Эмиль молчал, но в его молчании Дюран не почувствовал теперь ни страха, ни упрямства, ни желания избежать разговора. Котёнок доверял ему. Дюран продолжил. Святой Игнатий Лойола говорил, что нужно избегать в речах всякого злословия и сплетни. Если кто объявит чей-либо смертный грех, то согрешит смертно, если простительный, то согрешит простительно. Если обнаружит чей-то недостаток, то тем выдает собственный недостаток. Это верно. Но если речь идет не о злословии, но о стремлении исправить душу, то о грехе или слабости другого допускается говорить в двух случаях: во-первых, если грех общеизвестен, как грех публичной женщины, или речь идёт о вине, доказанной судом, или об общественном заблуждении, отравляющем души тех, кого оно касается. Во-вторых, если грех тайный, но передается другому, чтобы тот отговорил согрешающего от греха…
Ему, отцу Дюрану, кажется, что Лорану ещё можно помочь…
Эмиль тяжело вздохнул и, видя, что отец Даниэль ждёт его ответа, заговорил.
Ему нечего сказать. Однажды он видел, как Лоран, чтобы достать с верхней полки книгу, подставил стул, положил на него несколько книг и стал сверху. Но не достал. Тогда он подложил на книги ещё несколько книг и икону, стоявшую на столе. Тогда дотянулся. Человек благоговейный так бы не поступил. Лоран никогда не упражняется в духовном, но читает в это время романы. Какие? Разные. Недавно читал этого… Эжена Сю. Гаттино не читал его, и не знает, о чём роман, но Потье, когда увидел, что это, презрительно передернулся и назвал роман глупостью. Лоран же зашипел на него и назвал психом, которому нечего судить о том, что читают нормальные люди. Сам Лоран никогда ничего против Христа не говорит. Он вообще мало говорит, но если что скажет - обязательно что-то неприятное. Говорил и нечто похожее на то, что сказал и в библиотеке. Дескать, справедливо, когда правит сильный, а если кролики попытаются править, мол, волком, их просто сожрут. Многие после разговоров с ним совсем поникшие ходят. Дофин говорит, что это настоящий вампир. Похоже на то.
- А что ты сам от него слышал? Лоран обижал тебя?
Эмиль пожал плечами.
- Нет. Он просто говорит неприятные вещи. Но я его не понимаю. Я не шибко способный, но Лоран ещё бездарней меня. Но он называл меня тупицей. Я не силён, но он ничуть не лучше. Но говорит, что я - слабак. Но это просто ругань. Но Лоран ведь… его боится сам д'Этранж, сын графа Люсьена! И Потье, и Дамьен - все уступают ему. Почему?
- Дюпон тоже боится его?
- Я бы сказал, что он старается не связываться с ним. С ним никто не хочет связываться. Я не знаю, почему. Однажды… однажды он заставил Дофина почистить его ботинки. Тот побледнел, чуть не бросился на него, но потом… почистил. Как это понять? Тот же Дюпон, он в математике страшно умный, всегда всё за него решает - ему только переписать остаётся. Какого чёрта Мишель так делает? Он же его одной левой свалить может!
Надо сказать, отец Дюран в полной мере разделял недоумение Гаттино.
Дюран решил присмотреться к Мишелю Дюпону - отчасти памятуя совет отца Аврелия, отчасти - по пробудившемуся собственному интересу. Очень скоро Даниэлю довелось оценить в мальчугане и недюжинный ум, и силу воли, и спокойную уверенность в себе. Во всём, что касается кулинарии, Дюпон обнаруживал феноменальные знания. Заглянув в его библиотечный формуляр, Дюран выяснил, что в собрании книг отца Этельбера не осталось ни одной нечитанной Мишелем книги по гастрономии. Отец Даниэль чаще стал встречаться с Дюпоном, щедро делился рецептами блюд, которыми он с отцом Горацием угощался в Риме, они провели несколько часов в спорах о преимуществах французской кухни над итальянской, несколько вечеров сражались с переменным успехом на бильярде.
Странно, но что-то мешало Дюрану заговорить о Лоране де Венсане, однако, однажды, к удивлению отца Даниэля, Мишель высказался сам. Они беседовали о бильярде, который по праву называют "игрой королей". Карл IX и Наполеон Бонапарт любили его. Отец Дюран рассказал, что Мишель Шамильяр, служивший при дворе Людовика XIV писцом, овладел игрой в совершенстве и прослыл лучшим игроком страны. Он стал партнером короля. Шамильяр периодически поддавался Людовику, и тот, в благодушном расположении духа после выигрыша, говаривал, что, не являясь "профессором бильярда", всё же превосходно владеет кием. Впоследствии Шамильяр из писарей был превращен в контролера финансов, а ещё позже стал военным министром Франции…
Мишель посмеялся. Разговор зашёл о посредственности и одарённости, и он неожиданно проронил, что ему трудно понять парадокс, о котором говорил на академии Леон Нуар, о внутреннем устройстве бездарности. Но не той бездарности, которая стремится достичь уровня гения, такая серость несчастна, но её спасает само стремление ввысь, зря Потье так… Но есть и другая…которая стремится все опустить в своё смрадное болото, вот это - действительно бездарность. Злящаяся на любое превосходство, ненавидящая одарённость и талант. Как наш Венсан.
Дюран мягко спросил, натирая кий мелом:
- По-твоему, это озлобление от осознания, что ему не дано таланта?
Дюпон потёр широкий лоб.
- Да полно, а прав ли я? Понимает ли он, что он обделён? Я не постигаю его. Кстати, я все забываю вас спросить, вы же так образованы. Кто такой калибан?
Дюран объяснил. Мишель, наклонив крупную голову и вытянув губы трубочкой, кивнул.
- На зимних вакациях тресну, но прочту всего Шекспира.
Отец Даниэль заметил, что пьесы английского гения неравноценны, и читать всё не нужно. Ещё хуже - читать все подряд бездумно. Целесообразно начать с комедий, и читать только лучшее. Если Мишель нуждается в его советах - он всегда готов помочь в выборе книг. С веками их, увы, становится все больше, и подлинные жемчужины тонут в море шелухи. За жизнь человек вообще-то должен прочитать только три десятка книг, самых важных и нужных, о которых, и вправду, можно сказать nocturna versate manu, versate diurna11…
- И каких же это?
Дюран засмеялся, обняв Мишеля за плечи. "Для того, чтобы их отыскать, приходится читать горы дребедени". Но Дюран пообещал отобрать для Мишеля лучшее из своей библиотеки. При этом учитель не решился спросить Дюпона о том, почему тот, как сказал Гаттино, выполняет за Венсана, этого лишенного дарований ученика, домашние задания о математике. Просто чувствовал, что спросить об этом время ещё не пришло.
Переданный отцу Горацию, этот разговор насторожил де Шалона. Что они имели, если подытожить?
"…Крайне восприимчивый, весьма нервозный змеёныш". Это был взгляд со стороны. Но взгляд безошибочный. Это чувствовалось. Потье назвал его калибаном, Дофин - вампиром, Дюпон считает его бездарностью, а Гаттино - безбожником. Если добавить выражение лица и молчание Дамьена, то картинка вырисовывалась пугающая. Всё это было тем более странно, ведь речь шла о худеньком подростке с невзрачным лицом и тусклыми серыми глазами…
Наутро у отца Горация созрел план, который, не решая возникших проблем, позволял, по крайней мере, хоть кое-что прояснить. План был реализован тотчас же. В проверочной работе по греческому языку у Филиппа д'Этранжа обнаружились три ошибки. В другое время отец де Шалон заставил бы шалопая проанализировать и разобрать у доски свои ляпсусы. Но не сегодня. Сегодня гнев педагога по поводу бездельника и лодыря д'Этранжа был безмерен. Ведь он уже трижды объяснял это! Тема проще пареной репы! Что тут можно не понять? По счастью, его дружок Потье написал работу блестяще, заметил отец Гораций. Сам он не может задерживать класс из-за тунеядца.
- Потье, после занятий вы с этим лоботрясом в кабинете греческого языка займетесь его работой. Завтра он должен знать тему на отлично. Вы меня поняли?
Гастон понял. Чего тут не понять-то? После утренних занятий дружки понуро поплелись в кабинет греческого, провожаемые ласковыми напутственными словами отца Дюрана, выразившего уверенность, что при выдающихся способностях Потье и внимательности д'Этранжа они справятся минут за сорок…
Ровно через семь минут, сверившись с часами, отец Даниэль вспомнил, что в его кабинете остались наглядные пособия отца де Шалона и, подозвав Лорана де Венсана, оставленного в классе вместе с Дюпоном для уборки, велел ему отнести их в кабинет греческого языка.
Тем временем отец Гораций, разместившийся в соседнем кабинете, внимательно слушал через слуховое окно разговор Филиппа с Гастоном, одновременно наблюдая за друзьями. Как и ожидал отец Гораций, вначале он не услышал ничего, кроме вялой перебранки дружков. Д'Этранж недовольно бубнил о придирках грека, Гастон упрекал его за отсутствие внимания, Филипп лениво возражал, что дело не во внимании, а в том, что он был занят куда более важными размышлениями, чем грамматические категории греческих существительных, будь они прокляты…
В эту минуту, как и ожидал отец Гораций, в кабинете появился Лоран де Венсан. Сам отец де Шалон, разрабатывая свой план, был уверен, что визит де Венсана - после его ухода - неминуемо спровоцирует приятелей на разговор о нём. На этом и строился замысел. Со стороны самого де Венсана он ничего не ждал.
Однако, человек в этой быстротечной жизни только предполагает, определяется же бытие Господом.
Гораций де Шалон никогда не оспаривал эту максиму, принимая её в полноте, и лишь иногда приятно изумлялся изыскам Провидения. Лоран де Венсан замер на пороге кабинета и окинул одноклассников взглядом настороженным, но и наглым. Увидев его, Потье резко встал. Д'Этранж остался сидеть за столом, с особой тщательностью выписывая греческие слова. Не обращая внимания на вошедшего, он спросил Гастона об этимологии существительного άνθρωπος, но тут лицо де Венсана исказила насмешливая и жесткая гримаса. Он бросил под ноги Филиппа у стола карты и, глядя на него в упор, приказал:
- Подними.
Дофин молчал, зато Потье ответил Филиппу.
- Этимология слова "человек" насчитывает, Филипп, по меньшей мере, три группы значений: греческое άνθρωπος, идущее либо от άνω αθρεΐν "взгляд, запрокинутый ввысь", в чём его отличие от свиньи, которой вовеки неба не видать, либо от корня ανθ-άνθός, ανδεω, ανθρος, в смысле "цветущий лик", "лучистый взор", - зло проговорил Потье, - в этом его отличие от иудео-латинского корня, подчеркивающего телесно-материальный аспект - "Адам" от еврейского слова "земля"…
Лоран злобно переводил глаза с одного на другого, и вдруг попятился. Де Шалон не понял, что произошло, но видел, как де Венсан вдруг отскочил к стене и, распахнув дверь, оказался в коридоре, зло хлопнув напоследок дверью. Д'Этранж с огорчённым лицом поднял наглядные пособия, положил их на стол и мрачно посмотрел на приятеля. Гастон стоял в странной, изломанной позе, закрыв лицо руками, дыша тяжело и отрывисто.
- Ты сам видишь, что я прав, - зло уронил Филипп Гастону.
Тот, чуть отдышавшись, сел на стул, запрокинув голову и глядя в потолок. Потом поднялся, и резко зашагал по кабинету. Покачал головой.
- Да нет же, вздор всё.
- Ничего не вздор.
- Я такое не понесу. Это всё σκότος ἀμπίσχων… окружающая нас тьма, - пробормотал он, - Я кончу в Бисетре или Сальпетриере. Впрочем, я и так там кончу…
Д'Этранж поморщился.
- Брось, ты абсолютно нормален, это просто страхи. Но я уверен, если все продумать… Ты мог бы написать…
- Глупости всё, - перебил его Гастон, - такое никогда не продумаешь. Нельзя… σκότος ἀμπίσχων… - Он мрачно уставился на пустую стену. - Наш Дюран сказал, что всё промыслительно. Хотел бы я понять, в чём промыслительность всего этого. - Потье с омерзением выделил два последние слова и умолк. Помолчав несколько минут, снова заговорил. - Я не пойму, он бесится, что ты графский сынок и его тешит вытирать об тебя ноги, или все из-за отца?
- И то, и другое, - зло бросил Дофин.
- О, Мадонна, где твоя справедливость? Я завидую Котёнку - для него мир прекрасен. Но эти вздорные мысли ты оставь, Дофин, забудь, я тебе говорю. Это - самоубийственно. - Потье поймал тяжелый взгляд д'Этранжа. - Прекрати, говорю. Я на это не пойду. Я не выдержу этого первый. И ты не сможешь. Мы бессильны. Будь, что будет. Господь управит… я верю.
- Нет. Если он не шутит и они у него… А где еще? Он ведь цитировал оттуда!
- Он мог и дома… в любом случае, он не сможет их использовать.
- Сможет. Подонок все сможет!! - Филипп был на грани истерики, - Господи, будь я проклят, если сам хотя бы раз в жизни поступлю так неосмотрительно. Но я все равно вгоню кол в этого мерзавца, осиновый кол…
- Перестань, - Потье опустил плечи и сжался на стуле. Вид у него был совсем больной.
Филипп неожиданно умолк, заметив состояние Гастона, потом улыбнулся.
- Ладно, к черту всё. Продиктуй мне эту белиберду, да пошли на пруд. Там поймаю чёрную жабу, окрещу её Венсаном и отрежу ей голову. Может, мне полегчает.
- Ты не сможешь… - уверенно покачал головой Гамлет.
- Я не смогу убить его?
- Ты не сможешь убить даже жабу.
Филипп горестно вздохнул и повесил голову.
- Наверное… Ладно. Диктуй.
Потье отвалился на стуле и, не глядя в конспект, плавно начал диктовать дружку-шалопаю греческий текст.
- Начни с третьего абзаца:ἀμείψεται φόνον φόνος - πολλοῖσι κέρδη πονηρὰ ζημίαν ἠμείψατο…
…Нельзя сказать, чтобы отец де Шалон обиделся на то, что предмет его преподавания был назван белибердой. Иногда он сам позволял себе высказываться на этот счёт и порезче. Равно он нисколько не сожалел о задуманном шаге, и если о чём и сокрушался, то лишь о том, что со своего наблюдательного поста не смог увидеть лицо Гастона Потье, напугавшее Лорана де Венсана перед тем, как тот выскочил в коридор. Это позволило бы понять куда больше. Гораций описал сцену и разговор приятелей отцу Дюрану. Присовокупил и свои наблюдения.
Отец Даниэль задумался.
- Явное впечатление, что оба… да нет, не оба… добавь де Моро и Дюпона, это четверо, по моему ощущению, все зависимы от этого сопляка. В таких случаях первая мысль, разумеется, будет о шантаже, но чем щенок может шантажировать сынка префекта? На чём можно, кроме юношеского греха, поймать детей?
- Им по шестнадцать. Это уже не дети, и их жизнь сложнее, чем может показаться. Есть нечто, откуда "он что-то цитировал". Что это? Дофин сказал "они у него"…
- Согласен, но шантаж? Почему молчит Дамьен? Чего боится? Что задумал д'Этранж и от чего его отговаривал Потье? Заметь, он не вступился тогда - в истории с ботинками - за Филиппа, однако, на их отношениях это не сказалось. Почему? Значит, Дофин знает, что Потье не мог вмешаться. Почему? Кстати, то, что ты услышал, подтверждает правоту Аврелия. В речах Потье - ничего психопатичного и, похоже, он просто играет ненормального. Но зачем, Господи?
Гораций покачал головой.
- В Потье странный надлом - и это не игра. Он боится чего-то - и страх непоказной. При этом Гастон совсем не по-детски понимает степень своей духовной выносливости и предел своих возможностей. Это не смирение, это - уныние. Почти отчаяние.
- В любом случае надо выяснить, что подчиняет их нашему калибану. Мы ничего не получили в четырех случаях, но…
Гораций, не дослушав, кивнул.
- Да, Дюпон. Я и сам подумал. Раз он сам заговорил о нём… Надо понять. Их также разумнее свести вдвоём - де Венсана и Дюпона.
Дюран кивнул, потом задумчиво спросил - и не столько друга, сколько самого себя:
- Что может заставить мальчугана шестнадцати лет усомниться в божественном Провидении? При чём тут Бисетр и Сальпетриер - сумасшедшие дома? Что может заставить Филиппа увлекаться демонологией? "Окрестить чёрную жабу Венсаном…." Это оттуда. Пугает меня всё это, - бросил Даниэль задумчиво.
В итоге план организации личной встречи Лорана и Мишеля снова взял на себя Гораций, который всегда предпочитал не упрощать сложного, но и не усложнять простого. Следующий день был вакационным. Занимались только два часа до обеда. В свободное время ученики развлекались играми и рыцарскими упражнениями - соревнуясь в фехтовании и езде верхом. Дюпона загнать туда было невозможно. Он либо пойдет на бильярд, либо будет возиться с отцом Илларием на кухне. Это не устраивало отца Горация де Шалона. Поэтому ещё накануне он распорядился, чтобы Мишель был назначен дежурным в библиотеке.
Дюпона это не расстроило - в библиотеке были интересные книги и удобный, обитый мягким плюшем диван, установленный отцом-библиотекарем под внушительной надписью: "Hic mortui vivunt, his muti loquintur"14 Юноша предусмотрительно запасся пакетом с пирожными "ганаш", которыми щедро снабдил его отец повар, и сразу после обеда приступил к дежурству, взяв с полки том - "Physiologie du Gout, ou Meditations de Gastronomie Transcendante", "Физиологии Вкуса, или Размышлений трансцендентной Гастрономии…" великого Жана Ансельма Брийя-Саварена, которую не без оснований называли "гастрономической библией", методично поглощая одно пирожное за другим и глотая страницы. Его не отвлекали ни снующие по полу мыши, ни охотящийся на них толстый коллегиальный кот Амадеус, специально выпущенный на охоту в этот час - Гораций де Шалон счёл, что их возня поможет ему скрыть своё присутствие.
Через четверть часа в библиотеке появился Лоран с толстым томом грамматики Эммануила Альвареса, которую его попросил отнести и сдать отец Петивьер, разумеется, по просьбе Шалона.
Однако, ничего не произошло.
Лоран де Венсан, увидя Дюпона, проинформировал его о поручении отца Жана, Мишель нашёл нужный формуляр, забрал книгу и вычеркнул её из списка. Лоран двинулся было к двери, но обернулся, окинув Дюпона внимательным взглядом. Тот ответил ему взглядом спокойным и несколько задумчивым. И лишь когда за Лораном зарылась дверь, Дюпон вышел из-за стойки с формулярами, сел на диван и долго невидящим взглядом смотрел на книжные ряды на полках.
Из этой пантомимы отец Гораций понял мало. Было очевидно, что Лоран предпочитал не обострять отношения с Дюпоном, тот же, не выказав никакой радости от визита де Венсана, всё же ничем не проявил и неприязни.
Всё это ничего не объясняло и не проясняло.
Раздосадованный отец де Шалон, тихо покинув библиотечный корпус, направился к себе в спальню, чтобы предаться там горестным размышлениям. Он не любил чувствовать себя бессильным. Не зажигая свечи, хотя за окном уже сгущались осенние сумерки, сидел у окна за столом, и тут неожиданно заметил Лорана де Венсана. Тот спокойно, не таясь, шёл по садовой дорожке к запруде. Шалон видел, как он присел на скамье у пруда, закинув руки за голову и мерно покачивая ногой. Вся его поза говорила о расслабленном спокойствии и прекрасном настроении.
Это окончательно взбесило отца Горация. Этот сосунок задал ему загадку, которую он не мог разрешить? Гораций осторожно вышел в парк и тихо направился к тому месту, где видел де Венсана. Тот по-прежнему сидел на скамье, де Шалон из-за дерева внимательно следил за ним. Спустя несколько минут Лоран встал и побрёл, пару раз оглянувшись, к дальнему корпусу, где размещалась библиотека. Он снова идет к Дюпону? Эта мысль недолго занимала де Шалона. Лоран миновал вход в библиотеку и направился к отдалённой лестнице, что вела на мансарду. Идти за ним было опасно. Гораций знал эту ветхую лестницу, на которой мерзким и пронзительным скрипом отзывался каждый шаг, особенно слышный в ночной тиши, когда дневные звуки погасали.
Возможно, Лоран заметил слежку и хочет таким образом в ней убедиться? Или идёт именно туда, куда ему нужно?