Мастерская Олега Веденяпина
Они сидели в застекленной конторке и пили чай.
В полуоткрытую дверь доносился шум мастерской.
– Слышите? – спросил Веденяпин, – дело делаем, заказ для трамвайщиков. Так чем помочь могу, Георгий Федорович?
Тыльнер достал из кармана фотографии вскрытого сейфа, положил на стол.
Веденяпин достал из стола большую лупу и начал внимательно изучать.
Потом сложил фотографии, протянул Тыльнеру.
– Это не медвежатник работал.
– Почему?
– Когда специалист работает газовой горелкой, он не режет сейф, как банку с сардинами. Он аккуратно вырежет замок, это быстрее и надежнее. Посмотрите, некто сначала вырезал сейф, а потом, потом пытался отогнуть вырезанный кусок.
– Вижу, – удивился Тыльнер.
– До нижней полки они так и не добрались. Там были ценности?
– Деньги.
– Вот видите. Это почерк налетчиков, грязная работа.
– Ну что ж, потрясем серьезных ребят.
– Я Вам, Георгий Федорович, подсказочку подброшу, – Веденяпит отхлебнул из стакана, помолчал.
– Я третьего дня был в ресторане "Метрополь" и встретил там Ромку Радолевского по кличке по кличке "Бессарабец".
– Что-то не помню такого, – удивился Тыльнер.
– А откуда же Вам знать Ромку-то? Он с восемнадцатого года на югах работал. С ним за столом были два его подельника: Яшка Дубинский, кликуха "Яшка Ребенок" и "Иван Чахотка", фамилии не знаю. Раз они в Москву прикатили, значит, дело будет. Думаю, этот сейф их работа. "Чахотка" всегда газовой горелкой баловался.
– А что еще про Радолевского сказать можете?
– Хорошо одевается, любит потереться в кабаках, широкий. Слабость – карты и дамы. Именно дамы. Не бабы, не проститутки, а дамы.
– Как это понимать? – изумился Тыльнер.
– В Одессе у него был роман с известной певицей. В Петербурге с одной женой гвардейского полковника. Кстати, он на левой руке носит женский браслет с крупными изумрудами, говорит, что это подарок любимой женщины и его талисман.
Кафе "Домино
Была середина дня, и народу в кафе было немного.
В углу, как всегда, сидела "Баронесса" с двумя весьма интересными дамами, да еще два столика были заняты.
Леонидов расположился у самой эстрады.
Пил кофе с ликером.
К нему подошел Федоровский.
– Привет, Олег.
– Привет, Сергей, как дела во Всеобуче?
– Ничего интересного, писать не о чем. Но мы решили организовать соревнования по боксу. Вы как?
– Что как?
– Согласны участвовать?
– Сложно. Я который год без тренировки.
– Ну, с этим мы поможем. Не беспокойтесь. Кстати, собралась компания перекинуться в польский банчек, трое есть. Не примете участие?
– Кто будет играть?
– Я, Глеб, еще один человек, Вы его не знаете, но по всему видно, что с ним можно иметь дело.
– Я готов, где будем метать?
– А вон за тем столом.
Все четверо уселись за стол.
Бросили карты.
Старшая выпала Леонидову.
– Быть Вам банкометом, – сказал щеголеватый красивый человек, которого все звали Рома.
Объявили банк.
Леонидов начал метать.
Выиграл Глеб, он сгреб к себе деньги, начал тасовать колоду.
Подошел Николай Николаевич.
– Друзья, мне очень жаль, но вам придется прекратить игру.
– А в чем дело? – удивился Леонидов, – только карта пошла…
– Дорогой Олег Алексеевич, меня предупредили, что сюда движется комиссия исполкома.
– Это серьезно, – сказал Глеб, – что будем делать?
К столу подошла "Баронесса".
– Сережа, Глеб, Олег Алексеевич, поехали ко мне.
– Замечательно, – обрадовался Федоровский.
– А эти две прелестные дамы поедут с нами? – спросил Рома.
– Если попросите как следует, – засмеялась "Баронесса".
Все поднялись и пошли к дверям.
– Олег Алексеевич, – "Баронесса" взяла Леонидова под руку, подождала, когда все пройдут, – Вы видели, как убили Афоню?
– Лапшина?
– Да.
– Видел убитого, – начал Леонидов. – Мне позвонили, и я прямо от новогоднего стола уехал. А Вы его знали?
– Я его любила.
Леонидов пристально поглядел на нее.
– Я к нему тоже хорошо относился.
– Я знаю, он Вас очень уважал. Говорил, что Вы ни с теми, ни с этими, живете сами по себе. Настоящий репортер.
– Любопытно, возможно он и прав.
Квартира "Баронессы"
Часы пробили четыре раза.
За окнами стена темноты.
В комнате накурено.
На маленьком столе бутылки и закуски.
– Ну что, последнюю талию? – спросил Федоровский.
– Давай, – Роман вынул из кармана две облигации золотого займа. – Банкомет, кажется, я.
Он взял колоду, перетасовал, дал Федоровскоу снять. Потом сделал вид, что плюет на нее и начал метать.
Перед каждым игроком легла карта.
Леонидову открыли вальта.
– Счастливая карта для меня, – сказал он.
– Посмотрим, – засмеялся Роман и начал метать.
Второй валет лег рядом с первым.
– Вот так, друзья!
Леонидов сгреб деньги и облигации.
– Вот не везет, – Роман всплеснул руками.
Из-под левого манжета вылетел женский браслет с крупным изумрудом.
– Какая красивая вещь, – сказала подошедшая "Баронесса", – не продадите?
– Нет, – Роман спрятал браслет под манжет. – Это память о первой любви, подарок самой любимой женщины. Я пропадал, господа, был нищим, но браслет не продал.
– Весьма изысканно, – сказал Леонидов, – ну что, поблагодарим хозяйку и по домам. До встречи в нашем милом "Домино".
Банк
Леонидов вошел в банк.
Народу не было.
Только у двух касс стояли по два человека.
Олег подошел к окну.
– Здравствуйте.
– Мое почтение, – ответил пожилой человек с ровным пробором в редких волосах, – чем могу?
– Да вот хочу облигации на деньги поменять.
Леонидов протянул удостоверение "Рабочей газеты". Старичок раскрыл и заулыбался.
– Как же, как же. Читали, читали. Одну минутку, товарищ Леонидов. Пойдите, мы пока облигации проверим.
Олег сел на диванчик, взял со стола "Известия", начал читать.
– Гражданин Леонидов?
Олег поднял голову.
Перед ним стояли трое.
– Угрозыск. Вы задержаны.
МУР
На столе перед Тыльнером лежал кастет, удостоверение "Рабочей газеты", пачка денег, ключи, записная книжка.
– Товарищ инспектор, – докладывает агент первого класса Евдокимов, – из Банка позвонили в Районмилицию, а они нам сообщили, что некто, предъявивший удостоверение "Рабочей газеты" на имя Леонидова, меняет облигации золотого займа, находящиеся в розыске.
– Вы выехали срочно. Так? – спросил Тыльнер.
– Так точно. И задержали этого человека.
– А Вы, Евдокимов, разве не знали Леонидова?
– Знал, товарищ инспектор, поэтому с ним мы обращались очень вежливо.
– Надеюсь, он не в предвариловке? – засмеялся Тыльнер.
– Как можно. Он в нашей комнате пьет чай.
– Кстати, это все, что вы изъяли?
– Так точно, наручные часы оставили.
– Было ли при нем оружие и удостоверение ОГПУ?
– Нет.
– Иван Сергеевич, Вы все сделали правильно. Ведите сюда злодея, – засмеялся Тыльнер.
Тыльнер и задержанный пили чай с мягкими калачами.
– Надеюсь Вы, Олег Алексеевич, не будете информировать своих читателей об аресте?
– Нет. Но Вы, Гоша, должны разъяснить мне, за что меня повязали.
– Запросто.
Тыльнер положил перед Леонидовым две облигации "Золотого займа".
– Вот скотина, – разозлился Леонидов, – туфту подсунул.
– Нет, мой друг. Это подлинные облигации. Только похищены они из сейфа Кожсиндиката три дня назад. Мы сообщили номера во все банки. Вот Вы и попались.
– Просто, как грабли.
– Именно, а кто Вам их, как Вы говорите, подсунул?
– Дорогой мой сыщик, я их выиграл в карты.
– Где играли?
– Сначала в "Домино", потом у Баронессы. Нас было четверо: Сережа Федоровский, Глеб Потехин, Рома и я. Выиграли Сережа и я. Потехин остался при своих или свои немного проиграл, а вот Рома продул крепко.
– Олег Алексеевич, а червонцы Вы тоже у него выиграли?
– Ни в коем случае, честно заработанные на кинофабрике, – не моргнув соврал Леонидов.
– Ничего особенного Вы у этого Рома не увидели?
– Увидел у него на левой руке очень дорогой дамский браслет с огромным изумрудом. Она начал мне лепить, что это память о первой любви, его талисман, я промолчал, но я-то прекрасно помню, как эту бранзулетку преподнесли мадам Рябушинской на юбилей свадьбы. Я об этом ювелирном чуде писал в "Синем журнале".
– Олег Алексеевич, это известный налетчик Роман Радолевский по кличке Ромка-Бессарабец.
В дверь постучали.
– Войдите, – крикнул Тыльнер.
В кабинет вошел Александр Иванович Николаев.
– Здравствуйте, Олег Алексеевич, доброго здоровья Георгий Федорович. Прибыл в ваше распоряжение.
– Как так, – удивился Тыльнер, – Вы же в ГПУ?
– Был, да весь вышел, Георгий Федорович, откомандирован в Московский уголовный розыск. Я прибыл к Николаеву и Иван Николаевич направил меня в Вашу бригаду.
– Я очень рад, – искренне обрадовался Тыльнер. – Но почему все же Вас отдал Мартынов?
– Он был категорически против, но там есть такая амазонка революции, мадам Роспелевлева. Она очень хотела, чтобы полицейского полковника убрали из ГПУ.
– Но Вы же коллежский советник.
– Для нее все едино. Носил гладкие погоны с двумя просветами – значит полковник.
– И как увольняли?
Николаев вынул из кармана серебряные часы на толстой цепочке, протянул Тыльнеру.
Георгий взял часы, прочел надпись на крышке "Николаеву А.И. от коллегии ОГПУ". Тыльнер протянул часы Николаеву.
– Александр Иванович, серьезная награда.
– По нашим временам, – ухмыльнулся Леонидов, – равна маленькому Владимиру.
– Берите выше, – с некоторой важностью ответил Николаев, – правда, во времена оного меня награждали часами из Собственной Его Величества канцелярии, правда, они были золотые.
– Не перепутайте, когда будете доставать, – засмеялся Леонидов.
– Не перепутаю, – делано грустно ответил Николаев, – за те часики я на Сухаревке спроворил литр спирта, три фунта муки и здоровенный шмат сала…
– А за эти, – перебил Леонидов, – дай Бог, одну бутылку выменять можно.
– Не любите чекистов? – спросил Николаев.
– Не чекистов, а контру не люблю. Уж слишком часто они начали вмешиваться в мою жизнь.
– Не лукавьте, Олег Алексеевич, – Тыльнер закурил, – у Вас есть удостоверение ОГПУ, браунинг…
– Было, дорогой Гоша, было. В тот день, как повязали французов, я его сдал.
– Так давайте вернемся к Роме-Бессарабцу и его браслету.
– Погодите-ка, это не знаменитый браслет мадам Рябушинской? – спросил Николаев. – Не тот ли, о котором Вы, Олег Алексеевич, писали в "Синем журнале"… Дай Бог памяти…
– Именно. А как он к нему попал? – заинтересованно спросил Леонидов.
Николаев достал из кармана пиджака кожаный портсигар с серебряной монограммой "АН", достал папиросу, закурил.
Затянулся, выпустил колечко дыма.
Лукаво посмотрел на собеседников.
– Александр Иванович, – попросил Тыльнер, – ну зачем эта пауза, как на сцене, поведайте нам историю браслета.
– Ну что ж, но с Вас, Олег Алексеевич, бутылка, желательно, коньяка.
– Будет, – засмеялся Леонидов.
– Тогда слушайте. Как пять лет назад Рябушинский не стал дожидаться, когда к власти придут веселые матросы и озлобленные солдаты-окольники, а выехал в Финляндию, а оттуда в Швецию. Все деньги он держал за границей, в Париже у него был отличный особняк и роскошная вилла в Ницце. А в своем особняке на Спиридоновке он оставил управляющего, сторожа и истопника – караулить добро. И было там…
Особняк Рябушинского
В огромной гостиной, обставленной дорогой мебелью, с картинами на стенах, отделанным мрамором камином, стояли управляющий, истопник и сторож.
Они стояли в шеренгу, как солдаты.
Перед ними Николаев в барском пальто с шалевым воротником и председатель Исполкома, одетый с революционным аскетизмом.
– Вы, гражданин Серебряков, управляющий? – спросил председатель Исполкома.
– Так точно.
– Вы, истопник и сторож сейчас напишите прошение на зачисление на службу. Завтра в Исполкоме заполните опросные листы и получите жалование и талон на паек.
– А что с этим делать?
Управляющий взял с обитого серебристым шитьем стула изразцовый ларец черного дерева.
– Это тот, который в спальне стоял?
– Так точно.
Николаев открыл, на черном бархате обивки лежал браслет с изумрудами и три кольца.
– Забыла мадам Рябушинская, – усмехнулся Николаев.
– Они из Петербурга уехали, – пояснил управляющий, – а меня хранить все обязали.
– Вот и отлично, – Николаев закрыл ларец. – Поставьте его на место, сегодня придут специалисты и сделают опись имущества. Теперь вот что. Запишите телефон Арбатской милицейской части – 24-326. Я предупрежу, по первому вашему сигналу сюда прибудет усиленный наряд…
… Николаев закурил папиросу, посмотрел на Тыльнера и Леонидова.
– И это все? – удивился Леонидов.
– Имейте терпение, молодой человек. Я докурю и закончу печальную историю.
Николаев оглядел слушателей, лукаво улыбнулся.
– Слушайте дальше… Через два месяца в дверь особняка постучали…
…Управляющий, сменивший пиджачную пару и лакированные штиблеты на теплую куртку и валенки, подошел к дверям.
– Кто будете?
– От имени Московского Совета, откройте.
Управляющий открыл дверь.
В особняк вошел Ромка-Бессарабец и с ним еще двое.
Все трое в бескозырках.
Поверх голландок кожаные куртки.
– Кто здесь главный? – спросил Ромка, поправив деревянный футляр маузера, висевшего на ремне через плечо.
– Я главный хранитель.
– Очень хорошо. – Ромка достал из кармана бланк с печатями и витиеватыми подписями. – Ознакомьтесь. По постановлению Московского Совета, мы должны изъять ценности в пользу пролетариата.
– Но у нас охранная грамота Исполкома.
– Она отменена.
Он оттолкнул управляющего, и бандиты вошли в особняк.
– Ценности сами выдадите или обыск устроим? – спросил угрожающе Ромка-Бессарабец и похлопал по крышке маузера.
– Да Господь с Вами, господа матросы. Нет. Нет ценностей. Только в спальне шкатулка хозяйки, а там браслет и три кольца.
– Нет, – скомандовал Ромка-Бессарабец, – потом покажешь, где серебряная посуда.
Управляющий поднялся в спальню.
Поднял телефонную трубку:
– 34-326, барышня… Арбатская часть…Из особняка Рябушинского на Спиридоновке… Налет… Трое.
Он положил трубку.
Взял шкатулку с драгоценностями.
Внизу веселы матросы укладывали в мешки серебряную посуду и вазы Фаберже.
Бессарабец взял шкатулку.
Открыл.
Присвистнул.
Взял браслет, надел на руку, а кольца положил в карман.
– Целее будут, – пояснил он.
Внезапно входная дверь распахнулась, и в особняк ворвались сыщики в штатском и милиционеры.
– Атас! Цветные! – Крикнул один из налетчиков и выстрелил.
Милиционеры ответили огнем.
Налетчик рухнул.
Второй лег на землю.
А Ромка-Бессарабец, выбив ажурное стекло окна, выпрыгнул на улицу…
... – Так он ушел и исчез из Москвы. Сбежал на Юг. Там тогда было, что воровать. А теперь в Москве деньги завелись. Будем искать.
Кабинет Тыльнера
– Вас, Александр Иванович, мне сам Бог послал.
– Ну если считать начальника ОГПУ происхождения божественного, то значить быть посему.
– Ну что, Олег Алексеевич, – усмехнулся Тыльнер, – забирайте свое имущество, а облигации мы конфискуем.
– Пейте кровь честного журналиста. Попал-попал.
Леонидов начал рассовывать по карманам вещи.
– Кстати, Олег Алексеевич, – лукаво поинтересовался Николаев, – Вы уже были в казино на Триумфальной площади?
– Не успел, его же только вчера открыли. Кстати, Вы не знаете, в каких ресторанах открыли механические бега?
– Знаю. А Вам, репортеру, стыдно не ведать этого. "Ампир", "Эрмитаж", "Лиссабон" и кабаре "Не рыдай". Открыл их ПОМГОЛ.
– Почему не сказать просто – Комитет помощи голодающим Поволжья?
– ПОМГОЛ звучит таинственнее, – вмешался Тыльнер.
– Вот там-то и надо искать друга нашего сердечного Ромочку, – Николаев встал, – Георгий Федорович, где мое рабочее место?
– К счастью, освободилась маленькая комната напротив меня.
– А мне большая не нужна. Я человек скромный.
Закулисье
Татьяна Лескова примеряла в гримуборной новую шляпу.
– Хороша, небесно хороша, – на пороге появился "благородный отец", – ты уж прости, голубушка, что без стука, но, помнится, ты мне это дозволила?
– Михаил Романович, милый, заходите. Что опять?
– Горит душа, дружок, только ты можешь понять страдания русского актера.
– Сейчас.
Татьяна открыла шкаф и вынула стакан в подстаканнике и бутылку коньяка.
Михаил Романович взглянул на этикетку.
– Святые угодники, Шустовский, довоенный! Где взяла?
– Олег Леонидов, которому Вы доверили нашу тайну, дал мне две бутылки.
– Господи, есть же еще благородные люди. Ты его любишь?
– К сожалению.
Михаил Романович в два приема осушил стакан, вынул из кармана папиросу.
Занюхал.
– Почему к сожалению?
– Безответная любовь всегда жалка.
– Эх, голубушка, наигралась ты в пьесах Островского и Антоши Чехова. Тебе нельзя не любить. Хочешь, я поговорю с Олегом?
– Не надо, пусть все идет, как идет.
Опять без стука распахнулась дверь.
Вошла Елена Иратова.
– Послушай, милочка…
– Здороваться надо, – перебил ее "благородный отец".
– А Вы, как я вижу, уже приняли. Так вот, милочка, я не хотела объясняться с тобою на следующий день, но все таки должна тебе кое-что объяснить…
– Монолог Раевской, – засмеялся "благородный отец".
– А Вы не лезьте не в свое дело. Ты не меня, а себя подвела. Строила из себя гимназистку. Не захотела обеспеченно жить…
– С кем? – Татьяна встала. – С тем хамом со шпорами? Нет уж, возьми его себе.
– У меня есть все. А ты пытаешься мои объедки подобрать. Если я захочу, Леонидов ко мне на животе приползет, как побитая собака.
Она посмотрела на Татьяну, увидела гранатовый браслет. Эту безделушку он для тебя на аукционе выиграл?
Лена махнула рукой, на запястье опустился сапфировый браслет с бриллиантами.
– Пошла вон, – твердо сказала Татьяна, – и никогда не подходи ко мне.
– Ты еще прибежишь ко мне.
Лена крепко саданула дверью.
– Сука, – в сердцах сказал "благородный отец".