- Ну, с какого конца будем выкапывать корни ядовитого растения, - осведомилась она, пододвигая к себе пепельницу.
Измайлов поморщил лоб и медленно начал:
- Бык сейчас затаится или махнет назад под крылышко Комуча. Для нас он сейчас, мне кажется, недосягаем. Во всяком случае, к нему подходы найти труднее, чем к Бабаеву или Казимакову.
Брауде кивнула и проронила:
- Нужно размножить фотографию Бабаева, возьми ее у кадровика на вокзале и раздай всем милицейским постам. Ну и, конечно, нашим людям. Это одно. Второе - обойти городские больницы и врачей, занимающихся частной практикой. Бабаев, если он ранен, вынужден будет обратиться за помощью. И, наконец, третье - Бабаев после излечения попытается навести справки о подпоручике Гудошкине.
- Мне кажется, Бабаев будет искать контакт прежде всего с Зайнаб, - заметил Шамиль.
- Почему?
- С ней легче связаться. У нее есть телефон, вернее, в гостинице "Сибирский тракт". Достаточно позвонить ей - что он может сделать с наименьшим риском для себя - и разузнать, что к чему. То есть: успела Зайнаб предупредить Арсения или нет. А идти к нему в номер - опасно. Вдруг там засада? Ведь телефона в караван-сарае нет. - Измайлов чуть помолчал и продолжил: - Я имею в виду тот вариант, если Зайнаб по какой-то случайности не предупредила этого подпоручика и он бы там торчал поныне. Мне кажется, что Бабаев выйдет на Зайнаб и по другой причине: Гудошкин на случай провала должен был покинуть Казань и переехать в Самару. Во всяком случае, так показал на допросе этот офицер.
- А не заявится ли этот Бабаев домой к Зайнаб? Ведь старая любовь, говорят, не ржавеет.
- Ржаветь-то не ржавеет, а вот смертельная опасность, которая грозит этому ухажеру, охлаждает его чувства до нуля. А с остывшей душой и холодной головой штабс-капитан на квартиру к ней не пойдет. Не будет он рисковать. Сердцем чувствую, не будет.
Чекисты решили внедрить в гостиницу "Сибирский тракт" своего человека, который бы фиксировал всех, кто спрашивает по телефону Зайнаб.
Поиски Бабаева в больницах результатов не дали. Постовые милиционеры не видели его ни на речной пристани, ни на вокзалах, включая Красную горку, Васильево и Зеленодольск. И частные врачи, будто сговорились, отрицательно качали головами, когда им показывали фотографию штабс-капитана Бабаева.
Чекисты, конечно же, искали и Казимакова, решившего, судя по всему, сделать ставку на Самарское правительство, войска которого вместе с Чехословацким мятежным корпусом все ближе подбирались к Казанской губернии. Видимо, бывший жандарм через Феофана Самченова выговорил себе солидную должностенку. Небось, не против занять место начальника контрразведки Комуча. А сладостное воображение рисует ему безбрежные дали роста по службе аж до начальника жандармерии всей России. Ведь в желаниях человек не имеет предела. Чем больше удовлетворяются желания, тем больше хочется. А уж об обиженном чинодрале, пытающемся взять реванш у судьбы, выжать из благоприятной ситуации все, что только можно, и говорить нечего. В общем, карьеристские устремления ротмистра Казимакова просматривались без труда. Было о нем известно, что он находился в рабстве у своих пороков: обжорстве, блудострастии, причудливо сочетавшемся с качеством отменного дамского угодника, жадности, карьеризме. Эти рабские оковы пороков диктовали поступки бывшего жандарма. Посему его искали не только в районе духовного училища на Воскресенской, где его видел несколько месяцев назад арестованный агент Двойник, но и в ресторанах и злачных местах, еще кое-где подпольно чадивших своим духом растленности. Но на след Казимакова пока что не удавалось напасть.
Примерно через две недели после побега штабс-капитана Бабаева мужской голос попросил позвать к телефону Зайнаб, которая находилась еще на излечении. У телефона дежурила женщина, которая была проинструктирована чекистами - как в этом случае вести себя. Дежурная ответила, что Зайнаб будет после обеда.
Через телефонную станцию установили: неизвестный мужчина звонил из гостиницы "Амур". Туда срочно выехали на машине чекисты. Но там Бабаев среди жильцов не значился. Да это и понятно: штабс-капитан давно поменял фамилию. Но служащий гостиницы обрисовал внешность звонившего. Приметы мужчины были схожи с внешностью штабс-капитана Бабаева.
- Скажите, - обратился Измайлов к администратору гостиницы, - а он, этот мужчина, случайно, не хромал?
Администратор, худощавый старичок, не по летам живой, почесав за ухом, энергично замахал руками:
- Нет-нет. Не хромал. А вот рука, кажись, у него повреждена. Похоже, хворый он: лицо бледное, потливое. Нервный такой…
Когда чекисты вышли на улицу, солнце уже палило вовсю, напоминая, что обед вот-вот наступит. А там уже жди звонка от скрывающегося диверсанта. И было ясно: звонок будет последним, застанет штабс-капитан Зайнаб в гостинице или нет. Ведь он не круглый идиот, поймет, что голову ему морочат. Звонить он, конечно, будет, в этом чекисты не сомневались. Но вот откуда?
- Как ты считаешь, придет сюда снова звонить этот Бабаев или нет? - спросил Измайлов своего товарища Аскара Хайретдинова, который так же, как и он, недавно начал работать в губчека.
Молодой чекист провел кончиками пальцев по верхней губе, словно подчеркивая, что он уже взрослый - вовсю растут усы, и правильно делают, что советуются с ним.
- Вряд ли. Зачем рисковать? Он может спокойненько позвонить из другого места. - Аскар немного помолчал и добавил: - Конечно, уличных телефонов в городе единицы, можно по пальцам пересчитать. Да и те почти все сломаны. А поэтому он будет вынужден опять звонить из какого-нибудь учреждения…
- …Рука повреждена… бледное лицо… потливость, - повторил слова администратора Измайлов, мучительно размышляя над сакраментальным вопросом: откуда же будет звонок. Потом чекист зажмурился, задрал лицо к небу и чуть ли не радостно произнес:
- Ты, Аскар, прав. Не придет в "Амур" штабс-капитан. Не придет. Но он больной. Видимо, ранен в руку. Чувствует себя отвратно…
Измайлов, как жадный отдыхающий, который хочет ухватить разом все целебные лучи солнца, продолжал стоять в той же позе, подставляя лицо жаркому светилу и размышляя вслух:
- Это я к тому: человек в таком состоянии не поедет звонить из одного конца города в другой. Он где-то окопался здесь, шайтан задери. - Шамиль резко выпрямился, прикрыл ладонью глаза. - В этой округе живет штабс-капитан, в этой! И если это так, то он будет звонить из ближайшего учреждения, где есть телефон, откуда, разумеется, звонить безопасно. Вот и давай прикинем-ка с тобой, куда он, коршун черный, полетит. А?
- Ближайшая гостиница - номера Шакир-солдата, что рядышком с базаром, - заметил Хайретдинов.
Измайлов усмехнулся:
- Еще ближе караван-сарай. Но ведь Бабаев туда ни за что не пойдет: боится засады. К тому же там нет телефона. Иначе б он, не мудрствуя лукаво, позвонил бы туда, да и все. Кстати, в номерах Шакир-солдата тоже нет телефона.
- Есть телефон в номерах Апанаева. Я точно знаю. - Хайретдинов показал рукой на трехэтажный кирпичный дом. - Как видишь, на этой же, на Московской, улице находится гостиница.
- Ну вот, ты и пойдешь туда. Идет?
Аскар Хайретдинов кивнул.
- А я пойду на Поперечно-Вознесенскую, в гостиницу "Гранд-отель". Тут недалеко.
Чекисты разошлись.
Измайлов перешел мост через Булак и увидел Санию Сайфутдинову, не спеша направляющуюся к озеру Кабан. Он окликнул ее. Сияющая, но с какой-то внутренней робостью, Сания подошла к нему. Девушка поздоровалась и залилась краской. Потом тихонько промолвила:
- Вот уж никак не ожидала увидеть вас, Шамиль-абый. Никак не ожидала…
Юноша, чувствуя, что творится на душе у этой красивой девчушки, улыбнулся. Он и сам не мог понять - что это у него: радость оттого, что он, Шамиль, очень нравится этой милой, но очень уж юной девушке с ярко выраженной детской непосредственностью или она сама ему нравилась? А может, и то и другое одновременно? Так или иначе, настроение у него, не говоря уже о ней, стало праздничным. По дороге они почти не разговаривали, только улыбались изредка, и то незаметно, поглядывая друг на друга. Каждый из них думал о чем-то своем, но непременно связанном с тем, что их связывало. Так они незаметно очутились у самой гостиницы. Только тут лицо юноши сразу стало постным, почти суровым.
- Вы обиделись на меня? - встревожилась Сания. - Что-то я сказала не то?
Вымученная улыбка тронула его лицо.
- Нет-нет, Сания. Нет, милая…
Слово "милая" он произнес незаметно для себя. И - впервые.
Блуждавший на ее лице испуг мгновенно исчез, и большие глаза девушки засияли счастьем. Сания подняла голову - глаза ее повлажнели. "А ведь у нее могут появиться и слезы",- подумал Шамиль, умиляясь. И он прижал девушку к груди. Сания трепетала всем своим существом, как трепещет цветок на майском ветру.
- А мы вас, Шамиль-абый, каждый день вспоминаем дома… Ведь если не вы, брат мой погиб бы… - тихо промолвила она, легонько отстраняясь от него.
Он взял девушку за руку и сказал:
- Пойдем-ка, Сания, зайдем в этот дом. - Юноша кивнул в сторону трехэтажного кирпичного здания, что высился на другой стороне неширокой улицы, отбрасывая прохладную тень на нагретую мостовую.
- Это что, гостиница?
Он кивнул. И, видя ее замешательство, тихо произнес:
- Там уютное кафе. Вот и пообедаем. Поговорим. Ага?
- Ой, я не хочу есть, Шамиль-абый. Честное слово. - Она как-то съежилась, остановившись на полпути.
- Хорошо, хорошо. Мы только попьем чайку с чак-чак да граммофон послушаем.
Полутемный длинный коридор дохнул прохладой и печеным хлебом. Небольшое кафе располагалось на первом этаже в конце коридора. Оттуда слышалась музыка.
Казалось, что в кафе, как и в коридоре почти никого не было. Ведь даже в небольшом фойе, где обычно неотлучно сидела дежурная рядом с телефоном, не было ни души. Не было и телефонного аппарата!
"Вот те на! - екнуло сердце у чекиста. - Куда же аппарат-то делся?"
Он растерянно остановился, поглядел по сторонам и хотел было повернуть назад. "Кажется, тут был второй телефон", - вспомнил Шамиль, увлекая за собой спутницу.
Когда он открыл дверь в кафе, удивился: там было полно народу. Но им повезло: у окна, зашторенного выцветшим голубоватым шелком - остатком былой роскоши, - освободилось два места. Через несколько минут они уже пили чай, украдкой поглядывая друг на друга. Глаза привыкли к полумраку, и тут Измайлов заметил, что у входа висит на стене телефон. Он обрадовался, ведь отсюда можно поговорить вполне конфиденциально: музыка затрудняет подслушивание. Но знает ли это Бабаев, что здесь есть телефон? - мелькнул у него неприятный вопрос.
Он посмотрел на часы: стрелки показывали ровно полдень.
- Вы куда-то торопитесь? - спросила Сания, мило улыбнувшись. - А я вам, Шамиль-абый, не мешаю?
- Во-первых, зови меня, пожалуйста, просто Шамиль. Ведь я ненамного старше тебя. Ага?
Сания что-то хотела сказать, но смешно, по-детски поджав пухлые губы, лишь поглядела ему в глаза.
- А во-вторых, ты мне ничуть не мешаешь. Даже наоборот, помогаешь.
Она недоверчиво посмотрела на него и пожала плечами: "Не знаю. Это, видимо, вы просто успокаиваете меня".
- Ах ты, Саниюша. Дитя ты еще. Не понимаешь, что я говорю серьезно… - Он взял ее за руку и заглянул ей в глаза, которые она стыдливо отвела в сторону. - Саниюша… Милая… - шептал Шамиль, поглаживая руку девушки.
Она осторожно убрала руку, чтобы не обидеть его, и тихо проронила:
- Вы же сами мне только что сказали, что я… что вы немного старше меня. И тут же говорите, что я дитя… Это нечестно…
Шамиль лишь улыбнулся, глядя на ее милое лицо с капризно поджатыми губами.
А из медной граммофонной трубы, напоминавшей издалека большой причудливый цветок, доносился красивый голос страдающей женщины:
В том саду, где мы с вами встретились,
Ваш любимый куст хризантем расцвел,
А в душе моей расцвело тогда чувство яркой и нежной любви.
Отцвели уж давно хризантемы в саду,
А любовь все живет в моем сердце больном.
Опустел наш сад, вас уж больше нет.
Я брожу одна, вся измучена,
И невольно слезы катятся
Перед увядшим кустом хризантем.
Впереди их за столиком подвыпивший мужчина поначалу рвался танцевать со своей подругой. Но та упорно не двигалась с места, втолковывая ему, что днем, да еще не в выходной, танцевать не принято. Потом мужчина, перебивая музыку и разговоры посетителей, начал доказывать, что все это глупые условности: принято или не принято в какое время танцевать. Все это выверты оборзевшего общества: на пляже можно полуголым, а вот в другом месте - признают, что не культурно. Или еще хуже -' умалишенным. И эта полиция, или как по-новому - милиция, того и гляди тебя схватит за это самое хозяйство да и в кутузку на нары. "А слыхал я, - продолжал мужчина, - что в Питере-то по Невскому проспекту голыми мужики и бабы шастают. Говорят, и правильно говорят, что революция должна касаться всего, даже трусов и лифчиков. Надо скидывать все с себя. Надо все по-новому. Одежда - это буржуазное прошлое, буржуйские выдумки, байские штучки, чтобы лишним товаром закабалить рабочего человека, чтобы заэксплуатировать человека. Одежда - это ловушка, козни империалистов. И так во всем. А уж коснешься морали, так с койки упадешь от ханжества общества. Вот ведь до чего империалисты договорились, дабы себя оправдать, что любвеобильный, но выдающийся человек - это жизнелюбец. А ежели любвеобильный мелкий человек, то это уже - развратник, растленный тип. А они себя все выдающимися деятелями считают. Чуешь - двойная мораль. Подвох. И так во всем. При этом все нарочно списывают на общественное мнение. А наше общественное мнение, как заднее колесо бружуйской арбы, которая катит к пропасти, к ловушкам - все безвольно со скрипом крутится. Вот ведь в чем дело-то. А ты - танцевать не принято?! Общественное мнение!.. Надо это общественное мнение арестовать, как заклятую вражину, да в милицию, али в чека, чтоб не озоровала, чтоб трудящемуся человеку не мешала отдыхать и веселиться, работать и рожать детей, пущай даже придурошных".
Женщина зажала ладонью рот державщему речь мужчине: "Что ты, дурень, мелешь про чека да милицию?! Ведь заберут как за контрреволюционную речь и шлепнут на дальнем Кабане…" Женщина решительно потащила за собой своего спутника к выходу. Не прошло и минуты, как за этой странной парочкой закрылась дверь, а уж их место заняла неожиданно для Шамиля Дильбар Галяутдинова, в которую в прошлую осень он был влюблен. Эта любовь, как черная туча, источала на Измайлова несколько месяцев град неприятностей и страданий. И потом, как месть за все унижения и переживания, судьба предоставила возможность Шамилю, а вернее, заставила убить мужа любимой женщины. Это произошло при задержании: он был членом враждебной подпольной офицерской организации, ставившей задачу свержения новой власти.
С ней, с Дильбар, он после этого встретился. И она готова была тогда убить его.
Сейчас Дильбар пришла в кафе с каким-то мужчиной и, кажется, еще не заметила своего отвергнутого поклонника, а точнее - ненавистного ей человека. Увидев Дильбар, у него как прежде не замерло сердце, не перехватило дух, не потерялся дар речи. Только почувствовал Шамиль какую-то тяжесть во всем теле да настроение испортилось. И тогда ему пришло в голову, что эта женщина может помешать в его работе, в выполнении задания, - совсем приуныл. Чтобы она не узнала его, он склонил голову и прикрыл лицо ладонью. К счастью, бывшая его возлюбленная села к нему спиной.
- Что-нибудь случилось? - встревожилась Сания. - Голова заболела?
Измайлов отрицательно покачал головой.
В это время в кафе вошел моложавый мужчина в очках, с усами и бородкой. Он близоруко сощурился, покрутил головой по сторонам, подошел к телефону, снял трубку и вновь ее повесил. Потом прошел через весь зал и сел в углу. Что-то было знакомым чекисту в этом человеке. Но что? Где он его видел раньше? Где-то видел. Определенно. Шамиль снова наклонил голову, прикрыл лицо ладонью и начал наблюдать за бородатым. Чекист заметил: мужчина внимательно разглядывал присутствовавших в зале. "Ищет кого-то или опасается?"
- Молодой человек, - прозвучал за спиной Шамиля мужской голос, - позвольте прикурить…
Измайлов оглянулся и… встретился взглядом с Дильбар, которая, как показалось ему, была хмельной. Ее спутник, молодой мужчина с массивным подбородком и наглыми глазами, держал в зубах сигарету.
- Спичку можно? - осведомился этот тип, жадно поглядывая на Санию.
Измайлов сконфуженно развел руками и отвернулся.
Дильбар криво улыбнулась и громко произнесла:
- Анатоль, вот этот субъект тоже клялся мне не так давно в вечной любви. Зовут его, кажется, Шамиль. И он же, негодяй, мне причинил самую большую боль на свете. А теперь преспокойненько влачится за девчонкой.
Мужчина выплюнул сигарету:
- Этот недоношенный гусенок клюнул тебя в самое сердце?! Да я ему сейчас глаз на пузо натяну… - Мужчина повернулся, схватил юношу за плечо и замахнулся.
- Не надо, Анатоль! - крикнула Дильбар. - Он же из чека.
Но ее пьяный спутник пришел в ярость и ударил чекиста по лицу. Хотя Измайлов успел подставить руку и смягчить удар, все равно искры посыпались у него из глаз. Но прежде чем получить еще один тяжелый удар, Шамиль выхватил из кармана пистолет и сильно ткнул стволом в солнечное сплетение нападавшему. Анатоль схватился одной рукой за живот, но другой рукой еще крепко держал юношу за лацканы пиджака.
Тем временем подозрительный бородач в очках встал и поспешил к выходу. Теперь он уже не сутулился, как прежде, и была заметна его военная выправка. И Измайлов сразу же признал в нем штабс-капитана Бабаева! Что делать: задержать офицера здесь или проследить его?
И когда Бабаев уже у самой двери оглянулся, чекист неожиданно для себя крикнул:
- Бабаев! Руки вверх! Вы арестованы!
Штабс-капитан в мгновение ока выхватил маузер, распахнул дверь и, прежде чем исчезнуть, выстрелил. В момент выстрела пришедший в себя Анатоль резко рванул Шамиля на себя, и пуля пролетела над ним. Неожиданный выстрел испугал Анатоля, он ослабил объятия, в ту же минуту Измайлов вырвался из крепких рук своего противника и невольного спасителя. Он бросился за Бабаевым, не замечая, что в зале поднялась суматоха. Едва чекист выглянул в коридор, еще одна пуля, выпущенная штабс-капитаном, больно вырвала из головы торчащий клок волос. Измайлов выстрелил в офицера, но тот успел нырнуть за угол, в фойе.
Чекист замер, прислушиваясь к шагам, и не напрасно: Бабаев, видимо, поняв, что его преследует один человек, решил избавиться от Измайлова в этой гостинице. Ведь он хорошо понимал: на улице у него мало шансов уйти от преследования - там милиция и красноармейцы. Это сообразил и Шамиль. И как только он нарочно громко затопал на месте, находясь в проеме двери, из-за угла выглянул Бабаев и выстрелил. Но ответный выстрел заставил офицера отпрянуть назад. Чекист чутко прислушивался к тишине - казалось, вмиг все здание вымерло. Он понимал: время и грохот выстрелов играют на него. Ведь это привлечет внимание прохожих с улицы.