4
Поля
На обратном пути в Город поговорить с Радигой тоже не получилось. Он сначала шёл в одиночестве позади возвращавшихся с поля людей, но, увидев, что Санира отстаёт и может вот-вот с ним поравняться, резко ускорил шаг и протиснулся в самую гущу толпы.
Санира остался в конце процессии один.
Злясь всё больше, юноша догнал небольшую группу женщин. Те даже головы не повернули, слушая болтавшего без умолку мужчину.
– Кто и как определяет день, когда Город должен быть предан сёстрам-богиням? – разглагольствовал тот. – Чего жрицы так долго ждали? Столько тянули? Говорю вам, им просто лень было заняться приготовлениями, вот и досиделись до пожара…
Санира хмыкнул. Какая глупость! Город сгорел, когда был полностью подготовлен к сожжению. Днём раньше огонь просто не смог бы охватить дома столь стремительно. Какая разница, на какой день назначили обряд? Сгореть Город мог только накануне!
Юноша заметил, что женщины дружно переглядываются и обмениваются ухмылками. Похоже, они не воспринимали мужчину всерьёз.
Одна из них даже резко развернулась, чтобы подмигнуть соседке. Как и все, она несла на плечах мотыгу, из-за её движения каменное лезвие пронеслось в опасной близости от лица мужчины. Тот невольно втянул голову в плечи.
И тут Санира его узнал! Это был тот самый человек, который, против всяких обычаев, позволил себе заговорить на совете, тот, которого Гарола утянул куда-то, чтобы хорошенько вразумить кулаками.
Санира даже вздрогнул, вспомнив его. Едва дождавшись передышки в бесконечных рассуждениях, спросил:
– А это правда, что ты видел огненный дождь?
Мужчина как раз собирался что-то сказать, но теперь осёкся, будто споткнувшись. Удивлённо повернулся к Санире:
– Огненный дождь, именно так… – медленно, соображая на ходу, сказал он.
– Расскажи, расскажи! – тут же стала подзадоривать его та самая женщина.
Мужчина воспрянул.
– Я встал ночью, – затараторил он, поглядывая на окружавших его соседок. – Встал, чтобы… э-э-э… – Он опять запнулся, но быстро нашёлся: -…чтобы проверить, всё ли спокойно в Городе. Знаешь, было у меня такое чувство, будто что-то может случиться. Не спалось.
– Да ладно тебе, Шадута! – рассмеялась женщина. – Все знают, что ты по ночам беспрерывно жрёшь.
Раздался всеобщий хохот.
– Ага, – подхватила другая, по-дружески хлопнув мужчину по плечу. – Ты обжора каких свет не видывал!
Странно, человек был тощим, даже истощённым. Обжора?
– "Тебе не понять моих волнений…" – ответил мужчина строчкой из песни о заботливых сёстрах.
Его собеседницы опять расхохотались. Похоже, все они давно друг друга знали, им не нужно было объяснять, что имеется в виду.
– Так ты глянул в окно… – вернул мужчину к его истории Санира.
– Как же! – встряла та же женщина. – В яму с запасами через окно не залезешь!
– Я действительно вышел на портик, – с достоинством ответил мужчина. – Мне казалось, что нужно внимательно осмотреть Город…
– А чтобы было лучше видно, ты спустился по лестнице на землю…
– Нет, женщина! – с притворной резкостью сказал Шадута. – "Слушай звуки рта моего, и поймёшь ты, что говорю тебе я".
А это песня о горной прародине.
– С твоего портика видны дальние дома? – спросил Санира.
– Весь Город… – кивнул мужчина. – Когда мы отстроимся, приходи полюбоваться. Где ты живёшь, юноша?
– Я Санира дома Ленари, – спохватившись, представился тот. – Средний овал, на всход от ворот.
– И твоё жилище мне тоже видно с портика, – сказал Шадута. – Ленари, говоришь? Старая карга, что вчера поругалась со стражником?
Санира чуть не подскочил. Никакой разговор не стоил того, чтобы слушать такие оскорбления. Пальцы невольно сжались на ручке мотыги.
– Извини, юноша! Милостью сестёр-богинь, прости! – тут же заговорил мужчина.
Глаза его явственно стрельнули на побелевшие от напряжения кулаки Саниры.
Не мог же взрослый мужчина испугаться непрошедшего обряд мальчишки! Юноша опешил от неожиданности. Такого с ним ещё не бывало.
– Это не та, – вмешалась одна из собеседниц, явно спасая положение. – Ленари – это уважаемая женщина из срединного овала улиц. Такая, миловидная.
– Ах, вот эта Ленари! – тут же подхватил Шадута. – "Лишь молчащий никогда не скажет глупого, но и пользы от молчащего никакой".
Песня о горной реке.
– "И скажут потомки, что даже ошибки их достойны похвалы", – внезапно для себя выдал цитату Санира. Злость окончательно улетела. – Так ты с портика видел огненный дождь?
– С него, – кивнул Шадута. – Сначала я подумал, что это звезда упала. Знаешь, они иногда падают с лица богини-Небо…
Санира кивнул. Это он знал. Сияющие украшения всемогущей богини, когда их становится слишком много, могут отлетать. Тот, кто найдёт их, будет всю жизнь счастлив. Санира также знал, что звёзды всегда падают слишком далеко, чтобы кто-либо на самом деле мог их найти.
– Потом свалился ещё один огонёк, и тут же другой. И летели они слишком близко, прямо в Городе. А потом в воздух взвилось сразу три…
– Ты же говорил, огонь падал с неба! – переспросил юноша. – Как дождь!
Шадута чуть не споткнулся. Оторопело взглянул на юношу. Открыл было рот, но промолчал.
Вот тебе и раз! Санира задал этот вопрос просто так, с наскоку, для поддержания разговора, не поняв даже, что означают эти слова…
Тайна, змеившаяся по Городу, подняла голову. Взгляд её алых глаз вперился в Саниру, пронзая насквозь. Шипение, казалось, донеслось со всех сторон, распугивая мысли в голове. Из тёмной пасти дохнул сумрак, и его непроницаемое покрывало поглотило, несмотря на яркое солнце, и Город, и холм, и поля вокруг…
– Ну, – глаза Шадуты бегали, – я не то слово выбрал. "Лишь слагатель песен знает язык – все остальные языком пользуются".
Песня о завоевании Всхода.
– Так вот, упало сразу три огня. Одновременно. А потом ещё три. И опять.
Пасть тайны, хоть это и было невозможно, слегка изогнулась в издевательской усмешке. Что было правдой в словах нарушителя обычаев – "упали" или "взлетели"? Холодное гибкое тело кольцом изогнулось вокруг Саниры. Чему верить? Мимолётной оговорке, пусть даже она и кажется столь интересной, или тому, что так уверенно говорит человек, видевший всё своими глазами?
– Звёзды падали вокруг одного дома? – спросил Санира.
– Да что ты! И там, и там, и там! – мужчина стал тыкать руками в разные стороны. – А потом я увидел огонь. Это начинался пожар.
– А падали они на одни и те же места или разные?
Шадута ответил сразу, пожалуй, слишком быстро:
– Это был дождь. Небесный дождь огня. Конечно, он залил собой весь Город.
– Поразительно! – сказал Санира, пытаясь задобрить Шадуту. – Наверное, это было очень красиво!
– "Как смерть, была та красота, и, как смерть, была она красива"!
Женщины опять рассмеялись. Санира не очень понял, почему – слова из песни о слиянии городов показались ему вполне уместными.
– Ты говорил, что иногда падало сразу по три огня…
– Наконец-то ты нашёл кого-то, кто тебя слушает, Шадута! – воскликнула одна из женщин.
– "Отрок не по летам мудр и добр и способен услышать звуки настоящей речи"! – ответил мужчина. Судя по выспренности интонаций, это тоже была какая-то цитата, возможно, не совсем точная, но Санира её не знал.
– И сколько их было за раз? – спросил юноша. – Огней?
– Три, – тут же ответил Шадута. Вдруг спохватился: – Множество. Сколько капель падает за раз во время дождя? А это был дождь, настоящий дождь, дождь из огня.
Знакомое змеистое тело сжало Саниру. Холодные чешуйки оцарапали кожу. Раздвоенный язык легко проник в голову и закачался там, бередя ошалевшие мысли.
– Как интересно! А это были искры, шары пламени или, скажем… – Санира замолчал, лихорадочно подыскивая слово. На ум ничего не приходило.
– А дождь – это брызги, капли или шарики воды? – не дожидаясь, сказал Шадута и гордо оглянулся на женщин. Те захохотали, и мужчина удовлетворённо улыбнулся.
– Ну, ты же видел, какого они были размера, – выдавил из себя Санира. – С быка или с головёшку?
– С быка! Ты тоже скажешь! – покачал головой мужчина. – Обычные огненные звёзды. Что ты, звёзд не видел?
Небольшого размера огоньки взлетали в разных концах Города и тут же падали на одни и те же дома. Иногда поочерёдно, иногда по три одновременно.
Это если верить одним словам.
Если же верить другим словам того же человека, на Город с неба сыпались звёзды огня. И падали они повсюду. Плотными струями небесного дождя.
Верь чему хочешь.
Пасть захлопнулась. Алые глаза погасли. Гибкое сильное тело заскользило вокруг Саниры, уползая в дымку времени.
5
Каменоломня
– Пошли посмотрим! – крикнул Нимата, соскакивая с саней.
С интересом вертя головой, он побежал вниз по тропинке в каменоломню, не заметив, что Санира не сдвинулся с места.
Тисака похлопал вола по холке и стал привязывать его к дереву. Животное косило чёрным глазом и лениво водило головой из стороны в сторону, терпеливо ожидая, когда можно будет начать щипать уцелевшую зимой под снегом траву.
Кивана потянулся в санях, выпрямил ноги, зевнул. Шурима тут же прикрыл ему рот ладонью, чтобы не шумел, а потом, сдерживая смех, подобрал на земле травинку. Заметив, что что-то затевается, подошёл Парава.
Вся четвёрка склонилась над Санирой. Тот спал. Лежал на боку, подложив под голову ладони и подогнув колени.
– Эй, пошли! Чего ты возишься! – Нимата уже выскочил на поверхность.
Санира пошевелился и нехотя открыл глаза.
– Приехали? – спросил он, приподнимаясь и сонно щурясь.
– Приехали, – кивнул Шурима, отдёргивая руку.
Четвёрка расхохоталась.
Санира потянулся, приглушённо ойкнул из-за саднящей после порки спины и с подозрением посмотрел на веселящихся мужчин. Неуклюже слез на землю.
Сани стояли у тропинки, ведущей вниз, в урочище, откуда доносились приглушённые звуки молотов. В тринадцатьраз шагов у небольшого навеса из жердей и сплетённых прутьев горел костёр, на котором в большой глиняной чаше что-то варил незнакомый мужчина. Судя по запаху, полбяную кашу, и Санира сглотнул слюну.
Солнце клонилось к закату. Налившийся алым глаз богини-Небо почти касался края земли. Его лучи окрашивали всё вокруг красным, и оттого холмы вокруг казались драгоценно-медными.
– За кремнём приехали? – спросил камнелом, не отрываясь от варева.
– Да, – ответил на правах старшего Парава. – Гарола прислал.
Мужчина кивнул, похоже, он знал о вмешательстве старшего воина.
– Ну, мы много заготовить не успели. Забирайте что есть. И можно добавить вечернюю выработку снизу.
Санира, зевая, заглянул под навес. Внутри, сложенные в кучи, лежали на земле зеленовато-коричневые каменные пластины с полруки длиной. Более-менее одинаковые по форме, размеру и качеству. В каждой куче должно было находиться тринадцать штук – для лёгкости счёта.
– Грузите, грузите, – обернулся мужчина. – Потом поужинаем вместе, каши на всех хватит.
Парава вместе с Шуримой переложили одну из куч в корзину и, взявшись с обеих сторон, кряхтя и пригибаясь под тяжестью, понесли в сани.
Кивана и Тисака пошли собирать валявшиеся повсюду кремнёвые булыжники. Обменять их на что-нибудь у торговцев вряд ли получится, однако для повседневных нужд они вполне годились.
– Пошли в каменоломню! – крикнул Санире Нимата и снова скрылся в урочище. В руках он нёс ещё одну пустую корзину.
Чтобы спуститься по тропинке, пришлось бежать – склон был крутой.
Здесь, на дне, вся земля была усыпана осколками кремня. Они лежали трещащим под ногами слоем, куда ни глянь. В нескольких местах, где камни обрабатывались, чтобы получить из них столь ценимые на всходе пластины, крошка лежала грудами по лодыжку, а то и выше. Стоял тот особый запах, который образуется, когда в воздухе летает множество искр, а в этом месте каждый удар молота отзывался целым снопом искр.
У подножия обрывистого каменистого склона работало трое. Одного юноша знал.
Стыд заворочался в груди, расправляя крылья и принимаясь клевать и без того упавшее сердце. Мужчина дома Фебути. Тот самый, который стал свидетелем глупого спора со старухой. Кажется, женщины называли его Госака.
– Санира! – удивлённо воскликнул камнелом, когда вместе с облаками летящей из-под ног пыли в урочище ввалился юноша. Госака вытер ладонью пот, отчего на его лице появилась ещё одна широкая серая полоса. Потом присмотрелся и добавил: – Ты про бороду знаешь? У тебя борода! Пора проходить обряд.
И отвернулся. Он сидел на нарочно принесённом сюда пне перед большим камнем и, используя его как подставку, обкалывал отобранный, самый качественный кремень.
О происшествии возле дома Фебути не было сказано ни слова, и Санира облегчённо вздохнул. Странно, но он почему-то чувствовал себя виноватым, хотя ему не в чем было оправдываться, ведь каждый может ходить по городским улицам! А вот о бороде услышать было приятно…
Из дальнего конца яра появился Нимата.
– Тут столько камней! – ещё издалека закричал он. – Лежат под ногами!
Санира пожал плечами. Он как-то давно свыкся с мыслью, что, вопреки названию, камнеломы на самом деле лишь подбирают и немного обкалывают валяющиеся в изобилии в урочищах кремнёвые булыжники, превращая их в заготовки, а потом и в пластины одного размера и формы. Обработанный таким образом камень удобнее для перевозки и работы. Нимата же, похоже, никогда об этом раньше не задумывался.
– А из стен кремень что, не добывают?
Госака оторвался от работы и поднял голову.
– В первый раз здесь? – спросил он, ухмыляясь. – Вот, смотри.
Он поднялся, подобрал с земли долото и легко, одним движением, выковырял из глинистой стены большой камень. Тот упал на землю и откатился к таким же, как он, булыжникам.
– А бывает и так.
Госака отошёл немного в сторону. В том месте стена яра становилась каменной. Мужчина примерился и с размаху грохнул молотом по ручке долота. Посыпались искры, на камне же не осталось и царапины.
Санира подошёл и провёл рукой по месту, на которое пришёлся удар. Кремнёвый пласт здесь был плотный. Пробить можно, но сломаешь не одно долото. Правда, шагах в пяти левее виднелся тонкий глинистый намыв. Наверняка глубоко заходит в плиту…
"Каменоломня"
Госака вернулся к своей работе, а юноши стали загружать корзину камнем. Сначала они попробовали тащить тринадцать пластин сразу, но тут же обнаружили, что преодолеть крутой подъём с таким грузом просто невозможно. Потом попытались поднять к саням шесть кремней, и это не удалось – проход в какой-то момент становился настолько узким, что вдвоём поместиться в нём было никак нельзя. Пришлось оставить корзину наверху и таскать, прижимая к груди, по три пластины за раз.
Нимата справился с подъёмом довольно быстро. Санира же несколько раз то ли падал, то ли прислонялся к крутому склону. Камни, правда, не выронил.
Нимата уже возвращался вниз, в урочище, когда Санира наконец оказался наверху. Посторонился, давая другу пройти, и стал складывать пластины в корзину.
– Там их ещё много? – спросил Тисака.
– Порядочно, – ответил юноша и зашагал к обрыву.
За спиной раздался смех. Санира оглядываться не стал – вдруг они смеются не над ним, а он оглянется, и станет ясно, что он подумал, что… В общем, оглядываться не стал.
Так они с Ниматой и бегали туда-сюда, перетаскивая кремнёвые пластины сначала в одну корзину, а потом в другую.
Когда Санира в очередной раз оказался внизу, Госака крикнул ему в спину:
– Потом поможешь с орудиями?
Юноша только кивнул. Дыхание совершенно сбилось, говорить не получалось.
Чтобы наполнить третью корзину положенными тринадцатью пластинами, не хватило обработанного камня.
Парава и Шурима к тому моменту уже помогали кашевару у огня, Тисака возился возле унылого вола, а Кивана поправлял кремень в санях. При появлении Саниры и Ниматы он обернулся, чтобы перехватить корзину, но сразу понял, что в ней только девять камней, и, чтобы не сбивать счёт, принялся выкладывать пластины просто в сани. Потом ему ещё нужно будет обложить кремень сеном, нарочно для этой цели привезённым из Города.
– Каша готова! – крикнул мужчина у огня. – Скажите им!
Санира кивнул, и они с Ниматой снова спустились вниз.
Камнеломы уже собирали орудия. Им предстояло провести здесь, на этом месте, несколько дней, поэтому можно было бы оставить молотки просто на земле, только настоящий мастер никогда так не поступает.
Госака махнул рукой вглубь яра:
– Мы выкопали яму вон там! – Подобрал с земли долото и молот и едва не сунул их к остальным орудиям, но вдруг протянул Санире. – Хочешь попробовать? А то всё ножи делаешь. Почувствуй настоящий камень.
Приставил зубило к стене. В каменистом месте, том самом, где долото не оставило даже царапины.
Санира размахнулся и бухнул по рукоятке. Орудие, наткнувшись на слишком твёрдую плиту, дёрнулось, но осталось в руках. Конечно, удар никакого видимого результата не дал.
Наблюдавшие в сторонке камнеломы загоготали.
Кровь ударила Санире в голову. Мир исчез, оставив только злость и решимость. В голове раздалось рычание, заставившее содрогнуться всё тело.
Юноша нанёс ещё один удар. Неважно, правильно это или нет.