Пристав многозначительно замолчал. Но Алексей его понял. Трактиры для извозчиков – золотое дно. Людям ведь надо ездить постоянно. Основную часть выручки ванька прячет в сапог, а не отдает хозяину. Каждый извозчик посещает трактир четыре раза в день. Два раза он плотно закусывает и два раза пьет чай. В сумме это шестьдесят копеек минимум, если без водки! А часто мужику хочется выпить, да еще сыграть на биллиарде. Помимо легковых извозчиков есть каретные, троечники и ломовики. В те же трактиры заходят поденщики, мелкие торговцы и некоторые мастеровые. Обороты получаются огромные. Посчитано, что в Петербурге извозчичьи трактиры зарабатывают в год пять миллионов рублей! В Риге эта цифра намного меньше, но тоже велика.
– Весь мантроп попадает сюда из Пруссии, его ввозят евреи-контрабандисты, – продолжил пристав. – Именно Титус предложил Цвейбергу захватить этот промысел. И подрядился к нему старшим приказчиком по эфиру.
– Вот, значит, откуда у него деньги на покупку трактира, – сообразил Алексей.
– Именно. На дуван, что Язеп утаил от шайки Ярышкина, купишь только обстановку, но не само заведение.
– С Цвейбергом Титуса свел Адо Кадак?
– Да. Кроме того, Язеп предложил немцу заняться еще одним продуктом – фальшивым коньяком. Ну вы, наверное, слышали – из энантового эфира.
Лыков слышал. Мошенничество это развилось во Франции до значительных размеров. Одна Англия ввозит коньяка больше, чем его официально фабрикуют французы. А что же тогда достается остальным? Разумеется, поддельный. Технология его создания неприглядна. Берут хлебный или даже свекловичный спирт и добавляют в него эссенции. Чаще всего это так называемое коньячное масло, или энантовый эфир. Он содержится в винных осадках после брожения. Эти осадки перегоняют вторично и получают желаемое масло. Если добавить его к простому спирту, то он приобретает вкус и запах коньяка. Остается бросить в полученную бурду ваниль и фиалковый корень, и от коньяка не отличить.
Но коньячное масло тоже кажется мошенникам дорогим. В последнее время они начали подделывать даже его – перегоняют из кокосового. Получается совсем уж дрянной фальсификат, который преимущественно и продают в России под видом коньяка.
– Значит, это Цвейберг травит нас такой гадостью?
– Да, – подтвердил пристав. – Ему сейчас из всех губерний присылают пустые коньячные бутылки. Целая армия людей работает. Даже в Москве и Петербурге имеет своих представителей. Здесь пойло разливают и отправляют обратно. А вы где-нибудь у Донона выпьете его за бешеные деньги.
– Язеп и тут был за старшего приказчика?
– Да.
– Кучу денег огреб… Поди, в своем трактире тоже потчевал народ подделками?
– Конечно. Но меня смущает все-таки его покупка. Мантропом Цвейберг занимается только последние полгода. Что-то рано брат вашего друга купил себе трактир.
– Виктор Александрович, я правильно понимаю ваш намек? Вы хотите сказать, что Язеп мог облапошить "короля" Цвейберга? Украл деньги и у него?
– Да, я это допускаю. Иначе с каких барышей?
Сыщик задумался. Вот и еще одна версия, причем весьма правдоподобная. Придется заняться и Теодором Цвейбергом.
– Понял. А что Карл Рымкус?
– Мелкий барыга, который обслуживает портяночников и воров Московского форштадта.
– Он секретный осведомитель сыскного отделения?
Пристав откинулся назад и внимательно посмотрел на Лыкова.
– Как вы догадались?
– Это несложно. Человек известен полиции как скупщик заведомо краденого. Держит ломбард, в котором иногда такое краденое находят. Но патент у него не отбирают.
– Все верно. Рымкус – наш негласный осведомитель. Поэтому ему и разрешают барышничать. Человек он злой, жадный и по-своему опасный.
– Опасный?
– Да. Московский форштадт – особое место. Там по улице с цепочкой по жилету лучше вечером не ходить! Отберут вместе с жилетом.
– Это я уже слышал, – кивнул Лыков. – Шесть или семь банд, и никого над ними.
– Борьба за главенство над форштадтом время от времени возникает, но силы примерно равны, "короля" никак не назначат. Ярышкин, Вовка Рейтар, Васька Клёцкин, Савватей Шелудяков… Петька Судомойкин… И Силуян Зверев. Шесть.
– Так почему вы назвали держателя ломбарда опасным?
– Потому, что обслуживает не только воров, но и убийц.
– В Риге есть гайменники? – встрепенулся Алексей.
– Они имеются в каждом городе, где-то больше, где-то меньше… В прошлом году на Витебской зарезали сыскного надзирателя Говорухина. Мы так и не выяснили, кто это сделал. Несмотря на всю агентуру. Люди боятся говорить.
– Убийство сыскного надзирателя – редкое преступление, – осторожно сказал Лыков. – За такое полиция старается взыскать.
– И я старался, – вздохнул Вильбоа. – Да не смог. Потому и ушел из сыскного отделения. Взял вину на себя.
– Вы ушли, а убийцы остались. Думаете, Кнаут их найдет?
– Не найдет. Он и искать не будет, поскольку не при нем случилось.
Мужчины помолчали, потом Вильбоа многозначительно произнес:
– На вашем месте я поискал бы виновных в смерти Язепа Титуса именно в Московском форштадте.
– Почему?
– Вам наверняка сказали в сыскном, что он был наводчик?
– Да.
– Это не совсем верно. Наводчиком квартирных воров Язеп действительно являлся несколько лет. Но потом его перестали приглашать в гости – пришлось переквалифицироваться в барыги. Я вам не все рассказал. Дело не только в курьерах, привлеченных Титусом. Он создал целую сеть по продаже похищенного. В Риге больше тридцати ломбардов, ссудных касс и кредитных контор. А еще Толкучий и Александровский рынки и Красная горка. Украденная вещь, попав в руки Язепа, или быстро меняла внешний вид, или так же быстро меняла хозяев. Ломбарды перекидывали ее друг дружке либо пересылали в Вильно, Ревель и даже в Варшаву. А те им взамен отдавали свое ворованное барахло. Таким образом сыщиков сбивали со следа. То есть ворам и грабителям Язеп стал лучший друг. Незаменимый человек. Ведь мало украсть, надо еще суметь продать. Это и делал для них Титус, что его в конце концов и погубило, на мой взгляд.
– Поясните.
– Он стал слишком влиятелен на Московском форштадте. Без него не продашь. И блатер-каин начал грубить с ценой, снижать долю вора или грабителя. Думаю, что Язеп заигрался и надоел. В назидание другим барыгам наглеца решили наказать. Кстати, после его смерти доля вора значительно возросла!
– Откуда вы это знаете, Виктор Александрович? – воскликнул Алексей. – Полгода как не сыщик, заведуете самым спокойным участком в городе…
– Стараюсь быть в курсе таких дел, – ответил пристав.
Питерец вздохнул и спросил, понизив голос:
– Надеетесь когда-нибудь отомстить за Говорухина?
Вильбоа дернулся, как от удара током, но взял себя в руки:
– Чего уж теперь… Как у вас, у русских, говорят? После драки кулаками не машут. Но могу дать совет.
– Слушаю.
– Есть человек, который знает все о Московском форштадте. Он простой городовой, зовут Андрей Иванов. Служит во втором Московском участке, бляха номер триста три.
– Простой городовой?
– Ну, не простой, а первого разряда.
– А-а… Оно, конечно, все меняет…
– Я сейчас объясню. Иванов стоит на плацу Старой горки, где раньше был базар. Там сходятся сразу четыре улицы: Московская, Витебская, Динабургская и Банная. Это самое сердце Московского форштадта. Здесь лучшие кабаки и пивные, а магазинов больше, чем в Гостином дворе. Лучшие на форштадте квартиры тоже в этой округе. И местные ходят сюда, как в столицу. Здесь их Невский проспект. Многие, родившись и выросши в Риге, никогда не видели Замка, Домкирхе или Пороховой башни. Это как раз тамошние жители. Они не заглядывают за Буян и Красные спикеры. Все их интересы сосредоточены в форштадте.
– Понятно, – сказал Лыков. Больше для того, чтобы дать собеседнику перевести дух.
– И вот городовой бляха номер триста три для них является главным полицейским начальником. Это царь и бог места. При этом Иванов имеет рост два метра… Сколько это будет по-вашему? Два аршина и примерно тринадцать вершков…
– Ого!
– …и чисто медвежью силу. Вот не вру, Алексей Николаевич! Дайте Андрею медведя, и он заборет бедное животное!
– Верю. Я встречал одного такого на Сахалине.
– Ну вот видите! И наш геркулес такой же. На Московском форштадте сила является главным достоинством. Слабый тут не выживет, он всеми презираем. Когда в воскресенье полиция в полном составе убегает с Большой Московской улицы, Иванов остается на своем посту и в одиночку вершит суд и расправу.
– Неужели громилы всех шести банд не трогают его?
– Тоже удивляюсь. Побить Андрея нельзя, он сам кого хочешь поколотит. А можно ведь ткнуть ножом или выстрелить. Но его щадят. Более того, даже по-своему любят и уж точно уважают. Был случай, когда помощник пристава второго участка пытался отправить пьяного в часть. Шел по улице, увидел безобразие и велел бедняге следовать за ним. Так тот отказался. Сам иди к черту, говорит. У нас тут Андрей командует, а у тебя и правов таких нет!
– Типаж понятен, – кивнул Лыков. – Есть подобные люди, и не только в Риге. В Москве на Хитровке стоит городовой Рудников. Один в один. Теперь я понимаю вас, Виктор Александрович. С Рудниковым я знаком. Он действительно знает все, что творится в его участке, а начальству не докладывает и половины. Поэтому и жив до сих пор.
– Вот-вот! И наш точно такой.
– Но остается вопрос: с какой стати Иванов что-то мне расскажет? Я ему не начальство, приехал и уехал.
– Отвечу. Посмотрел я сейчас, Алексей Николаевич, как вы десятипудовыми снарядами жонглируете. Впечатлен. Со стороны кажется, что и вдвое больше поднимете.
– Так и есть, Виктор Александрович. Но не рвать же мне пуп на уроках для городовых.
– Андрей Иванов – знаменитая в Риге личность. В прошлом году в цирке Саламонского выступал сам Фосс. Слышали о таком?
– Настоящий Фосс, немец? Эмиль?
– Да. А что, есть другие?
– Имеется один дуболом. Тоже называет себя Фоссом, но русак. Огромный, тупой и сильно выпивающий. Силы неимоверной, это правда. Но скандалист. Любит жрать и пить в ресторанах, а потом не платить. Если требуют денег, начинает бить посуду и ломать мебель. Когда же полиция составляет протокол и надо отвечать за свои поступки, вынимает из кармана справку, что психический больной.
– Нет, здешний Фосс приличный. И богатырь, каких свет не видел. Он вызывал на бой желающих из публики, за сто марок. Десяток храбрецов на лопатки уложил. Пока не вышел Андрей. И городовой победил! Вся Рига рукоплескала.
– Так. К чему вы мне это рассказываете? Предлагаете пересилить вашего геркулеса на спор?
– Именно!
Вильбоа даже вскочил.
– Иванова никто никогда не побеждал. Да это и невозможно. У вас, Алексей Николаевич, тоже не получится, без обид… Но сама попытка Иванову понравится. Глядишь, подобреет, размякнет. Мы любим тех, кто слабее нас.
– Ясно. Тут-то и надо задать ему правильный вопрос?
– Да. Вы верно меня поняли. И если Андрей захочет, он расскажет вам такое, что никто другой не сообщит. Попытайтесь, мой вам совет. Через три дня их участок придет к вам на занятия, вот удобный случай.
– Понял вас, Виктор Александрович. Спасибо.
Беседа с Вильбоа отняла много времени, но Лыков не жалел об этом. Хорошо поговорили. Пристав дал ему очень убедительную версию насчет Цвейберга. Если Язеп обокрал и его – а это в духе мошенника, – то все возможно. В том числе месть немецкого "ивана". Интересно, как оно звучит у германцев? "Ганс"? Или "фриц"? Лыков дважды был по службе в Берлине, в тамошнем Полицайпрезидиуме, а спросить не догадался.
Идея насчет могучего городового вызывала сомнения. Ну, поборет он парня. И что с того? Тайны серьезных банд просто так, на спор, не выдают. А общие сведения Алексей и без того узнает от Растегаева. Надо посмотреть на тринадцативершкового героя. Сыщику удавалось укрощать и не таких. А с Эмилем Фоссом, кстати, он тоже состязался в силе – в Петербурге, в школе Пытлясинского. И тоже победил. Но тут, в Риге, надо ли надрываться?
Закончив занятие, надворный советник направился на улицу Паулуччи. Там в доме номер два располагалось губернское жандармское управление. Титус в первые дни знакомства с Ригой рассказал Алексею про маркиза Паулуччи. Это был достойный человек. В 1812 году столицу Лифляндии осадили французские, а вернее, прусские войска корпуса Макдональда. Безвольный генерал-губернатор Эссен с перепугу приказал сжечь рижские предместья, чтобы враг не смог под их прикрытием подобраться к городу. Сначала спалили Задвинье, но этого показалось мало. В ночь с 11 на 12 июля Московский и Петербургский форштадты также были сожжены русскими войсками. Их жители лишились крова и всего имущества. Убытки превысили семнадцать миллионов рублей, десять тысяч погорельцев ночевали на улицах Риги и в окрестных лесах… А враг так и не пришел. Осада была демонстративной, и войска пруссаков не приблизились к городским стенам.
Всеобщая ненависть к трусливому Эссену охватила рижан. Тот и сам понял, что натворил, и изо всех сил старался загладить свою вину. Но не выдержал и покончил с собой, ровно через год после того, как отдал роковой приказ. К тому времени в раздраженный город вместо него уже был назначен маркиз Паулуччи. Храбрый военный и умелый администратор быстро завоевал уважение жителей и вернул престиж власти на нужную высоту. Паулуччи дал мощный толчок развитию Риги. Личный друг Александра Первого, маркиз смог добиться от него огромных беспроцентных кредитов на восстановление форштадтов. Когда воцарился Николай Первый, остзейские бароны очернили генерала в глазах нового государя. В 1830 году Паулуччи вышел в отставку и навсегда уехал из России. Перед его отъездом рижане очень просили маркиза разрешить им поставить памятник любимому администратору. Тот категорически запретил! И взял с отцов города слово, что такой памятник никогда не появится. Рижане перехитрили скромного и честного итальянца: они все же поставили в Малом Верманском саду монумент. На нем нет фамилии Паулуччи, лишь скромная табличка с надписью: "В память 23 октября 1812 года". Это тот самый день, когда маркиз прибыл в Ригу в качестве Лифляндского и Курляндского генерал-губернатора…
Улица Паулуччи – одна из лучших в Новом городе. Лыков бодро шел по ней в ГЖУ и думал: когда и как ему избавиться от "хвоста"? Предупрежденный Вильбоа, он быстро заметил упитанного господина в драповой тройке. Тот шел по пятам не очень умело. Видно, что не профессиональный филер. Поразмыслив, сыщик решил сначала посетить жандармов. Пусть Кнауту доложат, что Лыков был в ГЖУ – это предостережет фона. В России мало желающих связываться с этой службой.
В управлении надворный советник попросил встречи с начальником. На вопрос, с какой целью, ответил: согласно шифротелеграммы министра внутренних дел. Это подействовало. Полковник Прозоровский принял его немедленно. Узнав, что речь пойдет о "Дюне", жандарм вызвал также адъютанта управления штабс-ротмистра Кривцова.
Сыщик сразу заговорил о деле:
– Я сообщил господину министру список из восьми лиц, служащих в конторе "Дюна" в качестве, возможно, секретных агентов. Вы собрали данные на этих людей? Один из них уже мертв, это некий Титус. А остальные семь?
– Да, мы их нашли, – ответил Кривцов. – Правда, не всех. Карл Земель не обнаружен, в Риге вообще не проживает такой человек.
– Такое может быть. Я просматривал картотеку в темноте и спешке, записывал имена потом, по памяти. Мог и ошибиться, – согласился сыщик. – Что остальные?
– Служат кто где. Но ваши догадки подтверждаются. Двое устроились на судоверфь Ланге как раз тогда, когда тот получил заказ от Морского министерства. Остальные шляются по электротехническим и машиностроительным заводам. Подозрительно! Часто меняют места работы, и столь же часто – прописку.
– Кто, по-вашему, хозяин конторы? Чья это сеть?
Полковник Прозоровский ответил уверенно:
– Хозяин "Дюны" – немец, директор тоже. Из восьми предполагаемых агентов двое немцы. Мы считаем, что это германская резидентура.
– Зачем она им? И так обо всех наших военных заказах хозяева заводов сообщают в Германию.
– Да, в Риге немцы чувствуют себя как дома, – согласился Кривцов. – Фактически они всесильны. Посредническая контора для лиц, ищущих занятий, конечно, лишь ширма. Но удобная. Мы считаем, что ее задача – обобщать сведения. Это, так сказать, представительство их Генерального штаба в Риге. Анализируют, благо все под рукой. Домой отсылают уже готовые доклады, а не клочки донесений, которые еще надо складывать в единую картину.
– Почему же тогда с "Феникса" выгнали их человека, когда заподозрили его в коммерческом шпионаже?
– Да потому и выгнали, – усмехнулся штабс-ротмистр. – Деловой шпионаж никому не нравится. А "Дюна" не кричит на всех углах, что она представитель германского штаба. Вот немцы в "Фениксе" и облапошились. Своему указали на дверь.
– Возможно, – кивнул сыщик. – Но, например, английская версия вами не рассматривается?
– Почему? Рассматривается, – возразил Прозоровский. – Правда, она кажется нам менее вероятной. Мы подвели своих осведомителей к двум важным здешним фигурам. Англичане традиционно сильны в Риге, тому уже сотни лет. Согласно прошлогодней переписи, в городе двести пятьдесят четыре человека имеют британский паспорт. Вот, только что пришло сообщение. Британский подданный рижский купец Жорж Генри Армитстед открыл комиссионерскую контору первого разряда под фирмой "Справочная и посредническая контора "Глобус"". С разрешения министра внутренних дел. Что это? Бизнес, как говорят англичане, или шпионская лавочка?
– Вы сказали, что подвели людей к двум важным фигурам…
– Да. Один из них – это Томас Гаррис, пастор здешней англиканской церкви.
– Пастор? – удивился сыщик.
– Да. Почему он не может заниматься разведкой? Очень даже запросто. Все нити к нему сходятся, многие рижские британцы ходят к нему на исповедь.
– Согласен, бог шпионажу не помеха. И как?
– Подсунули ему своего человека в качестве дворника. Латыш, но служит нам исправно.
– Что может дворник?
– Кое-что, – вмешался Кривцов. – Например, он пастору в дом дрова носит и печку растапливает. Всякими черновиками и брошенными бумажками.
– Ага…
– Вот! – поднял палец штабс-ротмистр. – Уже немало.
– А второй?
– Второй, – пояснил полковник, – английский вице-консул Вильям Бреслау. Этому мы нашли няньку для его малолетних детей. Беда в том, что женщина не говорит по-английски… Но где я тут возьму настоящих осведов, чтобы знали язык? Где?
– То есть нянька дает лишь поверхностные сведения, – продолжил мысль Прозоровского Алексей.
– Увы.
– А сам консул?