Жерар Потье и Люсьен д'Этранж тоже нашли сыновей - в спальне, где Потье, наряженный Бабочкой, только что помог д'Этранжу обрядиться в костюм Кровавого Привидения Чёрного замка, в котором тот собирался появиться на Рождественском балу, и теперь оба разучивали песенку на слова Филиппа и мелодию Гастона о том, как радуется весь мир рождению Предвечного Младенца. Начиналась песенка словами "Magna est veritas et praevalebit…Велика истина и она торжествует…" Бабочка пиликала на скрипке, Призрак кружился и пел. Эмиль де Галлен, нашивавший на длинный кусок желтого плюша чёрные бархатные полоски, собираясь изображать тигра, раскачивался в такт незатейливой мелодии и подпевал мягким баритоном. Казалось, ничто не способно омрачить их безмятежность. Мсье Жерар переглянулся с его сиятельством графом Люсьеном. Оба покачали головами. Даже предполагать, что эти невинные и веселящиеся столь чистой радостью существа, их дети, способны на подобное…
Какое-то недоразумение.
Кровавое Привидение страшно обрадовалось появлению префекта, Бабочка весело запорхала навстречу мсье Жерару Потье. В последовавшем затем разговоре оба шельмеца уверили родителей, что они не имеют никакого отношения к свершившемуся. Нелепо и предполагать подобное. Гастон определенно заверил отца, что, хотя он и не осуждает убийцу, ибо убитый был субъектом весьма пакостным, но это не значит, что сам он мог бы совершить такое. "Я не герой, я мерзостно умён, не по руке мне хищный эспадрон…" - театрально процитировала Бабочка шекспировского Гамлета.
Дофин резко потребовал от дорогого папочки, чтобы тот прекратил даже думать о подобном и не смел волноваться по пустякам! Он, что, забыл, что сказал доктор Дешан? Никаких волнений! Что? Убийство - не пустяк? Это так, но он-то тут причём? Родителям предложили исполнить на "бис" их рождественский номер, от чего те в один голос отказались: они уже слышали это дивное пение. Оба родителя переглянулись. Что тут скажешь?
Конечно, дети не причём.
Когда отец Эзекьель и Аврелий Сильвани через час после описываемых событий тихо подошли к спальне для продолжения выяснения неприглядных обстоятельств совершенного в стенах коллегии убийства, они, к их разочарованию, не услышали обсуждения произошедшего. Потье, положив на грудь раскрытую книгу, смотрел в потолок, д'Этранж расчесывал шерстку Амадеуса. Незадолго до этого пришёл Дамьен де Моро, растянувший по просьбе Эмиля плюш на поручнях кровати. В настоящий момент он критиковал хвост тигра, который, по его мнению, должен быть потолще. Котёнок, оправдывающийся тем, что он и так выкроил хвост в три раза толще, чем у Амадеуса, продолжал пришивать полоски на костюм. Появился задумчивый Мишель, всё ещё вспоминавший разговор с отцом и никак не могший придти в себя от изумления.
Он в задумчивости плюхнулся на кровать и уставился в потолок.
Впрочем, кое-что интересное отцы все-таки услышали. Гастон Потье неожиданно выразил мысль, что, как после корабля, идущего по волнующейся воде, невозможно найти ни следа, ни стези дна его в волнах, - так нечестивый исчезает, как прах, уносимый ветром, и как тонкий иней, разносимый бурею, и как дым, рассеиваемый ветром… Вдохновение, как поняли отцы, он черпал из книги Премудрости Соломона в Писании, лежавшем у него на груди. С его суждением все согласились. Дофин задумчиво сообщил, что весной он непременно возобновит раскопки и, если повезёт, найдет настоящий шлем Людовика Святого. Сойдёт и клад тамплиеров… "Или ночной горшок Цезаря", кривляясь, бросил Потье, за что получил подушкой по брюху.
Но тут Котёнок, закончивший шитье, попросил друзей помочь ему примерить тигриный костюм, и все столпились вокруг него. В это время появившийся в дверном проёме отец Симон передал Дамьену де Моро, что приехал его отец. Эмиль тут же выскочил вперед и покрутился перед отцом экономом. Как он, хорош ли его хвост? Де Моро же молча поднялся и торопливо вышел. Миновал двор, взбежал по ступеням ректорского корпуса. Едва он приблизился к кабинету - двери отворились и отец появился на пороге. Андрэ де Моро внимательно оглядел сына. Рассказ ректора, с которым он уже десятилетие состоял в теплых, приятельских отношениях, потряс его. Сейчас он удивленно разглядывал Дамьена, которого не видел с конца лета. Перед ним стоял молодой мужчина с приятной улыбкой на выразительном и умном лице. Его мальчик вырос, подумал он со вздохом, но и с умилением. Отцу понравилось скромное приветствие сына и его сдержанное достоинство. Не то, что его старшие шалопаи… Но это ужасное убийство, гибель одноклассника Дамьена… Неужели?
Надо заметить, что кроме дочери, девицы разумной и спокойной, удачно вышедшей замуж и подарившей ему внука, дети отнюдь не приносили счастья мсье де Моро. Ни старший Андрэ, ни Валери не радовали здравомыслием и сдержанностью. Неуправляемые и дерзкие, распущенные и пошлые, они добавили, что и говорить, седины в его волосах, а два года назад и вовсе чуть не свели в могилу, когда были арестованы по обвинению в ограблении полковой кассы. Два негодяя после затянувшейся пьянки влезли в казенные деньги, кои и прокутили после с полковыми шлюхами. Как хотел бы он забыть об этом…
Особой огласки не было, позор удалось скрыть. Честь семьи он сумел выкупить, но хоть уголовных преследований не последовало, ибо он возместил украденное, но разве это вразумило сыновей? Он страшно боялся их влияния на младшего, Дамьена, потому и послушал совет друга Жасинта де Кандаля, в порядочности которого имел повод неоднократно убедиться, и отдал младшего сына в его коллегию. Сейчас он был удивлен и испуган одновременно. Младший сын ни в коей мере не походил на старших, вид юноши делал честь семье, но убийство, Боже!
Однако Дамьен, выслушав отца, с дрожью в голосе спросившего его о преступлении, решительно разуверил его. Отцу следует поберечь здоровье, а не терзать себя волнениями, губительными для него. Он, Дамьен, не имеет отношения к смерти Лорана де Венсана. Он его не убивал и никогда не убил бы, ибо никто не ставил его судьей, а тем более, палачом. Палачество - низкое ремесло. Он никогда, иначе, чем в честном поединке, никого убить не может. Убийство безбожно. Он не совершал подобного. "Но… но знает ли он, кто это сделал?" - в голосе отца слышалось некоторое облегчение. Дамьен знал это, но так как уверенно разделял теперь ложь допустимую и даже похвальную, и ложь греховную, то с чистым сердцем уверил отца, что он ничего не знает и не имеет даже никаких мыслей на этот счёт. Однако, хоть отец и поверил искренности, звучавшей в словах сына, у него были и ещё некоторые основания для подозрений.
- Этот убитый… Сын Антуана де Венсана…
Дамьен хладнокровно и невозмутимо посмотрел отцу в глаза. Они поняли друг друга. Ложь здесь была бы греховной.
- Да, он знал от отца о краже братьев, грозил оглаской…
- И, тем не менее, ты не трогал его?
Дамьен подал плечами.
- Это было бессмысленно. Дело замял Антуан де Венсан. Тронь я его отпрыска - тот бы начал снова преследовать братьев. Ничего бы хорошего не получилось.
Андрэ де Моро внимательно посмотрел на сына. Мальчик рассудителен. Правильно он сделал, что послушал де Кандаля, здесь мальца выучили и манерам, и здравомыслию. Если бы он также поступил и со старшими… Он вздохнул, подумав, что, если все это дело разъясниться к вящему его облегчению, он переделает завещание. Все оставит Мирей и Дамьену.
- Однако, рядом убийца…
С этим Дамьен не спорил, но дал слово отцу быть осторожным и осмотрительным.
Сам он много думал о случившемся с Андрэ и Валери, и если раньше, порой видел в поступке братьев бретёрство и молодецкую удаль, теперь, возмужав духом, просто стыдился родни. В поступке братьев сквозила мерзость и греховная дерзость, и если его никто не ставил им судьёй - Дамьен понимал, что восхищаться тут куда как нечем. Шантаж Венсана бесил его, унижал его самого и честь семьи, и нечего и говорить, что по поводу смерти негодяя Дамьен расстраиваться не собирался. Глупо было и каяться.
Едва повеселевший отец уехал, Дамьен зашёл в конюшню. Там его тоже ждал отец. Его духовный отец Гораций де Шалон, внешне спокойный, и только близко знающий его Дюран мог бы понять, какое напряжение таит в себе это спокойствие. Отец Гораций осведомился у своего ученика, что он может сказать ему по поводу произошедшего?
Именно ему, его учителю и, как он надеется, другу.
Дамьен бестрепетно встретил взгляд отца Горация. Тот внутренне ахнул, настолько поразил его взгляд ученика, в коем промелькнуло нечто такое, чему иезуит затруднился бы дать название. Это был взгляд сытой змеи, холодный, умиротворенный, мудрый, властный. Мальчишка знает всё, понял Гораций. Понял он и другое. Это было то, что отец де Шалон видел в зеркалах, когда находил время заглянуть в них. Это было его отражение. Зря терзается Дюран. Это его выкормыш. У Горация де Шалона потемнело в глазах, его ногти в кармане рясы впились в ладонь. Он перемолчал душевную бурю и смятение. Наконец тихо спросил.
- Разве я учил тебя убивать?
Снова встретил взгляд ученика, на сей раз, потеплевший и ставший куда более мягким, чем несколько мгновений назад.
- Я не убивал его.
Горацию хотелось вцепиться в отвороты куртки Дамьена и основательно отлупить выросшего щенка. Просто изувечить. Но он понимал бесполезность подобных усилий. Он сам вырастил стоика и воспитал спартанца. Ничто не подействует. Он поднялся, ощущая невероятную усталость. Ничего не хотелось. Гораций медленно побрёл в лазарет, но не сделал и десяти шагов, как Дамьен догнал его. Преградил дорогу. Видеть убитое лицо отца Горация он не мог. Но мог лишь повторить сказанное - отчетливей и резче.
- Я не убивал его, отец Гораций. Клянусь Пресвятой девой, я не убивал его.
- И понятия не имеешь, как он оказался в болоте? - Взгляд Горация де Шалона был насмешлив и грустен.
Дамьен неожиданно широко улыбнулся, блеснув зубами. Лицо его стало карнавальной маской развеселого Арлекина.
- Отец Гораций, - Ворон почесан кончик носа, - я не убивал его. Это главное. Я не поднимал на него руки. Я не покушался на его жизнь и неповинен в его смерти. Я не хочу… я не хочу, чтобы вы огорчались из-за меня. Я не убивал.
- И понятия не имеешь, как он оказался в болоте? - повторил отец Гораций.
Дамьен снова в задумчивости почесал кончик носа. Так всегда делал и сам де Шалон. Наконец де Моро признал, что некоторые догадки на это счёт у него имеются. Но ведь если он рассуждает логично и даже умно, это значит только то, что он не безумен, но вовсе не доказывает, что он прав. Сам же он не хочет делиться размышлениями, которые вполне могут оказаться ложными. Один из наших отцов, Балтасар Грасиан, полагал, что Ложь всегда шествует первой, увлекая глупцов пошлой крикливостью. Последней и поздно, плетясь вслед за хромым Временем, приходит Истина. Поэтому - он, Дамьен, подождет высказывать глупости, пока не придёт Истина. "Да не изрекают уста твои слов, которые не обдуманы в сердце. Ибо лучше споткнуться мысленно, чем споткнуться в разговоре…"
Теперь кончик носа почесал отец Гораций. Назвать собственного ученика наглым щенком у него не поворачивался язык, и потому он просто кивнул напоследок наглому щенку и в задумчивости направился в лазарет. Если Дамьен лгал, это означало только одно.
Ученик в артистизме, и в уме, и в воле - превзошёл учителя.
Глава 3. Новые свидетельства
Глава, в которой подтверждается правота отца Аврелия, а отец Гораций осознаёт некоторые новые обстоятельства, ещё более смущающие и настораживающие.
Несмотря на то, что первую ночь после обнаружения трупа отец Гораций провёл вместе с Дюраном в лазарете, они ничего не говорили друг другу, хотя оба не спали ночь. Это не было отчуждением, но катастрофой для каждого из них. Страшное молчание повисло между ними топором палача, застывшая немота зимней ночи накрыла их, точно саваном.
Не хотелось говорить. Не хотелось спать. Не хотелось жить.
Тем временем отцы, коим было поручено разобраться в произошедшем, продолжали выяснение всех подробностей и обстоятельств дела, которое непомерно осложнялось тем, что никто не мог сказать, когда именно был убит Лоран де Венсан? Он погиб до пожара на мансарде? Или после - и пожар был делом его рук? Он мог быть убит, начиная с субботы, спустя несколько часов после возвращения Эмиля де Галлена. Последнее было очевидным. Пока Эмиль не рассказал, что оболгал отца Дюрана именно де Венсан, ему не могли и отомстить.
Стало быть, он мог быть убит только с девяти вечера в субботу.
Их благую уверенность в этом попытался поколебать подошедший отец Гораций. Прежде чем размышлять, когда он был убит, важнее понять, кем он был? Отцу Аврелию кое-что известно. Желающих свести с ним счёты было немало в классе Дюрана, но кто знает, на какие пределы распространялась низость убитого? Чтобы обнаружить пределы возможного - надо уйти в невозможное. Возможно, он угрожал и ещё кому-то в соседних классах, а убийца, мог, услышав об обвинении, сведя с ним счеты, устроить всё так, чтобы это выглядело делом рук учеников Дюрана.
Ни отец Аврелий, ни отец Эзекьель не возразили. Им было жаль несчастного де Шалона, и его попытка выгородить своих питомцев отцам была понятна. Они согласились, что подобное не исключается, но не следует умножать сущности без необходимости. Сausa proxima, non remota spectatur33, и пока следует рассмотреть очевидное. Что для одних - очевидность, для других - нелепость, тихо пробормотал де Шалон, но отцы благоразумно не расслышали его, продолжая размышления. Итак, моментом отчёта в убийстве следует считать субботний вечер. Теоретически, самой поздней датой можно считать ночь с воскресения на понедельник, сразу после пожара. С того времени никто не мог бы проделать такое до обнаружения трупа. Но вероятнее всего, что Лоран убит в ночь с субботы на воскресение, потому что в воскресение выпал снег, а никаких следов у болота не было. Следовательно, он был убит до обеда в воскресение. Таким образом, придётся рассмотреть короткий отрезок времени: с приезда Эмиля да Галлена до обеда следующего дня. Всего восемнадцать часов. Надо выяснить также, чем был нанесён столь страшный удар? Судя по переломанной шее, ударили спереди, в лицо, и с силой немалой. Лицо разбито, шея сломана и выгнута почти под прямым углом. Это, казалось бы, выводило из-под подозрения Котёнка, Гамлета и Дофина. Значит, нужно было начать с оставшихся. Дамьен де Моро и Мишель Дюпон.
В эту минуту в комнату, пошатываясь, вошёл отец Даниэль, Гораций кинулся ему навстречу. "Зачем он встал?" Но Дюран поднялся не для того, чтобы снова лечь. Он хотел понять всё, и отец Аврелий, сострадая собрату, позволил ему присутствовать. С трудом опираясь на плечо де Шалона, тот сел рядом с другом.
Вошёл вызванный первым Дамьен де Моро. Его попросили внятно рассказать о том времени, когда он встретил у ограды коллегии Эмиля де Галлена. Дамьен лучезарно улыбнулся и начал повествование. Они вместе с присутствующим здесь отцом Горацием де Шалоном шли с корта. Стало темно, клинка было не разглядеть, пояснил он. Навстречу им шли отец ректор и отец повар, последний, насколько понял Дамьен из услышанного, категорически возражал против пряной свинины "рулет-сартои", настаивал на бараньем рагу с баклажанами и рубце с белым вином и холодных закусках из говяжьего языка… как понял Дамьен, они обсуждали меню для Провинциала. В это время послышался крик, и он, Дамьен, сразу узнал голос Кота. Отец Гораций кинулся к воротам и впустил Эмиля. Потом, когда Эмиль рассказал, что во всем виноват подлец де Венсан, он, Дамьен, был послан отцом де Кандалем к отцу Дюрану - позвать того к отцу ректору. Он и позвал. Отец Дюран кивнул.
Кивнул и отец Гораций. Пока всё было правильно.
Потом, натурально, поторопился он в спальню - рассказать новости Гамлету, Дофину и Аквинату. Застал ли он их в спальне? Да, всех троих. Разом всё им и поведал. "И какое же впечатление произвёл на них рассказ?"
Дамьен пожал плечами.
Все были возмущены. Дофин высказал мысль, что, даст Бог, попрут подлеца из коллегии. Аквинат сказал, что, если Котёнок сейчас приедет - нужно испечь для него пирог. Потье сказал, что сходит за скрипкой к отцу Теофилю, надо праздник Эмилю устроить. Сказано - сделано. Пошли они с Аквинатом пирог печь, Филипп давай в спальне убираться, Гамлет в церковь ушёл.
Отцы молча слушали. Ворон веско и уверенно продолжал свое повествование. Натурально, появился Эмиль с отцом Дюраном, пирог уже был готов, Дофин приволок варенье и компот - ну и встретили они Кота на славу. "И всё это время вы даже не подумали найти Лорана и выяснить, зачем он это сделал?" "За каким это бесом? - недоумённо вопросил Ворон. - Стал бы он со мной откровенничать, держите карман шире!" Нет, он, Дамьен, подумал, что дело это не его личное, а коллегиальное, пусть в коллегии и разбираются. Каждый кюре пусть за свой приход молится. Значит, встретили они Кота, потом отец Дюран велел всем спать ложиться. "И все легли?" А почему нет? Кот рассказал в потёмках о своих злоключениях, Дофин снова выразил надежду, что отец ректор выгонит Лорана, Гамлет с Аквинатом за день намаялись и задрыхли.
Утром, натурально, удивились все, что не пришёл Венсан ночевать, но как сказал мудрый Гамлет, "гнилое не терпит прикосновений", ну, пошли все на завтрак. Они заметили, что в трапезную пришёл отец де Шалон и сказал отцу Аврелию и отцу Дюрану, что Венсан пропал. "И что?" А ничего. Начали они искать его, но не нашли до тех пор, пока отец Гораций не обнаружил вышепоименованного Лорана в понедельник утром в болоте. Вот и всё.
"Какого мнения вы были о покойном?"
По мнению Дамьена, мгновенно сообразившего, что рано или поздно всплывёт вопрос о проигрыше на турнире, Лоран был человеком неприятным. Лишенным благородства. Мсье де Венсан имел пренеприятнейшую привычку вынюхивать гадости, и угрожать распространить их, или выдумывать их, как в случае с Эмилем. За это его не любили. "Но чего бояться невинному-то?" Невинные-то как раз от таких и страдают. Как гениально заметил один из учеников отцов-иезуитов, великий Мольер, "бессильна с клеветой бороться добродетель" - и случай с Котом это подтверждает. В чём он виноват-то был? В чём был виноват отец Дюран? К тому же, иногда угроза могла касаться ваших близких. "Итак, вы тоже имели повод ненавидеть Лорана де Венсана? Какой?" Дамьен поморщился. Лоран угрожал разоблачить некоторые секреты семьи де Моро. Он надеется, у него не спросят, какие именно. Это не его тайна. У него самого - тайн нет.
Дамьена сдержанно поблагодарили и попросили позвать Мишеля Дюпона.