– Да-да, – рассеяно отозвался Карозин, совершенно не слыша Ивана Петровича.
– Никита Сергеевич? Никита Сергеевич, э, да что с тобой? Ты заболел что ли?
– Голова болит, сил нет…
– Так ты поезжай домой, тебя там супруга враз на ноги поставит.
– Да-да, Катенька, наверное, уже дома, – слегка оживился Карозин и, не попрощавшись, развернулся и пошел к ожидающим в этот час возле университета извозчикам.
– Ну дела, – протянул Мальцев, который так и не понял, что сегодня такое с Карозиным.
Всю дорогу до дома в сердце Никиты Сергеевича боролись надежда и отчаянье. Победило последнее, так как на вопрос профессора, не вернулась ли Катерина Дмитриевна, Данилыч ответил, что нет, барыня не возвращались. Единственное, что ждало Никиту Сергеевича, это записка от генеральши Арины с приглашением отобедать. Приглашение это было весьма некстати и Карозин хотел было уж послать Данилыча с извинением, но вдруг передумал, решив, что пусть уж генеральша его лучше своей болтовней изведет до полного помрачения рассудка, нежели он в одиночестве сам с ума сойдет от беспокойства.
Встречали Никиту Сергеевича и Арина Семеновна, и Данила Филиппович.
– Ну, господин Карозин, – радостно приветствовал профессора генерал, – дайте вас обнять! Признаться, я не верил, что вы найдете Аринино ожерелье! Извольте отобедать с нами в честь этого события. А где Катерина Дмитриевна?
– Она в отъезде, – промямлил Карозин, никак не ожидавший налететь еще и на генерала, чьи шумные восторги были профессору сейчас нужны так же, как цыганский хор на похоронах.
– Жаль, жаль. Ну да ладно, думаю, что не последний раз видимся: успею еще отблагодарить вашу супругу. Но, признаться, я только не понял, отчего вы не велели Арине сказать братцу, что выиграли пари, а?
От ответа на этот вопрос Карозина спасла генеральша:
– Я ж говорила тебе, Данила Филиппович: это Катерина Дмитриевна так задумала, чтоб молчать до самого последнего момента. Пусть братец мой, Виктор Семенович, думает, что выиграл, а я потом выйду эдак небрежно в ожерелье, то-то ему расстройство будет!
– Надо же, чего удумали! – рассмеялся генерал. – Ну, прошу к столу.
За обедом Никита Сергеевич вел себя, точно механизм. Он поддакивал лошадиным разговорам генерала и складывал в желудок все, что ему предлагала генеральша, без разбора. Данила Филиппович, как все военные, деликатностью не отличался, да и Карозина знал мало, поэтому странностей в его поведении не заметил. Однако Арина Семеновна, как дама более тонкая, поняла – что-то случилось.
Когда Карозин прощался уже, генеральша сказала мужу, что хочет что-то шепнуть профессору для Катерины Дмитриевны. Отведя Карозина в сторону, она спросила:
– Никита Сергеевич, что с вами? Вы сами на себя не похожи.
– Ах, Арина Семеновна, я уже с ума схожу. Катенька уехала с поручиком Давыдовым в имение Любчинской за вашим ожерельем и Дашей еще вчера утром, и до сих пор их нет. А до этого имения три часа езды от силы.
– С каким поручиком Давыдовым? – насторожилась генеральша.
– Да с тем самым, что был женихом Даши. Он ее и сейчас любит, хоть и разорвал с бедной девушкой помолвку, когда она впуталась во все это дело…
– Боже мой! – тихо ахнула генеральша. – Никита Сергеевич, вам нужно немедленно ехать за ними, слышите?
– Да-да, Арина Семеновна, прощайте, я еду сей же час!
Карозин помчался домой, втайне надеясь, что Катенька вернулась, и ехать никуда не придется. Но дома его дожидался принц, которого слуги пустили в гостиную, так как видели день назад вместе с хозяевами. Амит так же был не в себе от беспокойства.
– Сударь, немедленно едемте, дорогой все обговорим. Катенька в большой опасности! Вот только переоденусь в дорожное платье. Данилыч!.. Пошли кого-нибудь за извозчиком, я за Катериной Дмитриевной еду!
Через несколько минут мужчины уже сидели в коляске, и лошадь резво визжала, нахлестываемая извозчиком, которому пообещали, что же ежели господа засветло попадут в Дубово, то он получит двойную оплату за оба конца.
– Так что же случилось, господин профессор?
– Ох, сударь, в том-то и дело, что не знаю, но чую – что-то плохое с Катенькой! Иначе она уже дома была бы. Дубово-то близко совсем!
– Надо было все-таки мне одному ехать, это ведь только мое дело, – сокрушенно сказал Амит.
– Если бы! Спорил-то я, а Катенька уперлась, что должна довести дело до конца. Переспорить ее я все равно бы не смог. Ох, лучше бы я записку отослал на кафедру, да поехал с ней сам…
– Мы оба виноваты, сударь. Спрятались за спину хрупкой женщины, отправив ее одну.
– Пусть даже и не одну! – продолжал сокрушаться Карозин. – Поручик Давыдов производит на самом деле впечатление очень порядочного человека. Я когда утром их провожал, своими глазами видел у поручика пистолет. Неужто их там целая засада подстерегала?
– Мне так не кажется, господин профессор. Давайте попробуем рассуждать здраво. Не думаю, что Ариадна посвятила слишком много людей в это дело – с ними бы пришлось делиться, да и тайну сохранить тогда ей было бы сложнее. Мне видится другой вариант: поручик был вынужден отправиться в погоню, а Катерина Дмитриевна осталась в имении. Вы же говорили, что там должна быть еще какая-то девушка?
– Да, Дарья Ивановна Беретова, невеста поручика.
– Ну вот, наверное, ваша супруга с ней и осталась.
– Вашими бы устами, сударь, да мед пить, – с сомнением проговорил Карозин.
– Не отчаивайтесь раньше времени, господин профессор. Давайте надеяться на лучшее.
– Надежда дело хорошее, но, знаете, как у нас на Руси говорят? Надейся на лучшее, готовься к худшему.
– Хорошая поговорка, но у нас с вами слишком мало фактов, чтобы строить достоверные гипотезы, так что мы можем только напугать друг друга, а толку из этого выйдет немного.
– И тут вы правы. Но что же делать-то? Молчать? Так я тогда все равно буду беспокойством изводиться, а говорить, кроме как о Катеньке, я ни о чем не могу.
– Вот и расскажите мне о ней. И дорогу скоротаем, и вы успокоитесь на приятных воспоминаниях.
– Что ж, извольте, коли вам интересно…
ГЛАВА 16
Извозчик очень хотел получить обещанные деньги, поэтому довез господ со всей возможной поспешностью. Небольшая заминка вышла с поиском самого дома. Но тут какой-то мужик, везущий воз сена, указал профессору имение Мульчинских, так что к нужному дому они подъехали менее чем через три часа после отъезда из Москвы.
Как им вести себя, профессор и принц так и не договорились, решив положиться на импровизацию. Карозин же подумал, что, ежели в имении никого не окажется, кроме управителя, то он опять разыграет из себя важного чиновника. Именно этим ему и пришлось заниматься.
– Что угодно господам? – обратился к приехавшим пожилой благообразный мужичина.
– Скажи, любезный, – строго воспросил Карозин, – госпожа Любчинская здесь?
– Никак нет.
– Врешь, любезный. Мне доподлинно известно от ее отца, что она сюда направилась, так что советую не запираться.
– Свят крест, барин, нет ее здесь, – побожился слегка струхнувший мужик. – Была, да только пополудни нонче уехала.
– С кем уехала?
– С барином уехала.
– С каким?
– С военным.
– Чин какой, дубина?
– Поручик.
– Так, – протянул Никита Сергеевич, внутренне холодея. – Кто в доме?
– Барышня хворая. Ее барыня с собой привезла и велела заботиться до своего возвращения, лекарства оставила. Я к барышне дочку свою приставил, чтоб все исполняла.
– А больше никого нет?
– Только домочадцы мои: жена, сын старшой…
– Я тебя про господ спрашиваю, дубина! – чуть не кричал уже профессор, теряя голову от ужаса. Где же Катенька?!
– Никак нет, барин. Только барышня хворая.
– Веди нас к ней.
– Извольте, – поклонился управитель. – Только она не в себе.
– Я сам разберусь.
Карозин, прежде чем войти, обратился к извозчику:
– Ты дождись нас, любезный. Денег я еще добавлю.
Тот только кивнул, струхнувший от грозного тона, каким его наниматель разговаривал с управителем. Он уж и не рад был, что подрядился, но молчал.
Профессор и Амит прошли следом за управителем через весь дом в маленькую светелку, где лежала Даша. Девушка сильно осунулась и побледнела. Щеки запали, а вокруг глаз лежали черные тени.
– Господин профессор, ей постоянно дают опий. Прикажите срочно выбросить эти "лекарства" и поить девушку теплым молоком. Часа через два она придет в себя, – сказал принц, посмотрев на Дашу и понюхав склянку с микстурой.
– Я так и сделаю, но где же моя жена?
– А что говорит управитель?
Карозин пересказал принцу, что мужик утверждает, будто в доме никого нет, и что не видел никого, кроме Любчинской и поручика.
– Это очень странно. Ваша жена не могла пропасть дорогой. Значит, он врет. Нужно обыскать весь дом. Я останусь пока с девушкой, а вы приступайте к поискам.
Профессор отдал распоряжение принести для Даши молока и, позвав управителя с собой, пошел осматривать весь дом. Он обошел все комнаты, заглянул во все шкафы и сундуки, покрикивая на мужика, чтобы тот открывал замки, слазил на чердак, простучал подозрительные комнаты… Катенька нигде не было. Никита Сергеевич призадумался.
– Погреб в доме есть? – через несколько секунд обратился он к ошалевшему управителю.
– Как не быть, барин, изволите осмотреть?
– Веди! Да не забудь лампу прихватить.
Пройдя в кладовку, управитель отодвинул ногой вязаный тряпичный половичок и поднял крышку погреба. Никита Сергеевич, встав на колени и держа в руке зажженную керосиновую лампу, наклонился над темнеющим провалом и прислушался. Увидеть он ничего не увидел, но услышал какое-то сдавленное мычание. Сердце его забилось сильнее.
Поднявшись с колен, он передал лампу осенявшему себя крестным знамением управителю, который тоже услыхал мычание.
– Полезай, – приказал профессор. – Да смотри у меня.
Мужик неохотно полез, видимо ожидая встречи с нечистой силой.
– Святый Боже! – раздался через минуту его голос. – Да как же это?
– Что там?
– Тут связанная барыня…
– Так вытаскивай ее скорее, дубина! Да осторожней!
Вскоре Никита Сергеевич принял из рук управителя связанную Катеньку с кляпом во рту. Именно поэтому она и не могла закричать и подать голос. Профессор вынес супругу из кладовки, опустил на первый попавшейся стул и принялся развязывать трясущимися руками, приговаривая:
– Катенька, ангел мой, живая…
Рядом крестился до нельзя испуганный управитель, который при этом бормотал:
– Господи, как же она там оказалась? Кто ж ее туда?.. Когда ее…
Как только руки Катеньки оказались свободными, она вытащила кляп изо рта, так как профессор отчего-то не догадался сам сделать это в первую очередь.
– Со мной все в порядке, Никитушка, успокойся. Я знала, что ты меня отыщешь. Скажи лучше, где Даша и Любчинская?
– Господи! – Никита Сергеевич даже перестал распутывать веревки. – Ты сама едва жива осталась, а спрашиваешь о других!
– А чего ради я в погребе сидела, как не ради этих самых других? Не томи, отвечай толком, да попроси поесть подать. Я ж, почитай, сутки не ела!
Управитель как только услыхал, сколько пришлось мучиться несчастной барыне, которая вовсе и не сердилась на него за это, мигом помчался за едой. Никита Сергеевич лишь успел до конца освободить Катеньку от веревок, как управитель вернулся.
– Барыня, прошу откушать, чем Бог послал. Вы только не гневайтесь на нас, мы ж не знали, что вас в погреб посадили, а самим туда заглянуть за это время нужды не случилось…
– Да не переживай ты, любезный, я на тебя вовсе не сержусь! – улыбнулась Катенька. – Поняла уже, что не ты меня вязал. Больно рожа у тебя была испуганная, когда ты меня в погребе увидал! Словно я нечисть какая.
– Вам смешно, барыня, – облегченно вздохнул управитель. – Я ведь и вправду испужался.
Супруга профессора оперлась на руку мужа и встала, слегка поморщившись от боли в затекших ногах и руках.
– Ну, показывай, что вам сегодня Бог послал?
Управитель рассудил, что хоть сейчас и пост, однако исстрадавшуюся барыню нужно угостить получше. Поэтому на столе, кроме свежего хлеба, стояла крынка молока и миска творога.
– Никита, – обратилась Катенька к мужу, усевшись за стол. – Я пока есть буду, ты мне все-таки ответь, где Любчинская и Даша?
– Даша здесь, подле нее сейчас господин Амит сидит, молоком отпаивает. Ее на опиуме держали, совсем она плохая… А Любчинская уехала вместе с поручиком сегодня.
– Что? – Катенька подавилась творогом. – Как такое может быть? Я что угодно могла подумать, кроме этого!
– Так что у вас случилось-то и как ты в погребе оказалась?
– Как в погребе оказалась – не знаю, а что до этого было, сейчас расскажу…
…Катенька и поручик добирались довольно долго, так как Давыдов намеренно направлял извозчика делать крюки и петли, чтобы Катенька не запомнила дорогу. Только она об этом не догадывалась, поначалу рассказывая поручику всю историю с ожерельем. Когда же она выложила все, что знала, Давыдов принялся рассуждать о том, как могла впутаться во все это Дашенька. Он разглагольствовал о своей любви к девушке, клялся, что сделает ради нее все, что угодно. Все это он проделывал, чтобы его спутница не заметила, что они петляют. Она, впрочем, доверяла поручику настолько, что не считала нужным заботиться о дороге. Извозчик же помалкивал, хотя смекнул что к чему почти сразу. Барин платит, так и ехать будем, как он указал.
Когда Дубово уже показалось невдалеке, Давыдов предложил Катеньке следующий план действий.
– Катерина Дмитриевна, – начал он. – Давайте поступим таким образом. Вы спрячетесь – у коляски был поднят верх, так как дорогой начал накрапывать дождь, поэтому спрятаться возможность была – так как Любчинская знает вас и боится, а меня не знает. Я выйду из коляски и отвлеку Любчинскую. Тем временем вы в подходящий момент выберетесь, прокрадетесь незаметно в дом и постараетесь найти Дашу, а если повезет, то и украденные вещи. Когда вы с этим справитесь, то уже смело выйдете, и мы изобличим Любчинскую.
– Прекрасный план, Владимир Николаевич, я согласна, – с этими словами Катенька забилась в самый дальний угол коляски, а Давыдов накрыл ее дорожным пледом, который навязала с собой барыне заботливая горничная.
Из своего укрытия Катенька слышала, как коляска подъехала к дому, поручик вышел, шепотом пожелав ей удачи, и громко позвал:
– Ей, кто-нибудь? Есть кто тут живой?
– Чего изволит барин? – услышала она в ответ мужской голос.
– Дома ли ваша барыня?
– Дома, барин.
– Ну так проводите меня к ней.
– Как прикажете доложить?
– Скажи, что я прибыл из театра по поручению господина Сниткина.
Затем довольно долгое время Катенька ничего не слышала. Потом до нее донеслись голоса Любчинской и поручика, но о чем они говорили, Катенька не разобрала. Через несколько минут голоса отдалились и затихли. Молодая женщина высунулась из коляски и осторожно огляделась. Вокруг никого не было. Она выбралась и добежала до самого крыльца, так никого и не встретив.
Зайдя в дом, Катенька прошмыгнула через сени, а потом, прислушиваясь на каждом шагу, осторожно двинулась по комнатам. Пару раз ей приходилось прятаться за шторами и шкафами, когда она слышала шаги, но все обошлось: ее никто не обнаружил. Наконец, в одной из спален женщина увидела, что на кровати кто-то лежит. Она тихонько подкралась ближе, чтобы рассмотреть лежащего. Это была изможденная девушка, которая или спала, или была в забытье.
Не составляло труда догадаться, что это могла быть только Даша. Катеньке было очень жаль бедняжку, но она еще должна была попытаться отыскать ожерелье и другие украденные драгоценности. На секунду задумавшись, женщина решила, что они не могут быть спрятаны слишком серьезно, так как вряд ли Любчинская собиралась надолго здесь оставаться. Скорее всего, драгоценности должны быть где-то среди багажа актрисы.
Катенька увидела, что из комнаты, в которой она находилась, ведет еще одна дверь, которая оказалась не запертой. Выйдя из спальни, Катенька обнаружила, что попала в нечто вроде гардеробной: на стенах висели зачехленные платья, а на полу стояли пирамидками шляпные коробки и какие-то баулы. Здесь стоило поискать. Но не успела женщина открыть первый баул, как что-то обрушилось на нее сзади, и она потеряла сознание.
Очнулась Катенька в полной темноте. Она попыталась пошевелиться, но у нее ничего не получилось. Попробовала закричать – снова неудача. Постепенно она поняла что ее оглушили, связали и засунули в рот кляп. Она полежала некоторое время, пытаясь понять, где находится, однако вокруг была полная темнота и не пробивалось ни единого лучика света. Пахло сыростью и квашеной капустой. Катенька догадалась, что ее посадили в погреб.
Через некоторое время она ощутила, что, несмотря на теплое платье и накидку, она начинает мерзнуть. Изворачиваясь и дергаясь, бедная женщина, пришедшая в ужас от такого положения, попыталась освободиться, но веревки были завязаны умелой рукой. Все, чего Катенька добилась своими телодвижениями было то, что она откатилась со своего места и уткнулась головой в солому. Это ее обрадовало, и она завозилась сильнее, чтобы перебраться на солому целиком и защитить себя от холода. Не сразу, но получилось.
В таком положении ее и нашел Никита Сергеевич. Когда управитель спустился в погреб с лампой, Катенька наконец-то увидела, что спасительная солома, которая не дала ей замерзнуть, служила подстилкой арбузам, один из которых страшно ей мешал, упираясь в бок.
– Ничего не понимаю, – подвел профессор итог Катенькиному рассказу. – кто же это тебя так огрел и упаковал, ежели этот божится, что ни сном, ни духом, – покосился он на управителя.
– Истинный крест, барин! – поспешил заверить свою непричастность к разбойному делу мужик, который, раскрывши рот от удивления, слушал рассказ спасенной барыни.
– И что же нам теперь делать? – спросила Катенька, с сожалением отложив ложку. Она понимала, что после столь длительного воздержания – домашние припасы они с поручиком съели еще дорогой – много ей кушать нельзя.
Никита Сергеевич немного помолчал, а потом обратился к управителю:
– Вот что, любезный, – тот снова напрягся от сурового тона грозного барина, – хозяйка твоя – преступница и злодейка, каких мало. Но и ты виноват. Ведь это при твоем попустительстве мою жену чуть в погребе не уморили. А барышню больную отравой потчевали, от которой она вскорости уж точно померла бы. Так что, ежели ты от тюрьмы отвязаться хочешь, то добьешься этого, только указав нам, куда твоя преступная хозяйка сбежала. И как такое получилось, что с ней вместе поручик уехал, который мою супругу охранять должен был.