Оуэн кивнул.
- Миссис Уилтон на кухне. Уверен, она будет рада вас видеть.
Брат Вульфстан прошел в заднюю половину дома.
Люси занималась штопкой, сидя у огня.
- Какая приятная неожиданность. - Но ее улыбка тут же угасла. - Что случилось, брат Вульфстан? На вас лица нет.
Он не собирался ни о чем рассказывать, но ее заботливость заставила его во всем признаться. В конце концов в каком-то смысле они оба замешаны в этом деле.
- Сегодня ко мне приходил судебный пристав Дигби. Расспрашивал о пилигриме, который умер в тот вечер, когда заболел Николас.
Люси усадила старика, налила кружку вина, добавив туда специй.
- Ну вот, - сказала она, вручая ему кружку и садясь на место. - Расскажите, чего он хотел.
- Он хотел знать, известно ли мне имя умершего пилигрима, навещал ли его кто-нибудь и где он похоронен. Это может означать только одно - он подозревает, что совершен грех. Приставы только этим и занимаются.
Люси задумалась.
- Но такие вопросы вроде бы ничего особенного не означают, вы не находите?
- Не понимаю, почему он задавал их. И почему именно мне. Даже архидиакон не прояснил картину.
- Архидиакон? Так вы и с ним разговаривали?
- Да, я к нему ходил. Аббат решил, что так будет лучше всего. Вот почему я оказался в городе. Но, видимо, архидиакон ничего не знал о визите пристава.
- И вы назвали приставу имя пилигрима?
Опять его вынуждают солгать. Почти солгать.
- Я… нет. Не назвал.
Люси внимательно вгляделась в его лицо.
- А если бы знали это имя, то назвали бы?
- Мне не хочется заниматься благотворительностью по отношению к такому человеку, как пристав Дигби.
- Так вы бы солгали?
Вульфстан разрумянился.
- Ну нет. Я бы попытался… уклониться от ответа.
- Вот, значит, как вы поступили? Уклонились от ответа? А на самом деле вы знаете, кто был этот пилигрим?
Если бы он ответил утвердительно, то следующий вопрос, естественно, касался бы этого имени. И снова старый монах не захотел раскрыть секрет друга. Да и какой был бы толк, если бы Люси узнала, для кого Николас приготовил то смертельное снадобье?
- Я не смог ответить приставу, вот и вся правда. - Вывернулся все-таки, но не солгал.
Люси, видимо, удовлетворилась ответом и вновь взялась за штопку.
- Наверное, какое-то незаконченное дело. Нам не о чем волноваться, мой друг. Он никак не мог раскрыть наш секрет. Пейте вино, пусть оно вас согреет.
Вульфстан глотнул из кружки, и по телу действительно разлилось блаженное тепло. Он сделал еще один глоток, откинулся на спинку и позволил себе расслабиться. Конечно, Люси права. Они ведь ни с кем не поделились своей тайной.
Сидя у огня и глядя на прелестное личико Люси, склоненное над шитьем, Вульфстан поразился тому, как она в этот момент похожа на свою мать. Правда, волосы у нее не такие черные, как у Амелии, и рот не такой нежный, подбородок чуть решительнее, но… Джеффри Монтейн. Теперь он вспомнил. Возлюбленный леди Д'Арби. В свое время это был такой громкий скандал, что дошел даже до Вульфстана. Красавица Амелия, леди Д'Арби, и молодой рыцарь, сопровождавший ее в путешествии через Ла-Манш. Она умерла, вынашивая его ребенка. Сэр Роберт слишком долго пробыл в Кале, поэтому не мог быть отцом ребенка. Джеффри Монтейн.
- Бог мой, - прошептал он, отчетливо осознав, что леди Д'Арби была единственной любовью Джеффри.
Люси подняла на него глаза, нахмурилась.
- Что такое?
Вульфстан покраснел и покачал головой. Слава небесам, он не назвал ей имени пилигрима. К чему ворошить тяжелые для нее воспоминания. Неизвестно, что тогда рассказали восьмилетнему ребенку. Сам он мало что смыслил в воспитании детей.
- Пустяки.
- По вашему виду не скажешь, что пустяки.
- Просто… я подумал, что ты очень похожа на свою мать. Особенно, когда сидишь вот так, склонив голову.
Теперь настал черед Люси краснеть.
- Да я и вполовину не так красива, как моя мать.
Святой Павел говорил, что неразумно льстить женщинам. Что они слишком большое значение придают своей внешности. Но у бедняжки Люси так мало радости в последнее время.
- Я считаю, что ты красивее своей матери.
Люси изумленно улыбнулась.
- Брат Вульфстан, да вы льстец.
- Я просто глупый старик, моя дорогая Люси. Но я способен различить красоту, когда она передо мной. - Он суетливо поднялся, пытаясь скрыть раскрасневшееся лицо. - А теперь мне нужно поторопиться к вечерне.
Люси пожала ему руку.
- Спасибо, что зашли.
- Я рад, что ты уделила мне минутку. Проходя через лавку, монах кивнул Оуэну и, пока шел до двери, чувствовал на себе его взгляд. Этому человеку не место в лавке Люси Уилтон. Ну какой из него ученик? Вульфстану не нравилось, что тот весь день может пялиться своим хищным глазом на невинную красоту. Ученик должен быть юношей. Мальчиком. Невинным.
* * *
Затаившись в тени соседнего дома, Дигби наблюдал, как Вульфстан вышел из лавки. Через несколько минут он вошел в ту же дверь.
Оуэн предостерегающим жестом велел Дигби помолчать: он прислушивался, пытаясь понять, чем Люси занята на кухне. Убедившись, что она разговаривает с Тилди, новой служанкой, и не может их услышать, он кивнул.
- Итак, что вы узнали?
- Я мог бы задать тот же вопрос. Я только что видел, как отсюда ушел монах.
- Он рассказал Люси о вашем визите.
- А зачем он вообще сюда явился?
- Это вам лучше знать.
Под пронзительным взглядом Оуэна Дигби раскраснелся.
- Он разволновался, очень разволновался от моих расспросов про могилу Монтейна, - поторопился объяснить Дигби. - Но ему ничего не известно о том, кем был тот пилигрим. Если верить монаху, то к больному никто не наведывался.
- Выходит, мы по-прежнему не знаем, что заставляет нервничать нашего доброго лекаря. Вы ему верите?
- Верю. Он простодушен, несмотря на свой возраст. И серьезно относится к своему долгу.
- Монтейн похоронен в аббатстве?
Дигби с тревогой взглянул на него.
- Я бы не стал осквернять священную могилу.
- А я и не собирался просить вас об этом. Спасибо, Дигби. Вы порядочный человек.
Когда пристав ушел, Оуэн принялся расхаживать по лавке. "Он никак не мог раскрыть наш секрет". Святая Мадонна. И все же получалось, что Люси не знает имя пилигрима. Или, быть может, они обменивались между собой каким-то тайным кодом на тот случай, если их подслушивают? А вдруг у них какой-то другой секрет? Господи, пусть она окажется невиновной.
И все-таки она хранила тайну, причем общую с Вульфстаном. Ту самую, которую, как опасался старый лекарь, пристав мог раскрыть. И эта тайна имела отношение к смерти Монтейна. Как ни крути, вряд ли миссис Уилтон можно было назвать невиновной.
13
СЛАБОСТЬ ДИГБИ
В комнату неслышно скользнул брат Микаэло.
- Сегодня, пока я был в лазарете, к старому маразматику явился ваш судебный пристав.
- Знаю.
Молодой монах вытаращил глаза, явно встревожившись, что случалось с ним редко.
- Значит, у вас в аббатстве есть еще какой-то друг?
- Как это мило, Микаэло, что ты ревнуешь. Но об этом визите мне рассказал сам лекарь. Старый дурак всполошился, с чего это вдруг для расспросов выбрали именно его. Того и жди, что он совершит промах. Я не могу этого допустить.
Микаэло пожал плечами и зевнул.
- Право, не пойму, с чего столько суеты вокруг этого Николаса Уилтона. Какой-то аптекарь. Вернее, даже торговец. - Он со вздохом опустился на стул.
- Когда-то он был так же прекрасен, как ты, мой дорогой.
- Но теперь-то разбит параличом.
- Молодость все-таки очень жестока.
- Вряд ли вы будете беспокоиться обо мне, когда я стану старым и больным.
- К тому времени меня уже давно не будет на этом свете.
- А если бы вы дожили до тех лет, то стали бы обо мне заботиться?
Ансельм отвел взгляд. Разумеется нет. Микаэло был близок с ним из жадности, не из любви. Ансельм был для этого монаха шансом спастись из стен аббатства. С Николасом дело обстояло совсем иначе. Николас когда-то любил Ансельма. Пока его не вспугнул аббат. И даже после того между ними сохранилась нежность. Такого, как Николас, больше ему не встретить, подобных людей просто не бывает. Но Ансельм нуждался в преданности Микаэло.
- Конечно, я бы заботился о тебе. Ты для меня очень много значишь.
Микаэло потянулся с довольным видом и поднялся.
- Мне нужно сделать что-то со старым маразматиком?
- Он действительно меня очень беспокоит.
- А что я получу взамен?
- Я шепну заветное словцо на ухо архиепископу. О том, что ты можешь оказаться очень полезным в качестве секретаря лорд-канцлера. Ты ведь об этом мечтаешь? Хочешь служить при дворе?
Микаэло подходил для такой жизни. В аббатстве он просто тихо сойдет с ума. Здесь он чувствует себя как в ловушке, и вино, которое готовит лекарь, - его единственная отрада.
Молодой монах просиял.
- А как быть с речной вонючкой?
- Я сам разберусь со своим приставом.
- Его видели с одноглазым валлийцем. В таверне Йорка. И в других местах.
Ансельм притворился, что не удивлен.
- Дигби еще тот плут.
- А этот валлиец довольно красив.
Ансельм пропустил последнее замечание мимо ушей. Микаэло был слишком ленив, чтобы лезть на рожон. Но в то же время не настолько ленив, чтобы не позаботиться о Вульфстане. Молодой монах знал, что ему не стоит разочаровывать Ансельма. Он не мог допустить, чтобы Ансельм рассказал аббату Кампиану или архиепископу Торсби о том, что его любимчик подворовывает по мелочам и идет на подкуп, чтобы избежать работы. Такое поведение служило бы плохой рекомендацией на тот пост, о котором он грезил.
- Аббатство - не лучшее место, чтобы проводить такую зиму, как эта. Смотри не простудись.
Микаэло надул губы.
- Я вам надоел.
- Вовсе нет, мой дорогой. Я только забочусь о твоем благополучии.
Когда Микаэло вышел, Ансельм заметался по комнате. Дигби предал его. Поттер Дигби, которого Ансельм поднял из грязи и вывел на дорогу добродетели. И вот теперь этот самый Дигби встречается с Оуэном Арчером в таверне у той стервы, строит козни совместно с одноглазым. И против кого выступает? Против человека, который спас его из прогнившего города и от ведьмы-мамаши. Плебей. Неблагодарное чудовище.
* * *
Брат Вульфстан возвращался от Уилтонов в полном изумлении.
Оказывается, благородный Джеффри был возлюбленным леди Д'Арби. С виду такой безвредный и добропорядочный. Когда в свое время Вульфстан услышал об этом адюльтере, то его воображение рисовало беспутного кавалера, наподобие Фицуильяма или Оуэна Арчера. Легкомысленного, хитрого, равнодушного к чувствам других людей. Но Джеффри был совсем не таким. Богобоязненным, добрым, воспитанным, внимательным. Как мог Джеффри предать сэра Роберта Д'Арби, человека, которому он служил? Вероятно, не будь Вульфстан монахом, ему было бы легче ответить на этот вопрос? У него даже мысли не возникло, что Джеффри когда-то познал близость женщины, о которой позже вспоминал с такой нежностью. Замужней женщины. Должно быть, именно этот грех и побудил Джеффри прийти сюда, чтобы искать примирения с Господом.
Но еще пилигрим говорил, что кого-то убил. Вульфстан тогда не придал этому значения. Джеффри ведь раньше воевал. Он, наверное, принял беднягу Николаса за кого-то другого. Или нет?
"Николас Уилтон стал мастером? Сын старика Пола? Не может быть. Вы ошиблись. Николас мертв вот уже пятнадцать лет".
Джеффри тогда почти разозлился, настаивая на своем.
А Вульфстан рассказал об этом Николасу.
Всевышний на небесах. Дева Мария и все святые. Ну с какой стати Джеффри пытался убить Николаса? Из ревности? Николас и леди Д'Арби были друзьями.
Вульфстан зашел в часовню. "Всевышний, - молился он, стоя на коленях на холодных камнях, - помоги мне понять. Укажи, что мне делать".
Он безотрывно смотрел на статую Марии, Божьей Матери, Святой Девы. Так он простоял на коленях неизвестно сколько, не в состоянии упорядочить собственные мысли. Ничего не складывалось. Нельзя сбрасывать со счетов и архидиакона. Он был другом Николаса, когда они учились в школе. Даже больше, чем другом. Если Джеффри пытался убить Николаса и Ансельм про это узнал… Нет. Вульфстан понял, что для него это чересчур.
Он поднялся с сырого камня, отряхнул рясу и отправился на поиски аббата Кампиана.
* * *
Оуэн отпросился у Люси на вечер. Пора поговорить с Вульфстаном еще раз. Если позволить старому монаху слишком долго размышлять о визите Дигби, то он может сболтнуть что-нибудь не то и не тому, кому надо. Оуэн вознамерился во что бы то ни стало раскрыть тайну, которую Вульфстан хранил вместе с Люси.
Оуэн отправлялся к лекарю с тяжестью на душе. Наверняка расспросы расстроят старика. Арчеру вовсе не доставило бы удовольствия выводить Вульфстана на чистую воду. Но все-таки лучше расстроить его, зато уберечь от ловушки.
Аббат Кампиан не скрыл своего удивления.
- За сегодняшний день уже второй посетитель к брату Вульфстану. Ваш визит имеет отношение к судебному приставу Дигби, который уже заходил сегодня?
- Я знаю об этом.
- Очень интригующе. А вот архидиакон ничего не знал. - Кампиан, обычно спокойный, не на шутку встревожился. - Пристав расспрашивал о сэре Джеффри Монтейне. Полагаю, вы знаете, кто это?
- Да.
- И ваше расследование смерти Фицуильяма привело вас к тому, что вы заинтересовались тем, как умер Монтейн?
Располагая лишь скудными сведениями, Кампиан сумел докопаться до правды. Оуэну сразу стало ясно, почему этот человек достиг столь высокого положения.
- Мне важно, чтобы вы сохранили мой секрет.
- Но что я скажу брату Вульфстану? Его очень встревожил визит пристава. А теперь и вы вернулись. Он старый человек. Обе смерти в лазарете глубоко его расстроили. Особенно смерть Монтейна.
- Когда я узнаю от него все, что мне нужно, то раскрою перед ним цель моего приезда.
Аббат, наклонив голову, сделал несколько вдохов-выдохов, после чего снова поднял глаза. В его взгляде Оуэн прочел спокойную решимость.
- Завтра приезжает архиепископ. Я намерен поговорить с ним об этом деле.
- Могу я увидеть брата Вульфстана?
- Нет, сначала я переговорю с его светлостью.
- Пойдемте со мной к секретарю архиепископа Йоханнесу. Вы убедитесь, что его светлость пожелал бы, чтобы моя встреча с лекарем состоялась.
Аббат даже глазом не моргнул.
- Завтра я поговорю с его светлостью.
* * *
Дигби тщательно оделся и не преминул упомянуть своей хозяйке, вдове Картрайт, что этим вечером он ужинает с архидиаконом.
- Он должен быть вами очень доволен, раз оказывает такую честь.
Вдова уже прикидывала в уме, кому первому сообщить эту новость. Рассказы о приставе всегда вызывали жадный интерес: всем хотелось уследить за его карьерой. Благоденствие для Дигби означало приход беды для кого-то другого. Всегда не помешает знать заранее, над кем нависла очередная туча.
Дигби поспешил в собор. Тьма уже сгустилась, и улицы, оттаявшие было на солнце, вновь подернулись льдом; над замерзшими лужицами поднимался туман и смешивался с сырым речным воздухом. К тому времени, когда Дигби дошел до покоев архидиакона, он успел промерзнуть насквозь, несмотря на шерстяную накидку.
Отогреваясь перед огнем, Дигби осушил кубок подогретого вина и налил себе второй. Так что, когда позвали к столу, он уже был достаточно разогрет и предчувствовал приятный вечер. Архидиакон тоже позабыл о сдержанности, щедро сыпал приставу похвалы за то, что тот помог собрать нужную сумму на окна собора. Они выпили за успешное партнерство и отведали отличного жаркого. То ли из-за вина, которое все время подливал ему архидиакон, то ли из-за похвалы, но у Дигби развязался язык. Он принялся болтать о том о сем и в конце концов в порыве откровенности ляпнул об одном-единственном подозрении, омрачавшем его душу: он заподозрил, что Уилтон отравил пилигрима, но Дигби не спешил передать преступника в руки правосудия из-за давней дружбы архидиакона и аптекаря. Разумеется, Дигби вовремя прикусил язык и не стал обвинять архидиакона в том, что тот защищает друга. Более того, он извинился за такое предположение: мол, все люди с годами меняются и под влиянием той или иной ситуации могут сбиться с пути.
Ансельм был поражен.
- Это серьезное обвинение, Дигби. По-твоему, выходит, мой друг сбился с пути. Может быть, все так и было, как ты говоришь. Но ведь речь идет о Николасе. До сих пор я не замечал за ним ничего греховного. - Архидиакон принялся вертеть в руках кубок. - Но в качестве моего пристава ты всегда судил людей по справедливости. Может быть, и на этот раз просветишь меня.
Похвала даже больше, чем вино, помогла Дигби воспрянуть духом, и он подробно рассказал обо всем, что привело его к такому выводу. Однако снова умолчал о подозрении, что Ансельм покрывает Николаса. В эту минуту, сидя перед архидиаконом и видя его спокойное, набожное выражение лица, Дигби почти уверился, что Ансельм не может быть замешан в таком преступлении.
Когда пристав закончил рассказ, архидиакон отставил кубок и кивнул.
- Я благодарен тебе за такую откровенность. Сегодня я хорошенько об этом подумаю, Дигби, а завтра сообщу свое решение.
Весь остаток вечера Дигби чувствовал, что архидиакон несколько рассеян. И неудивительно: какой же это друг, если бы он воспринял такую новость спокойно? После острых закусок, подаваемых в конце ужина, Дигби сразу откланялся, унося в душе греющее сознание того, что поступил правильно.
Но по дороге домой под действием сырого ледяного ветра он начал трезветь. А протрезвев, испугался. Он вспомнил, как спокойно архидиакон воспринял обвинение в адрес его друга: Ансельм нахмурился, но не проронил ни слова. Даже не удивился.
До Дигби дошло, что он поступил крайне глупо, выложив всю подноготную. Страх и волнение не позволили ему сразу отправиться спать. Поэтому, хотя было скользко и начался снегопад, пристава потянуло к реке, запах и шум которой часто помогали ему успокоиться. Он остановился на тропе возле башни и принялся смотреть на реку, разбухшую от начавшегося ледохода. Но от движения воды внизу у него лишь закружилась голова и появилась тошнота. Когда он закрыл глаза, то по-прежнему видел перед собой бурную воду, которая теперь кружилась в водовороте. На языке появился привкус желчи, застучало в висках. Он слишком много выпил. О, святые угодники, он пьян в стельку.
Ему на плечо легла чья-то рука.
- Тебе нехорошо, друг мой?
Дигби узнал голос и вздрогнул. Он набрал в легкие побольше воздуха, вцепился в шершавые камни кладки и только потом открыл глаза.
- Боюсь, мое гостеприимство оказалось чрезмерным, - произнес Ансельм. - Из-за вина ты теперь себя плохо чувствуешь.