров гореть больше не будет.
Черепанов потянулся за мобильным телефоном. Включив громкую связь, чтобы разговор был слышен Заборскому, он решительно набрал номер Перебейноса.
В двух словах объяснив, где они и почему, Иван сообщил, что вместе с Заборским намерен сейчас же выехать в Лугань.
- Отставить! - полковник рявкнул так, что Черепанов резко отстранил от уха мобильник, а внимательно слушавший разговор Виталий аж подскочил на стуле. - Чтобы я этой заразы у себя в городе не видел! На городском кладбище из-за нее скоро места не останется. Сидеть в номере и не шевелиться! Ты меня, Иван Сергеевич, чуешь? Замрите там оба, как суслики перед норкой. А я зараз позвоню подполковнику Яковлеву.
Подполковник не заставил себя долго ждать. Минут через сорок он и еще несколько загадочных лиц в штатском до отказа заполнили их небольшой гостиничный номер. Некоторое время Черепанов и Заборский с интересом наблюдали за тем, как взрослые дядьки по одному подходили к столу и с нескрываемым любопытством рассматривали скифскую пектораль, которая так и продолжала лежать на помятой газете.
Ну а потом началось то, что в советских фильмах называлось серыми милицейскими буднями. Журналистов, которых люди в штатском доставили в управление, сразу же развели по отдельным кабинетам. Им пришлось ответить на сотни вопросов, исписать десятки, как язвительно выразился Виталий, "признательных" листов, подписать не меньшее количество страниц в протоколах.
Друзья встретились в кабинете у подполковника Яковлева уже ближе к полуночи. Несмотря на столь поздний час, в коридоре управления было многолюдно. Они застали подполковника собирающимся в дорогу. На столе перед ним стоял потертый портфель, куда он не спеша складывал папки с документами, бритвенный набор и пакет с бутербродами.
- Да, мужики, заварили вы кашу, - не отвлекаясь от дела, уставшим голосом поприветствовал их Яковлев. - Вот, собираюсь в столицу. Министр приказал, чтобы вашу находку доставили в Киев сегодня же. Вылетаю через полтора часа спецрейсом. Думаю, что и Перебейноса там встречу.
С трудом затолкав последнюю папку, подполковник закрыл портфель.
- Ну и настырные вы, ребята, - дружелюбно улыбнулся он и продолжил: - Вцепились в эту пектораль мертвой хваткой. Настоящие журналюги! Это же надо - вычислить пропажу только на основании вечерних новостей о пожарах во дворце пионеров! На такое не каждый опер способен. Может, пойдете ко мне в управление работать?
- Ну да, мой папа об этом тоже мечтает, - прогундосил своим обычным тоном Заборский. - Вот смотрите, товарищ подполковник, за окном XXI век, а в вашей конторе каждая бумажка по-прежнему пишется шариковой ручкой. Ваши ребята слышали что-нибудь о Билле Гейтсе и его изобретении? У меня от этой писанины даже мозоль на пальце появилась!
Для пущей убедительности Виталий вытянул вперед указательный палец.
- Понимаю, что устали, - усмехнулся, глядя на Заборского, подполковник. - Я уже распорядился, чтобы мои ребята отвезли вас в гостиницу. Ну а папе, Виталий Григорьевич, передавайте от меня привет.
В поисках обещанной машины Черепанов с Заборским вышли во внутренний дворик управления внутренних дел. Завидев их, один из стоявших в курилке милиционеров махнул рукой, указывая на белую иномарку.
- Дожились, Иван Сергеевич, нас уже вся харьковская милиция знает в лицо, - пробурчал Заборский. - Я вот только пока не пойму, это хорошо или плохо?
У ворот водитель их автомобиля притормозил, пропуская во двор бронированный микроавтобус и машины сопровождения. Уже через несколько минут золотая пектораль скифов, которая не давала им покоя целых полгода, отправилась в Киев.
На улице стоял октябрь. Октябрь 2013 года.
Эпилог
Киев встретил его настороженно. Выйдя на привокзальную площадь, Черепанов внимательно осмотрелся и вдруг поймал себя на мысли, что, пытаясь увидеть перемены в любимом им городе, он хотел, чтобы их не было вовсе или было как можно меньше. Но опытный взгляд журналиста сразу же отметил большее, чем обычно, количество людей в милицейской форме и военном камуфляже. На стенах вокзала появились новые указатели, поясняющие, где находится комендатура, куда нужно обращаться беженцам из Крыма и с юго-востока Украины. Надоедливых таксистов, которых у выхода с вокзала было всегда много, стало еще больше. Спешащая в сторону метро молодежь вела себя как обычно - шумно и весело. У многих из них рюкзаки или одежда были украшены яркими сине-желтыми ленточками. Такого раньше не было. А вот лица у пожилых людей показались Ивану более озабоченными. Хотя, встречаясь взглядом со стариками, он видел в их глазах спокойствие и уверенность.
В столицу Иван приехал по делам своей телекампании - накопились вопросы, связанные с перерегистрацией фирмы, нужно было кое-что уточнить и в Национальном совете по телерадиовещанию. Но самое главное - это встреча с генералом Перебейносом. Вот уже больше месяца Юрий Викторович не давал Черепанову покоя своими звонками, мол, приезжай, есть разговор.
С тех пор как им с Виталием Заборским все-таки удалось выйти на след скифской пекторали, прошел почти год. За все это время Черепанов ни разу не встречался с Перебейносом. Генеральское звание Юрий Викторович получил практически сразу же после того, как древнюю пектораль специальным авиарейсом отправили из Харькова в столицу. Ну а потом начались известные всем события киевской зимы 2013 года, и милицейскому генералу было не до встреч с друзьями. Черепанов не сомневался, что и сейчас генерал вряд ли уделит ему много времени. Поэтому он был немало удивлен, когда, сообщив Перебейносу о своем приезде, услышал в трубке знакомый суржик:
- От и добрэ. Ты, Иван Сергеевич, устраивайся в гостиницу, займайся своими справами, а вот после работы жди меня на чашку чая. Причем имей в виду, что чай я привезу с собой.
Перебейнос появился в гостинице уже ближе к девяти вечера. Все такой же шумный, он возник на пороге номера без предварительного звонка.
- А как вы, Юрий Викторович, узнали, в какой гостинице я остановился? - немного растерявшись, спросил Иван, который весь вечер прислушивался к телефону.
- Обижаешь, Ваня. Ты еще только билет покупал, а мне уже об этом доложили, - весело ответил Перебейнос, но увидев растерянное лицо Черепанова, продолжил уже серьезно: - Сам понимаешь, время сейчас такое, что каждый, кто едет из наших краев, сразу же попадает в поле зрения доблестной милиции. И потом, генерал я или нет?
С этими словами он поставил у стола большой фирменный пакет с рекламой одного из киевских супермаркетов. "По всей видимости, это и есть обещанный "чай"", - отметил про себя Иван, убирая ноутбук и бумаги, с которыми работал в ожидании гостя. Зная вкусы Перебейноса, он тоже заготовил в холодильнике кое-что для "чаепития".
- А я ожидал увидеть вас в генеральском мундире. Или еще не пошили? - окинув взглядом мощную фигуру Юрия Викторовича, спросил Иван, расставляя на столе рюмки и закуски.
- Да пошил, пошил, - усаживаясь за стол, ответил Перебейнос. - Только в последнее время не любит у нас народ генералов, особенно милицейских. Мы же все ворюги и дармоеды. Запросто плюнуть могут…
По-видимому, Черепанов задел больную для Перебейноса тему и, чтобы отвлечь его от неприятных мыслей, поспешил перевести разговор в другое русло.
- А что это вы с собой принесли? - спросил он у генерала, указывая на папку для бумаг.
- Ты, Иван Сергеевич, не лезь попэрэд батька в пэкло. Сначала давай по рюмке "чая" выпьем да хорошенько закусим, а потим вжэ и побалакаемо. Я, между прочим, к тебе прямо со службы.
"Чаепитие" продолжалось больше двух часов. Иван никогда не считал Перебейноса своим другом, но поймал себя на мысли, что события прошлого года сблизили их настолько, что ему доставляло удовольствие видеть перед собой эти глаза с хитринкой, слышать русско-украинский суржик, смеяться незатейливым шуткам земляка.
В какой-то момент генерал вдруг резко встал и направился к окну. Открыв его, он в полном молчании долго всматривался в темноту ночного города.
Потом так же внезапно повернулся к Черепанову и абсолютно трезвым голосом произнес:
- А пришел я к тебе, Иван Сергеевич, вот зачем…
Из пластиковой папки для документов, которая все это время лежала на прикроватной тумбочке, Перебейнос принялся вынимать какие-то фотографии, вырезки из газет и журналов, распечатки из интернета и сосредоточенно раскладывать их на столе.