Боль Пии тронула его сердце, и если бы он был полностью в состоянии контролировать себя, он бы никогда не позволил ей уйти таким образом, но присутствие мадемуазель Дюбуа заставило его потерять голову и частично парализовало волю.
-
Я действительно сожалею, - воскликнул отец Авроры. - Вы хотели бы, без сомнения, сопроводить эту малышку …
-
Это было бы абсолютно бесполезно, - прервал его Верро. - Я её знаю. У неё железная воля, и если она вбила себе в голову уйти одной, никто её в этом не переубедит. Впрочем, она не больна. У неё большое горе, вот все.
-
Какое ещё горе? - сухо спросила мадемуазель Аврора.
-
О! Поверьте мне… Большое. Она узнала только что… у неё сестра умерла.
-
Именно здесь, в этой студии… она узнала об этом?
-
Да, мадам, и совершенно случайно… этакий несчастный случай. Я не слышал никогда, что у неё есть сестра, и собирался рассказать моему другу Амьену, что я помогал только что на похоронах девушки, которую раньше никогда не знал, но случайно увидел её тело в Морге. Мне было известно только её имя, и я имел неосторожность сказать в присутствии малышки, что несчастную девушку звали Романо.
-
Романо! Девушку, о которой вы говорите, звали Романо?! - воскликнул месье Дюбуа.
-
Да, Бьянка Романо, - ответил Верро, довольно удивлённый тем, что видит, как на лице его собеседника появляются признаки заметного волнения.
-
И у вас есть доказательство, что она умерла!
-
Сугубо материальное доказательство. Её тело только что похоронили, и я присутствовал при этом.
-
Тогда… Это означает, что можно получить свидетельство о её кончине.
-
Безусловно. Вчера это было бы трудно сделать ввиду того, что никто в Морге не смог опознать тело бедной девушки, хотя оно было выставлено там на протяжении уже трёх дней, но сегодня все проблемы были решены.
-
Это был несчастный случай?
-
Да, месье … несчастный случай … но довольно странный…
-
Не могли ли бы Вы мне сказать, где она жила?
Этот вопрос, так неожиданно заданный месье Дюбуа, имел непредсказуемый эффект… Верро незамедлительно прекратил свой поток откровений. Он не любил буржуа, а именно так он называл всех людей, которые не имели чести быть художниками… и всегда был настороже с ними. Итак, он сразу же понял, что по его шкале деления людей месье Дюбуа был буржуа первого класса, то есть самого мерзкого, и если он уже успел сболтнуть лишнего, то это лишь благодаря тому, что мадемуазель Аврора его очаровала своей красотой. Но Верро сразу понял, что стоило поменьше рассказывать о трагической истории в омнибусе, ведь известный ему Фурнье заставил его поклясться не рассказывать о ней никому.
-
Я не знаю, - ответил Верро с апломбом. - Но если вы желаете узнать её адрес, вы могли бы справиться о нем в префектуре полиции.
Амьен, между тем, сидел как на иголках после ухода Пии. Он прекрасно видел, что мадемуазель Дюбуа украдкой за ним наблюдала, и догадывался, почему.
Поль хотел бы объяснить Авроре, почему он был вынужден обнимать молодую итальянку. А с другой стороны, он чувствовал, что ему не следовало самому идти навстречу вопросу, который его и так ожидал.
Пытаться оправдываться до того, как у него не попросили это сделать… это была почти дерзость и самонадеянность… это было равносильно тому, как если бы он сказал: "Я знаю, что вы ревнуете итальянку ко мне, и я постараюсь вам доказать, что я вам не дал, в сущности, никакого повода для этого."
Но прекрасная Аврора не привыкла скрывать свои чувства, и без малейших колебаний затронула тему, которую Поль Амьен не осмеливался обсудить.
-
Она красива, эта малышка, - сказала мадемуазель Дюбуа небрежно. - Она что… позирует здесь каждый день?
-
Да, мадемуазель, с тех пор, как я начал работать над моей последней картиной, - ответил ей художник, который никогда не лгал.
-
То есть уже четыре месяца, если я не ошибаюсь.
-
Четыре с половиной месяца, мадемуазель, если быть точным.
-
Я понимаю, что вы не продвинетесь далеко в вашей работе, если вам приходится также часто прерывать сеансы, как вы это сделали сегодня.
-
Это случилось впервые, мадемуазель. Обычно, этот ребёнок держит позу великолепно, но сегодня, непосредственно перед ваши приходом, она внезапно получила столь печальную новость, что потеряла сознание. Я должен был поднять её и отнести на эту тахту.
-
Это вполне естественно. Как вы можете быть не заинтересованы в ней? Ведь Вы её видите каждый день в течение трёх или четырёх часов. И мне, впрочем, показалось, что эта итальяночка тоже к вам очень привязана. У нее были слезы в глазах, когда она говорила вам: "Я ухожу."
-
Она плакала, потому что потеряла свою сестру.
-
Ах! Это её сестра, та покойница, которую только что похоронили, как я слышала?
-
Да, мадемуазель.
-
Что! Бьянка Романо была сестрой этой натурщицы! - воскликнул месье Дюбуа.
-
Да, месье. Разве я не сказал вам об этом?
Это был приятный сюрприз для отца Авроры-узнать из уст Верро, что месье Бланшелен ему сказал правду. В Париже не могло быть двух Бьянок Романо, и единственная живущая в этом городе действительно отправилась в мир иной, в этом больше не было никаких сомнений, так как персоны, не заинтересованные в его деле, подтвердили это совсем ненароком.
Он радовался, глубине души, смерти молодой девушки, этот превосходный месье Дюбуа. Он даже спросил себя, нет ли средства и возможности избегнуть выполнения своих обязательств по отношению к своему торговому агенту. Разве он нуждался теперь в нем… зачем ему платить сумасшедшие деньги за копию со свидетельства о смерти… теперь, когда он знал, где её достать? Но его радость тут же померкла после того, как он обнаружил только что, что у покойной была сестра. Кто был отцом этой неожиданной сестры? Это был большой… нет… важнейший вопрос, и месье Дюбуа попытался тут же его прояснить.
-
Фамилия Пии тоже Романо, - ответил на его немой вопрос Амьен. - Это - фамилия их матери.
"Тогда, все в порядке, - подумал наследник по закону покойного Франсуа Бойе. - Мой брат никогда мне не говорил об этой второй дочери. Следовательно, она не от него, и их связывает только общая мать. И, так как мой братец пережил на один день Бьянку, эта натурщица не имеет никакого права на его наследство."
-
Но, мой отец, - сказала, улыбаясь, мадемуазель Аврора, - мы пришли к месье Амьену вовсе не за тем, чтобы устанавливать родственные связи этих Романо, и так как вы забываете об этом сказать, я сама желаю ему напомнить, что он нам обещал показать достопримечательности своей мастерской, и я прошу его это сделать, поскольку пока что кроме итальянки в красной нижней юбке, распластанной на зелёном диване, я ничего примечательного не увидела.
И Аврора отвесила Полю Амьену явный поклон, который был рад его получить, но тон, которым девушка произнесла слова, касающиеся Пии, дошёл до него не сразу и шокировал его своей грубостью.
Чёрствость, почти жестокость, ироничная манера, с которой она обсуждала бедную девушку… Пия не заслуживала такого презрения.
Она не была ни горда, ни насмешлива, эта Пия, и её не в чем было упрекнуть за столь внезапный уход. Она лишь страдала и терпела, ни на что не жалуясь и безмолвно любя своего благодетеля.
Прекрасная Аврора, напротив, демонстрировала больше уверенности, чем чувствительности, и если она соизволяла показать, что Поль Амьен ей нравился, то при этом совершенно не беспокоилась о том, что её слова могут ранить чувства Поля, ведь она говорила таким тоном о девушке, судьбой которой он, вполне очевидно, интересовался.
Художник был благороден и у него было большое сердце, поэтому он не смог удержаться от мысленных сравнений девушек, результат которых оказался совсем не в пользу богатой наследницы крупного состояния. Но Аврора была настоль красива, что он был готов простить ей её недостатки.
-
Мой Бог, мадемуазель, - сказал Поль, прилагая усилия, чтобы грациозно ответить на её любезные, в какой-то мере, слова, - я боюсь, что был нескромен, когда говорил вам, что в моей мастерской есть какие-то исключительные ценности. В надежде встретить вас здесь я позволил себе рассказать вам о чудесах… которые не существуют. Здесь у меня только эскизы, наброски, этюды… всякое старье, которое я собрал в римской провинции во время учёбы… несколько полуистлевших обрывков старых гобеленов, инкрустированная слоновой костью мебель… чрезвычайно ветхая… У месье вашего отца аналогичная коллекция намного красивее и обширнее.
-
Но ваши картины, наш дорогой мэтр, - воскликнул месье Дюбуа, - мы специально пришли, чтобы ими восхититься.
Он был в восторге от того, что с его языка слетели эти слова: " Дорогой Мэтр", потому что это выражение не для буржуа.
Верро, который внимательно наблюдал за этой сценкой, намереваясь потом посмеяться над происходящим, понял это намерение, и закусил себе губы, чтобы не рассмеяться.
-
Мои картины не заслуживают того, чтобы ими восхищаться, - скромно сказал Амьен, - но я был бы счастлив их вам показать. К сожалению, я не могу их хранить у себя по той простой причине… что я их продаю.
-
Вы их продаёте даже очень хорошо, и я вас с этим поздравляю, - воскликнул месье Дюбуа. - Ваше состояние в кончиках ваших пальцев, а живопись сегодня-королева профессий. Если бы у меня был сын, я из него сделал бы художника.
-
Хм! - хмыкнул Верро, - а накладные расходы. Краски бесценны. Цена на них чудовищна. Месье, я разорился на тер де Сьене
и жён де хроме
.
-
Ах! Месье - тоже художник?
-
Я льщу себя этим. Я стал им с самого нежного детства. Мне судьбой, уже при рождении, было предначертано стать художником. Поэтому у меня никогда не было учителя. Я - ученик природы. Поль, представь меня, наконец.
-
Жак Верро, мой школьный товарищ и друг, - прошептал Амьен, который много бы дал за то, чтобы этот вечный студент немедленно испарился из его мастерской.
-
Очарован знакомством с вами, месье, - серьёзно произнёс месье Дюбуа. - Пишите ли Вы портреты?
-
Я пишу и крашу все… все за исключением вывесок… хотя, если бы меня об этом попросил какой-нибудь несчастный коммерсант, я бы рискнул опозорить мою кисть. Но если бы мне оказали честь увековечить черты мадемуазель, вашей дочери, зафиксировав их на холсте, я уверен, что создал бы шедевр.
Этот комичный комплимент сильно разозлил Поля, хотя со стороны не казалось, что Верро не понравился мадемуазель Авроре, которая вознаградила его улыбкой.
-
У вас есть по крайней мере одна картина, - сказала мадемуазель Дюбуа, обращаясь к Амьену, - та, которую вы заканчиваете сейчас для Салона. На нее запрещено посмотреть?
-
Нет, конечно, - быстро ответил художник. - И я вам клянусь, мадемуазель, что если бы мне улыбнулось счастье и картина вам понравится, то для меня уже не будет не иметь никакого значения, если жюри Салона отвергнет мою работу.
Отец и дочь сели перед холстом, и месье Дюбуа воскликнул:
-
Смотри, вот та самая итальянка, которая потеряла свою сестру. Вы можете хвалиться, мой дорогой, вы поймали сходство. Это поразительно.
-
Я нахожу, что вы, месье Амьен, ей льстите, - в свою очередь сказала мадемуазель Дюбуа. - У неё, конечно, красивые глаза, но нижняя часть лица испытывает явную нехватку изящества. И если уж я осмеливаюсь говорить всё, что думаю, то добавила бы, что народность, которую предоставляет модель, грешит отсутствием изысканности.
-
Это-то, что я повторяю каждый день Амьену, - воскликнул шутливо Верро. - Мы упорствуем в наших привычках, привозя к нам в Париж из года в год жительниц Рима, произведённых специально для экспорта, и крутим одну и ту же, образно выражаясь, всем уже порядком надоевшую мелодию. Если бы Рубенс хотел нарисовать пастушку, сидящую у подножия гробницы Сесилии Метеллы, он просто взял бы красивую фламандку, и цитадель Антверпена была бы на месте гробницы. Ах! Дорогой Поль, если бы мадемуазель твоя гостья согласилась позировать вместо Пии, ты сделал бы настоящую картину, грандиозную и оригинальную, отличающуюся от всего, что выставляется в Салоне.
-
Но, - сказала прекрасная Аврора, - предполагая, что я на это соглашусь, месье Амьен не согласился бы, я опасаюсь, стереть со своей картины изображение этой девушки. Если он её выбрал, то это потому, что она ему нравится.
Амьен почувствовал, что от ответа, который он даст на этот вопрос, зависел успех проекта, который ему был дорог. Мадемуазель Дюбуа смотрела на него глазами, которые ясно говорили: если вы желаете жениться на мне, вы пожертвуете этим холстом и итальянской натурщицей.
Не то чтобы у неё было намерение на практике применить нелепые идеи Верро… у Авроры хватало вкуса, чтобы не заставлять художника изображать её пастушкой из Абруццо, но она хотела подвергнуть своего будущего мужа испытанию.
Отнюдь не модель ей не нравилась, а женщина, эта бедняжка Пия, чья несомненная красота так резко контрастировала с её собственной.
-
Ты сошла с ума, - вмешался в их разговор месье Дюбуа. - Наш друг Амьен не может пропустить Выставку, потакая одному из твоих капризов.
-
Если бы мадемуазель хотела мне позволить сделать свой портрет, я был бы самым счастливым человеком на свете, - тихо сказал Амьен, который надеялся выпутаться из затруднительного положения этим неопределённым предложением.
-
А я, разумеется, была бы самой счастливой женщиной, - сухо возразила высокомерная Аврора, - но упрекала бы себя вся мою жизнь за то, что лишила эту малышку бессмертия, которое вы ей собираетесь дать.
-
Я вам клянусь, мадемуазель, что у меня нет притязаний на то, что мои произведения переживут меня… и не более, чем Пия думает о том, что её черты войдут в историю. Бедная девушка работает, чтобы ей было на что жить… как и я, в конце концов, так как я продаю мои картины для этого же. Но я страстно люблю моё искусство, и если вы согласились бы послужить для меня моделью, я уверен, что сделал бы прекрасный портрет. Вдохновение нас частенько обходит стороной… нас, художников, которые вынуждены жить своим талантом. Для того, чтобы заработать больше денег, мы выбираем темы, которые больше всего в данный момент нравятся публике, покупающей наши холсты. Итальянские сцены выгодно продаются, поэтому я написал девушку, пасущую коз в римской кампании, хотя с таким же успехом мог бы нарисовать Трансеверинку, вставшую на колени перед мадонной. Хотя… если бы я мог писать картины, о которых мечтаю, то когда меня посетит вдохновение, я писал бы картины только для себя, а не клиентов.
-
И для меня также, я надеюсь, - добавила, улыбаясь мадемуазель Аврора, которую это заявление, замаскированное под жизненное кредо, полностью успокоило. - Но я вас предупреждаю, что если бы я решилась позировать для вас, я вам не оставила бы мой портрет.
-
Я был бы рад отдать его вам, - громко сказал Амьен, - но не мог бы вам поклясться, что не сохранил бы его копию.
-
А я бы не противилась этому. Весь вопрос состоит в том, чтобы знать, буду ли я позировать. Мой отец утверждает, что вы нанесёте себе большой ущерб, бросив работу над почти законченной картиной.
-
Но я могу и заканчивать эту работу и делать в то же самое время ваш портрет, - возразил Амьен, который прекрасно видел, куда метила мадемуазель Дюбуа.
-
Иными словами, вы разделили бы ваше время и вашу мастерскую между мной и мадемуазель Пией. У вас будет два холста и два мольберта. Пастушка стояла бы в одном углу, и я в другом, и у каждой из нас была бы своя очередь позировать вам. Я очень обязана вам, месье… вашей доброй воле… но вы мне позволите не принимать участие в такой гениальной комбинации.
Аврора сказала это столь сухим тоном, что багрянец залил лицо художника.
-
Я вам не предлагаю ничего подобного, мадемуазель, - ответил он холодно. - Я прекрасно понимаю, что вы не можете позировать здесь, так как я вынужден встречать в своей мастерской людей, которых вам не было бы приятно встретить, но если месье ваш отец мне разрешил бы работать у него …
-
Несомненно… я буду этому рад! - воскликнул месье Дюбуа, - с большим удовольствием.
-
Вы не думаете, мой отец, - прервала его мадемуазель Аврора, - что свет в вашем доме отвратительный и не годится для работы настоящему художнику. Впрочем, если бы я решила заказать мой портрет, я хотела бы, чтобы работа над ним началась с завтрашнего дня, и месье Амьен забывает, что завтра он обещал этой бедной во всех смыслах девушке отвести её на кладбище, где похоронили её сестрицу. Это обещание свято, и боже упаси, чтобы я помешала его исполнить.
Это было уже чересчур, и Амьен, оскорблённый, ответил ей той же монетой.
-
У меня должно просто отсутствовать сердце, чтобы проявлять невнимательность в этом деле, - сказал он, смотря прямо в лицо мадемуазель Дюбуа. - Но оно у меня есть, и я всегда буду на стороне слабых.
-
Это очень щедро с вашей стороны, - саркастически произнесла высокомерная Аврора. - Но иногда великодушие стоит достаточно дорого.
-
Я не считаюсь с расходами, - резко ответил художник.
-
Аврора, ты зашла чересчур далеко, - воскликнул месье Дюбуа. - Месье Амьен свободен располагать своим временем, как он ему заблагорассудится и, чтобы вас примирить, я предлагаю, чтобы …
Эта попытка примирения была прервана громким стуком в дверь. Верро, с тех пор как началась эта битва слов, довольствовался тем, что оценивал про себя выпады сторон, не вмешиваясь. В сущности, он был на стороне мадемуазель Дюбуа, на которую он посматривал в качестве знатока и которую находил великолепной в её образе разгневанной львицы.
Верро даже предполагал чуть позже прочитать мораль Амьену, который, по его мнению ошибался, отказываясь от столь красивой персоны и такого зажиточного буржуа ради красивых глаз маленькой натурщицы.
Но он с жадностью воспользовался случаем пресечь в корне этот спор, поспешив открыть входную дверь, не дожидаясь даже разрешения своего друга.
За этой самой дверью стоял идеально выбритый господин, одетый во все чёрное и с белым галстуком.
Верро, голова которого была забита воспоминаниями о преступлении в омнибусе, принял посетителя за комиссара полиции, и, приветствуя его поклоном до земли, начал речь, в которой сразу затронул вопрос судебного следствия.
-
Прошу прощения, месье, - прервал его вновь прибывший господин, - я приехал из провинции, чтобы увидеть месье Дюбуа. Мне сказали у него дома, что он в гостях у Поля Амьена, художника, на пляс Пигаль, и я позволил себе…
-
Я здесь, - закричал месье Дюбуа, устремляясь к двери.
-
Месье, - продолжил посетитель, - я имею честь приветствовать вас. Я - мэтр Дрюжон, нотариус, и я прибыл из Амели-ле-Бэн, чтобы вам принести …
-