– Всё подготовили там, внизу, на дне, – мрачно буркнул он, недовольно оглядывая себя. – Им нужно было только бросить хворост и воткнуть шест в землю. Вряд ли для этого нужно много времени.
Стражник, охранявший сани с добром горожан, почувствовал, что сейчас произойдёт, и попятился, но Гарола уже развернулся к нему всем телом.
– Ты ведь должен был всё видеть!
Воин испуганно оглянулся, будто ища поддержки. Неуверенно кивнул.
– И что ты видел?
– Ничего, – выдавил из себя стражник.
Челюсти старшего воина недобро сжались. Он сделал шаг вперёд, нависая над своим подчинённым. Тот поспешно затараторил:
– Я обходил сани, проверял, всё ли в порядке. Когда забил бубен, я и подумать не мог, что тут такое! Бросился к волокушам, думал, там что-то происходит. Пока разобрался, откуда идёт звук, пока добежал…
– Как можно было не увидеть вообще ничего! – разъярился Гарола.
– Здесь никого не было, сёстры-богини мне свидетели! – пролепетал стражник.
– А шест кто в землю воткнул?! А огонь кто к хворосту поднёс?! А в барабан кто бил?!
– Я… – воин панически оглядывался по сторонам. – Я…
– Смотрите, что тут! – послышался издалека голос Нотабы.
Стражник шёл от ближайшего пепелища, неся в руках бубен.
Все головы разом повернулись в его сторону. Гарола, несколько опешив, отпустил охранника саней, и тот сразу же благоразумно отступил на пару шагов назад.
– Смотрите! – Нотаба приподнял бубен. Мужчина, довольный собой, улыбался во весь рот. – Нашёл на пожарище! Наши шутники, оказывается, подняли шум не отсюда, а из безопасного места! Здесь побоялись! Сначала перешли туда, а только потом ударили в бубен.
Выражение лица Гаролы изменилось. Он мельком глянул на провинившегося стражника и пошёл навстречу Нотабе. Взял бубен, повертел в руках.
– Я видел отпечатки ног, – добавил Нотаба. – Кто-то ходил вокруг.
– Босой? – покосился на него Гарола.
Воин улыбнулся:
– Да. Все пальцы вроде на месте. Нога обычная, не маленькая и не большая. Может быть и женщина, и мужчина, и даже юнец из тех, кто порослее.
– Что с хворостом?
Нотаба пожал плечами.
– Вон в том доме… – он махнул в сторону одного из пожарищ рядом с общественным домом, – …говорят, что ночью кто-то неподалёку ходил. Кто именно, не видели, спали. Слышали только звук шагов.
Старший воин вновь задумчиво посмотрел на бубен и отдал его Нотабе.
– Зачем понадобились все эти символы бога-Змея? – спросил кто-то из толпы.
– А вы что тут делаете? – рявкнул, резко развернувшись, Га-рола. Его лицо налилось кровью, кулаки сжались. Он, конечно, не мог не видеть, что к горящей фигуре подбегают всё новые и новые горожане, но до поры с этим мирился. Теперь же совершенно вышел из себя. – Быстро по домам!
Он оглянулся на обоих своих воинов, и те сразу же двинулись на собравшихся людей.
7
Дом Ленари
Молчаливые, напуганные, подавленные, сидели у вечернего костра люди дома Ленари. Есть не хотелось, хотя каша дымилась обильным паром. Только Чивати, самая младшая, время от времени зачерпывала полбянку непомерно большой для неё деревянной ложкой.
Рядом с сестрой сидела дрожащая после купания в ледяной воде Такипи. Увидев пылающую женскую фигуру, она побежала искать своих, оступилась и упала в грязь. Пришлось едва пришедшей в себя после пережитого ужаса Ленари вести внучку к Реке. Мадара принёс на берег чистую одежду, а потом весь путь до дома кутал Такипи в свою накидку.
Санира считал сестру ленивой и нерадивой, но она, тем не менее, уже выстирала одежды, и они сушились здесь же, рядом с костром.
– Это был какой-то обряд, – говорил тихим голосом Донира.
Он обнимал свою женщину, Гарули, пытаясь хоть как-то её успокоить. Тётка Саниры продолжала всхлипывать, а их дочь, Нураби, непривычно тихая, прижималась к маме, поглядывая то на её зарёванное лицо, то на бледного отца.
– Змеепоклонники… – кивнул со вздохом Мадара.
Слухи о появляющихся то тут, то там вероотступниках передавались торговцами шёпотом, по секрету, с оглядкой. Неизвестно, почему обычные люди, горожане, вдруг начинали тайно поклоняться богу-Змею как главному божеству. Они приносили ему дары, только ему, будто и не было сестёр-богинь. Сами змеепоклонники говорили, что Земля и Небо перестали прислушиваться к людям, помогать, отводить напасти, а потому следует найти себе другого защитника. Некоторые утверждали, что сёстры умерли, их больше нет, и тщетно возносить им песни. Торговцы, рассказывавшие всё это, качали головами и добавляли, что вероотступничество – это помутнение рассудка, безумие, неизбежная плата за слишком вольные нравы.
– Да откуда у нас змеепоклонники! – отозвалась Такипи, разорвав сгустившуюся тишину. Все уставились на неё. Девушка как раз начала прихорашиваться, но, почувствовав, что на неё смотрят, подняла голову: – Нет их у нас! Никогда не было!
Она раскрашивала лицо. Чёрный полумесяц уже подчеркнул линию подбородка, заодно скрыв ненавистную родинку.
Мадара вдруг осознал, что делает дочь, и насторожился:
– Ты куда собралась?
Такипи улыбнулась, но не ответила. В её глазах промелькнули знакомые отсветы радостного нетерпения.
– Сёстры-богини, ты хоть заметила, что в Городе творится?
– Не приставай к ней! – зашевелилась Ленари.
Она пересела поближе к внучке и стала помогать Такипи заплетать в волосы сдвоенную глиняную трубку.
– "Не приставай"! – проворчал Мадара. – Она же женщина этого дома!
Ленари бросила на него взгляд, но промолчала.
Жетиси, успокаивая Мадару, положила ладонь на его руку. Он сердито оглянулся на свою беременную женщину.
– Ну, раз так… – поднялся Санира. – У меня тоже дела есть!
Мизази. Можно позвать её прогуляться по центральной площади.
Или Корики. С ней ничего придумывать не надо, она сама всё придумает…
Сердце в груди забилось чаще.
– А ну сядь! – рявкнул Мадара, вырывая руку из ладони Жетиси. – Ночь на улице! Не хочешь спать – я найду тебе работу!
Санира не успел даже оглянуться, как отец схватил его своими сильными руками и потянул вниз. Юноша, сопротивляясь, хотел было отступить на шаг, но Мадара встряхнул его и одним мощным движением бросил на место.
– Но как же!..
То, что сделал отец, было столь возмутительным, оскорбительным, немыслимым, что Санира даже не нашёлся, что сказать. Так поступить с мужчиной, у которого растёт борода!
– Не хочу ничего слышать! – ревел Мадара, надвигаясь на сына. – Пройдёшь обряд – будем разговаривать. А пока делай то, что я говорю! – И, отведя взгляд от Саниры, добавил: – То он в Лесу гуляет, то на ночь глядя со двора уходит!
Упоминание о Лесе немного поубавило возмущение Саниры. Ему совсем не хотелось, чтобы Мадара при всех начал обсуждать его встречу с Варами. Непонятно почему, отец, спокойно воспринявший появление дикарки там, на поляне, совершенно рассвирепел, увидев синяк под глазом сына и услышав сбивчивый рассказ о появлении её брата.
И всё же! Какая несправедливость! Такипи можно, а Сани-ре нельзя! Он взрослый, что бы они ни говорили! У него борода!
– У него борода… – вдруг сказала Жетиси, поглядывая на своего мужчину. – Ему скоро выбирать дом, в котором жить. Причём гораздо раньше, чем ты думаешь…
Мадара дёрнулся. Его челюсти зло заходили туда-сюда, отчего чёрная борода запрыгала на груди.
– Вон Такипи до сих пор одна! – продолжала Жетиси, понизив голос. – А Санира ведь мужчина, ему нужна свобода!
Такипи, похоже, что-то сумела разобрать в этом лихорадочном шёпоте, потому что замерла на миг, переводя взгляд с отца на мачеху.
– Нет! – резко ответил Мадара, вырываясь из объятий своей женщины. – Вон два ножа затупились. Пока не сделает, никуда не пойдёт!
Такипи взглянула на брата и ехидно улыбнулась. Потом стала затягивать верёвочки на кожаном, с четырьмя зеленоватыми кремнями браслете, подарке Радиги.
Изготовить такое украшение было несложно, но сосед додумался сделать камни совершенно одинаковыми и по форме, и по размеру. Теперь они смотрелись будто нарисованные. Очень красиво.
Санире было неприятно, что такая мысль пришла в голову не ему, а ненавистному Радиге. Будто тот лучше разбирается в кремне!
Юноша, косясь на браслет, потянулся за ножами.
8
У остатков городских ворот
Положение Саниры было уже безнадёжным.
Камень Корики с силой врезался в короткий обломок сучковатой ветки, и та отлетела в сторону – ещё на полшага ближе к черте, проведённой на земле девушкой, ещё на полшага дальше от черты, проведённой Санирой. Галька, которую он метнул одновременно с Корики, тоже попала в нужное место, но слишком поздно.
– Конечно, змеепоклонники! – говорила девушка с присущей ей весёлой непосредственностью. – А кто ещё!
Санире сейчас было всё равно, кто сжёг женскую фигуру на центральной площади. Он злился на себя, на Корики, на богинь удачи и неудачи, на густые сумерки, на ветку, на камни в своей кучке…
– Подумай сам! Кому ещё понадобилось бы сжигать Город? И при этом устраивать такой ритуал…
– Раз, два, три! – поспешно скомандовал Санира, не дав ей договорить.
Они вместе метнули камни. Его галька пролетела мимо цели, даже не задев ветку. Хорошо ещё, что и Корики промахнулась.
Девушка уже выбрала в своей кучке новый камешек и теперь дожидалась, пока и Санира возьмёт гальку.
– Змеепоклонники и не на такое способны! – говорила она. – Ты слышал, они отравили колодцы в одном городе на полудне? А в другом однажды ночью вырезали всех младенцев. А ещё рассказывают, что они открыли ворота врагу…
– Угу, – буркнул Санира, не слишком веря во все эти ужасы.
Корики взглянула на него и рассмеялась.
– Ну, готов?
Юноша кивнул, замахиваясь.
– Раз, два, три! – отсчитала девушка.
Её тонкое тело упруго выгнулось, голова откинулась назад, подставляя красивое лицо последним лучам закатного солнца, и Санира на какое-то мгновение задержал взгляд на девушке.
Два камня стукнулись о деревяшку, и та снова сдвинулась к черте, которую провела Корики.
– Слишком темно, чтобы играть, – недовольно буркнул юноша.
– Хочешь сдаться? Мне до победы один бросок остался!
Санира схватил камень и сердито сжал зубы, твёрдо обещая себе, что не будет отвлекаться на Корики.
– Раз, два, три! – сказал он, нарочно помедлив перед числом "три".
Девушка на уловку не попалась и метнула свою гальку точно по счёту. Оба камешка стукнулись о ветку, заставив её шевельнуться, но не сдвинув с места.
– Ну, значит, ещё один бросок, – пожала плечами Корики.
Юноша покорно отошёл к своей кучке камней и подобрал первый попавшийся.
– Ну, считай! – мрачно пробормотал он.
Корики, однако, смотрела куда-то в сторону. Санира обернулся.
Через разрушенные ворота было видно, как вдоль городского рва прогуливается какая-то парочка. Девушка обнимала мужчину, то и дело прислонялась к нему, что-то говорила. Доносился приглушённый смех.
Подвижное лицо Корики быстро менялось. В сумерках было сложно понять, что оно выражало.
Санира ещё раз оглянулся, но тех двоих уже скрыл частокол.
– Что? – спросил юноша, сам понимая, как глупо звучит его вопрос. – Это всего лишь Десуна и моя сестра!
Корики кивнула. Подошла к своей кучке камней. Постояла немного.
– Десуна сегодня рассказывал, – пробормотала она, – как в одном городе змеепоклонники устроили сожжение. Похожее на то, что произошло сегодня днём здесь. Только сожгли живого человека. Выкрали, утащили в лес, привязали к высохшему дереву и развели под ним костёр.
Юноша оторопел.
– Я на мгновение представила… – Корики посмотрела на Саниру. Отвернулась. – Они ударили тебя по голове… – замолчала. Потом по-детски шмыгнула носом и воскликнула: – А, глупости! Ты меня совсем сбил с толку!
Девушка улыбнулась. Подняла тонкие руки над головой и закрутилась, отчего её одежды светлым облачком взмыли над землёй, обнажая стройные голени и остренькие коленки. Её подвижное тело, мальчишеское и в то же время безошибочно женственное, слегка изогнулось. Чёрные косы взлетели в воздух.
Санира посмотрел на неё и почувствовал, как его сердце застучало быстрее, в животе появилось знакомое давление, а в груди стало недоставать воздуха. Какая она красивая!
Корики, заразительно смеясь, схватила Саниру за обе руки и потянула за собой. Юноша обнял девушку за тонкий стан, закружил вместе с ней, чувствуя, как бьётся, живёт в его объятиях такое хрупкое, такое гибкое тело. Ни о чём не думая, почти неосознанно, пригнулся, чтобы поцеловать…
– Ну, доигрываем? – воскликнула девушка и вырвалась из его объятий всего за мгновение до того, как губы Саниры должны были коснуться её губ.
Корики продолжала смеяться. Она уже схватила камень из своей кучки и приготовилась к броску.
Санира опешил. Потянулся к ней, но она отстранилась.
– Ты такой же безумец, как и вероотступники! – сказала она, хохоча. – Думаешь только об одном!
Санира вновь попытался схватить её стан.
– Никаких поцелуев! – смеялась Корики. Отскочила на шаг. – Давай играть! Ну, давай!
В груди Саниры разрослось запоздалое сожаление. Ещё мгновение назад девушка казалась такой близкой, такой доступной!
– Готов к броску?
Юноша неуверенно кивнул и подобрал гальку из своей кучки.
– Победа моя! – Корики, широко улыбаясь, бросила лукавый взгляд на Саниру. – Раз, два, три!
Два камушка одновременно вырвались из их рук и стремительно полетели в лежащую на земле деревяшку. Раздался двойной глухой стук, и обломок ветки, подскочив, пересёк черту, проведённую на земле Корики…
День третий
1
Дом Ленари
Город пылал. Огонь вздымался багровыми волнами, накатывался на дома, накрывал очерет на крышах. Шары жара, чёрные снаружи, медно-алые внутри, вырывались из колышущегося пламени, проносились над улицами и разбивались о небо, выпуская клубы дыма, каждый величиной с сам Город. Всё – от общественных зданий до самых дальних оград – погрузилось в пожар, как погружается в кипящее варево тяжёлая кость. Мир людей кипел, бурля снопами искр и выплёвывая ввысь струи чистого жара. Вдоль овалов улиц вращался, стремительный и раскалённый, гигантский, на весь Город, вихрь огня. Он был огромен, но продолжал стремительно расширяться, пока не захлестнул Саниру…
Юноша вскочил, озираясь и тяжело, часто дыша. Было раннее утро, дом только проснулся, люди, позёвывая и потягиваясь, собирались на завтрак. У наспех сооружённого очага уже стояла большая миска с зажаренной смесью зёрен полбы и гороха. От горячей еды разносился аппетитный запах.
Юноша протёр глаза, оглянулся, зачем-то потрогал кучу тряпья, на которой спал. Прохладный, несмотря на близость костра, утренний воздух проникал в грудь, стирая ужас сна.
– Иди поешь, – сказала Жетиси.
Она сидела рядом с Мадарой и расчёсывала его волосы. Санира никак не мог привыкнуть к тому, что отец теперь живёт с сестрой его умершей матери. Впрочем, времена, когда он сердился, фыркал, пакостничал исподтишка, давно миновали. Прежней близости с Мадарой не было, но не было и прежней злости.
Юноша вскочил с земли, потянулся всем телом, подбежал к корыту с водой и стал плескаться, смывая с себя остатки сна.
Собственно, он уже почти ничего не помнил. Так, какие-то обрывки – огонь, дым… И одна засевшая в голове мысль: что бы ни говорила Наистарейшая, Город всё-таки подожгли люди. Наверное, те самые вероотступники, о которых все твердят. Иначе зачем бы нужно было устраивать то жуткое представление с горящим нарядом Субеди? И зачем бы понадобилось отнимать у него, Саниры, заплечный мешочек? Нужно отыскать то, из-за чего его обокрали, что, по мнению поджигателя, не должно было оказаться в руках постороннего. Причём сделать это быстро, до того, как это сделает сам злоумышленник.
Санира, проходя мимо миски со смесью полбы и гороха, схватил пригоршню побольше и, пересыпая обжигающие зёрна из руки в руку, направился на улицу. Гарули, возившаяся у очага, с удивлением посмотрела ему вслед.
– Ты куда? – взвизгнула она. – Прямо с утра! Работы невпроворот!
– Да, Санира, остановись! – крикнула Ленари. – Задай корма волам!
Бабушка закашлялась, и юноша воспользовался этим, чтобы сбежать.
Им не понять, что есть дела поважнее, чем корм для волов.
В доме Шунучи царило оживление. Множество людей сновало по пожарищу, деловито обсуждая, как ставить новый дом. Чуть в стороне сидела молодая женщина, та же, что и позавчера. Она лущила сушёный горох. Рядом на сене, брошенном прямо на землю, спал завёрнутый в тряпки младенец.
– Надеюсь, – вежливо поклонился ей юноша, – ты здорова милостью сестёр-богинь.
– Ну зачем ты так! – рассмеялась женщина. – Мы же с тобой ровесники!
Санира с сомнением посмотрел на неё, но спорить не стал. Среди его знакомых было не слишком много женщин, родившихся в одно с ним лето. Общался он в основном с девушками младше себя.
– Хочу поискать, не потерял ли я тут позавчера что-нибудь.
– Потерял и не знаешь что? – рассмеялась женщина. – Ну, давай, ищи!
В груди Саниры заворочался стыд. С такой милой женщиной не хотелось юлить и недоговаривать.
Юноша, ощущая себя неуклюжим и бестолковым, стал бродить вдоль почерневших брёвен. На влажной земле оставались его следы. Поверх множества других.
– Куча народу тут побывала, – то ли утвердительно, то ли вопросительно сказал он.
– Да уж, – кивнула женщина. Помолчала и добавила: – Трудно будет убрать весь этот мусор, а ведь уже нужно строить дом.
Санира пожал плечами.
– И сеять надо, – добавил он и тут же почувствовал себя стариком.
Работы было много, у всех много, а он, вместо того чтобы помогать своему дому, гуляет по Городу в поисках чего-то непонятного. Ну зачем ему украденный мешочек? Будто трудно пошить другой!