Один из тех, кто ждал прежде у входа на кладбище, произнес:
- На моей памяти третьего достают из гроба - и всегда борода бывает лохматая. Не пойму, в чем причина…
Ему никто не ответил.
Руки покойника были соединены на груди, и в них вложен деревянный крест.
- Приступаем! - кивнул господин с тростью.
Коренастый мужчина шагнул вперед, расстегнул на трупе сюртук и сорочку, подоткнул одежду сбоку под тело. Затем спустил штаны и подштанники.
На груди и животе были швы, зашитые через край шелковой ниткой.
Теперь наступила очередь тех, кто нес саквояжи. Ловко действуя скальпелями, разрезая шелк, они стали вскрывать шов.
Из саквояжей достали стеклянные банки. Постепенно они заполнялись органами, извлеченными из трупа. Кусок легкого, печень, селезенка, почка, сердце, более аршина толстых кишок - все это было уложено в три банки.
Человек с тростью запечатал сургучной печатью банки, скомандовал:
- Покойника приведите в порядок!
…Процессия потянулась к выходу.
Над миром царила ночь 14 марта 1889 года.
ПОЖАР
События этой ночи имели прямую связь с тем, что произошло шестью годами раньше в Москве.
В Пресненской части в большом богатом доме в Малом Предтеченском переулке жил купец 2-й гильдии Федор Максименко. Держал он большую лавку "Колониальные товары". Торговал честно, в делах был основателен, и капиталец у него водился. Задумал Федор купить большой особняк в Хомутовском тупике. Не особняк - дворец настоящий, трехэтажный, с колоннами при входе, на верхнем этаже с большим залом для танцев, множеством помещений.
Сладился с владельцем - гремевшем на всю Россию купцом Хлудовым, собиравшим от избытка средств и тяги к старине редчайшие древние рукописи.
- Вези деньги, и отпразднуем твое удачное приобретение, - сказал Хлудов, как и многие купцы старинного закала, предпочитавший наличные.
Собрал Федор большое наличие: кое-что заложил, кое-что продал. Пришлось немного подзанять у крестной старшего сына - купеческой вдовы Прасковьи Анофриевой. Но случилось невероятное совпадение: сгорел в ту ночь дом Федора, и магазин, и склады, весь громадный наличный капитал. Но главное - погиб в огне хозяин. Осталась вдова с двумя сиротами - парнем и девкой - на головешках и без копейки денег.
Анофриева простила долг и пригласила погорельцев жить у себя:
- Дом большой, всем место найдется! Так перебрались Максименко в Кадаши.
ПРОЩАНИЕ
Не успели толком обжиться, как у Анофриевой гости. Прикатила землячка покойного Федора, жившая в Ростове-на-Дону, Варвара Дубровина с 16-летней дочерью Александрой и погодком-сыном Федором. Была с ними и прислуга Марья Гребенькова, старательная девица лет двадцати пяти.
Варвара невысокого роста, с некрасивым, рано постаревшим лицом, бегающими глазками-щелочками, с тонкими бескровными губами. Муж Варвары начинал чернорабочим, а потом как-то враз разбогател, купил пароход, потом еще и еще… Стал он богатейшим и уважаемым. Но минувшей зимой провалился в прорубь, жестоко простудился и отдал Богу душу.
- Эх, бабы, мы ведь все трое вдовы, - вздохнула Варвара. - Похоронила я своего Федула перед Николиным днем. Давай винца пригубим, помянем наших покойничков. Машка, наливай!
- Ведь покойник богатство своей головой сделал! А сейчас пароходы Федула Дубровина по многим рекам бегают. Только нет больше хозяина…
На другой день, вновь плотно посидев за столом, Варвара объявила:
- Наталья, пожалуй, твоего сына к себе заберу! Дело у меня большое, торговое, мне грамотный и расторопный парень нужен. Твой Колька как раз годится. Положу парню для начала, ну, хоть 50 рублей. Пусть старается! Да и девка у меня подрастает, - Варвара хихикнула, подмигнула. - Чем не пара? А что беден, так это ничего. Мой мужик, помнишь, тоже поначалу без портков ходил…
На том и порешили. Со слезами на глазах, словно материнское сердце предчувствовало недоброе, проводила Наталья сына.
СТРЕЛЫ АМУРА
У Николая на новом месте все хорошо складывалось. Конторское дело 22-летний парень успел возле отца освоить. В арифметике был силен, на счетах без ошибок костяшками стучал. Понимал и в бухгалтерии - мог самостоятельно дебет с кредитом свести. К тому же был человеком трезвым, честным и работящим. С удивительной легкостью и неустанным трудолюбием постигал он новое дело: советовался со старшими, приобретал книги по специальности, заносил свои размышления в дневник, составлял конспекты. Конторские дела вел с блеском. Все у него всегда было под рукой, любую справку давал быстро и грамотно. Варвара Дубровина радовалась такому помощнику.
Тут случилось несчастье. По непонятной причине скончался уехавший погостить в Киев Федя Дубровин, Александры родной братец. Варвара уехала его хоронить. Когда вернулась, домашние приживалы шепнули: "Сашка в открытую с Колькой Максименко живет!"
Хотела Варвара дочке головомойку устроить, да та сама матери в ноги бросилась:
- Делай что хочешь, без Николая жить не могу!…
Покричала Варвара для порядку, отхлестала дочку и вынесла резолюцию:
- Хоть Колька голодранец, тебе не пара, но раз у тебя такие чувства… Хрен с тобою, мокрощелкой! Поставлю вас под венец. Налей-ка мне наливки лафитник!
Сорока дней траура еще не прошло, а в доме свадебный пир!
Знающие старушки шептали:
- Это не к добру!
…После свадьбы переехал Николай в хозяйский дом. Стоял он на углу Николаевского спуска и Донской улицы. Не дом - дворец! толстенный, с окнами на обе улицы. Красивой архитектуры, с парадным крыльцом, с тамбуром, со множеством служебных построек на широком дворе. В зале - рояль, повсюду дорогая мебель, стены и потолки - расписные… Живи себе на радость!
- Теперь ты всему голова и хозяин! - ласково взглянула на Николая жена.
- Надо из Москвы матушку и сестренку Елизавету выписать! - решил Николай.
Так и сделал. Но хоть и числился он теперь хозяином и разные доверенности в сейфе имел, но поселить близких в доме ему не удалось. Варвара категорически воспротивилась:
- Два медведя в одной берлоге не уживутся!
Делать нечего, снял Николай для матери и сестры на берегу Дона маленький домик, стал посещать родных, подарки носить. Те радовались: "В большие люди Николенька вышел!"
Эх, не знаешь порой, что к добру, а что к беде…
ПЕРВЫЕ ТУЧКИ
Время бежало. Николай, встав у большого и интересного дела, заполнял дом книгами, которые заказывал по каталогам в Москве, Петербурге и Киеве. Вся жизнь его теперь делилась на две части - работу и самообразование.
- Котичка, я хочу в театр! - теребила мужа Александра. - Афиши везде, из Москвы актеры приехали.
Муж вздыхал:
- Хорошо, Санечка, прикажи, чтобы ложу для нас взяли. А я должен быть на пристани, сейчас прибывает "Архангел Гавриил".
В театре сидел рассеянный, обдумывая приобретение нового двухпалубного парохода.
Потом несколько дней провел в Калаче - проверял дела своей конторы. 18-летняя Александра не понимала дел мужа и исходила от тоски и безделья.
- Почитай книжечку, - советовал муж. - Вот тебе "Граф Монте-Кристо". Очень забавная история!
- Ой, у меня от чтения мушки в глазах мерещатся!
На Николая набрасывалась теща:
- Что ты, скажи, за человек! Я тебя нищего в дом взяла. Саньку, свое единственное теперя сокровище, вручила. А ты, голоштанный, только своими книжками, чтоб они сгорели, антиресуешься. А ты, Санька, найди себе мужика настоящего, полюбовника. Молодость быстро летит, ни за какие горы золотые ее не укупишь!
Александра молчала, но в голове ее мелькали хитрые мыслишки.
У Николая на глазах слезы закипали, да ничего не говорил теще, уходил к себе в комнату, дверь на крючок закрывал.
Подскакивала Варвара, долбила в дверь ботинком:
- Ты, паразит, чего тут закрываешься? Чай, не у себя дома. Нахлебник!
От такой жизни норовил Николай почаще по делам ездить, чтобы в доме реже бывать.
- Ах, маменька, - подливала Александра масла в огонь, - совсем зачитался мой муженек. Поначалу куда был ко мне внимательней. Иной день по нескольку раз обнимал, а теперь и в неделю не докличешься!
Тут зачастил в дом полицейский надзиратель поручик Панфилов. Был он человек семейный, да не стеснял себя в вольностях, похлопывал Александру по разным частям тела, даже Николая не смущался.
Николай было цыкнул:
- Прекратить!
Да теща опять зашипела:
- Чего вякаешь здеся! Не у себя дома! Александра лишь хихикала, показывая мелкие
змеиные зубки.
Вот и бежал из дома Николай…
А это, видать, Александре лишь на руку.
ДРУГ ДЕТСТВА
Однажды на пристани вместе с конторщиком Куколевским занимался Николай приходной книгой. Тут он увидал тщедушного мальчика лет семнадцати, с лицом невыразительным, с топорщащимися ушками и хлипкими ножками в узких, по тогдашней провинциальной моде, панталончиках.
Конторщик Куколевский сказал:
- Николай Федорович, мальчишка работу какую-нибудь просит, третий день здесь ошива-ется…
- Подойди сюда, - произнес Николай. - Чего ты умеешь делать?
- Я закончил пять классов гимназии, буду делать что прикажут.
- Хорошо, я подумаю! Зайди ко мне завтра домой после обеда.
На следующий день Александра ввела в кабинет мужа лопоухого парня:
- Это Аристарх Резников. Я его помню совсем маленьким, к нам на елку приходил, Котичка, возьми его куда-нибудь.
Николай вздохнул:
- Хорошо! Беги, Аристарх, к Куколевскому, скажи, пусть к себе в помощники возьмет.
- С окладом 35 рублев в месяц! - добавила Александра.
Резников благодарно изогнулся, ощерился:
- Большое вам мерси!
Николай поморщился, но возражать не стал. Резников убегал, когда Александра его остановила:
- В субботу приходи, у нас будут танцы!…На танцах играл квартет. Александра много
танцевала с Резниковым, говорила ему в оттопыренное розовое ухо:
- Ты, Аристарх, мой друг детства. Я тебе буду проже… протежировать!
С той поры Резников стал почти безвылазно пребывать в доме Максименко.
Сердце женщины - загадка великая!
"ТОЛЬКО НА БОГАТОЙ!…"
Из протокола допроса И. П. Куколевского в Харьковском окружном суде 21 декабря 1888 года: "О характере Аристарха Резникова могу сказать, что он был еще неустоявшийся. В этом субъекте я видел лишь мальчика. Работал он неохотно, был рассеян. Зато любил франтить, носил золотое кольцо, узкие панталоны в немыслимую полоску. Получая 35 рублей, жил явно не по средствам. Устраивал кутежи. Постоянно лез за театральные кулисы, искал дружбы с актерами и актрисами. Кстати, еще во время траурных дней он вместе с вдовой умершего посетил театр, вместе с ними сидела в ложе старуха Дубровина. У отца Резникова громадное семейство, 8 детей. Изредка бывая у них, я видел жуткую бедность, грязную, беспорядочную обстановку, слышал, как мать Резникова говорила, что она женит Аристарха только на богатой невесте…"
КОЕ-ЧТО О БОЛЕЗНЯХ
Как- то к доктору Португалову, большому знатоку своего дела и весьма авторитетному среди пациентов, пожаловал Резников, довольно развязно заявил:
- Платон Григорьевич, у меня, извините, триппер-с… Причиняет некоторые неудобства. За гонораром не постою.
После следующего визита хмыкнул:
- Болезнь, знаете, заразная! У Саньки Максименко тоже есть жалобы. К вам, понимаете сами, ей идти не пристало. Просит прийти к ней.
И почти без паузы:
- Это нас ее скотина-муж заразил. Ужасный негодяй! С Санькиными капиталами он никакого ее внимания не заслуживает. Ей совсем другой муж нужен.
Николай уже длительное время находился в Калаче. Так что Аристарх клеветал на его нездоровье. Позже, на судебном процессе, Португалов подтвердит, что у Максименко не было той болезни, какую он обнаружил у Резникова и Александры.
Но Николай, к несчастью, все же заболел. Случилось это как раз во время его пребывания в Калаче - 3 октября. У него объявился брюшной тиф. Его перевезли на пароходе в Ростов-на-Дону.
Болезнь была тяжелой, затяжной.
Александра явно тяготилась своим вынужденным пребыванием в доме. Как-то в сердцах она не выдержала, в присутствии Португалова крикнула:
- Когда же, наконец, он помрет! Мне так все надоело…
- О чем это вы? - неприятно удивился доктор. - Да нет, Николай Федорович непременно выздоровеет, вы не волнуйтесь!
При этом оптимистическом прогнозе у Александры вытянулось лицо.
Днем 18 февраля Португалов, осмотрев Николая, сказал:
- Могучий организм победил болезнь! Поздравляю, ваш муж исцелился. Ему только следует соблюдать диету.
Раздувая ноздри, Александра сунула гонорар:
- Спасибо! Приказала Марье:
- Закрой дверь за доктором.
Больной повеселел. Утром пил кофе. За чаем скушал ложку-другую икры, потом отведал кусочек торта.
В четыре часа дня Николай отправился к помощнику полицейского пристава Дмитриеву, сыграл с ним в шахматы, рассуждал о достижениях науки. Выглядел вполне здоровым и веселым.
В семь часов вечера в доме сели за чай. Заскочил на несколько минут Аристарх Резников. От чая отказался, но вызвал в соседнюю комнату Александру, о чем-то они пошушукались. Марья видела, что Аристарх передал хозяйке какой-то небольшой кулек.
Николай хотел выйти к столу, но Александра внесла ему на подносе стакан чая:
- Отдохни здесь.
Николай покорно вздохнул. Он отпил полстакана, остальное отставил в сторону:
- Жжет! Какой-то невкусный!
Вскоре из комнаты Николая послышались сдавленные крики:
- Больно, ох, режет в желудке! В комнату вошла Александра. Больной катался на постели и стонал:
- Дайте пить! Ах, желудок режет! Умоляю, лекарства какого-нибудь…
Александра дала мужу воды. Его тут же вырвало. Он продолжал кататься по постели, хрипел, мучительно стонал.
У больного начался озноб, затем его сильно пропоносило.
За доктором на коляске отправился Резников. Португалов, едва взглянув на позеленевшего Николая, покачал головой:
- Отравление! И очень сильное. Чем кормили?
- Ходил к соседу Дмитриеву. Там чего и съел. Николай, услыхав вопрос, корчась от боли, прерываемой рвотой, выдавил:
- Только стакан чая с булочкой… у Дмитриева… Саша еще невкусную воду… дала… Ой, режет! Господи, за что?… Доктор, дайте лекарства. Умоляю…
Португалов повернулся к Александре:
- Где вода?
- Вылили, что ж помои держать!
- Сейчас выпишу рецепты на слабительное и амигдалин в миндальной эмульсии. Это облегчит боли. Когда характер болезни более прояснится, перейдем к другим, более решительным мерам.
Пульс у больного был частым и напряженным. Все тело было покрыто обильным холодным потом.
Марья, любившая хозяина за доброту и приветливость, схватила рецепты и понеслась к аптекарю.
…Ночью в дверь Португалова позвонили. Это случилось уже около четырех часов утра. Это вновь прибыл Резников:
- Максименко очень слаб.
- Я сейчас соберусь!
- Подождите, может, не надо? Он, думаю, уже умер.
- Если вы считаете, что я не нужен, зачем же будите меня по ночам? - не выдержал Португалов. - Нет, я лечил Николая Федоровича, я поеду.
Доктор действительно застал коченеющее тело Николая Максименко. Лекарства, которые он выписывал с вечера, стояли на тумбочке запечатанными - их больному не давали.
Варвара, подобострастно улыбаясь, протянула конверт Португалову:
- Это вам-с, за труды! Триста рублев…
- Не надо, я не сумел помочь умершему.
- Берите, берите… Только справочку для похорон выдайте: дескать, последствия тифа…
- Наоборот! На вашем месте я бы настаивал на вскрытии покойного. Смерть его слишком неожиданна. Она не может быть объяснена естественным образом. Во избежание кривотолков…
Александра вдруг побледнела, потом залилась краской:
- Нет, не дам насильничать… Я лучше застрелюсь!
- Дело, сударыня, ваше. Только я должен сообщить в полицию.
"ВЗЯТЬ ПОД СТРАЖУ!"
21 октября врач тюремной больницы Марк Крас при участии приглашенных лично женок умершего докторов Виктора Лешкевича и Иосифа Моргулеса в присутствии представителя полиции произвели вскрытие умершего и исследование его внутренностей. В качестве наблюдателя присутствовал Португалов.
Тюремный врач обнаружил патологические изменения, связанные с перенесенным тифом.
- Да, эти темные фиолетовые пятна на кишечнике с неровной поверхностью - следствие перенесенного тифа, - заметил Португалов. - Но они не исключают возможность летального исхода и по другим причинам.
- Я уважаю, коллега, ваше мнение. Но не более! Я считаю вопрос закрытым.
С утра пораньше Португалов бросился к прокурору:
- Экспертиза интоксикации была неполной.
- Где покойный?
- Думаю, что пока дома. Но его родственники подозрительно спешат с похоронами.
- Вот моя санкция: без вашего заключения о причинах скоропостижной смерти - не хоронить. Я теперь же посылаю нарочного к вдове. Сообщу на кладбище.
Когда Португалов с помощниками и полицейским чиновником прибыли на Донскую, то покойный лежал на столе. Он был одет в черный сюртук, белую сорочку, жилет и брюки.
Николая обнажили. Спина и ягодицы были покрыты трупной краснотой.
Португалов взял для анализа желудок и часть печени, часть селезенки, кишок и их содержимого.