Максим все еще держал бандита под прицелом дотянулся до мобилы, набрал какой-то номер и искусно изменив голос произнес:
– Алле, милиция? Милиция. Вам звонит гражданка Анонимова. Да не аноним, тьфу, а Анонимова. Фамилия у меня такое. У нас по двору ходить маньяк какой-то. Да, маньяк. Почему я так решила? Да никакой я не психолог, у меня глаза просто есть. Тут совершенно голый мужик разгуливает и к ребятенкам пристает. Ей богу. Он меня снасильничать хотел… Ага, Я его авоськой стукнула. Авоська? Нет не пустая, в ней банка с огурцами трехлитровая была и скумбрия. Мы теперь во двор боимся выйти. Ага он и сейчас там.
Подождав минут пять, максим снова набрал номер отделения милиции и уже другим голосом сделал сообщение:
– У нас тут мужик абсолютно голый по двору разгуливает? Что уже выслали наряд? Спасибо.
Затем он бросил мобильник бандиту:
– Позвони шефу и скажи, что все сделал как приказывали. Смотри, без глупостей…
Тот набрал номер:
– Георгий Михеич? Все в порядке. Да один труп и один в ментовку сдан, все как договорились. На дно? Да, уеду из города на пару дней.
Максим приказал своему пленнику подняться и идти впереди себя, он вывел его на лестничную клетку, они вышли во двор. Максим все еще продолжал держать его под прицелом. Неподалеку раздался вой милицейской сирены и Макс приказал:
– Пошел, на встречу им пошел. Иначе пристрелю, я белке в глаз с пятидесяти шагов попадаю, а уж в такого хорька и подавно попаду.
Максим вошел в подъезд, прикрыл за собой дверь и быстро поднялся в квартиру. Из окна прекрасно было видно, как во двор въехал милицейский газик, как из него вышли двое милиционеров, как они поймали втолкнули в машину абсолютно голого мужчину.
Максим поднялся в квартиру и начал прибираться, как в дверь позвонили.
– Кого на этот раз? – спросил он сам себя?
На пороге стоял улыбающийся Филимон.
– А что это у тебя? – спросил он, оглядывая разгром в квартире. – Хэллоуин справляли?
– Почти, – произнес Максим, закрывая дверь. – Приходила твоя теща, пошалили мы немножко.
– ??? – Филимон всегда терялся, когда Максим начинал шутить. Понять, говорит он серьезно или опять шутит, было почти невозможно.
– Ты уж извини, список второй тоже пришлось им отдать. Хорошо у меня память фотографическая, один раз взглянул – запомнил.
– Нет, правда, у тебя Нина Михайловна была? А зачем ты ее впустил?
– Я ее не впускал, она сама пришла, да не одна с товарищами.
Максим коротко, избегая кровавых подробностей, рассказал о случившемся. Филимон поделился рассказом о своих приключениях. Они едва дождались утра, чтоб отправиться за маркой.
* * *
Мерзеева готова была петь и плясать от счастья. Все. Конец неизвестности, конец мучениям и переживаниям. Теперь никто не посмеет встать у нее на пути. Никто и никогда. Конечно еще есть этот недотепа Сивухин. Но разве можно считать его серьезным противником? У него давно уже от дешевого алкоголя мозги скисли. Мерзеева коснулась рукой груди. Как и большинство женщин ее возраста и комплекции, она предпочитала хранить ценные вещи не в банках и не чулках, а поближе к телу, так сказать, в чашечках своего необъятного бюстгальтера. Заполучить список неприятель сможет только в одном случае, с ее трупа. Но сделать это не так-то просто. Все еще купаясь в радужных мечтах, все еще переживая волшебный миг удачи, Мерзеева не обратило внимание на то, что Георгий Михеич вот уже полчаса едет с ней рядом в машине и не произнес ни одного слова. В любой другой момент это бы насторожило Мерзееву, но сейчас. Ей было не до амурных отношений. А зря.
Георгий Михеич, конечно не подал виду, что ему не понравилось то, как командовала его орлами Мерзеева. Более всего его поразил тот факт, что парни слушались ее беспрекословно, так, как будто работали на нее, а не на него, своего истинного хозяина. Впервые Нечитайло посмотрел на свою боевую подругу, под другим ракурсом – как на возможного конкурента. Командовать мадам Мерзеева умела и любила, была жестока и беспринципна, ради своей выгоды могла переступить через близкого человека. Михеич вдруг почувствовал себя как-то неуютно рядом с этой огромной женщиной, которую он наделил массой достоинств, в которой замечал только то, что хотел заметить.
С другой стороны, Михеич давно подумывал о длительном отдыхе. Хотелось пожить для себя, не забивая голову всякими разборками, сходняками, кассой общака и прочей криминально-мафиозной атрибутикой. Совсем уходить от дел было нельзя. В криминале, как в спорте: отошел в сторону, и тебя уже оттеснили более молодые да рьяные. Восстановить "физическую форму" очень сложно, почти невозможно. А в их структуре покой существует только в одном варианте – вечный покой. Так, что отходить от дел насовсем, равносильно подписанию смертного приговора. Чего, разумеется Георгий Михеич не жаждал. А кому доверить, хотя бы на время?
– Жоржик, – вдруг нарушила молчание Мерзеева, – а давай отметим завершение операции как-нибудь красиво?
– Ну, детка, до завершения еще далековато, – ответил Нечитайло.
Туту их перебила трель мобильника:
– Да? Хорошо…
– Кто это? – спросила Нина Михайловна его.
Михеич досадливо махнул рукой, приказывая Мерзеевой замолчать. Та отвернулась с обиженным видом, поджав губы.
– Исчезни на пару недель, ляг на дно. Деньги получишь через Дрына, – продолжил разговор Георгий Михеич.
– Так, что ты там, насчет отпраздновать, – снова обратился он к Мерзеевой, – Давай детка, я согласен. Звонил Хряк, все в порядке. Спортсмена замочил, лоха твоего оглушил, менты его повязали… Ну, не сердись, малышка, – произнес Нечитайло, обнимая Ниночку. – Куда поедем?
– Мне хочется чего-нибудь необычного, запоминающегося.
– Будет тебе такое, – и как бы между прочим, спросил, – Список у тебя? Дай взглянуть.
Ниночка прижала обе руки к своему необъятному бюсту и стараясь свести все к шутке, ответила:
– Пупсик, потом, вечером. Сейчас никаких дел, тем более, что эти придурки нам не помешают. Я хочу вручить тебе это список вместе с собой. На нашем ложе любви.
Мерзеева обольстительно улыбнулась, и подставила губы для поцелуя, выскользнула из машины, так удачно вовремя, остановившейся возле ее дома.
Сейчас когда до марки было рукой подать, Нина Михайловна снова стала осмотрительной, осторожной и недоверчивой.
"Пусть сначала жениться, а потом уж и приданное получит" – прошептала она про себя, поднимаясь по ступенькам. С некоторых пор ее все больше и больше занимал вопрос: что дальше? Понятно, что с Михеичем придется делиться. Но вот только как? Где гарантия того, что он не обманет ее? Если раньше, когда марка была недостижима эти вопросы не мучили ее, то теперь…
До знакомства с Георгием Михеевичем она была вполне довольна своей жизнью. Марку не продавала, потому что не хотела облегчить жизнь своим близким, которых люто ненавидела. Еще раньше, в молодости, появление внезапного богатства могло сильно осложнить жизнь обычной советской гражданки. Сейчас же, вкусив радостей иной жизни, избавившись от ненавистного зята Мерзеева жаждала новой богатой жизни.
"Интересно, сколько дадут Лоховскому, хорошо бы лет пятнадцать или двадцать в колонии строгого режима," – мстительно подумала Мерзеева.
Такую жизнь мог дать ей только Нечитайло. Деньги, что деньги. Они когда-нибудь закончатся. А человек который умеет их добывать, причем в огромных количествах, не даст пропасть. Короче говоря с некоторых пор Мерзеева странно захотела сменить свою фамилию на другую. Конкретно – на Нечитайло. А еще лучше через дефис: Мерзеева-Нечитайло. Это, что не говорите, звучит гордо!
Нина Михайловна открыла дверь квартиры и напевая вслух: "Мы красные кавалеристы, и про нас…" прошествовала в комнату. Маша была дома. Нина Михайловна, волей случая втянутая в круговорот всех этих событий давно уже не общалась с дочерью. Мадам Мерзеева, которая почти всю неделю либо ночевала у Георгия Михеича, либо сидела в засаде, либо совершала налет, даже не подозревала, что у нее дома, под самым носом зреет бунт. Бунтовщицей была ее собственная дочь. Которая в качестве акта протеста собрала свои вещи и перешла на временное жительство к соседке по коммуналке Зиночке-разведенке, не желая более находиться под одной крышей с матерью-тираном, вернее – тираншей.
Мерзеева подозрительно уставилась на тюки, старательно упаковываемые родной дочерью.
– Что это? – поинтересовалась она. – Для генеральной уборки время не подходящее. Куда это ты собралась?
Несчастная Маша, потерявшая дар речи, испуганными глазами смотрела на мать. Она до сих пор не могла понять, как решилась на такой подвиг.
– Ну-с, так и будем молчать? – рявкнула Нина Михайловна, взмахнув рукой так, как машет плетью дрессировщик цирка. – Не молчать, когда родная мать с тобой разговаривает.
Маша, трясущимися губами выдавила из себя одно единственное слово:
– Ухожу.
– Я вижу, что не улетаешь! – рявкнула любящая родительница, – Куда?!
– От тебя, я больше не могу так жить. – тихо ответила дочь и твердо добавила, – Так жить нельзя!
– Как так? Ах ты дрянь неблагодарная. Ты это кому говоришь, родной матери, которая тебя жрет и поит? – от возмущения Мерзеева оговорилась, но на самом то деле, эта оговорка была из разряда фрейдовских. Мерзеева поедом ела единственную дочь за любую, даже мнимую провинность. Детство Маши прошло в постоянных насмешках и муштровках. Мерзеева хотела вылепить из дочери собственное подобие, но эксперимент к счастью, не удался.
Маша подтянула тюки к выходу, обернулась и полными слез глазами посмотрела на мать:
– До свидания, обо мне не беспокойся, борщ в холодильнике, белье я постирала…
Мерзеева закатила глаза и медленно начала оседать на пол, изображая обморок, близкий к коме. Этот был испытанный прием, раньше он срабатывал безотказно. Но не сегодня. Маша толкнула дверь и вышла в коридор. В коридоре собрались все жильцы коммуналки они бурными аплодисментами поддержали решительный поступок Марии.
– Молодец, давно бы так, – подбодрила ее Зиночка, усаживая на диван в своей комнате. – Поживешь у нас пока все не уляжется, потом и Филимон найдется. К участковому сходим, он ее в раз выселит, пусть в своей квартире живет, да над тараканами измывается. А участковый нам поможет, он давно мне глазки строит. Так, что не боись…
За стеной раздался звон разбиваемой посуды, что=-тот тяжелое упало на пол… Мерзеева бесновалась, она крушила посуду, мебель. Опрокинув книжный шкаф на пол, Нина Михайловна стала танцевать на его задней стенки немыслимый танец, стараясь выплеснуть бушевавшие эмоции. Она кричала что-то угрожающе-бессвязное, грозила всевозможными карами и затихла.
– Пойду посмотрю, что она там делает, – шепнула Зиночка Маше.
Она подкралась к замочной скважине, и заглянула в комнату. Мерзеева восседала на поверженном шкафу и звонила по мобильному телефону:
– Жорик, Жоржинька, срочно приезжай ко мне. Да! У меня несчастье, меня предали, обокрали, уничтожили…
Через полчаса в дверь квартиры позвонила, Зиночка подошла открывать. На пороге стоял крепыш в дорогом длинном пальто, с фиксой во рту.
– Кого надо? – спросила Зиночка, хотя догадалась, что это и есть тот самый Жорик. Мерзеева делилась на кухне с соседками, вернее хвасталась, своим романом с очень богатым и влиятельным бизнесменом.
– Здравствуйте, – приветливо улыбнулся крепыш, разглядывая приятную во всех отношениях Зиночку, – Я к Нине Михайловне, она дома?
– Дома, дома, заждалась уже, все глазоньки выплакала, – огрызнулась Зиночка, Мужик почему-то вызывал острое чувство неприязни, не смотря на свою вежливость и довольно приятную внешность.
– Я пройду?! – утвердительно спросил он.
– Иди-иди, только ботинки сними. Нечего грязь с улицы в чистую квартиру нести.
И хотя в их коммунальном коридоре было не очень чисто, Зиночка заставила Жорика разуться. Она с ехидцей посмотрела как тот на носочках, едва касаясь земли, идет к комнате Мерзеевой, стараясь не запачкать свои белые носки. Воистину, нет предела, женской неприязни.
Что делали в комнате эти двое, соседи так и не узнали, как ни старались прислушаться или подсмотреть. Минут через пятнадцать Мерзеева со своим кавалером удалились из квартиры. Нина Михайловна сказала соседям на прощание:
– Надеюсь никогда больше не увидеть ваши мерзкие рожи. А этой отщепенке скажите, что у нее нет больше матери…
Соседи с облегчением вздохнули, многолетнее иго наконец-то пало. По этому поводу было решено устроить праздничное чаепитие. Женщины пили пиво, а мужчины, у кого что было.
* * *
Сивухин вылез из машины в центре города, помахал ручкой охраннику-водителю психушки и нырнул в ближайший магазин. Это место Костик знал очень хорошо. Магазин имел два выхода, очень удобная вещь, особенно когда вы хотите скрыться. Сивухин похрустел купюрами в своем кармане. Сумма не бог весть какая, но душу греет. Ничего, скоро он будет иметь столько денег… Костик прошел через торговый зал к другому выходу и выскользнул на улицу.
– Прости-прощай, психушечка, не жди меня, я не твой! – пропел он на мотив какой-то песни.
Сейчас он переоденется дома, отдохнет, выпьет и отправится по конкретным адресам из конкретного списка. Сивухин не подозревал, что Мерзеева и Нечитайло добыли точно такой же список.
В коммуналке стоял дым коромыслом. Соседи отмечали счастливое избавление от Нины Михайловны. Все поздравили Машеньку, как будто она одержала победу над Змеем Горынычем. Сивухин не замедлил пристроиться ко всеобщему ликованию и возлиянию. На столе было еще много чего съестного: "Зубровка", полбутылки водки "Исток", почти прозрачная, как слеза младенца, домашняя, приготовленная умелыми руками Зиночки-разведенки. Костик попробовал и то, и другое, и третье, стараясь не портить выпивку закуской. Напоследок Сивухин смешал себе трехслойный коктейль по рецепту одного знаменитого актера, сейчас он не мог вспомнить какого. Коктейль состоял из 50 г водки, плюс еще 50 г водки и плюс еще 50 г водки.
– Хочу сказать тост… ик… тост, – обратился он к соседям. – Очень скоро… ик… я покину вас ик… Но там, в своей новой жизни… ик, я буду…
Сказав слово "буду", Костик поднес рюмку ко рту, выпил оригинальный коктейль до капли и захрапел. Соседи так и не узнали, что за новая жизнь ожидает Сивухина, и что он там будет.
Проснувшись утром посреди пустых бутылок и закусок, Костик опохмелился и позавтракал. Вопреки своим принципам он решил принять душ и побриться, несмотря на то, что делал это несколько дней назад.
"Новую жизнь нужно начинать с чистого листа и чистого тела," – философски подумал Сивухин.
Он решил отправиться сначала на поиски Лютотовского, купившего сразу несколько журналов. Чем больше в твоих руках журналов, тем больше шансов на успех, рассудил Костик. Где искать этого Лютотовского, Сивухин не знал, поэтому решил сразу отправиться на телевидение. Там он представился его знакомым, который должен ему энную сумму денег.
– Надо же, Лютотовскому везет, проговорил молодой парень с бритой головой. Его череп был украшен разноцветными геометрическими фигурами. Зрелище было довольно оригинальным и не забывающимся.
– Простите, а что вы имели в виду?
– Вчера его искали приз какой-то вручить, сегодня вот вы… Вот говорят, если удача поперла, так поперла… На киностудии он. На съемках "Войны миров".
– Ишь ты, фантастика что ли? – поинтересовался Сивухин, нужно было собрать побольше информации.
– Щас! Эпохалка о борьбе двух миров: криминального и законного.
Сивухин откланялся и направился прямиком на киностудию. Находясь в радужном настроении, он не заметил, как следом за ним к зданию телестудии подъехала машина Михеича. Из нее вывалилась пара накачанных мужиков злобного вида, возглавляемых Ниной Михайловной. Михеич остался в машине. Светиться ему было ни к чему.
– Мальчики, – приказала Мерзеева, – наезжать буду я. Ваше дело молчать и побряцывать пушками. Поняли? Никакой самодеятельности. Каждый получит согласно тарифу, если все пройдет хорошо – выдам премиальные. Всем ясно?
Татуированные до зубов мужики с повадками гоблинов и рожами головорезов послушно кинули головами. Нина Михайловна имела над ними какую-то странную власть, природу которой сама вряд ли могла объяснить.
Команда головорезов ворвалась в приемную. Геометрический парнишка попытался было загородить им вход, сразу же получил в зубы и был пригвожден к месту двумя не в меру мускулистыми ручищами.
Мерзеева, глядя ему в глаза, как удав на кролика, рявкнула:
– Лютотовский?
– Н-нет, не он.
– Где Лютотовский?
Пацан, перепуганный происходящим, совсем обалдел:
– Он и у вас что-то выиграл? Вы ему долг принесли…?
Мерзеева отступила на шаг:
– Клещ, объясни ему, что от него требуется…
Клещ, смахивающий на гюговского Квазимодо, только пострашнее, шагнул к пацану.
– Н-не надо, я все скажу… Он на киностудии. Кукуфильмовская, 67…
Мерзеева развернулась, кивком приглашая ребят за собой.
Михеич не успел докурить вторую сигарету, а его команда уже вернулась. Мерзеева плюхнулась на сиденье машины и приказала:
– Кукуфильмовская… Этот придурок там. Надеюсь, моя марочка тоже.
– Наша, дорогая, – поправил ее Михеич.
– Да, дорогой, – сиропно улыбнулась Мерзеева. – Прости, я еще никак не могу привыкнуть к мысли, что мы с тобой расписались.
Привыкнуть, собственно, было некогда, этот акт был свершен вчера вечером.
После предательства дочери Мерзеева находилась в страшной депрессии, так показалось Михеичу. Она грозилась принять яду, повеситься и выброситься из окна одновременно. Такой расклад Георгия не устраивал. В надежде как-то успокоить любимую, он произнес:
– Дети, они всегда так. Вырастут и улетят. С тобой рядом остается только мужчина…
Мерзеева, трогательно рыдая на его плече, сразу смекнула, что пора начинать активные действия. Она зарыдала сильнее прежнего, оплакивая свое одиночество.
– А я? – возмутился Георгий.
– А ты, ты просто мужчина… сегодня ты со мной, а завтра… с другой. Вот если бы ты был моим мужем… Но я не могу просить такой жертвы у тебя… твоя свобода…
– Да какая к шутам свобода…
Щелк! Капкан захлопнулся. Михеич тоже услышал этот звук, но отступать уже было некуда. Нина Михайловна кинулась обнимать и целовать его.
– Милый, я так рада. Давай сделаем это сегодня же…
Мерзеева прекрасно понимала, что ковать железо нужно, пока горячо. Главное зарегистрироваться, чтобы получить беспрепятственный и бесперебойный доступ к имуществу Жоржика. Заключив брак, можно было жить припеваючи. А уж держать его в своих железных объятиях она сумеет.