Много раз Митридат (наследников часто называли именем отца) побеждал в этих состязаниях. О его способностях Лаодике регулярно докладывал наставник Тичон. После смерти Эвергета, вызывавшей большие подозрения в своей естественности, она пристально следила за становлением сыновей. Младший, Митридат Хрест, всегда был при ней, его растили самые преданные кормилицы и учили лучшие учителя. Старший же, Митридат Евпатор Дионис (такое прозвище он получил за то, что, как бог Дионис, уцелел при ударе молнии в его колыбель), обычно находился в горах. Такое воспитание наследник принимал как должное, ведь быть воином - это истинное призвание мужчины. Так учил его покойный отец.
Сомнения в том, что его семья - оплот любви и справедливости, настигли мальчика в весьма юном возрасте. Когда на царских похоронах жрецы за его спиной шептались, что невозможно покинуть мир в расцвете сил так быстро, он спросил мать: "Почему от нас ушел отец?". Ответ был жестким: "О нашей судьбе знают только боги, и тебе, Митридат, не пристало думать об этом. Прими все как есть". Но царевич не хотел мириться с этим.
Эвергет умер не по своей воле - он был отравлен. К такому выводу пришел после похорон Клеарх - один из преданнейших воинов покойного царя. Из всех, кто мог быть причастен к его смерти, наиболее вероятным организатором отравления, а возможно, и его исполнителем была Лаодика.
Клеарх еще сомневался, глядя на нее в траурном облачении. Полные слез глаза и прижатые к груди сомкнутые руки подчеркивали страдания царицы. Однако вскоре эта женщина сбросила маску несчастной вдовы и, вступив на трон, продемонстрировала свой жестокий характер. Достигшая зрелой красоты, она, очевидно, стремилась утвердиться и выйти из тени покойного мужа. Это раньше, прежде чем ступить, Лаодика спрашивала разрешения войти. Теперь же все было иначе.
Казни некоторых ее обидчиков заставили многих воинов задуматься о своей судьбе. В свое время они недооценили ее природную красоту, отказав ей в похоти, - так казалось царице. На самом же деле подобный шаг был для них невозможен - это означало предать повелителя. Само собой, задумались и отдельные жрецы, которые, выпивая лишку вина, опрометчиво высказывались о полном отсутствии рациональности в женском уме, даже если он царский. Большинство из них предпочли отправиться в странствия. В отдалении от этой женщины было все же спокойнее.
Клеарх не менее других был встревожен происходившими событиями. Из тех, кто знал о пророчестве, осталось только двое - он и Лаодика. "Царевич подчинит себе многие земли и в мощи своей будет сильнее отца", - гласило предсказание пифии. Но что же в таком случае будет с ней, Лаодикой? Смирится ли она со своей второстепенной ролью, после того как познала вкус власти? Клеарх знавал таких людей, и эта женщина не была исключением.
По мере взросления Митридата мать все больше и больше от него отдалялась. И Клеарх напросился присматривать за мальчиком, быть ему наставником. Благодаря этому он всегда находился рядом с царевичем и мог внимательно наблюдать за происходящим. В нем все сильнее крепли подозрения, что "школа мужества", которую положено было пройти наследнику, имела мало общего с воспитанием будущего воина. Сделав такой вывод, Клеарх стал тайно давать царевичу противоядие. Митридат верил этому человеку как самому себе и раз в месяц принимал снадобье. Постепенно увеличивая дозу, наставник хотел одного: чтобы наследника не постигла судьба его отца. Но появились и другие опасности - фантазия Лаодики оказалась поистине неисчерпаемой…
- Давай, царевич, ты же будущий великий воин! - неистовствовала толпа зевак, требуя от Митридата покорить дикое животное.
Мальчик не знал, что ему делать. Почуяв это, конь стал безудержным. Его ноздри расширились, он фыркал и нервно гарцевал, готовый лягнуть любого, кто к нему приблизится.
Митридат подошел к жеребцу и положил ему на холку руку. "Ну же, успокойся… Стоять!" - мысленно приказал он, и конь, ощутив внутреннюю силу юноши, постепенно затих.
Не отрывая руки, Митридат обошел строптивого вожака сбоку и, резко оттолкнувшись от земли, вскочил на него. Необъезженный жеребец тотчас встал на дыбы, пытаясь сбросить наездника. Но мальчик всем телом прижался к нему и обхватил шею так, словно у него были не руки, а настоящие клещи. Зеваки разбежались в разные стороны, а взбесившееся животное, еще раз неудачно взбрыкнув, увидело перед собой путь к свободе и рвануло так, что конюх, державший его на аркане, неожиданно оказался под копытами. Удар пришелся по ребрам, что-то хрустнуло. Бедняга лежал на земле, корчась от боли и широко раскрыв рот. Его крик был беззвучен, а гримаса на лице страшна.
На следующий день старший из наставников Тичон прибыл в резиденцию царицы с докладом о случившемся.
Увидев Лаодику, он пал ниц:
- Повелительница, моей вине нет оправдания. Как вы и велели, мы испытали царевича. Жеребец оказался небывалой мощи. Не всякому опытному воину под силу совладать с таким, а для юноши - задача непосильная.
- Встань, Тичон! - приказала Лаодика, раздраженная его раболепием и страхом.
"Не жить мне, не жить!" - крутилась в голове дрожащего наставника одна и та же мысль.
Не глядя царице в глаза, Тичон продолжил:
- Конь понес… Правда! Правда!.. Да так, будто обладал силой вулкана. Воистину бешеное животное. Конюх, и тот не удержал, и был растоптан копытами.
- Это ему по заслугам, - привычно жестко заметила царица. - Он мне давно не нравился.
Тичон ощутил, как по позвоночнику, оставляя после себя холодный след, поползла капля пота.
Лаодика замолчала, но Тичон не осмеливался подать голос без ее разрешения. И только когда она сделала знак рукой, заговорил:
- Наследника мы искали днем и ночью. Шли по его следам, пока земля не стала каменистой. Похоже, до этого места юноша держался на коне, а дальше… Там, на холмах, след потерялся окончательно, - голос Тичона предательски задрожал. Ему предстояло сказать самое главное. Но как? Собравшись с духом, он выдохнул: - О судьбе царевича мне ничего не известно.
Лаодика встала со своего трона и обошла вокруг трясущегося наставника.
- Я еще не придумала, как покарать тебя, но… ответь на один вопрос: с вами был Клеарх?
- Да, моя повелительница, был! Он обязательно подтвердит мои слова.
Лаодика повернулась к евнуху, стоявшему у входа:
- Позови начальника стражи!
"Ну вот и конец…" - испуганно подумал Тичон, которого начала бить мелкая дрожь.
Лаодика брезгливо созерцала, как из тщедушного тела наставника выходит наружу человеческий страх.
Начальник стражи появился в дверях и, как положено, вытянулся перед царицей, не обращая внимания на коленопреклоненного человека.
- Казнить!
Начальник стражи перевел взгляд на Тичона.
- Нет, не его, Клеарха! А этот, - царица ткнула пальцем в сторону Тичона, - укажет, где его разыскать.
- Я помогу! Я укажу! Вы так справедливы, моя повелительница! Вы так справедливы! - рыдал, словно женщина, наставник.
Пока начальник стражи тащил его к выходу, он сквозь слезы не переставая благодарил царицу. Истерика Тичона продолжалась еще некоторое время. Когда же он наконец успокоился, то вспомнил, что не доложил царице о том, что вместе с царевичем исчезли еще четырнадцать юношей.
Глава 9
Оборванная нить
21 июля 2013 года
Харьков встретил Виталия Заборского нудным дождиком. Хорошо еще, что жена, узнав о предстоящей командировке, поинтересовалась прогнозом погоды и положила ему в сумку складной зонт.
Ветра почти не было, и небо над городом затянуло пеленой мрачных туч, которые, казалось, нависли прямо над головой у пешеходов. В общем, все это не способствовало настроению.
Виталий вышел из здания железнодорожного вокзала и, как ни странно, не узнал бывший ему когда-то родным город. Со времени учебы в юридической академии прошло более десяти лет. "Если уж быть совсем точным - двенадцать", - отметил про себя Заборский и грустно вздохнул. Все верно, почти треть жизни, а кажется, будто вчера. Как быстро летит время! Его мама в таких случаях говорила: так и вся жизнь пролетит, не успеешь оглянуться. А он ее слова всерьез не принимал. Какие его годы, все еще впереди!
Вздохнув еще раз, Виталий стряхнул с себя грустные мысли, навеянные слякотной погодой. Спрятавшись под зонт, он поспешил к стоянке такси.
Таксист, как и многие его коллеги, болтал без умолку. Причем на любые темы - от повышения цен на топливо до ситуации на Ближнем Востоке. А узнав, что пассажир когда-то учился в их городе и с тех пор здесь не бывал, мигом превратился в экскурсовода.
Алексей, так его звали, вез Заборского по знакомым, но при этом совершенно неузнаваемым улицам. Город очень изменился, особенно в своей центральной части. И казалось, что Харьков конца 90-х и современный Харьков - это два разных города.
За окном автомобиля виднелась нарядная и, несмотря на слякоть, чистая набережная. Такой красочной Виталий ее раньше не видел: множество новых магазинов с красиво оформленными витринами, цветочные клумбы, лавочки для отдыха… Словом, Харьков стал более ярким и уютным. А главное, как не преминул отметить водитель, резко улучшилось качество дорог.
- И все равно аварий меньше не стало, - с горечью констатировал он. - Всякие козлы покупают права и гоняют, как бешеные. А бабы за рулем вообще что-то невообразимое. Папики да бойфренды надарили им машин, вот они и отрываются по полной программе. И стало их просто немеряно. Попробуй им слово сказать - в ответ услышишь десять и "фак" в придачу. И у каждой такая "крыша", что мама не горюй!
Виталий слушал словоизлияния таксиста молча. Время в дороге пролетело незаметно.
Серая панельная пятиэтажка по улице Пушкинской, тридцать пять, куда его доставило такси, внешне ничем не выделялась среди соседних домов. "Хрущевка" - она везде "хрущевка". Разве что на ее облупленных, видавших виды стенах вместо пестрых граффити чернели надписи, сделанные угольком. Лаконичные и конкретные: "Витя - козел", "Металлист - чемпион!", и даже сообщался номер телефона какой-то Оксаны с вполне понятным пояснением, чем именно она может помочь. Словом, типичный дом, каких по стране сотни тысяч.
В покосившейся от времени беседке сидели два неопределенного вида субъекта. Они, похоже, отмечали окончание трудового дня, не спеша потягивая из больших пластиковых стаканов пиво. Пустые пивные бутылки валялись тут же. Заборский подошел к ним, поздоровался и на всякий случай уточнил, в каком подъезде находится нужная ему квартира.
- В третьем, - безо всякого интереса, обычного в таких случаях у соседей, ответил один из сидящих за столом мужиков, - вон в том, дальнем.
- А может, пивка с нами бахнешь? У нас есть отличная рыбка и пиво в заначке, бутылок пять, наверное, притом свежайшее. Правда, уже малость нагрелось, - вклинился в разговор его товарищ и ткнул ногой в белый полиэтиленовый пакет, стоявший под столом, в котором звякнули бутылки.
- Нет, спасибо, - отказался от заманчивого предложения Заборский. - Я, ребята, вроде как на работе.
Возле подъезда Виталий присел на обшарпанную лавочку, достал из кармана пачку сигарет и закурил. Он вырос в такой же пятиэтажке…
Такие дома в народе называют хрущобами, и они есть в любом городе бывшего Советского Союза. Их массовое сооружение началось в хрущевские времена, хотя разрабатывать проекты доступного жилья и строить заводы железобетонных конструкций стали сразу после войны, когда у власти еще был "отец народов" Иосиф Виссарионович Сталин. И как бы злые языки ни издевались над "хрущобами", именно они до сих пор составляют значительную часть жилого фонда страны. Этот факт Заборскому был известен точно, поскольку совсем недавно готовил репортаж об одном из аварийных домов в Лугани.
Осмотрев пятиэтажку, Виталий мысленно переключился на человека, ради которого он приехал в Харьков. Это был археолог Реваз Константинович Мачавариани. Именно он вышел на связь с Беляковым, предложив ему купить скифскую пектораль. Спецы коллекционера, как и ожидалось, довольно быстро установили имя продавца и составили досье.
Узнав, что след ведет в Харьков, Черепанов решил направить туда именно Заборского, который неплохо знал город. К тому же он был уверен, что Виталий с его многолетним опытом журналистских расследований лучше других сумеет разговорить незнакомца. Оба они понимали: Реваз Мачавариани может помочь им выйти на преступников.
"Буду действовать по обстоятельствам, - решил Заборский. - В конце концов, так называемый Гость меня явно не ждет, и фактор внезапности будет на моей стороне".
Виталий затушил сигарету и быстрым шагом вошел в темный, пропахший сыростью подъезд.
Квартира под номером 45 находилась на четвертом этаже. Виталий нажал кнопку звонка и услышал за дверью медленные шаркающие шаги.
- Кто там? - послышался глухой женский голос.
- Моя фамилия Заборский, я из музея. Нельзя ли мне увидеться с Ревазом Константиновичем? - произнес он заранее подготовленную фразу.
Некоторое время за дверью стояла тишина. Затем щелкнул замок, и перед Виталием предстала невысокая седая женщина в черной вуали с потухшим взглядом.
- Меня зовут Виталий Григорьевич, я старший научный сотрудник киевского музея этнографии.
- Что ж, милости прошу, входите. Я мама Реваза.
Она посторонилась, и Заборский вошел в небольшой, напоминающий аккуратную кладовку коридор.
- Впрочем, разве вы не знаете? Реваза больше нет, - медленно выговаривая слова, сказала она. - Он умер.
Глава 10
Прощай, любимый город!
21 июля 2013 года
От неожиданности Виталий застыл на месте.
- Как умер? - не предполагавший такого поворота событий Заборский даже растерялся. - Он ведь еще молодой, ему же и пятидесяти не было?
- Сорок девять лет, шесть месяцев и три дня… Меня зовут Клара Иосифовна. Реваз был моим единственным сыном.
Они прошли в комнату, обставленную некогда дефицитной польской мебелью. Присев у стола, Виталий прикидывал, как бы деликатно расспросить мать Реваза о том, что произошло с ее сыном.
- Простите меня за бестактность, но вы не могли бы рассказать, что же случилось с Ревазом Константиновичем? - заговорил он после некоторой паузы.
- Его сбила машина, - безысходно ответила она. - Это случилось поздним вечером. Реваз брался за любую работу - вы же знаете, какие теперь зарплаты у преподавателей, - даже вел археологическую секцию во Дворце пионеров, или как он там сейчас называется. После занятий он задержался, и по дороге домой прямо на пешеходном переходе…
Не сдержавшись, Клара Иосифовна тихо заплакала. Заборскому было искренне жаль эту несчастную женщину. Но, как и многие мужчины, при виде женских слез он терялся и не знал, как себя вести и что сказать, особенно когда слова мало что значили.
Через несколько минут хозяйка квартиры успокоилась и продолжила:
- Удар был очень сильным, тело отбросило на несколько метров. Но машина даже не остановилась. Реваз так и остался лежать на дороге. Его заметил кто-то из прохожих и вызвал "скорую". Когда приехали врачи, сын был уже мертв. Он потерял слишком много крови…
- А разве свидетелей ДТП не было? - уточнил на всякий случай Виталий. - Ведь с их помощью можно было бы установить хотя бы марку машины.
- Нет, время было позднее, да и дождь шел сильный. Милиция пыталась найти свидетелей, даже объявление давали на телевидении, в специальной программе. Безрезультатно.
- Знаю такую передачу, - подтвердил Заборский, - она называется "Дорожный патруль".
- Наверное, - согласилась Клара Иосифовна, - этого я уже не помню. Однако никто так и не откликнулся. Найти машину в огромном городе, наверное, непросто. Если ее вообще кто-нибудь ищет…
Она замолчала. Молчал и Виталий. Собираясь с мыслями, он осторожно осмотрелся. Окно было плотно занавешено, и свет в комнату почти не проникал. На стене висело бра, а под потолком одиноко маячила обычная лампочка.
- А вы действительно из музея? - неожиданно задала вопрос Клара Иосифовна.
Заборский, конечно, мог бы соврать и про документы, которые якобы оставил в гостинице, и про необычайно срочное дело, которое его привело, но ему почему-то не хотелось обманывать эту убитую горем женщину, потерявшую сына, а с ним и весь смысл своей жизни.
- Извините, я вам соврал. Я не из киевского музея. Я журналист из города Лугани. Мы проводим журналистское расследование о пропаже одной редкой археологической находки, которая была знакома вашему сыну. Возможно, некоторое время Реваз Константинович даже хранил ее у себя. Об этом мне и хотелось поговорить с ним.
- Вы полагаете, что мой сын был причастен к какому-то грязному делу? - встревожилась Клара Иосифовна, пристально глядя на Заборского.
- Нет-нет, - поспешил уверить ее Виталий. - Все гораздо проще: эту вещь ему могли дать на экспертизу. Нас заинтересовало его мнение как специалиста. Всем хорошо известно, что Реваз Константинович много лет занимался раскопками скифских курганов. Разве не так?
- Вы правы, - согласно кивнула Клара Иосифовна. - Но в нашем доме я не видела никаких древних находок. У археологов это, знаете ли, не принято. Думаю, нет их и сейчас. Правда, в комнате Реваза я никогда не рылась. Он не любил, когда без его ведома трогали вещи. Такой вот комплекс старого холостяка.
- Ну а каких-либо резких перемен в его поведении вы не замечали? Может, он стал менее внимательным, переживал о чем-то? Понимаете, в связи с последними событиями любая деталь может оказаться важной. Но не потому, что ваш сын в чем-то замешан, - на всякий случай добавил Виталий.
- А знаете, возможно. В последнее время Реваз был каким-то дерганым, нервным. Уезжал куда-то на несколько дней. Я решила, что у него неприятности на работе. С кем не бывает? - Клара Иосифовна помолчала. - Если бы я знала…
- А вы не интересовались, из-за чего он переживал?
- Несколько раз пыталась. Но сын был человеком скрытным. Даже со мной особо не откровенничал. Вот и создать семью у него не получилось…
- И что, он всю жизнь прожил с вами?
- Нет, что вы! У него была жена. Они с Людмилой учились на одном факультете. Реваз женился в двадцать шесть лет, в 90-е годы. Вы наверняка помните, какое тогда было непростое время. В один день исчезло огромное государство. А вместе с ним мечты, идеалы, надежды. Страна превратилась в огромный базар. Несмотря на трудности, родители Людмилы помогли молодым купить квартиру на Салтовке. Есть у нас такой район, если вы знаете.
- Знаю, я учился в вашем городе, - подтвердил Загорский.
- Ну, тем более. Так вот, они прожили почти пять лет. Детей у них не было, - женщина тяжело вздохнула. - Чья уж тут вина - не знаю. А что значит семья без наследников, особенно для человека, у которого грузинские корни? Это, видимо, и сыграло решающую роль в том, что они расстались.
- Отец Реваза из Грузии?