Вернувшись от Гесслера, он пригласил к себе командира саперной роты капитана Таубера, они долго изучали план катакомб, решая, где нанести удар.
А к вечеру Таубер с двумя обер-лейтенантами поехал на рекогносцировку. Они выехали на шоссе и поехали в направлении Тирасполя. Здесь, невдалеке от города, особенно часто действовали партизаны. Недавно они убили шестерых солдат, которые везли на машине мясо.
Вот виднеются скотные дворы, постройки, силосные вышки, а за ними, среди оврагов, - шахты и входы в катакомбы.
Таубер вернулся в Одессу к вечеру, доложил Дауме план действий. Он сожжет все постройки в районе действия его группы, чтобы вырвавшиеся из катакомб не смогли найти себе убежище, а затем методическими взрывами начнет заваливать входы в шахты.
- Сколько солдат вы возьмете с собой? - спросил Дауме.
- Взвода вполне хватит, - ответил Таубер.
Если бы только они знали, что именно в эти минуты а глубине катакомб, в одном из глухих отсеков, заседает военный совет!
Здесь уже стало известно, что три немецких офицера бродили по оврагам и делали отметки на карте. И не надо было обладать особой прозорливостью, чтобы понять: нужно ожидать удара.
Один за другим выступали командиры. Все понимали, что, если выжидать и бездействовать, это приведет к гибели всех, кто находится в катакомбах. Они будут замурованы живыми. Но неизвестно, когда и какой дорогой пойдут подрывники. Сколько их будет?.. Вероятнее всего, что нападение будет совершено ночью. Ночь всегда союзница внезапности.
Егоров вызвался организовать разведку дорог, чтобы определить наиболее вероятное направление, по которому будут двигаться подрывники.
Несколько групп вышли из катакомб и разошлись и разные стороны.
Через несколько часов они вернулись, и командиры вновь собрались для окончательного решения.
Егоров доложил выводы. Наиболее удобный путь для противника - через совхоз, где можно организовать исходную базу. Поэтому он предлагает устроить несколько засад: на основном направлении, а также на тех дорогах, которыми противник может воспользоваться.
Обсуждение не продолжалось и десяти минут. Было решено немедленно собрать вооруженные группы и, когда начнут сгущаться сумерки, выйти к намеченным местам для засад.
Группу разведчиков, которые должны были сообщать, когда появятся гитлеровцы, возглавил Егоров.
Он должен был присоединиться к Тоне, но она передала ему через связного, что ему нужно на два дня задержаться: новые документы для него у Тюллера еще не готовы.
Глава десятая
Как только на другое утро Тоня вошла в приемную, то сразу поняла, что Мария Семеновна ушла навсегда. Папки, сложенные вчера вечером, лежали. Рядом с ними на столе валялась пачка кем-то небрежно брошенных документов. Надрывно звонили телефоны, и этот перезвон в пустой комнате лишь усиливал ощущение, что в сердцевине механизма, который еще недавно казался надежно слаженным, началось необратимое разрушение.
Дверь в кабинет, как всегда, закрыта наглухо, и по тому, что из-за нее не доносится приглушенного толстыми стеклами рокота начальственного голоса, Тоня поняла - шеф где-то задерживается.
Все, что вчера произошло, казалось ей странным, неестественным, так не совмещалось поведение Корабельникова с устоявшимся у нее представлением о том, как должен был бы он повести себя в д а н н ы х обстоятельствах.
Судя по всему, он вернулся, когда группа еще находилась в кабинете. Но что между ним и Бирюковым произошло? Почему он приказал молчать?
Всю ночь она думала, думала. Может быть, не возвращаться в порт, а отправиться в катакомбы? Савицкий наверняка поймет, что она так поступила не из-за трусости… Но потом размышления незаметно перешли в другую фазу. Ну хорошо, если даже Бирюков арестован, то все равно он никогда ее не выдаст.
Идет Корабельников! Она уже привыкла к резкому стуку его подкованных каблуков.
Корабельников переступил порог приемной, подтянутый, спокойный, как всегда; убедился, что Марии Семеновны нет, и повернулся к Тоне.
- Зайди, - коротко приказал он.
Ссадины на его щеках были запудрены; очевидно, он старался скрыть следы вчерашней баталии.
Тоня вошла в кабинет и остановилась перед столом. Впервые она видела Корабельникова как бы отключенным от потока дел, неторопливо двигавшегося по кабинету. Он даже не прикоснулся к трубке зазвонившего белого телефонного аппарата. Тоня уже знала, что это прямая связь с начальником порта.
- Садись, Тоня… Нет, нет, поближе, - сказал Корабельников; в тоне его не было обычной раздраженности, которая отпугивала от него людей; сейчас он сосредоточился на какой-то беспокоившей его мысли.
И Тоня подумала, что Мария Семеновна все же знала его лучше, чем другие.
Корабельников вынул сигарету, закурил и ладонью медленно развеял облачко дыма.
- Ты давно связана с Бирюковым? - спросил он как-то очень буднично, словно не сомневаясь в том, что это так и есть, а лишь требуется небольшое уточнение.
- Вы говорите про того, кто меня ударил?
- Я не знаю, кто из них тебя ударил. Я говорю о том, кто их возглавлял. Ну, вот что, Тоня, поговорим откровенно. Давай подумаем, почему они тебя не… убрали. Ты ведь для них нежелательный свидетель.
- Но они… и вас не тронули? - Тоня улыбнулась, стараясь в то же время вникнуть в смысл его вопросов.
Он кивнул головой:
- Верно. И для этого были определенные причины.
- А может быть, меня хотели убить?
- Но ты осталась чудом жива? - Он насмешливо поклонился: - Поздравляю…
- Это было так неожиданно! Они вошли… и тут же один из них на меня напал.
Корабельников помолчал, рассматривая Тоню.
- Почему ты, уйдя отсюда, не донесла в гестапо?
- Вы же сами приказали мне молчать, - сказала Тоня, подняв на него удивленный и в то же время преданный взгляд.
- Только поэтому?..
- Я решила - вы поступите так, как нужно.
- А если бы я теперь попросил тебя об одной услуге? Разыщи Бирюкова и скажи ему, чтобы он зашел ко мне в два часа дня.
- А где его можно найти?
- Где-нибудь на железнодорожных путях. Ну, иди!.. И забудь все, о чем мы сейчас говорили.
Она вышла из его кабинета в еще более смятенном состоянии, чем вошла. Что же произошло в то время, когда она находилась без сознания? На какую причину он намекал? Кто он? Не новый ли вариант Короткова?
Она пошла в сторону железнодорожных путей. Только что прибыл санитарный эшелон, и началась разгрузка. Тяжелораненых сразу же на носилках переносили в машины, которые доставляли свой печальный груз к причалам, и там постепенно накапливалась длинная очередь у трапа корабля. Легкораненые сами ковыляли по дорогам и тропинкам, вытоптанным между груд ржавого железного лома.
Такого количества искалеченных людей Тоня еще не видела. Один солдат, у которого была почти по бедро ампутирована правая нога, ковылял на костылях и при этом умудрялся наигрывать на губной гармонике.
- Тоня!
Леон возник из-за нагромождения разбитых ящиков. На нем старая куртка, покрытая бурыми масляными пятнами. Но во всем остальном Тоня не заметила никаких признаков недавней изнуренности.
- Ты уже действуешь? - спросила она, невольно радуясь его внезапному появлению.
- Да. Теперь я интендант, - сказал Леон, - воюю за каждый квадратный дюйм места в трюмах… Идиотизм! Корабли уходят на Варну. Кто же будет оттуда доставлять грузы в Констанцу?.. В конце концов все заберут немцы.
- А ты можешь умерить свои старания?
- В том-то и дело, - поморщился он досадливо, - что я здесь не один. Манулеску создал оперативную группу. И не я ее возглавляю, а генерал… Ну, а ты? Куда ты спешишь, господин главный начальник?
- Дела! - вздохнула Тоня. - Леон, а ты помнишь наш разговор об одном аэродроме?.. Если забыл, я могу напомнить. Ты посетил его вместе с Фолькенецем, когда его еще строили.
- О, тебе и это известно?
- Известно.
- По-моему, я рассказал тогда довольно подробно.
- Ты был правдив. Я сама видела макеты самолетов.
- Проверяла?
- Нет, я выполняла задание… Теперь мне важно знать, сохранились ли там зенитные орудия. Продолжают ли немцы ждать в этом районе воздушный десант.
- Ты хочешь знать, действует ли еще ловушка?
- Ты догадлив!
- Хорошо, проверю. Но мне думается, что сейчас уже оттуда давно все ушли.
- Проверь, пожалуйста!
- Когда нужно?
- Как можно скорее.
Леон исчез, затерявшись среди потока раненых, а Тоня медленно пошла вдоль железнодорожных путей, высматривая синюю куртку Бирюкова.
Где-то за вагонами пропел рожок, ответно рявкнул маневровый паровоз, звякнули сцепления, и состав медленно двинулся вправо.
И вдруг между проползавшими вагонами мелькнула знакомая куртка. Бирюков просигналил, машинист снова ответил коротким гудком, тормоза и вагоны, позванивая тарелками буферов, остановились. Тоня увидела, как Бирюков перевел стрелку и опять дал знак машинисту… Наконец-то состав уполз.
Бирюков сразу ее заметил и, перепрыгивая через кюветы, проложенные вдоль невысокой насыпи, направился в ее сторону.
Подойдя, он с улыбкой спросил:
- Ну как, все в порядке?
- Ничего!.. Корабельников считает, что я еще хорошо отделалась… Подозревает неспроста!
Бирюков хмуро кашлянул:
- Что ж, в этом есть своя логика!
- Но я сказала, что мы с ним были в равном положении.
- Довольно смело! Что же он тебе на это ответил?
- Он сказал, что для этого были свои причины. Свои причины! - повторила она. - Так вот, Бирюков, прошу объяснить, что это за причины?
Он даже опешил от внезапного напора.
- Допрашиваешь? Ты что?!
- Не допрашиваю, а прошу сказать, что между вами произошло… Я имею право это знать, после того как вчера чуть не отправилась на тот свет… Я слишком много поняла в этой жизни. Лишнего мне знать не надо. Но я уже видела одного… От его пули погиб Федор Михайлович. Я бы не хотела, чтобы другой, подобный, убил тебя…
- Не горячись, Тоня, - проговорил Бирюков. - Коротко расскажу. Когда я уже вынул из папки аусвайсы и засовывал их в карман, внезапно появился Корабельников…
- А я что, лежала на полу в приемной?
- Нет, тебя усадили на стул и повернули лицом в сторону окна… Рядом встал один из ребят, делая вид, что с тобой разговаривает.
- Сколько же времени это заняло?
- Две, от силы три минуты… Когда он вошел, ребята на него бросились… Но он жилистый, черт, ловко увернулся, успел выхватить револьвер и спрашивает, чего искали… Папка раскрыта, все улики… Деваться некуда, все равно обыщут, пропуска найдут! Повернулся и все ему выложил и сказал ему, какой он гад! А тут слышим - в коридоре шаги. Кто-то приближается… Заходит в приемную. Голоса!.. Двое!.. Но что это? Корабельников - р-раз! - револьвер к себе в карман и нам спокойно говорит: "Господа, прошу садиться!" Тут появляются полицаи из охраны порта. "Вам чего?" - спрашивает Корабельников. "Да вот, господин начальник, светомаскировочку пришли проверить, как окна занавешены". - "А что, с улицы не видать? Уходите, не мешайте работать, у меня важное совещание!" Сам стоит растрепанный и с лица платком кровь вытирает. Полицаи топчутся, удивленно смотрят на него, на нас, ничего не понимают… Корабельников говорит: "Это я в темноте споткнулся и лицо о железную балку оцарапал… Ступайте себе, ребята, не беспокойтесь". Ушли!..
- А вы?
- И мы ушли.
- Он вам еще что-нибудь сказал?
- Почти ничего… "Ну вот, говорит, и познакомились. Идите, вы свободны…"
- Ну, а сказал он, что пропуска, которые ты взял, действительны последний день?
- Не-ет! - удивленно протянул Бирюков. - Этого он не сказал.
- А мне сказал, когда я очнулась.
- Значит, знал, что его великодушие не стоит и гроша!
- Он послал меня за тобой… Просит, чтобы ты пришел к нему в два часа дня.
Бирюков удивленно взглянул на нее:
- Ты что-нибудь понимаешь?
- Не все. Но почему-то вчера он строго приказал мне обо всем, что произошло, молчать. А сегодня проверил, не донесла ли я в гестапо.
- Крутит! - решительно сказал Бирюков. - Понимает, что дело труба, и начинает вести двойную игру… А потом будет говорить: я молчал, участвовал, рисковал жизнью!.. Черта с два! Ему ничего не спишется! Ничего!.. В гитлеровских холуях так и подохнет.
- Так ты придешь?
- Что ж, для дела надо… Смотри!
Мимо них прошли два сапера. Они укладывали по дну узких и неглубоких канавок два провода, один в изоляции, другой оголенный, медленно переходя от одного шурфа к другому. Несколько солдат, вооруженных лопатами, двигались следом и, тщательно закопав провода, утрамбовывали канавки сапогами.
- Что они делают? - спросила Тоня.
- Шурфы соединяют.
- Для чего?
- Где-то установят рубильник - и всё разом!.. - Он вскинул руку кверху.
- Сколько уже вырыто шурфов?
- Сосчитал больше четырехсот и сбился. К взрыву готовят не только причалы, склады, но и железную дорогу.
- А ведь исчезли военнопленные?
- Свое дело они уже сделали. Вчера ночью их погрузили на баржи.
- И куда отправили?
- Обычно в таких случаях вдалеке от берега или расстреливают баржу из орудий, или просто открывают кингстоны. Команда спасается на баркасах, а все остальные… - Он глубоко затянулся дымом. - Ну, "кукушка" ползет, - сказал он, прислушиваясь к нарастающему стуку колес. - Давай расставаться. Приду без опоздания…
Глава одиннадцатая
- Да, я знал, что сегодня все виды пропусков будут заменены.
- Спасибо!
- Благодарить пока не за что.
- Нет, почему. Могли бы всех нас полицаям выдать!
В кабинете Корабельникова накурено. Если бы сейчас вошел Петри, он задумался бы над тем, кто же был один из его ближайших помощников все эти месяцы. Но начальник порта с самого раннего утра ходит по причалам, держа в руках карту, и решает какие-то сверхсекретные вопросы с командиром саперного отряда.
- Вы курите поменьше, - проговорил Корабельников, поднялся и, подойдя к окну, приоткрыл раму.
- Сигнализируете?
Корабельников в бешенстве обернулся. Когда его захлестывала злость, он становился словно невменяемым. Глаза его белели, и в такие минуты он мог натворить бед. Но сейчас он все же держал себя в руках.
- Знаете что? Вы провокатор!
- Я? Похоже?
- Да!.. Признаться, когда я застал вас здесь, решил, что это штучки гестапо.
- Зачем гестапо старые пропуска?
- Дело не в пропусках, а в том, как я себя поведу.
- Значит, я смахиваю на предателя?
- Я видел предателей, похожих на священников. Они посылали на смерть с благостными улыбками… Признаюсь, я всю ночь ждал, что за мной приедут.
Бирюков помял сигарету и мотнул головой.
- Ну, если откровенно, то эту ночь я тоже не спал…
Впервые они взглянули друг на друга без вражды.
- Действительно, я много накурил, - сказал Бирюков. - Вы уж извините!.. Конечно, когда на платанах люди висят, трудно сразу поверить…
Корабельников испытующе взглянул ему в глаза.
- Наконец-то, - проговорил он, - наконец-то мы прорвались друг к другу… Можем разговаривать… А хотите вы поверить мне еще больше?.. Вы, конечно, поняли, что порт готовят к взрыву?
- Давно понял!
- И все же вы всего не знаете. Замысел гораздо более ужасен, чем можно предполагать… В шурфы будет заложено около трехсот тысяч килограммов тола. Взрыв такой огромной массы динамита не только уничтожит порт, но и вызовет колебания почвы. Одни здания на Приморском бульваре рухнут, другие провалятся в обрушившиеся катакомбы. Будет уничтожена и Потемкинская лестница, и памятник Дюку, мы больше уже не войдем в Оперный театр… Вот что ожидает наш город!..
- Что же вы предлагаете?
- Этому надо помешать!
Бирюков долго молчал. Молчал и Корабельников. Было слышно, как вдали проехали машины. Кто-то, очевидно на причале, командовал лающим голосом. На рейде прогудел сиплый гудок. За окном порт продолжал жить напряженно; израненный, он уже знал, какая ему уготована тяжкая участь, и все же его мускулы были напряжены до отказа. Он не сдавался!
Сколько там, в сгущающихся сумерках, единомышленников Бирюкова! Где-то его напряженно ждут…
- Ваше предложение - цена, которую вы платите за то, чтобы вас простила Советская власть?
Эти слова прозвучали негромко, но достаточно внушительно.
Корабельников подался вперед, - казалось, ему огромных трудов стоит сдержать себя, чтобы не закричать.
- А вы убеждены, Бирюков, что я виноват перед Советской властью?.. Что вы обо мне знаете?
- Все, что я знаю, не за вас.
- Давайте условимся: сейчас объединим наши усилия. А в день освобождения я сам найду тех, от кого зависит решить мою судьбу.
- Как вы представляете наше сотрудничество? Можете вы указать место, откуда будет произведен взрыв?
- Нет. Это держится в строжайшей тайне… Петри даже близко не подпускает меня к своей карте порта.
- Так что же остается?
- Мы должны рвать провода, которые соединяют шурфы.
- Когда?
- В ночь эвакуации. Когда начнут уходить последние корабли.
- Вы, конечно, уйдете с последним?
- Бирюков!.. Я уже вам сказал, я останусь…
- Но ведь порт будет охраняться?
- Да, и еще сильнее… Я об этом подумал. Когда станет ясно, что кризис наступил и остаются считанные часы, я вручу вам надежные бланки с самыми последними отметками. Сколько вам надо?
Вопрос снова всколыхнул, казалось, уже угасшее недоверие. А что, если все, что Корабельников говорил, не что иное, как камуфляж, а подлинная цель - узнать состав группы и разгромить, чтобы никто не помешал осуществить то самое злодеяние, о котором он рассказал? И его откровенность - тщательно продуманная игра гестаповца, убежденного, что последний выстрел за ним.
- Это я скажу вам позднее, - сказал он, подымаясь с места.
- Хорошо! - с сухой деловитостью согласился Корабельников. - Давайте условимся: связь будем держать через Тоню.
Он проводил Бирюкова до двери.
- Сейчас не до психологии, - сказал он, кладя руку на дверную скобу, - но, если доживем до спокойного часа, я расскажу вам, как Тоня невольно помогла мне разобраться в обстановке… Ну, идите!..
Когда через несколько минут Тоня зашла к нему с пачкой документов, Корабельников поднял на нее свои желтоватые, под тяжело набрякшими веками глаза и коротко сказал:
- Мария Семеновна уволилась. Будешь моей секретаршей… Без разрешения не отлучайся.