- Что это?! - Царь закрылся руками от ударившей в лицо струи горячего смрада.
- Дыхание недр, - ответил Спитама, приседая над трещиной, откуда хлестал хорошо различимый газовый вихрь. Камни вокруг запеклись пузырями коричневой пены. - Здесь властвует Ахроменью, и только всеочистительный огонь способен освободить от его заклятия. Смотри же, о повелитель персов!
Спитама выпрямился и, погладив кобылку, полез в хурджум. Он вынул завернутый в льняную тряпицу кувшинчик и бережно поставил его на землю. Узкое горлышко кувшина закрывала причудливая пробка в виде бронзового стержня с серебряным шариком на конце. Затем он стянул с пальца кольцо, блеснувшее раскаленным угольком камня. Сняв шарик, надел кольцо на стерженек и вновь привинтил серебряную шишечку. Поймав в гранях камешка солнечную искру, нацелил ее на скважину. Тончайшая световая игла ударила в трещину, откуда, хрипя, вырывался воздушный поток. Мелькнула красная вспышка, прозвучал негромкий хлопок, и бледное пламя заплясало перед царем.
- Ты поджег воздух? - отшатнулся Виштаспа. - Зачем ты сделал это, искуснейший из магов?
- Здесь станут поклоняться огню. Повсюду распустятся такие огненные цветы. - Спитама широко развел руки, словно стремился обнять весь мир. - От Азербайджана до Хорезма, от Балка до гор, где живут пушты.
- Но твое колдовское пламя не освещает, - царь потянулся к огню и тотчас же отдернул руку, - хотя и жжется.
- Что все земные огни перед сиянием Митры! - усмехнулся пророк и, прищурившись, глянул на солнце. - Зато в ночи этот факел станет указывать путь. - Он наступил ногой на шуршащий ком перекати-поля, который гнал мимо медленный ветер. - Вот так! - Спитама нагнулся и подбросил сухую траву к факелу. Она вспыхнула желтым трепещущим светом и вмиг истлела почти без дыма, не оставив золы.
- Ты показал мне великое чудо! - Виштаспа скрестил руки на груди. - Мое сердце склоняется к твоей Авесте, пророк. Я щедро одарю тебя.
- Ты уже наградил меня, шахиншах. - Спитама поклонился до земли. - Ахуромазду почти, а не слугу его. Построй здесь храм.
- Клянусь, что сделаю это! - воскликнул с горячностью царь. - Но прежде я возведу огненное святилище у тебя на родине…
- Щедрость твоя безмерна, владыка…
- А теперь в Балк! - Виштаспа сунул ногу в стремя.
- Повремени, шахиншах, - остановил его Спитама. - Я вижу, ты очень любишь своего коня?
- Черный Алмаз для меня дороже всех земных сокровищ! - Царь поцеловал вороного в белую звездочку на лбу. - Он дважды спасал меня от смерти.
- Выручит и в третий раз, - пробормотал, приближаясь, пророк. Свой кувшинчик он уже замотал тряпицей и спрятал в чересседельную суму, и кольцо с красным камнем вновь лучилось на среднем пальце его левой руки. - Дозволь попробовать! - Спитама взъерошил коню гриву.
- Что? Ты хочешь оседлать его? - Шахиншах расхохотался. - Он тут же сбросит тебя на землю, пророк. Черный Алмаз никого не подпускает к себе.
- Я знаю, повелитель, - кротко улыбнулся Спитама. - Но меня он не обидит. Я сумею справиться с ним. - Он взял коня за узду и ласково приник губами к его горячему, напряженному уху.
…В тот тихий предрассветный час, когда царь и Спитама выезжали по подъемному мосту за крепостную стену, карпан Зах прокрался к покоям пророка. Притаившись за углом, всматривался он в мутно-синюю темень, в которой черной, неразличимой громадой мерещился страж. По храпу, с характерным бульканьем в глотке, Зах узнал рыжего великана Кэхьона, слывшего первым дураком Балка. Судьба явно благоволила верховному жрецу. Он приосанился, надменно вскинул голову и, стараясь производить как можно больше шума, выступил из-за угла. Но страж не проснулся. Он сидел на полу, привалившись боком к двери и запрокинув назад тяжелую голову. От храпа, вырывающегося из слюнявого полуоткрытого рта, казалось, дрожали стены. Медный щит и меч валялись далеко в стороне.
Карпан осторожно перешагнул через его ножищи и потрогал дверь. Она была заперта на засов. Чуткими музыкальными пальцами Зах нащупал большую печать с царским быком. Комната Спитамы была опечатана. Карпан закусил губу и задумался. Потом решительно тряхнул головой, сорвал печать и острым, чуть загнутым кверху носком туфли больно ударил стража под ребра.
- Вставай, сын греха! - прошипел горбатый жрец и для верности щелкнул великана по лбу.
- А! Что? - очумело заметался по полу Кэхьон и наткнулся впотьмах на собственный щит, который загудел подобно гонгу.
- Да тише ты, осквернитель могил! - испугался Зах и еще больше сгорбился. - Весь дворец перебудишь! Так-то ты несешь службу?
- А? - Страж сладко потянулся и, пошатываясь, встал.
- Два! - перекривил его жрец. - Видел? - Он схватил великана за руку и потянул к двери. - Печать-то не уберег!
- Ох! - простонал Кэхьон, хватаясь за голову.
- Цепляйся крепче, - хихикнул Зах. - Она плохо держится у тебя на плечах. Скоро покатится.
- О-о! - горестно захныкал страж, и тут на него, видимо с испуга, напала икота. - К-как же т-так?!
- Кто велел опечатать дверь? - Карпан изо всех сил ударил его под коленную чашечку. - А, жаба?
- Шшшах-инш-ахх, - задохнулся в икоте страж.
- Зачем?
- П-приказ.
- Я понимаю, что приказ, а зачем?
- Шшш… - начал было несчастный великан.
Но жрец нетерпеливо прервал его:
- Спитама сам попросил об этом?
- П-попросил.
- Эа, да что с тобой толковать! - Зах сделал вид, что собирается уйти. - С носорогом и то легче договориться. Пеняй теперь на себя. Скоро тебя казнят.
- Смилуйся, карпан! - завопил нерадивый часовой и, гремя амуницией, брякнулся на колени.
- Тише! - Жрец затрясся от бешенства. - Еще один звук, и я сам перережу тебе горло!
- Пощади, о мудрейший! - Страж жалобно простер руки к горбуну. - Выручи раба своего!
- "Выручи, выручи"! - проворчал Зах. - Все вы такие: как плохо, сразу ко мне бежите, а пока все ладно, так даже не вспомните!.. Что теперь делать-то будем?
- Ты мудр, - страж развел руками, - тебе виднее. - Икота так же внезапно прошла. - Все открыто перед тобой: и прошлое и будущее. А уж я жизни ради тебя не пожалею. Младшую дочь храму пожертвую.
- Хорошо. - Жрец деловито потер руки. - А ну-ка, отодвинь засов.
- Так ведь приказ, верховный карпан… - замялся Кэхьон.
- Что-о? - Горбун изумленно отступил назад.
- Воля твоя, - сдался страж.
Тяжело лязгнул в темноте засов, и медный вздох пронесся по сонным покоям дворца.
- Я войду сейчас, - карпан наставительно погрозил кулаком, - а ты будешь меня охранять. Понял? Чтоб ни одна живая душа близко не подошла! Смотри у меня! - Он осторожно отворил дверь и, сунув руку за пазуху, прошмыгнул в келью.
Кэхьон подхватил с пола оружие и, подобно каменному изваянию, замер у входа. Но не успел он еще прийти в себя после пережитого и собраться с мыслями, как дверь позади тихонько заскрипела.
- Тс! Это я, - прошептал горбун. - Мне нужно было убедиться, нет ли кого в комнате.
- И как?
- Она пуста… Твое счастье, дуралей! Видимо, того, кто сорвал печать, что-то спугнуло… Давай думать теперь, как тебе помочь.
- Ага, давай! - с готовностью откликнулся страж.
- Ты умеешь молчать, червяк?
- Не пробовал что-то.
- Ночная мокрица! - вскипел карпан. - О Митра! Можно ли говорить с таким остолопом?
- Смилуйся, жрец!
- Поклянись, ничтожество, что ты скорее откусишь себе язык, чем скажешь хоть слово о своем преступном ротозействе.
- Я буду нем, как камень в пустыне!
- В холодную ночь кричат даже камни.
- Я не закричу.
- Тогда слушай. Я сейчас вновь запечатаю дверь и…
- А где мы возьмем печать шахиншаха? Великий визирь сейчас спит…
- Не твое дело, безмозглый хомяк, где я возьму печать! Ясно?
- Слушаю и повинуюсь, великий карпан!
- Давно бы так, павиан… Мы запечатаем дверь, и все станет как прежде. Когда в первую стражу будешь сдавать пост, то доложишь, что никаких происшествий не было. Повтори, мокрица.
- Никаких происшествий не было!
- Хорошо. Меня ты тоже не видел. И вообще никто тебя ночью не беспокоил, в комнату не входил.
- Не входил.
- Тогда задвигай засов! - Карпан поднял восковую печать и принялся разминать ее пальцами. - Сейчас сделаем все, как было. Счастье твое, что в комнату никто не входил и ничего туда не подбросил. - Он ловко наложил восковую нашлепку и прокатал по ней лазуритовый цилиндрик, оставивший рельефный оттиск крылатого быка. - Иначе бы я не сумел тебе помочь… Ну, вот и все. Печать снова на месте.
- Отныне я раб последнего из твоих смердов. - Кэхьон ударил себя в грудь здоровенным кулачищем. - Как это тебе удалось?
- Разве я не великий маг? - усмехнулся Зах. "Не будь так темно, - подумал он, - я бы не решился пустить в ход чудесную гемму. Ведь даже такой глупец, как этот Кэхьон, и тот сообразил бы, что за нее могут заживо содрать кожу".
- Твое колдовство поистине всесильно!
- Да, стражник, это было могучее колдовство. Но тебе лучше забыть о нем. Понял? Печати никто не трогал, в келью никто не входил, меня ты не видел и я ничего общего с тобой не имею. - Карпан вынул длинные четки и поднес их к глазам, пытаясь разглядеть кисть. - Белая нить еще неотличима от голубой, но скоро уже первая стража… Прощай, воин!
- Прощай, величайший маг!
…Солнце клонилось уже к закату, когда царь и Спитама завидели южную стену арка. Она лежала в тени и казалась почти черной. Округлые зубцы ее отчетливо врезались в золотое пыльное небо. В невесомом от зноя воздухе, как далекие звезды, мерцали дымные факелы часовых.
Виштаспа ехал теперь впереди, а бродячий пророк, как смиренный слуга, трусил за ним следом, понукая уставшую лошадь. Они пересекли прямиком неглубокий сай, заросший тамариском и лохом, и выехали на царскую дорогу, ведущую к главным - изумрудным - воротам города. Но едва проскакали расстояние в четверть парсанга, как увидели, что опускается цепной мост. Поползли вверх дубовые колья решетки, и в затененном провале меж круглых слепых башен заметались огни.
- Я не велел встречать меня. - Царь оглянулся. - Что это может быть, Спитама? - Он указал плетью на конный отряд, высланный им навстречу.
- Ты лучше знаешь своих слуг, шахиншах.
- Только чрезвычайное происшествие могло заставить их ослушаться. - Он тронул коня серебряной с бирюзой рукояткой плети и поскакал в карьер.
Кобылка Спитамы, сколько он ни подхлестывал ее, все более отставала.
Но перед самой стеной, на невысоком пригорке, царь остановился, поджидая отряд, и Спитама на взмыленной лошади нагнал его в тот самый момент, когда от кавалькады отделились три всадника в золотых шлемах: великий визирь Джамасп и оба принца - Спентодата и Пешьотан.
Подъехав к царю, они соскочили с коней и упали ниц.
- О великий Митра! - первым поднял голову визирь. - Ты жив, шахиншах!
- Стоя на коленях, он благодарно сложил руки. - Ты жив, солнце солнц!
- Отец, ты жив! - хором подхватили принцы.
- Конечно, жив! Но что здесь происходит? Клянусь кругами небес, я ничего не пойму. - Царь, не слезая с седла, поочередно обнял обоих сыновей. - В чем дело, Джамасп?
- Видишь ли, шахиншах, солнце солнц и надежда Вселенной…
- Короче! - Виштаспа нетерпеливо взмахнул плетью. - Почему нарушен мой приказ?
- У верховного карпана было видение, - нерешительно пробормотал визирь и замолк.
- Какое? - нахмурился царь.
- Ему показалось, что тебя хотят убить, шахиншах. - Визирь смущенно потупился.
- Я так понимаю, шахиншах, - выступил вперед Спитама. - Карпан усмотрел смертельную для тебя опасность в моей особе. Правильно я говорю, великий визирь Джамасп?
Визирь только согласно кивнул в ответ.
- Это верно, отец! - Младший принц Пешьотан прижался щекой к отцовской ноге. - После приношения жертв, когда карпаны начали прорицать по внутренностям животных, Зах вдруг схватился за глаза и выронил бычье сердце.
- Выронил сердце?! - Царь побледнел. - Быть того не может…
- И все же это так. - Царевич Спентодата старался смотреть прямо в лицо пророку, но не выдержал и отвел глаза. - Верховный жрец выронил сердце.
- По закону он подлежит изгнанию, - улыбнулся Спитама. - Но здесь, как я понимаю, исключительный случай? - Он выжидательно замолк.
- Исключительный, - подтвердил визирь. - Верховный карпан закричал, что ослеп от злой силы, которая должна была поразить тебя, шахиншах, солнце…
- Довольно, - остановил его царь. - Когда это случилось?
- Ровно в полдень, - призывая небо в свидетели, поднял руку визирь.
- Ты как раз поджег тогда воздух, - заметил царь, повернув голову к Спитаме, и помрачнел.
- Что это было за колдовство, карпан не сказал, доблестный визирь? - спокойно осведомился пророк.
- Велишь ответить на его вопрос, шахиншах?
- Отвечай, - разрешил царь.
- Верховный карпан объявил, что ты, Спитама, замыслил страшное зло против шахиншаха, солнца солнц и надежды Вселенной. Причем оно настолько неистово и велико, что ослепило карпана и даже заставило его выронить бычье сердце.
- А не подумал ли ты, несравненный Джамасп, - Спитама спешился и неторопливо обтер лошадь, - не закралось ли у тебя подозрение, что карпан, возводя на меня напраслину, просто-напросто хочет прикрыть собственную неловкость? Разве не угрожает ему изгнание? Разве не оскорблял он меня и раньше столь же чудовищной клеветой?
- Велишь отвечать, шахиншах?
- Отвечай.
- Нет, пророк света, ни о чем таком я не подумал. - Визирь твердо, но без злобы взглянул на Спитаму. - Верховный карпан сказал, что чувствует вонь гнилого мяса, слышит клацанье собачьих зубов и скрежет кошачьих когтей.
- Что это значит? - удивился царь.
- Он хочет извести тебя! - Младший принц шмыгнул носом.
- Он замыслил колдовство на смерть, - сурово сказал Спентодата.
- Верховный карпан сказал, что ты, Спитама, - пояснил визирь, - расчленил труп ребенка и спрятал его вместе с головой пса и кошачьей лапой, чтобы погубить царя.
- Где? - быстро спросил Спитама.
- На груди! - выкрикнул младший царевич. - Вот где!
Спитама разорвал на себе рубаху и обнажил худое загорелое тело. Отчетливо вырисовывались ключицы и ребра.
- Смотрите же все, - сказал он печально. - Здесь ничего нет. Наверное, вы неправильно поняли карпана. Зло действительно можно затаить в сердце, но гнусные орудия колдовства следует искать в ином месте. Вели найти, царь! Я весь тут перед тобой.
- Что было у тебя в том горшке? - буркнул Виштаспа, стараясь не глядеть на пророка.
- Здесь? - спросил Спитама, доставая из хурджума завернутый в тряпки горшок. - Ничего из тех мерзостей, о которых поведал визирь. - Он протянул царю сосуд с серебряным шариком на пробке. - Только сила, похищенная по рецептам вавилонских магов у молнии.
- Не прикасайся, отец! - в ужасе закричал маленький принц.
- Не прикасайся, шахиншах! - доблестный визирь резким ударом выбил горшок из рук Спитамы.
Хрупкая керамика тяжело ударила о булыжник дороги и разлетелась на мелкие осколки. Пораженные страхом персы увидели странное сооружение из металлических дисков, похожих на китайские с дыркой монеты, которые соединялись друг с другом тонкими проволочками. Все диски были нанизаны на черный матовый стержень, заканчивающийся бронзовой пробкой с серебряной шишечкой на конце. Стержень разбился от удара, и диски распались, а пропитывающая окружавшую их материю вязкая, дымящаяся жидкость медленно поползла по камням, шипя и закипая, как вода в котле.
- Что ты наделал, неразумный! - огорчился Спитама. - Понадобится не меньше семи месяцев, прежде чем я вновь смогу собрать хранилище молний. Ты разрушил одну из семи несравненных драгоценностей мира! - Ползая на коленях, он стал собирать свои диски. Густая, источающая едкий дымок жидкость обжигала его руки, но он, не чувствуя боли, подбирал драгоценные кружки.
Остальные молча следили за ним.
Наконец Спитама бережно спрятал диски и проволоку в суму. Затем вытер руки тряпкой и смазал их густым молоком, несколько капель которого осторожно вытряс из бутылочки зеленоватого финикийского стекла.
- Прости мне обидные слова, которые сгоряча сорвались, - сказал он визирю. - Я не хотел оскорбить тебя, благородный Джамасп. - Он вскочил в седло и повернулся к царю. - Приказывай дальше, шахиншах, надежда Вселенной.
- Зачем ты просил опечатать твою келью, Спитама? - спросил царь.
- Чтобы твой визирь не нашел там случайно собачью голову и трупик ребенка, о солнце солнц. Вели обыскать мою кровать, шахиншах. Больше там ничего нет… Скажи мне, великий визирь, в мою комнату никто не заходил?
- Нарушить приказ царя?! - Визирь был настолько удивлен, что даже не спросил у царя разрешения ответить пророку. - Ты шутишь, чужеземец! Кто бы осмелился прикоснуться к шахской печати? - Он снисходительно улыбнулся. - Можешь быть совершенно спокоен. Хоть ты и знаешь все наперед, но оставь напрасные сомнения. Если желаешь, мы в твоем присутствии допросим стражу.
- Всего не знает никто, защитник справедливости. Но многое, ты прав, я действительно умею предвидеть. Поверь мне, что это не столь уж и трудно, когда близко узнаешь таких замечательных мужей, как наш верховный Зах.
- Что ты хочешь этим сказать? - Царь мрачнел все более.
- Сказать? Ничего, шахиншах. - Спитама горько покачал головой. - Но предсказать я все же попробую. Посмотрим, насколько точно сбудутся мои предсказания. - Он взмахнул рукой, призывая в свидетели небо. - Ты, шахиншах, осудишь невинного. Но это еще не все. Ты, о доблестный визирь, будешь сегодня обманут своими слугами, а когда ты, Виштаспа, - он дерзновенно назвал царя только по имени в присутствии посторонних, и визирь в ужасе закрыл глаза, - когда ты поймешь, что можешь лишиться самого дорогого, свет озарит твою душу. Вслед за тобой сияние Ахуромазды узрит и Хутаоса, царица твоя.
- Это все? - спросил шахиншах.