- Кончай! - взвизгнула она. - Зад, задница, писька. - Затем, взглянув смотрителю в лицо, закричала: - Срам, срам, срам, срам! - вкладывая в это слово все известные ей значения.
Ее светлость знала, что персонал Флитской тюрьмы особой честностью не отличался, и хотела быть уверенной, что деньги, которые поступят для ее освобождения, не исчезнут в кармане смотрителя.
Поэтому, дав Годфри час на то, чтобы дойти до мистера Кью и вернуться к тюремной калитке, она решила покрутиться около конторы смотрителя. Графиня слонялась по наружному коридору, откуда видны были главные ворота.
Раздался настойчивый стук, и два надзирателя открыли решетку.
- Кто здесь? - спросил один.
- Деньги для освобождения заключенного, - последовал ответ. Голос был странно высоким и принадлежал явно не Годфри (если только по пути с ним не приключилось рокового для мужчины несчастья). Ее светлость раздулась от гордости. Возможно, печатник прислал одного из своих курьеров.
Тощая ручонка сунула в отверстие конверт, и надзиратель взял его.
Заняв чрезвычайно удобную для того позицию, ее светлость внимательно наблюдала, как конверт несут к двери смотрителя. Ей доводилось видеть немало ковент-гарденских жуликов и ловкачей. Недоглядишь - и с невероятной быстротой полный конверт может отправиться в рукав, а на свет появиться уже пустым.
Три громких удара - и смотритель открыл.
- Деньги на освобождение заключенного, - проревел надзиратель.
Подавшись вперед, ее светлость уже приготовилась заявить о своем освобождении, когда в коридоре позади нее зашелестели юбки и какая-то женщина вихрем пронеслась мимо, оттолкнув графиню. Та зашаталась и рухнула на пол неряшливой грудой.
- Это за меня, любезный, - сказала Элпью, улыбаясь смотрителю.
Пока ее светлость с трудом поднималась на ноги, смотритель заглянул в конверт.
- Банковский переводной вексель, - прочел он, - выписан на счет печатника Кью для освобождения…
Графиня шагнула вперед, ткнув Элпью локтем под ребра.
- Меня! - проскрипела она.
Элпью, пришедшая в ярость от такой вопиющей лжи, вцепилась графине в волосы. Они остались у нее в руке, оказавшись довольно грязным рыжим париком.
Руки графини взметнулись к седой и практически лысой макушке, и ее светлость с истошным воплем бросилась на обидчицу, норовя распустить тесемки ее лифа. И в тот момент, когда Элпью потянулась к юбкам противницы, собираясь их сорвать, грудь ее покинула свое убежище. Элпью тут же отдернула руки, чтобы стыдливо прикрыть белоснежные сокровища с торчащими розовыми сосками.
Надзиратели и смотритель просто оцепенели при виде столь дивного зрелища. Воспользовавшись временным преимуществом, графиня нанесла Элпью завершающий удар, отчего та, попятившись, упала. Затем ее светлость, отряхнувшись с видом победительницы, выступила вперед, чтобы заявить о своем освобождении.
- Я леди Анастасия Эшби де ла Зуш, баронесса Пендж, графиня Клэпхэмская, и я требую своего освобождения, - провозгласила она.
Элпью, которая сидела на полу и лихорадочно запихивала свои груди назад в лиф, откуда они выскочили, подняла взор, и на глазах у нее выступили слезы.
- Ваша светлость? - запинаясь, проговорила она. - Леди Эшби? Неужели это вы?
Графиня глянула на эту взъерошенную потаскуху и улыбнулась самой ослепительной улыбкой, какая только возможна при почерневших зубах и отвисшем зобе.
- Как мило, когда тебя узнают. Да. - Она снисходительно улыбнулась Элпью, убедившись, что мужчины все это видят и слышат. - Это я, леди Анастасия Эшби де ла Зуш, баронесса Пендж, графиня… И прочее, и прочее… - Она снова обернулась к смотрителю. - Энглси-хаус, Джермен-стрит, Сент-Джеймс… - Она протянула руку за бумагами о своем освобождении. - Думаю, вы найдете все документы в порядке, - объявила она, продолжая жеманно улыбаться. Элпью уже поднялась.
- Ваша светлость? Это же я. Ваша пропавшая Элпью, мадам. Только не говорите, что забыли меня. Вашу похищенную сироту.
Повернувшись, графиня уставилась на нее.
- Элпью? Неужели это моя дорогая Элпью? Этого не может быть… Я думала, что ты умерла…
- Нет, мадам. Похищенная, но живая.
Женщины упали друг другу в объятия и, сопровождая сцену бесчисленными вздохами и утирая набегающие слезы, вновь обрели друг друга после почти двадцатилетней разлуки.
- О, Элпью, Элпью, - приговаривала графиня.
- О, миледи, - ворковала Элпью.
- Это нежное, милое дитя, - воскликнула графиня, указывая на сорокалетнюю женщину в своих объятиях, - многие годы была моей личной горничной. Она была мне совсем как дочь. Пока однажды ночью ее не похитили подлые грабители - вместе с огромным и невосполнимым собранием моей серебряной утвари, и до сего момента я больше ни разу не видела своей милой малютки.
- О, мадам, мадам, - плакала Элпью. - Сколько я могу порассказать вам о той страшной ночи, и как я очнулась, связанная, с кляпом во рту - в сундуке, который привезли на пиратский клипер, направлявшийся в Новый Свет.
- Похищенная каперами и корсарами! - взвыла графиня. - Моя бедная Элпью…
Смотритель кашлянул, привлекая их внимание.
- Простите меня, дамы, но неужели вы потеряли интерес к своему немедленному освобождению?
Графиня тут же взяла себя в руки и шагнула вперед.
- Разумеется, нет, клоун. Только дай мне мои бумаги, и я немедленно освобожу тебя от своего присутствия…
Смотритель принялся зачитывать документ об освобождении.
- Освободить одну женщину, возраст около сорока лет, по имени Элпью. Подписано Джорджем Кью, эсквайром.
Графиня выхватила бумагу и просмотрела ее. Челюсть у нее отвисла.
- Но это же… - На какое-то время она потеряла дар речи.
- Мое, - сказала Элпью, выходя вперед и вырывая документ из рук ее светлости.
Надзиратель уже стоял у калитки, готовясь открыть ее огромным коричневым ключом, который своими размерами превосходил, пожалуй, ключи святого Петра.
Элпью сделала несколько шагов и повернулась к графине.
- Я не забуду вас, мадам, - сказала она и вышла на улицу - на свободу.
К этому моменту графиня обрела власть над своей челюстью, и та заходила ходуном - то закрываясь, то открываясь.
- Маленькая лицемерная негодяйка, вероломная предательница, шлюха… Я отправлю ее в Новый Свет, когда выберусь отсюда, я ей покажу! Неблагодарная…
Подошедшие надзиратели взяли ее за руки.
- Она снова меня надула. - Ее светлость напрасно извивалась и дергалась, пока ее тащили по сырому коридору - хватка у них была крепкая. - Она меня обманула! Опять! Я уверена, что тогда она сама сбежала с серебром. Уверена. И мой муж. Его она тоже украла. Уф! Маленькая лицемерная воровка. "Новый Свет", как же. Вот когда я дам ей хорошего пинка под зад, тогда она прямехонько туда и полетит…
Втянув щеку, Элпью просматривала контракт. Газета скандалов, выходит каждые две недели, заполнить две странички. Плата: семнадцать шиллингов наличными.
Она посмотрела на мистера Кью, который пристально ее разглядывал. Если она не ошибается, в его глазах читается заинтересованность. Он очень хочет, чтобы она подписала.
- Двадцать шиллингов - и ударим по рукам. Двадцать шиллингов, думала Элпью, как раз то, что надо, у нее будет прекрасное жилье, с кроватью и всем необходимым, и достаточно денег на еду и дрова.
- Двадцать шиллингов! - воскликнул печатник. - По-твоему, я царь Крез, что ты ждешь от меня таких трат?
- Никогда про него не слыхала, но если он был готов платить достойные деньги за хороший скандал, тогда - да. Фунт в неделю.
Мистер Кью покачал головой.
- Боюсь, это мне не по средствам.
Элпью поднялась с шаткого стула с осознанием того, что открыла свои карты. Она не раз видела, как это делала ее светлость, играя в бассет.
- Нужно открываться, - объясняла она тогда еще совсем юной Элпью, - когда знаешь, что в руки тебе идет стоящая вещь. Если у тебя на руках хорошие карты, можешь их выложить.
Что ж, карты у нее на руках неплохие. В этом она уверена.
Мистер Кью распахнул перед ней дверь.
Раны Христовы, он ее отпускает! Но все должно было пойти совсем не так. Он должен был согласиться на ее требование. Она подняла голову и твердо направилась к открытой двери.
- Восемнадцать шиллингов и шесть пенсов, - произнес печатник, когда она переступила через порог и в лицо ей дунул сильный, студеный ветер.
Восемнадцать и шесть, подумала Элпью. Значит, не будет дров.
Она помедлила. Она видывала ее светлость и в подобной ситуации. То, что Кью все-таки снова заговорил на эту тему, доказывает его заинтересованность.
- Двадцать шиллингов, - сказала она, делая шаг во двор.
Он прошел за ней и, подбоченившись, встал в дверях.
- Восемнадцать и шесть, и ни фартинга больше.
- Двадцать! - крикнула Элпью, выходя на улицу.
Она уже готова была вернуться. В конце концов, зима длится не круглый год. Восемнадцать и шесть лучше, чем ничего. Она сможет прожить и без огня в камине. В настоящее время у нее и крыши-то над головой нет. Если сейчас так холодно, как же морозно будет к ночи? И если у нее не будет работы, сегодня ей придется ночевать на улице.
Она обернулась и с удивлением увидела позади себя жирную, потную женщину в домашнем чепце.
- Семнадцать шиллингов - и будьте этим довольны, - рявкнула миссис Кью, жена и деловой партнер печатника: рукава у нее были закатаны, лицо - красное, руки перепачканы типографской краской. - Семнадцать шиллингов, мистрис Элпью. Каждую пятницу нам нужен экземпляр, переписанный набело. Вот контракт. Подписывайте. - Разгоряченная, взмокшая женщина протянула большой лист бумаги и перо, с которого капали чернила.
- Мне нужно время, чтобы это прочитать, - сказала Элпью, жалея, что не согласилась на предложенные мистером Кью восемнадцать шиллингов и шесть пенсов. Сего женой ей не справиться. Она никогда не умела обращаться с женщинами, особенно возмущенными.
- Не искушайте судьбу, мистрис Элпью, - проговорила миссис Кью, делая своему мужу знак вернуться к печатному станку. - Вы на испытании. Нам требуются пикантные новости - и побыстрее. На это место найдется много желающих. Вас мы выбрали только потому, что посланный вами уличный мальчишка доставил ваше сообщение быстрее, чем старый слуга, принесший те же самые сведения. - Элпью возблагодарила свою счастливую звезду за то, что приметила того мальчугана, расхваливавшего свой товар у тюремной решетки. Она дала ему трехпенсовик, который приберегала на случай, если ночью ей понадобится сухое местечко на тюремном полу, и пообещала еще шесть пенсов, если он доберется до четы Кью раньше всех. - Какой у вас адрес? Это нам тоже нужно.
- Адрес? - Элпью ломала голову, идя за миссис Кью в контору. Что делать? - Зачем это вам понадобился мой адрес?
- Сомнения, разумеется. Сомнения, возникшие в последний момент. А возможно, мы услышим о чем-то, что вы захотите… - Миссис Кью постучала себя по носу, на нем осталось серое пятно. Обмакнув перо в чернильницу, она протянула его Элпью. - … расследовать.
Элпью начала выводить свое имя, стараясь выиграть время. Миссис Кью принялась притоптывать.
- Я чувствую некоторую нерешительность, девочка моя. - Миссис Кью схватила перо за верхушку, отчего на листок полетели чернильные брызги. - Нет адреса - нет работы, - сказала она, выхватывая у Элпью перо. - Кто может поручиться, что ты безвозвратно не исчезнешь с деньгами?
Элпью представила, как она снова ночует на улицах. Тут уж не до дров, хорошо, если посчастливится раздобыть какой-нибудь еды.
- Разумеется, у меня есть адрес. - Она лихорадочно соображала, но не могла вспомнить ни одной улицы. - Э-э-э… Энглси-хаус, Джермен-стрит, Сент-Джеймс, - произнесла она. Слова вылетели прежде, чем она вспомнила, где их слышала.
Миссис Кью зашлась в грубом хохоте.
- Живешь в Сент-Джеймсе? Такая потаскуха, как ты? Не иначе, спишь в королем Билли, а?
- Его Величество король Вильгельм, осмелюсь вам напомнить, миссис Кью, совсем недавно понес тяжелую утрату. Нет. Я живу у своей старой подруги и наставницы - леди Эшби де ла Зуш, графини Клэпхэмской.
Миссис Кью метнула взгляд на мужа.
- Занятно, - проговорила она. - Ее светлость тоже претендует на эту работу.
- Я знаю, миссис Кью. - Элпью поняла теперь, почему ее давно потерянная наставница набросилась на нее с такой яростью. - Мы работаем вместе. Мы партнеры.
Миссис Кью кивнула, ее скептицизм не рассеялся.
- Ладно, сегодня днем я принесу вам туда причитающиеся деньги. Лично. Идет? Часа в четыре.
- Хорошо. - Элпью постаралась скрыть судорожный вздох. Вот оно, божественное правосудие! Она получила работу, а деньги получит графиня. - Увидимся там, - прохрипела она. - В четыре часа.
Элпью немного постояла, облокотясь на толстую дубовую ограду и глядя на баржи с углем, курсировавшие по каналу Флит в обе стороны. Сражаясь с плавучим мусором и кусками льда, румяные матросы лихтеров выводили свои лодки на реку, где можно было принять или доставить груз на клиперы и парусники, стоявшие на якоре в глубоких водах Темзы.
Она вспоминала тот ужасный день, много лет назад, когда они разлучились с ее светлостью.
Муж графини был привлекательный малый. Невысокий, с остроконечной бородкой, как у славного короля Карла, первого, того, что лишился головы Росту в хозяине было каких-то пять футов два дюйма, но расхаживал он важно, подмигивая девушкам и делая им грязные предложения за спиной графини. Кухарка дала ему прозвище "сэр Надутый Хвастун". Сам он как будто был купцом, как рассказали Элпью, хотя в контору, похоже, не ходил никогда. Что-то там связанное с кораблями и Вест-Индией. Денег он имел достаточно, но все знали, что титулы и пышные звания были пожалованы другим славным королем Карлом, вторым (сыном обезглавленного), вовсе не ему, а ее светлости.
Хотя Элпью была любимицей хозяйки, его светлость никогда не обращал на нее особого внимания, пока та была ребенком.
Именно графиня взяла ее в дом, кормила и одевала, научила читать и писать. Свое имя Элпью получила потому, что сироту привели в разгар игры в бассет - за несколько минут до этого ее светлость выиграла очень крупную сумму при объявлении: "Элпью", что означало, кажется, "семерки и козыри", но сама Элпью так никогда и не докопалась до истинного смысла этого слова, не слишком увлекаясь игрой в карты.
Внизу, на канале, перекликались на лихтерах мужчины, шерстяные шарфы приглушали их голоса. Они беседовали о том, что река снова начинает покрываться льдом. Предстоящая ночь будет холодной. Надо поторапливаться, иначе корабли вмерзнут в лед у городских причалов.
Когда его светлость поднялся в крохотную спальню Элпью и потребовал, чтобы она немедленно спустилась в столовую, потому что ему нужна ее помощь, тоже стояла холодная ночь.
Элпью знала, что графиня уехала из дома играть в карты со своей подругой герцогиней де Пигаль. Она натянула платье, не тратя времени на шнуровку, накинула сверху легкий платок и, спустившись по темной лестнице, прошла в столовую.
Его светлость находился там с кучкой подозрительного отребья - лица у всех были замотаны шарфами, как сегодня у матросов на канале, а шляпы низко надвинуты на глаза. Комнату освещали лишь затухавшие в камине угли. Мужчины были заняты тем, что складывали в большие мешки столовое серебро и серебряную посуду. В мерцающем красном свете металл сверкал и отбрасывал блики.
- Скажешь ее светлости, когда она вернется со своей вечерней игры, что я уехал искать счастья, - с ухмылкой проговорил его светлость. - Она слишком стара для меня, сорок с лишним, так что покончим с этим.
Элпью уцепилась за набитый серебром мешок, который он перебросил через плечо.
- Ну так и уезжайте, сэр, - сказала она, - но оставьте ценные вещи ее светлости.
Его светлость попытался оттолкнуть Элпью, стараясь вырвать у нее мешок. При этом его ладонь случайно разоблачила, во всех смыслах, роковую грудь, ибо одевалась девушка в такой спешке, что не зашнуровалась. Наружу вывалилась одна белая грудь, за ней - вторая. Все взгляды в комнате обратились к ним.
Его светлость издал тихий смешок и шагнул к девушке.
- Сдается мне, господа, - плотоядно проговорил он, - что моя жена владеет более ценным имуществом, чем этот холодный металл. - Он махнул рукой высоченному громиле. - Ее тоже сунь в мешок, Том, эта курочка едет с нами.
Элпью сражалась как дикий зверь, но все напрасно. Хотя она и умудрилась потерять в схватке туфлю, вырвать длинную прядь волос и порезаться о разбитый стакан, оставив кровавый след на деревянной панели. Размазывая кровь, она принялась писать на стене "ПОМОГИТЕ", но у нее не хватило времени. Успела написать только слог "ПО", прежде чем ее оглушили.
В ту ночь она очнулась в море, на корабле, который направлялся неизвестно куда.
Элпью посмотрела на мутные воды канала и вернулась к действительности. Зимой тут еще можно постоять, просто так, без всякого дела. Летом здесь задохнешься от вони.
В каком же положении она оказалась! Позади - Шу-лейн и работа у печатника, впереди - тюрьма Флит и единственное средство избежать ее: леди Эшби де ла Зуш.
Она решила, что должна заплатить свой долг чести и выполнить данное графине обещание, а также принять ее в долю. Но для того, чтобы вообще получить эту работу, хотя бы одна из них через несколько часов должна находиться в доме графини.
Первым делом, подумала Элпью, надо вызволить из тюрьмы ее светлость.
Она перешла мост и быстро зашагала через рынок, что располагался у моста через канал - мимо скандаливших торговок рыбой и лоточников с пудингами и пирогами. Она была смертельно голодна, и от запаха сдобы и хлеба у нее тихонько заурчало в животе.
Какой-то шарлатан предлагал товар с тележки, полной зеленых бутылок зловещего вида.
- Лечит все недуги - упадок сил, сердцебиение, завороток кишок, перемежающуюся лихорадку, приливы и обмороки, чахотку, сильные колики и бледную немочь! - выкрикивал он, размахивая одной из своих бутылок. - Изгоняет червей любой длины и вида и приводит тело в отличное состояние!
Элпью резко свернула влево и пошла через улицу, ведущую к тюрьме. Чтобы не попасть под несущийся наемный экипаж, она побежала и столкнулась с крупной, толстой женщиной. Элпью узнала в ней торговку с рынка Ковент-Гарден.
- А, мистрис Элпью, вас разыскивал Саймон, тот, что прислуживает в таверне "Сковорода и барабан".
Элпью поблагодарила за сообщение и без промедления направилась к тюрьме.
Через окошечко в главных воротах она поговорила с надзирателями, но они отказались сообщить о состоянии дел графини. Насколько знала Элпью, ее долг мог составлять сотни фунтов.
Она поспешила к зарешеченному окошку и постояла там, вглядываясь в толпу в глубине помещения и рассматривая цеплявшихся за железные прутья узников.
- Дай пенни, молодка…