- Не сломай мозги, Гаэтанелло, Бога ради, - обронил вслед Квирини Монтинеро, но епископ уже растаял у дверей виллы.
Небо тем временем потемнело, гости всерьёз опасались, что дождь испортит финал праздника, но тучи разошлись, и ночь засияла звёздами. Альбино снова обратил внимание на людей Марескотти, но они просто распивали вино и перешептывались. Франческо Фантони куда-то незаметно исчез. Слуги хозяина расставляли скамьи для театрально представления, к Альбино подошёл мессир Арминелли и затеял долгий разговор о некоторых тонкостях перевода с арамейского, в затемненных сумерками уголках сада слышались вздохи влюбленных. Никколо Монтичано ушел к конюшням, туда же пошел и Пьетро Грифоли. Появился Лоренцо Монтинеро стал прислушиваться к разговору Альбино с Арминелли, снова доверху наполнив стакан красным вином.
Альбино, сосредоточась, объяснял, что лучшей возможностью понять один арамейский текст стал для него его аналог на греческом, они заговорили о найденных недавно маранских рукописях в Испании, горячо обсуждали их, но тут появившийся у скамеек Антонио да Венафро сказал Монтинеро, что Фантони только что на его глазах опорожнил у приезжих актеров бутылку вина, да так и свалился под театральные леса.
- Дурно меры не знать. Толковый малец был бы, если б не вино, - с сожалением обронил он Монтинеро.
- Если бы не хмелел, лишь понюхав пробку, - насмешливо уточнил Монтинеро. Сам мессир Лоренцо пил уже третью бутыль, но на его бледных щеках не проступало даже румянца.
Альбино испугался. В его глазах со стороны Фантони подобное поведение граничило с преступной беспечностью. Неужели он не заметил взгляды, которыми озирали его Грифоли, Монтичано, Сильвестри и Донати? Они только и ждали случая сделать ему какую-нибудь пакость, по лицам видно было. А он порхает, словно беззаботная бабочка! Пьет и, бесчувственный, валяется, где придётся! Как можно так рисковать?
Альбино извинился перед Арминелли и, сделав вид, что направился по нужде, торопливо свернул к шатру венецианцев. Фантони подлинно спал на соломе под сценой, слегка всхрапывая. У ног его лежала гитара все в том же дорогом чехле. Альбино покачал головой. Боже, какое легкомыслие… Он осторожно повесил гитару себе за спину, подивившись тяжести инструмента, потом попытался поднять Франческо, но безуспешно, и тогда он, подхватив Фантони под мышки, поволок его из шатра.
- Иисус Мария, куда вы его тащите? - над Альбино возвышался Лоренцо Монтинеро.
- Тут дует, он может простудиться, - растерянно ответил Альбино, сказав первое, что пришло в голову.
- Есть те, для кого таскать мессира Фантони - обязанность, - окинув пьянчугу пренебрежительным взглядом, насмешливо пояснил прокурор.
Он развернулся и крикнул слугу Фантони, и тот, отрок лет четырнадцати с большими оттопыренными ушами, обреченно кивнув, подхватил господина под мышки и отволок в палатку торговца сластями, к тому времени уже опустевшую, стоявшую возле протоптанной конскими копытами колеи для скачек. Он уложил пьяного господина на сено, накрыл конской попоной, а Альбино отнёс туда же его гитару. Теперь он видел Франческо и надеялся, что это оградит его от мстительной злобы людей Марескотти.
Самые упрямые танцоры ещё резвились и требовали от музыкантов продолжать играть, однако уже начинался спектакль, зрители рассаживались. Скрипачи и гитаристы перешли к шатру. Занавес раскрылся, и на сцене появилась красивая девица в платье Коломбины. Альбино видел спектакли заезжих актеров только в детстве, сейчас смотрел завороженно, волнуясь каждой перипетии сюжета, болея душой за влюбленных, которым мешал злой опекун Панталоне и помогал хитроумный слуга Бригелла. Краем глаза он видел, как Катарина Корсиньяно сидит двумя рядами ближе, но рядом с ней с одной стороны сидела сестра, место же с другой - пустовало. При этом, увы, узнать, соединились ли в брачном союзе красавица Изабелла и прекрасный Лелио, Альбино было не суждено: у занавеса появился взволнованный Камилло Тонди, взгляд которого уперся в Арминелли и Альбино.
- Умоляю, господа! Заклинаю, помогите!! - дыхание толстяка спирало, он задыхался.
Альбино опомнился и удивился волнению мессира Тонди.
- Но что случилось?
Оказалось, случилась беда. Мессир Тонди потерял Бочонка. Он был здесь, вот только что, сидел рядом и вдруг пропал!! На лице архивариуса был написан ужас. Альбино торопливо поднялся и огляделся, но кота нигде не было видно. Впрочем, увидеть чёрного кота под чёрным небом на чёрной траве было, что и говорить, сложно.
- Никуда он не денется, ваш котяра, он на моих глазах сожрал дюжину монтальчинских колбасок и заел их хвостом жареного карпа! Как не лопнул! Сейчас где-нибудь отсыпается, - брезгливо бросил Тонди Элиджео Арминелли, явно не собираясь помогать коллеге в поисках.
- Он всегда спит у меня на коленях, - с жаром возразил Тонди, - он не мог пропасть! Его наверняка украли, - пробормотал он отчаянно, не отвечая на ехидный вопрос Арминелли, кому нужен раскормленный до безобразия чёрный котище? Альбино же, памятуя, что мессир Тонди снизошел к его просьбе и помог разобраться в сложных для него обстоятельствах, чувствовал себя обязанным помочь и предложил мессиру Камилло пойти поискать кота вокруг виллы.
На глаза толстяка навернулись слезы благодарности.
- Да, да, умоляю вас, мессир Кьяндарони. Я не очень хорошо вижу ночью, но потерять Бариле… это… это было бы ужасно, просто ужасно… - они пустились в обход виллы. - Он совсем ручной, я выходил его… Он не мог убежать от меня, - толстяк остановился, схватившись за сердце, но, отдышавшись, двинулся дальше.
Они обошли виллу с юга, около получаса бродили по беседками и окрестностям, звали кота, распугивая влюбленных по кустам, потом Альбино вышел на маленькую пустошь, озаренную луной и окаймленную дубами, кроны которых казались в ночи совсем чёрными, но на освещённом месте что-то выделялось, Альбино заслонился от лунного света, рассмотрел впотьмах колодец и тут, к счастью, заметил пропажу.
- Вон он! Сидит возле колодезного ворота!
- О, мой Бог, он же упадёт в колодец, утонет! - взвизгнул Тонди.
- Успокойтесь, мессир Камилло, с чего бы ему туда падать? - резонно возразил Альбино. - Кошки ведь боятся воды, но он, видимо, просто захотел пить, ведь рыбы наелся. Сейчас мы осторожно подойдем, сразу хватайте его, а потом достанем воды и дадим ему напиться.
Толстяк снова отдышался и на цыпочках двинулся к колодцу, нежно повторяя: "Кис-кис, маленький мой, крошка моя…" Его толстая крошка, надо сказать, вовсе не собиралась падать в колодец, Бочонок громко мяукнул, признав хозяина, и спокойно дал себя забрать. Альбино же, подумав, что ведро внизу, ибо его нигде больше не было, взялся за ворот, но тот не прокручивался, застряв.
- Ничего не понимаю, - растерянно обронил Альбино, - я не могу достать ведро.
Тонди, счастливый обретением любимого кота, спросил, не крутит ли он ворот в другую сторону, но это было возражение человека, явно никогда не имевшего дела ни с чем, кроме книг. Альбино, весьма терпимый к людским заблуждениям, мягко ответил, что ворот можно крутить в любую сторону, но беда в том, что он вообще не крутится. Он снова налег на ручку, напрягся, и тут ему показалось, что цепь скрипнула, но тут же снова расправилась, и на дне колодца раздался еле слышный плеск. Тонди изумился, попросил Альбино подержать кота и сам взялся за ворот. Несмотря на сидячую жизнь среди книжных полок, мессир Камилло, видимо, сохранил немалую силу в широких плечах, и ему, в отличие от Альбино, удалось, кряхтя, несколько раз провернуть ворот.
Тяжелая цепь, вначале сухая, потом - со стекающими с нее прозрачными каплями, намоталась на ворот и подняла из колодезной глубины тело утопленника, зажатое между двойной цепью и доской, к которой по краям крепились два крюка. На одном из них, мерно раскачиваясь под животом покойника, было прицеплено ведро, полное чёрной воды с танцующим в нём отражением белой луны.
Глава VI. Чужие разногласия
Мессир Тонди, как оказалось, принадлежал к тем людям, которые склонны много беспокоиться по пустякам, но в ситуациях сложных самообладания не теряют. Он приказал Альбино крепко держать кота, сам же, потянув за цепь, снял с крюка ведро, поставив его на уступ колодезного круга, и притянул к себе труп. Цепь снова заскрипела, разматываясь с ворота, покойник был спущен на траву и перевернут лицом вверх.
В лучах луны они молча озирали мертвеца. Оба узнали его.
- Пьетро Грифоли, - вздохнув, сказал Тонди и тут же метнулся к колодцу, снял с круга ведро и поставил его рядом с трупом, торопливо забрал с рук Альбино Бочонка и опустил кота у ведра. Кот точно хотел пить: став на задние лапки, он сочно лакал воду. Тонди подождал, пока кот напьётся, и тогда сказал, что надо предупредить хозяина виллы и найти подеста, Пасквале Корсиньяно, он был тут, среди гостей.
- Вы полагаете… его убили? - свой голос Альбино услышал будто со стороны. В его глазах сначала потемнело, потом проступил странный свет. Он поднял голову и увидел, как небо за домом озарилось ликующим фейерверком, взрывами веселья и торжества. Сам он, пошатываясь, стоял над трупом врага, и подлинно не знал, что должен чувствовать, - восторг, изумление, счастье? Но на деле он ощущал только недоумение, колебания духа и сомнения в реальности увиденного.
Тонди внимательно оглядел цепь. За четыре фута до конца она удваивалась, в образовавшееся отверстие было вложена доска, сделавшая из цепи подобие качелей, внизу к концам доски крепились два крюка. Это было обычное крестьянское приспособление, применяемое, когда нужно быстро начерпать воды - по два ведра зараз.
- Не знаю, - странно спокойно и даже задумчиво ответил Тонди, - если покойник был пьян и не вязал лыка, он вполне мог, схватившись за цепь, не удержаться, упасть в колодец и застрять на перекладине.
- У мессира Полески будут неприятности? Петруччи может разгневаться…
Тонди удивленно выпятил нижнюю губу.
- Это ещё почему? Это, - Тонди указал пальцем на труп, - неприятности семейства Грифоли, что до мессира Пандольфо, то уверяю вас, он никогда не бывает озабочен чужими напастями. У него своих немало… - тихо пробормотал он. - Что, малыш, хочешь баиньки? - залепетал он, хватая кота, который начал царапать его сапог, требуя, чтобы хозяин взял его на руки.
Альбино недоуменно посмотрел на архивариуса. Тот подлинно удивил его. Голос его звучал сейчас иначе, чем прежде, на октаву ниже, из него исчезли те пугливые нотки, с какими он рассказывал о возможном отравлении своего патрона, он казался сильным и спокойным, в преувеличенной же заботе о своем коте, на поверку, кстати, как неосознанно заметил Альбино, оказавшимся не очень-то и упитанным, просто густошерстным, проступала какая-то маска, словно мессир Тонди нарочито хотел казаться куда более смешным толстым недотепой, чем был на самом деле. Покойник роста был шестифутового и весил немало, и то, что мессир Камилло столь легко поднял вес почти в двести фунтов, тоже настораживало.
Тем не менее, ничем не выдав своих подозрений, Альбино торопливо засеменил вслед за Тонди, который, прижимая к себе кота, понёсся, не разбирая дороги, к месту фейерверка. В темноте он подлинно видел плохо, временами спотыкался, впрочем, Альбино не особо волновался за него, зная, что у подслеповатых, влюбленных и пьяных - свой ангел-хранитель.
На поляне они нашли всех вместе - хозяина виллы, Пандольфо Петруччи и Антонио Венафро, Фабио Марескотти, Паоло Сильвестри, Карло Донати, Никколо Монтичано, епископа Квирини, нескольких неизвестных Альбино людей и Элиджео Арминелли, явно клевавшего носом. В нескольких шагах от них стоял прокурор Лоренцо Монтинеро, в своем темном плаще похожий на призрак.
- Господа, - в голосе Тонди вновь проступили визгливые нотки, он, с взъерошенным котом на руках и растрепанной шевелюрой вокруг лысины, снова показался Альбино уморительно-потешным толстяком-Панталоне, - там… там… Мы с мессиром Кьяндарони искали кота… В колодце труп!! Мессир Грифоли, он упал вниз!!
На несколько мгновений в воздухе повисло молчание, все обернулись к Петруччи, но тот лишь поднял глаза на Марескотти. Марескотти же замер, как громом пораженный, с сжатыми в кулаки руками. Венафро, наклонив голову набок, в недоумении разглядывал вестника несчастья, явно не поверив принесенному им известию. Карло Донати, Паоло Сильвестри и Никколо Монтичано, как заметил Альбино, странно сплотились, став плечом к плечу, Лоренцо же Монтинеро, напротив, отступил на шаг назад и обернулся в сторону конюшен. На лице его было написано сожаление, но было неясно, скорбел ли он о погибшем или просто жалел, что вовремя не уехал.
- Бедняга, - растерянно сказал Венафро чуть дрогнувшим голосом.
- Если называть несчастными всех, кому суждено умереть, кого пропустишь из живущих? Воды смерти горьки… - задумчиво ответил епископ Квирини.
Альбино бросил на него недоуменный взгляд и понял, что его преосвященство просто пьян.
Петруччи пришёл в себя быстрее всех прочих и велел Монтинеро разыскать среди гостей подеста.
- Он был у бочки с мальвазией, - сообщил епископ, - внюхивался в аромат.
- Найдите его, - приказал Петруччи.
На это ушло несколько минут, поднялась суета, целая толпа людей с факелами во главе с подеста вскоре появилась на поляне и двинулась к колодцу, где утопленник был осмотрен медиком Палески, не заметившем на теле Пьетро Грифоли следов насильственной смерти: он не был пронзён кинжалом или удушен, правда, шея была переломана, но это вполне могло произойти при падении в колодец.
Петруччи, едва услышав этот вердикт, приказал послать за отцом Грифоли - Аничетто, сам же он, велев Венафро идти за ним следом, направился в дом. Марескотти, поглядев им вслед, обратился к стоявшему на поляне Пасквале Корсиньяно, смуглому человеку с львиным лицом, странно усугубленным львиной рыжевато-палевой шевелюрой. Тот безмятежно озирал тело, слегка покачиваясь с носков на пятки.
- Вы полагаете, что вас напрасно вызвали? - в голосе Марескотти проступила с трудом сдерживаемая ярость, которую он, однако, силился подавить.
Подеста пожал плечами. К удивлению Альбино, он ничуть не заискивал в Марескотти, держался со спокойным достоинством и подчеркнутой независимостью.
- Не знаю, утром, едва рассветет, осмотрим колодец и допросим служителей в доме. Может, что и прояснится.
- Двое свидетелей перед вами, зачем же ждать утра? - в горле Марескотти что-то клокотало.
Тонди, всё ещё прижимая к себе кота, чуть подался вперед, поклонился и выразил полную готовность рассказать господину подеста обо всем, что они знают. Однако на его слова ни Марескотти, ни Корсиньяно не обратили никакого внимания, продолжая сверлить друг друга злыми взглядами.
- Вы полагаете, что мессир Грифоли убит? - этот вкрадчивый вопрос Корсиньяно вызвал подёргивание нижней челюсти Марескотти, - с чего? У него были враги? Кто мог желать ему зла? Допрос свидетелей я никогда не начинаю с нашедших тело, но с тех, кому служил покойник… Такая у меня манера.
Марескотти развернулся, да так, что пола его плаща, описав полукруг, завернулась у колен, и, крикнув своей свите, устремился в дом. Подеста, в свете факелов ещё раз оглядев тело утопленника, неспешно двинулся следом.
- Почему мессир Корсиньяно столь дерзко говорил с мессиром Марескотти? - тихо поинтересовался Альбино у Тонди.
- Нашла коса на камень, - безмятежно пояснил толстяк-архивариус, поглаживая кота между острых ушей, - Марескотти - кузен жены Петруччи, Аурелии Боргезе, а мессир Корсиньяно… кузен самого Пандольфо.
- Но ведь мессир Корсиньяно обязан был допросить нас, - сказал Альбино, глядя вслед удаляющемуся подеста, - почему же он этого не сделал?
- Потому что мертвец - человек Марескотти, - снисходительно пояснил Тонди, - обнаружь мессир Пасквале здесь мертвым своего человека, он вцепился бы нам в глотки и продержал бы всю ночь в каталажке, нас допрашивали бы с пристрастием порознь и вместе, сверяли бы каждое наше слово друг с другом, угрожали бы пыткой и запугивали. А так как мы случайно напоролись в ночи на тело какого-то прислужника Марескотти, то нас можно вполне расспросить о таком пустяке утром за завтраком. - Толстяк посторонился, ибо пришли слуги с носилками, на которые погрузили тело утопшего и понесли к дому, - однако, Бочонок уже уснул, пойдемте в отведенные нам комнаты, - толстяк зевнул. - Надо и впрямь выспаться, денек завтра будет хлопотный.
Альбино последовал было за Камилло, но, обернувшись, заметил темную фигуру мессира Монтинеро, стоявшего у колодца и осторожно вращавшего ворот, чуть поскрипывавший, точнее, пищавший, как летучая мышь под сводами старой часовни. Прокурор, склонив голову набок, внимательно слушал этот звук. Неожиданно из темноты возникла вторая фигура, ставшая с другой стороны ворота. Альбино увидел накинутый на голову капюшон плаща и то, что человек ростом равен прокурору. Раздался мягкий голос, задушевный и язвительный одновременно.
- Я знаю, что произошло, Лоренцино. Мой дурень-келейник, наслушавшись от местных скудоумных девок нелепых сплетен, сказал, что в этом колодце три года назад утопилась прачка. Из-за несчастной любви.
- И что с того?
- Она превратилась в русалку… или тритона. Что если эта дева, выходя при свете луны на поверхность колодца, поет на вечерней заре, помрачая своими песнями ум юношей, схватывает их в объятия и вместе с ними кидается на дно, где дарит их своею любовью и где века проходят как мгновенья… - теперь в голосе говорившего проступило опьянение, язык его чуть заплетался, - говорят, тритоны обольстительны, их очи блестят, как небесные звезды… Но надо обмотать себя одним концом струны, а другой обвязать вокруг дерева на берегу, иначе пение ундины настолько очарует, что уже не захочешь вернуться, и только тот, кто достанет цветок папоротника, может свободно слушать пленительное пение русалок, они будут гнать в его сети рыбу и орошать его поля при засухе…
- Ты пьян, Нелло.
- Ну и что с того? Господь наш Иисус пил сброженный сок виноградных лоз, и нам велел. Зато я поэтичен, Энцо, а ты черств, как сухарь.
- Ветер прекрасно замещает поэзию, звезды - фрески маляров, а дождь - музыку, жеманные же стихи нервируют горше скрипа немазаных колес. Что до твоей версии, Гаэтанелло, то спроси нашего медикуса, когда он проспится и протрезвеет, и ты узнаешь печальный и прозаический факт. Папоротник никогда не цветёт.
- Неужели все так ужасно, и мир совсем лишен романтики? Как страшно жить… - поморщился епископ, - впрочем, чёрт с ним, с папоротником. Сойдёт и кактус… Уж кактусы-то цветут, Энцо, я точно знаю. Сам видел.
- Не поминай нечистого, Гаэтано, тебе сан не позволяет. Иди спать.
Альбино понял, что разговаривал Монтинеро с монсеньером епископом Квирини, и снова подивился его странным суждениям. Впрочем, если его преосвященство подлинно был пьян, то чего и спрашивать? Но если знать города глумится над беззащитными женщинами, а глава города смотрит на это сквозь пальцы и даже покрывает негодяев, если прокуроры и подеста равнодушны к происходящему, а епископы пьют и чертыхаются, то подлинно времена пришли последние…
К колодцу подошли люди подеста, намеревавшиеся охранять его до утра. Епископ посмотрел на них и ушел. Прокурор тоже отошел в тень и остановился. Перед ним стояла Катарина Корсиньяно.
- Этого человека убили?