- Ари, что с тобой? - сразу спросила Джейн, войдя и заметив мои мучительные попытки принять удобную позу: от такой пробежки страшно болели мышцы.
- Ничего особенного, - ответил я, поглядывая на карту, которую протягивал нам официант, - я бежал от каких-то мужчин в масках.
Сразу вспомнилось, что я не ел уже сутки и что, хотя я и привык поститься, мне, тем не менее, все же надо было есть и пить.
Для Джейн и для себя я заказал хумус и фалафель, единственные израильские блюда, предлагаемые западной кухней отеля; я не пробовал их с тех пор, как обосновался в Кумране.
- Ты уверен, что хочешь продолжать, Ари? - с беспокойством спросила Джейн.
Я показал ей на газету, лежавшую рядом на журнальном столике.
- Говорят, полиция ищет в районе Кумрана. Есть риск, что они нас найдут, Джейн. Найдут и станут подозревать. Конечно же, я должен продолжать.
- Говорят, они сейчас ведут расследование у самаритян из-за их жертвоприношений. Ты полагаешь, что виновных несколько?
- Вне всякого сомнения. За мной только что бежали двое. Здесь замешан не один человек, а целая группа.
- Но кто же они?
- Этого я не знаю.
- Во всяком случае, охота идет именно на тебя.
- И ты думаешь, я могу спрятаться и отказаться от боя?
- Да, конечно, - уверенно сказала Джейн. - Ты - Выбранный, Избранный… Мессия! И поэтому ты должен страдать, не так ли? Страдать и умереть? Когда ты остановишься, Ари?
Джейн рассматривала меня со странным выражением. Я увидел в ее глазах тот же страх, что и накануне, когда открыл ей, какова была моя миссия.
- Как и моя мать, ты не признаешь моих стремлений. Но в жизни есть другие цели, нежели игра в журналиста-археолога, ищущего утерянные сокровища.
- Сокровище-то сказочное…
- Это уже вопрос денег.
Она пожата плечами и отвела глаза. Я понял, что обидел ее.
Она раскрыла кейс, бывший при ней, и достала из него ноутбук.
- Это еще зачем?
- Я работаю, - бросила она. - Одна…
- Джейн, ради Бога, прости меня. Я не хотел… Я брякнул не подумав.
Не отвечая, она заиграла на клавишах, и вскоре появился листок, свернутый наподобие наших свитков. Ну вот, подумал я, через тысячелетия мы снова возвращаемся к свиткам.
- Смотри, - сказала она, - вот текст статьи о Медном свитке.
В известном Медном свитке содержатся описания сокровищ с указанием географических мест их нахождения. Найденный в гроте № 3 в 1955 году, он дал толчок к изучению Кумранских свитков. Томас Альмонд из Манчестерского университета с помощью швейной машинки разрезал свиток на куски, сфотографировал полосы, затем восстановил его, профессор Петер Эриксон помогал ему промывать и расшифровывать текст.
В общей сложности в свитке имеется двенадцать колонок с пятью описями; каждая написана древнееврейскими нелитературными идиомами. В них указаны места, среди которых гроты, могилы, акведуки… Количество ценностей огромно, отличаются они размерами и свойствами. Причина написания на меди до сих пор неизвестна. Не знаем мы и кем написан текст, и реальны ли или выдуманы перечисленные в нем сокровища. Большинство исследователей полагают, что список, приведенный в Медном свитке, является символическим и фиктивным. Только этим можно объяснить, что до сих пор, несмотря на усиленные поиски, не найдено ни одного предмета знаменитого сокровища Иудейской пустыни.
- Тайна, да и только, - вздохнула Джейн. - Но непонятно, почему ессеи Кумрана выгравировали список сокровищ, даже фиктивных, на таком дорогостоящем в те времена металле, как медь?
- А может быть, этот свиток не принадлежит ессеям, - предположил я.
- Тогда почему он найден в кумранских пещерах?
- Кто-нибудь, наверно, спрятал его там. А вот когда и почему, неизвестно.
- А это значит, что…
- …свиток был спрятан в пещере не ессеями…
- Этим и объясняется уникальность документа.
- Возможно, пещерами Кумрана воспользовались как генизой.
- Как в каирской синагоге? Известно, что вы, евреи, не выбрасываете книги, которые больше не нужны. Ведь все буквы в них для вас священны, не правда ли?
- Правильно, - подтвердил я. - Поэтому-то их и хоронят. А вдруг… если этот свиток принадлежал библиотеке Храма в Иерусалиме, его могли спрятать в Кумране, предвидя нападение римлян?
- Но кто же положил его туда?
- Чтобы знать больше, нам нужно мнение специалиста, прекрасно разбирающегося в Кумранских свитках, человека, который сможет все разъяснить…
- Кого ты имеешь в виду? - спросила Джейн, не отрываясь от клавиш.
На экране появился текст:
Согласно манускриптам, найденным в Кумране у Мертвого моря, ессеи образовывали общину, где все было общее; они ели, молились и работали сообща в местности Кирбат-Кумран. Особенностью мировоззрения ессеев является предвидение Конца Света: Апокалипсис - не только ожидание последних дней и переход в спасительные времена, но исходя из этимологии этого слова "снятие покровов с того, что скрыто". Апокалипсис, таким образом, предусматривает раскрытие тайн, будь то тайны Истории или Вселенной.
О ессеях мы узнали благодаря описаниям ряда древних авторов: Плиния, Филона, Иосифа Флавия.
Происхождение ессеев, вероятно, явилось следствием движения хасидов во времена восстания Маккавеев, направленного против эллинизации Иерусалимского храма за два века до нашей эры.
Основные идеи: детерминизм, иерархическая структура, подготовка новых членов общины, совместная жизнь, общественное пользование благами, строгое соблюдение законов и обрядов, совместная трапеза, статус холостяков, Храм, Конец Света.
- Конец Света… - пробормотала Джейн. - Разве не сказано, что Храм будет возведен заново в Конце Света?
- Сказано.
- Но для кого же его отстроят? Ведь в нем должны быть обстановка, ценности, не так ли?
- Правильно.
- Но зачем же тогда пытаться отстроить Храм, Ари?
- Действительно, зачем?
- Да. Найдись в наше время люди, желающие возродить Храм, какую бы цель они преследовали?
- Мы, ессеи, стремимся к этому больше двух тысяч лет. У тебя правильно написано, что движение ессеев зародилось, когда Храм был захвачен греками и некоторые взбунтовавшиеся жрецы покинули его и ушли к Мертвому морю.
- Почему же ессеи так привязаны к Храму?
- Храм позволял открывать некоторые ворота… Он был построен по правилам некой священной геометрии. Например, святая святых - идеальный квадрат. Храм строился из самых изысканных и богатых материалов: мрамор, драгоценные камни, тончайшие ткани… В нем была слышна небесная музыка арф, он благоухал нежнейшими ароматами. Храм, Джейн, позволял переходить из мира видимого в мир невидимый.
- Иначе говоря, именно благодаря Храму, а точнее, святая святых, можно было встретить Бога…
Джейн как-то странно посматривала на меня.
- Думаю, только из-за этого профессор Эриксон и искал эти сокровища.
- Что ты хочешь этим сказать?
- Я хочу сказать, что цель его была не научной, как он утверждал, но… духовной, если можно так выразиться.
- Ну так что же?
- Именно этого он и хотел. Встретить Бога. Потому он и изучил все, что относилось к Храму… Чтобы воссоздать его и встретить Бога… Этим и объясняются его настойчивость, его желание посвятить этому всю жизнь. Как если бы… Как если бы он сражался, воевал…
- А ты, Джейн, ты-то чего добиваешься?
Она замолчала, опустила глаза и, казалось, размышляла.
- Должна сказать тебе правду, - наконец выговорила она. - Я в это не верю. Я не верю в Бога. У меня больше нет веры. Я считаю, что религия, религии, все религии - это заблуждение, от которого рождаются страх и насилие.
- Так вот в чем дело! - удивился я.
- А что тут такого, чему ты удивляешься?
- Когда я тебя вчера увидел, то сразу почувствовал, что в тебе что-то изменилось. Почему?
- Почему? - повторила Джейн.
Она встала, прошлась по холлу, остановилась у окна.
- Возьмем твой Кумран, Ари. Слишком много насилия, убийств, начиная с Иисуса, слишком много неправедности у тех, кто ищет Бога. Увидев Эриксона на жертвенном алтаре, я поняла, что все это было неправедным, ошибочным, ты понимаешь? А еще я поняла, что были только войны, а Бога-то и не было.
- Он не вмешивается, - возразил я, - но это не значит, что Он не существует. И Он есть даже в твоем бунте, тебе это непонятно?
Я посмотрел на нее. Ее глаза утонули в моих. Как ослепленный я снял очки. И тогда душа весьма изменилась.
Опустив глаза, я рассматривал компьютер. Без очков я видел лишь светящееся пространство, на котором мелькали черные значки. Между ними белые промежутки вырисовывались в форме буквы
Это - вторая буква алфавита, "Бет", графически изображающая дом, откуда и название Bait - дом, жилище, очаг. Этой буквой Бог создал мир, словом Berechit, в начале. Если поменять местами слоги, получится Rechit Bet, то есть: сперва дом. До того не было ничего, все было ничем, земля была пустой, и мрак царил над бездной. Потом стало все.
Она была сейчас так красива, что я не мог сдержать невольного движения, приблизившего меня к ней.
Ее взгляд остановил меня.
- Чего же ты от меня хочешь? - спросила она.
Голос ее затвердел, как тогда, накануне.
- Ты сказал, что дал обет, что был помазан, ты мне сказал, что ты - Мессия и твой Бог стоит между нами, лишая нас всякой надежды.
- Я хочу тебе помочь.
- Замолчи!.. Замолчи, прошу тебя… - вскипела она, вставая. - Ты не хочешь мне помочь. Твое желание - это встретить Бога.
- А ты, ты-то чего хочешь?
- Я? Я тебя любила, перегорела и утешилась. Больше я не хочу никакой любви.
Все мое тело сотрясается и кости трещат; и все мои члены разнеслись, как лодка в яростную бурю.
ТРЕТИЙ СВИТОК
СВИТОК ОТЦА
И я узнал, надежда есть
Для тех, кого ты вытащил из пыли
Своею вечной тайной.
Грехами ты очистил ту порочную надежду,
Чтобы жила она средь армии святых,
Чтобы вошла она в сообщество детей небесных…
Ты одарил человека духом знания,
Дабы радостно восхвалял он твое Имя
И рассказывал о чудесных делах твоих.
Но я, создание горшечника, кто я?
Кто я, замешанный на воде и глине?
В чем сила моя?
Кумранский свиток. "Гимны"
Когда я пишу, все мое тело участвует в этом процессе, оно должно быть в полном согласии с умом. Таким образом, я могу вспоминать каждое слово, каждый шумок, каждый голос. А еще я могу ждать. Ждать - в этом моя работа, исключительно ждать; ждать и молиться - в этом моя судьба. Зов ее так силен, что я буквально умираю от непреодолимого желания соединиться с ним, и сегодня я, вероятнее всего, был бы мертв, если бы некий знак не вытащил меня из грота, где я уединился; я и не подозревал, что знак этот послала мне судьба и что История, которая намного сильнее меня, позвала меня туда, в Иудейскую пустыню, в самое сердце Израиля, предоставив мне роль, единственную в своем роде, загадочную и священную.
Вместе с Джейн мы собирали все элементы, которые помогли продвинуться в нашем расследовании. Теперь мы знали, что профессор Эриксон занялся поисками сокровищ Храма после того, как нашел в пещерах Кумрана Медный свиток. Желая завладеть вторым свитком, он сообщил самаритянам о рождении Мессии на земле Иудеи, поведал им, что приближается Конец Света. Другими словами, Эриксон, чтобы узнать о приходе Мессии к ессеям, должен был общаться с ними. Но каким образом? И какова роль франкмасонов в этих поисках? И особенно: кто убил Эриксона? Разве что самаритяне, почувствовавшие себя обманутыми после того, как увидели, что Конца Света не предвидится? Или кто-то из членов экспедиции, самолично возжелавший завладеть сокровищем Храма? А может быть, Кошка, похоже, хорошо знакомый с масонами? Как бы то ни было, ключ к загадке находился в пергаменте, в его содержании, в одном из манускриптов, писанных две тысячи лет назад.
В эту ночь к моим сомнениям добавился еще и непрошеный страх. Один в номере отеля, я напевал вечерний псалом, проникавший в сердце; ритм был замедленный, ритм мелодии без слов - успокаивающий и полный неги; но печаль не отпускала меня. Напев этот был о правде и неутолимой жажде, он обращался к Богу, недостижимому для меня, к Богу неуловимому, который бежит от меня и исчезает, едва явив себя. Да, напев этот был напевом желания.
Я ждал Его, о, как я Его ждал, уши мои настораживались при малейшем шорохе, все тело трепетало от ожидания. Ибо я уже познал несравненную радость, да, я познал наслаждение, а теперь приходило время самого глубокого и таинственного отчаяния - отчаяния от бесплодного ожидания, от угасающего пыла, от неутоленной страсти. И голос срывался на плач, становился жалобным стоном, из глаз моих текли слезы, потому что я познал разлуку и был один, разлучен и одинок, и сердце кровоточило от этого. И я - гордый, надменный, непонятый, я превращался в открытую рану, раскрывавшуюся все шире и шире; я стал сплошной раной.
Транс… танец, пляска моей души, и пение, и все быстрее и быстрее; ритм не теряется, но и не остается прежним. И вдруг в крутом повороте возникает радость сродни счастью, но счастье второстепенно, радость - главное. Однако счастье, каким бы оно ни было, объединяет сердце и душу, сливая их в одно, нечто торжественно-печальное. И это слившееся становится прекрасной скрипкой, звуки которой благоуханнее ладана, она надрывается, плачет и вздыхает. Душа моя печальная, ностальгическая, как скрипка, разъединяется с сердцем, которое танцует под ее звуки, скандируя напевные слова; танцует сердце, приподнимаясь и опускаясь; так поднимись же и душа моя, поднимись в бесконечном ритме - выше, выше, еще выше… Ноги мои не поспевают за ней. Так поднимайся же, душа, к красотам, влекущим тебя, заставляющим дрожать…
Из глубины памяти возникает образ моей подруги. Вот она, Джейн, под слепящим солнцем. Усилием воли я вновь поднимаюсь по склону воспоминаний. За несколько минут до этого я был там, на месте преступления, я осматривал его… Я вновь увидел оскверненное кладбище, увидел алтарь и следы крови - семь кровавых полос. И вдруг, с закрытыми глазами, я очутился в этом месте на несколько секунд раньше и, продлив момент медитации, испытывая невероятное напряжение, я увидел тень: тень Джейн, потому что именно ее я и искал в закоулках своей памяти. Как раз этого мгновения мне и не хватало между видением алтаря и видением тени. Сам не зная почему, я чувствовал, что в этом ускользавшем мгновении существовало нечто ценное, важное, стертое встречей с ней, тогда я снова закрыл глаза и, наконец, увидел то, что меня мучило.
Около ограждения, наполовину вдавленный в землю, лежал маленький красный крестик, готический крестик, расширявшийся к краям, с металлической цепочкой, похожей на медную. Осознание пришло ко мне вместе с мыслью протянуть руку и подобрать его. Но в этот самый миг я и заметил тень Джейн, стоявшей сзади. Потом Джейн встала передо мной, наступив прямо на крестик и вдавив его ногой поглубже. Умышленно? Вот в чем вопрос. Та, которую я любил, всегда оказывалась в опасных местах…
Я вышел из транса сразу - в тот момент, когда внутренний голос мне подсказал: в опасных местах, чтобы прятать улики.
Я проснулся совершенно разбитым. Я уже не знал, где я. Сперва подумалось, что я проснулся в своем маленьком гроте в Кумране, на соломенном тюфяке, как это случалось в течение двух лет. Но сейчас я ничего не соображал. Потребовалось время, чтобы прийти в себя и вспомнить происшедшее накануне, включая ночь. Нужно ли было все рассказать Джейн, стоило ли потребовать у нее объяснений?
Я подал ей мысль поговорить с моим отцом и сейчас был убежден, что так и следовало поступить - не только потому, что он был специалистом, способным разъяснить нам тайну Медного свитка, но и потому, что мне очень нужно было видеть его, поговорить с кем-то, кому я полностью доверял. Отец посвятил всю свою жизнь изучению текстов, и он частенько повторял, что еврейская ересь - в незнании, но разве такое знание не ересь, и не подвергну ли я его опасности, призвав к себе?
Я взял телефон и нерешительно набрал его номер. Зуммер прозвучал несколько раз, и когда, наконец, я услышал уверенный отцовский голос, все мои сомнения испарились, и я попросил его приехать в отель.
Позвонил я и в номер Джейн.
- Джейн…
- Да? - ответила она напряженным голосом.
- Я договорился о встрече с отцом, через полчаса, в отеле.
- Ладно, - согласилась она. - Я приду. Если ты не возражаешь.
- Он может нас просветить, я уверен. Но… не хотелось бы подвергать его опасности.
- Понимаю. Я знаю, что ты испытываешь. Я тоже… Я тоже боюсь.
Когда я спустился в холл, где уже оживленно ходили и разговаривали молодые туристы всех национальностей, отец был там; он ждал меня. Увидев меня, он встал и улыбнулся.
- Ну и как? - поинтересовался он. - Есть новости?
- Да, - ответил я. - Первая: Джейн состояла в археологической группе профессора Эриксона.
Отец, казалось, удивился:
- Вот видишь, ваши дороги скрестились.
- Просто случайное совпадение.
- А может быть, и нет, Ари, - покачал головой отец.
- Куда ты клонишь?
- Я не верю в совпадения. Думаю, Джейн оказалась там не случайно. Не случайно мы столкнулись с ней и в Париже два года назад.
- А в чем же тогда дело?
- Этого я не знаю, - ответил отец.
- Жертва - профессор Эриксон… Он возглавлял группу, которая вела поиски…
- Медного свитка… это мне известно.
- А что ты знаешь о самом тексте?
- Ты хочешь знать, дает ли он реальное описание сокровища, или речь идет о символическом списке?
Отец поудобнее устроился в кресле, и, казалось, погрузился в размышления. Его взгляд на какое-то время затерялся где-то далеко, на холмах Иудеи. Тут подошла Джейн, на ней был темный костюм. Синева под глазами, неподвижные зрачки, мрачные черные глаза придавали ей странный, несколько фантасмагорический вид.
- Добрый день, Джейн, - сказал отец, вставая, чтобы поздороваться с нею.
- Здравствуйте, Давид, - произнесла она, протянув ему руку.
- Мне очень жаль профессора Эриксона. Вы его хорошо знали?
- Разумеется, - ответила Джейн. - Он был для меня больше, чем шеф… - Она слабо улыбнулась. - Но не может ли случиться, что мы опять производили раскопки в месте, которое нам не принадлежит?
- Ари сказал, что вы хотите побольше узнать о Медном свитке?
- Да, - ответила Джейн. - Не исключено, что мы обратились бы к вам пораньше, до этой катастрофы, но у профессора была своя точка зрения, он не хотел, чтобы многие были в курсе.
Я взглянул на отца - он смотрел на нее с долей участия и любопытства. Что до Джейн, то она села и спокойно положила ногу на ногу.