* * *
– А Кадочкину, между прочим, досталось по заслугам! – бултыхая в чашке кусок сахара, с улыбкой доложил Меллер.
– Неужто достал-таки соседа?
– Определенно! Только не я – милиция постаралась. – Наум сделал довольную рожицу. – Шел наш Кадочкин третьего дня пьяный, шар земной у него в голове перевернулся, и он бревном упал в витрину "Госмануфактурторга". Так-то! Сидит, голубчик, под арестом, потому как штраф платить нечем.
– А ты и рад, – укоризненно покачал головой Рябинин.
– Так это же всем на пользу! Который день в квартире тишина стоит гробовая.
– Сомневаюсь, – усмехнулся Андрей.
– П-почему? – оторопел Меллер.
– Ну ты-то в квартире остался!
– Не-ет, я теперь соседей не тревожу, у меня работы непочатый край. Определенно!
– В редакции? – Андрей впился зубами в поджаренную гренку.
– Ага, в редакции. Только я уже не в "Пролетарии"!
– А что случилось?
– Мне предложили должность заместителя главного редактора в "Юном коммунаре", – гордо ответил Наум.
Андрей вопросительно поднял брови.
– Не слышал о такой газете? Совершенно неудивительно – "Юный коммунар" только позавчера организовался. – Лицо Меллера приняло протокольное выражение. – Тринадцатый съезд партии постановил создать на местах сеть детских и пионерских изданий. Луцкий как вернулся из Москвы, так отдал распоряжение выделить деньги на детскую газету. Главредом поставили Нистратова, члена бюро губкомола, а заместителем рекомендовали меня.
– Кто?
– Что "кто"?
– Рекомендовал.
– Дядя Коля Сакмагонов.
– А-а.
В дверь осторожно постучали.
– Заходите, открыто! – крикнул Рябинин.
В комнату вошел здоровенный бородатый мужик, одетый, несмотря на теплую погоду, в длиннополый пыльник.
– Извиняйте, гражданы! Хто тут будет Рябинин? – пробасил мужик, переводя взгляд с Меллера на Андрея.
Внешность посетителя показалась Андрею знакомой.
– Я Рябинин. А в чем дело, товарищ? – Он приподнялся и вдруг вспомнил: – Вы – Афанасий!
– Так точно, – кивнул мужик. – Георгий Станиславич велели передать, что яво до завтрева в городе не будет – по делам уехали.
– Благодарю, учту.
Афанасий поклонился и вышел вон.
– Сторож моего друга Старицкого, – пояснил Меллеру Рябинин. – Так что ты говорил о "Юном коммунаре"?
– Ах да, представь себе, дело какой государственной важности нам предстоит!
– Несомненно, – согласился Андрей. – До революции были детские издания, помню. Сказки печатали…
– "Сказки"! – вскочил на ноги Меллер. – Ты – совершенная темнота! Мы должны готовить смену комсомолу и партии, подготовить детей к выполнению исторических задач рабочего класса, активизировать их политически. Первоочередная цель – осветить деятельность пионерской организации, привлечь в ее ряды массы пролетарских детей. Плюс – проблемы беспризорности, низкой оплаты труда подростков, деспотизма несознательных родителей, проблемы детдомов и колоний, трудоустройства, борьбы с остатками религиозного дурмана…
– Солидно.
– Вот именно. Посему у меня к тебе просьба: помоги встретиться со Змеем. Помнится, ты обещал.
– Это для статьи?
– Ага. Рабочее название – "Облик беспризорного".
– Попытаюсь.
– А где ты его будешь искать?
Андрей задумался.
– В логово Мишки наведываться… неделикатно. Нужно передать через Змеевых ребят, что его ищет Рябинин.
Он допил чай и поднялся:
– Идем, прогуляемся к вокзалу, там полно беспризорных воришек. Пошлем Змею послание.
* * *
В субботу Глеб Сиротин решил опробовать в деле подарок отца – автомобиль "пежо". Прихватив для компании Резникова, Глеб принялся колесить по городу.
Когда разворачивались на привокзальной площади, Костя попросил друга остановить машину:
– Погляди-ка, Меллер с Рябининым топают!
Э-эй, идите к нам! – крикнул Резников.
– Ух ты! Это чье же такое расчудесное авто? – воскликнул, подбегая к машине, Меллер. – Андрей, ты только погляди!
– Нравится? – сияя довольной улыбкой, спросил Сиротин.
– Определенно, – кивнул Наум. – Твоя, Глебка?
– Моя. Папашка презентовал.
– Новая?
– Смеешься? Откуда такие деньги? Ей уже два года, – пояснил Сиротин.
– Довольно хвастаться, – бросил ему Костя и отворил заднюю дверцу. – Садитесь, ребята, мы вас подвезем. Кстати, Глебушка, ты с Андрей Николаичем знаком?
– Наслышан, – разглядывая Андрея, ответил Сиротин. – Полезайте в салон.
Андрей и Меллер сели на заднее сиденье, Глеб "для порядку" выжал клаксон, и автомобиль тронулся.
– Вы куда направлялись-то? – справился у Меллера Резников.
– Сами не ведаем. Дела мы уже переделали, теперь можно и пивка попить.
– И где же?
– Лучше в парке, на веранде.
Через несколько минут Сиротин притормозил у ворот Центрального парка. Андрей и Меллер поблагодарили Глеба и вышли из автомобиля.
– Подождите нас в пивной, мы через часок вернемся, – сказал Сиротин.
– Наум, ты не забыл, что завтра мы едем на пикник? – напомнил Резников.
– Определенно.
– Вы тоже присоединяйтесь, Андрей! – предложил Резников. – Компания вам знакома: Вихров, мы с девчатами, да вы с Меллером.
– Собираемся в девять у Нового театра, приходите, – подхватил Глеб.
* * *
Друзья расположились в открытом кафе рядом с каруселями. Молоденькая подавальщица принесла пива и закусок.
– Расскажи мне о Питере, – попросил Меллер. – Никогда там не бывал.
– О Питере или о Ленинграде? – усмехнулся Андрей. – Сие вещи разные. Петербург – имперская столица, город величия царской России; Ленинград – пока лишь "Колыбель революций", его лицо только формируется.
– Ну, о духе Питера я читал, – отмахнулся Меллер. – "Град Пушкина", "Белые ночи" Достоевского, "серо-розовый Петербург" Блока… Знаю. Расскажи какую-нибудь историйку, случай из жизни, уличную сценку. Мне это, определенно, более интересно.
Андрей задумался:
– Видел я одно забавное происшествие. Пошли мы гулять с Полиной на Дворцовую, а там – несметная толпа. Остановились посмотреть, в чем дело. В небе над Александрийской колонной висит воздушный шар. К корзине прицеплена нелепая конструкция – похожа на крышу игрушечного домика. А в корзине шара три фигурки суетятся, отчаянно пытаются нацепить "крышу" на каменного Ангела. Тот смиренно ждет своей участи, но упрямый балтийский ветер то и дело относит шар в сторону. Многочисленные зеваки сопровождают каждую неудачную попытку идейных воздухоплавателей взрывами хохота и шутками. Какой-то веселый парень, приметив в нашем лице новых зрителей, пояснил, что возятся аэронавты еще с рассвета, да все впустую. Я представил, как чертыхаются бедолаги, понимая, что ежели не накроют Ангела, то непременно получат взбучку от градоначальства. Мои мысли будто бы услышал матрос с эсминца "Нарком Троцкий". Морячок громко хмыкнул и сказал, не обращаясь, впрочем, ни к кому определенно:
"А ведь норд-вест сегодня зарядил серьезный, шар к статуе никак не подогнать. Взмылят ребятам шеи, как пить дать, взмылят!"
– И чем дело кончилось? – нетерпеливо спросил Меллер.
– А ничем. Бросили к вечеру дурную затею.
– Ну, затея, положим, не совсем уж дурная, – резонировал Наум. – Нельзя отрицать, что нужно бороться с религиозными атрибутами.
– Не согласен, – упрямо мотнул головой Рябинин. – Ангел Александрийского столпа – не церковная реликвия, а символ славы Государства российского. С таким же успехом можно снести и Исаакий!
– Эка ты хватил! – фыркнул Меллер.
– А почему нет? Стоит только замахнуться, и – не остановишься.
– Гм, пожалуй, ты прав, – задумчиво ответил Наум. – Исторические памятники уничтожать не следует.
– А вот скажи: наш монастырь, тот, что у базара, историческая ценность или нет?
– Черт его знает, – Меллер пожал плечами. – Слышал я, что он основан в шестнадцатом веке, при Иване Грозном. Да тебе-то что?
– А то, что губком принял решение его снести, по камешкам разобрать. Позавчера у нас на заводе было собрание комсомольской ячейки; Самыгин зачитал график, составленный губкомолом. В понедельник, после работы комса "Ленинца" выходит на разборку монастыря. Затем нас сменят кожевенники, потом – железнодорожники, комса кирпичного завода и так далее. К концу месяца приказано развалить монастырь до основания.
– Ух ты! А я и не знал, – поразился Меллер. – Надо бы осветить это событие на страницах "Юного коммунара".
– Я говорю не о "событии", Наум. Ценность монастырь представляет? – не отступал Андрей.
– Так губкому-то видней. Уж наверняка спросили сведущих людей.
– Надеюсь.
– Мягкотелый ты человек, Андрюша, – проговорил Меллер. – Монастыри жалеешь… А чего их жалеть? В этой обители, знаешь, кто верховодит? Игумен Филарет, злейший враг всего прогрессивного, мракобес и контрреволюционер. Думаю, губком направляет удар не столько против монастыря, сколько против отца Филарета.
– Это недемократично, – поморщился Рябинин. – Каждый в Советской стране вправе сам решать, кого слушать: Филарета или партийных вождей.
– Так-то так, – снисходительно улыбнулся Меллер. – Но посмотри вокруг! Мелкобуржуазная стихия с ее религиозной идеологией грозит захлестнуть нас. Все больше плодится нэпманов и кустарей-одиночек, крестьяне – вообще вековые церковники. Что делать? Борьба на идеологическом фронте предстоит не менее жестокая, чем на полях гражданской! Нэпмачи и крестьяне-богатеи запускают невидимые щупальца в сердца и умы молодежи, разлагают ее революционный дух. Ты видел, как стали краситься и одеваться наши девушки? А как они меняют имена на западный манер? Полгода назад был вселенский скандал, когда комсомолец-пролетарий женился на лавочнице, а теперь – это уже повальное явление. Все говорят о деньгах, о наживе, о барахле и мебелях! Всем…
– …Всем жить хочется, – жестко перебил Наума Рябинин. – Как насчет твоего приятеля Глеба, а?
– А что Глеб? Он хороший парень, веселый, – пробормотал Меллер.
– Так ведь он – сын нэпмана!
– Ну конечно… определенно… Однако…
– Что "однако"?
– …У него неплохие друзья… Идейные! Мы не дадим Сиротину окончательно скатиться в капитализм.
– За его "пежо" вы пешком вряд ли угонитесь, – хмыкнул Андрей. – Пойми ты, нэп – демократия во всем, как и должно быть в нормальной стране. Партия разрешила свободу торговли и предпринимательства, значит, – должна существовать и свобода идеологии.
– Ну, тогда – смерть! – Меллер стукнул кружкой о столешницу.
– Вряд ли. "Командные высоты" экономики – в руках партии.
– Выходит, ты против борьбы с религией? – вызывающе спросил Меллер.
– Ежели и необходимо с ней бороться, то не путем разрушения монастырей, а вдумчивой агитацией.
– И то, и другое неплохо, – примирительно подытожил Наум.
– Расскажи лучше, какие в городе новости, – сменил тему Андрей.
– О-о! Новостей масса, – оживился Меллер. – Прошлым воскресеньем провели грандиозный митинг в поддержку заключения "Соглашения о сотрудничестве" с Китаем. Потом вечером было факельное шествие, пели песни. Во вторник всей литературной братией встречали Осипа Штамма, знаменитого поэта. Он был в городе проездом, интересовался искусством примитивизма. Товарищ Штамм составляет альбом наиболее интересных вывесок.
– Это каких же?
– Всяческих: магазинных, трактирных, ресторанных. Вывеска только на первый взгляд вещь пустая и банальная. На самом деле вывеска, как и фасады домов, составляет неповторимый интерьер любой улицы. Ни один, пусть даже самый тупой кабатчик не повесит на свое заведение вывески, схожей с соседской. Я знаю, что ты хочешь сказать об аляповатости и крайней простоте вывесок, но это не совсем так. Представь себе, если бы вывеска была сложной и высокохудожественной. Совершенный абсурд! Для чего на чайной изображать Мону Лизу? На заведении должна висеть розовощекая русская баба. В этом и есть определенная эстетика. Мы уговорили Васильчикова соорудить новую вывеску для "Муз" – теперь на трактире красуется кофейная чашка и перо.
– Грандиозно! – рассмеялся Андрей. – А что, этому Штамму больше и заняться нечем, как собирать образчики удачных вывесок?
– Ну… творческая блажь. Гений может себе позволить пошалить, – мечтательно улыбнулся Наум. – А вот вчера мы провели поэтический вечер в честь сто двадцать пятой годовщины со дня рождения Пушкина. Я декламировал "Во глубине сибирских руд…".
– А что, интересно, читал Лютый?
– "Анчар".
– М-м, я так и думал.
– Ладно об этом. Расскажи-ка мне еще о Ленинграде!
Глава VI
Для поездки на пикник было решено взять пролетку и "пежо" Сиротина. Собравшиеся немного раньше мужчины погрузили корзинки с провизией в автомобиль и стали ждать девушек. Первой подошла подруга Глеба, Лена Журавская – невысокого роста, похожая на грациозную статуэтку студентка университета. Затем явились Левенгауп с Решетиловой. Посадив в машину Вихрова, Резникова и Меллера, Глеб двинулся вперед, обещая к приезду Андрея и девушек развести костер и приготовить жареных цыплят.
Через час, следуя указаним Светланы, лихач домчал пролетку до означенного места на берегу реки. Высоченные сосны окружали уютный пляж, на котором уже полыхал веселый костер.
– Быстренько вы добрались, – помогая девушкам выбраться из экипажа, заметил Резников.
– Конь у меня добрый, – улыбнулся извозчик.
– Орловский? – подходя к пролетке, с видом знатока справился Меллер.
– А кто его разберет? – пожал плечами возница. – Коняка армейский, списанный. Однако же бегает резво.
– Определенно, орловский, – заверил Наум.
– Когда за вами возвернуться? – спросил извозчик.
– В шесть, – ответил Резников.
Лихач кивнул и поехал в обратный путь.
– Покуда прогорят дрова, давайте-ка купаться, – предложила Левенгауп.
Она сбросила туфли и прошлась по песку.
– А горячо-то как – ноги жжет! – рассмеялась она и крикнула Рябинину: – Андрей, вы будете купаться?
– Разве что в сторонке, – отозвался он. – У меня купального костюма нет.
– Не беда, – махнул рукой Вихров. – У меня его тоже нет, а Меллер – тот вообще не носит принципиально.
– Что вы там обо мне? – насторожился Наум, он немного в стороне собирал валежник.
– Саша говорит, будто ты плаваешь голым, – бросил ему вооруженный топором Резников.
– Совершенная правда. В водной стихии, как и в любой другой, человек обязан быть абсолютно свободным. Ничто не должно мешать общению с природой.
– Определенно!!! – хором гаркнули Вихров, Резников и Сиротин и расхохотались.
– Смейтесь, смейтесь. Вы, друзья мои, зажаты в тиски буржуазных догм.
– Меллер отчасти прав, – прикуривая от головешки, проговорила Решетилова. – Однако купание в костюмах не столько догма, сколько стремление не вызывать дурных эмоций, в особенности у личностей, излишне возбудимых.
– Я, например, холоден как лед. Опре… Да! – гордо заявил Наум.
– И все же те, кто без костюмов, будут купаться за кустами, – звонко рассмеялась Журавская.
– А подплывать можно? – томно прикрывая глаза и картинно заламывая руки, спросил Резников.
– В исключительных случаях, – парировала Лена.
– Девочки! – позвала подруг Светлана. – Вы идете или нет?
Она сбросила сарафанчик и уже стояла по щиколотку в воде. Рябинин разглядывал ее ладное тело, плотно затянутое в ярко-красный купальный костюм. Левенгауп прищурилась, поймала взгляд Андрея и улыбнулась. Он опустил глаза и подумал, что при вечернем освещении Светлана намного привлекательней.
– Как водичка, Светик? – поинтересовался Костя.
– Прелесть. Бросай свой топор и – марш купаться!
Журавская и Решетилова уже разоблачились и пошли к воде.
– Наяды! – хохотнул им вслед Вихров и бросил Андрею: – Пора и нам освежиться.
Сиротин с Резниковым остались на пляже, а Вихров, Рябинин и Меллер взяли полотенца и скрылись за кустами.
– Ну, друзья, начнем, как говорится, летний сезон, – сбрасывая одежду, пробормотал Вихров.
Он остановился у кромки воды и похлопал себя ладонями по пухлому белому животу.
– Что стоять-то, Сашка? – стягивая широченные трусы, спросил Меллер.
Наум принял стойку охотничьей собаки, разбежался и с шумом прыгнул в воду.
Через секунду его мокрая голова показалась на поверхности. Меллер отплевывался и фыркал как морж:
– Ребята, здесь – совершенное блаженство! Прыгайте!