Итак, все было готово к съемкам трех завершающих сцен, не было только звезды. Взбешенный режиссер бегал по съемочной площадке и клял мадемуазель Карину на все лады. Несколько девиц были отправлены на розыск - обойти весь сад возле павильонов, заглянуть в уборную актрисы и обязательно в буфет. Блондинка, ругавшаяся с Кариной, ехидно прищурилась:
- А ведь именно вы видели ее последним! Куда же вы ее дели?
- Куда там видел! - Режиссер только махнул рукой. - Так, пытался показать парочку жестов. Да разве с ней нормально порепетируешь? Чтобы не разругаться с ней вдрызг, я и ушел.
- Ну-ну, - хихикнула блондинка. О конфликте режиссера с Кариной знали все, даже самые последние сторожа кинофабрики и уборщицы.
Девицы вернулись, наперебой тараторя о том, что Карины нигде нет. Положение становилось катастрофическим. Последние сцены фильма необходимо было доснять сегодня. На завтра уже была назначена презентация нового фильма, на которую успели пригласить всех маститых акул пера. Даже выгнать за самоуправство беглую артистку было невозможно. Тогда пришлось бы переснимать весь фильм, а за такие лишние расходы никто по головке не погладит. Режиссер в отчаянии заламывал руки и клял себя за то, что не выгнал Карину после первой же сцены. Тогда ее выходки обошлись бы гораздо дешевле.
Кто-то предложил заглянуть в комнату, где был приготовлен реквизит к последней сцене. Там стояло огромное восточное ложе, по сценарию, на эту кровать шах должен был перенести мертвую наложницу, убившую себя из-за любви, и там украсить ее бездыханное тело самыми роскошными драгоценностями.
Режиссер нахмурился - предложение показалось ему странным, ведь комната была заперта на ключ. Но, тем не менее, он взял ключ и в сопровождении свиты из девиц и технического персонала со съемочной площадки отправился туда.
Когда же двери открыли, перед глазами присутствующих предстало страшное зрелище. Единственное окно комнаты было закрыто плотным фанерным листом, чтобы в комнату не проникал дневной свет. Но внутри темно не было: возле огромного ложа были зажжены две толстых свечи. На кровати же, вытянувшись во весь рост и молитвенно сложив руки на груди, лежала мадемуазель Карина. Это все было по сценарию: она лежала почти в точности так, как должна была лежать в последней сцене фильма. Лицо ее было закрыто черной вуалью с блестками. А по кровати и на самой актрисе были рассыпаны охапки цветов. На груди Карины лежали синие орхидеи…
Она лежала неподвижно, не шевелясь. Замерли и все, кто протиснулся в комнату. В этом зрелище было что-то столь пугающее, настолько жуткое, что в первый момент никто даже не смог ничего произнести, всех сковал какой-то первобытный, леденящий кровь ужас.
Чувствуя, как ужас охватил и его, режиссер дрожащим голосом, запинаясь, произнес:
- Мадемуазель Карина… Вам нехорошо? Вы больны?
- Она спит? - с придыханием всхлипнула за его спиной какая-то статистка.
- Немедленно позовите Харитонова, - скомандовал режиссер помощнику, и тот со всех ног бросился выполнять приказ, радуясь возможности поскорей сбежать из страшной комнаты. В ожидании владельца студии все столпившиеся внутри комнаты были похожи на перепуганных овец, никто не осмеливался приблизиться к лежащей актрисе.
Харитонов появился достаточно быстро. Растолкав толпящихся в дверях, он бросил через плечо режиссеру: "Что это она еще вздумала?" и быстро подошел к кровати. Режиссеру не оставалось ничего другого, кроме как буквально поползти за ним.
Харитонов откинул с лица Карины вуаль, цветы при этом рассыпались по кровати. И заметно вздрогнул, разглядев на ее груди синие орхидеи.
Под откинутой вуалью было черное, перекошенное лицо с белыми выпученными белками глаз…
- Она задушена… - Голос Харитонова дрогнул. - Нужно сообщить властям…
Кто-то вскрикнул. Одна из статисток шумно упала в обморок. Режиссер увидел, что на шее Карины намотан черный женский чулок, которым, по всей видимости, ее и задушили.
- Матерь Божья… спаси нас… - Он не особо верил в Бога, но просто не находил других слов в такую страшную, отчаянную минуту.
Внезапно Харитонов вздрогнул, словно что-то вспомнив, и бегом бросился в свой кабинет. Режиссер последовал за ним. В кабинете владелец студии быстро открыл сандаловую шкатулку. Глазам всех присутствующих открылся пустой черный бархат, которым была обита шкатулка.
- Алмазы исчезли! Они похищены! - во весь голос крикнул он.
Только тогда на студии началась паника - все принялись куда-то бежать, что-то кричать, поднялся невообразимый шум.
- Это женщина. Девица с синими орхидеями, которую я видел в коридоре, - зло произнес Харитонов. - Вот что она делала - воровала драгоценности! Карина, возможно, случайно увидела это. Девице пришлось ее задушить. А потом она инсценировала всю эту жуткую сцену. Наверное, задушила Карину в комнате, чтобы не тащить труп. Не забывайте, ее удавили женским чулком. Значит, убийца женщина. Воровка драгоценностей. Та самая…
Глава 2
Статистки Оперного театра. Третий букет. Шпионские страсти и бандитское подполье
Одесса, 1918 год
Гул голосов отражался от потолка, тонул под крышей и разносился по всему верхнему этажу - там, где находились раздевалки и гримерки статисток. Роскошное снаружи, внутри здание Оперного театра было многоярусным. И самый низший театральный персонал (статисты театра, создающие в любой массовой сцене фон) занимал верхний этаж, где разделенные комнаты служили одновременно и раздевалками, и гримерками, и местом для репетиций.
Как не похожи были эти узкие клетушки на роскошные уборные примадонн, которые размещались на более нижних, а значит, престижных этажах! Там, в этих роскошных уборных, были и венецианские зеркала, и хрустальные канделябры, и бархатные диваны, и резные шкафы из красного дерева, где хранились костюмы для выступлений этих звезд, и прочий реквизит. В них было тихо и прохладно, двери закрывались без скрипа и шума, а персонал всегда ходил на цыпочках, боясь потревожить хрупкий покой звездных особ.
Наверху же всего этого не было. Статистов загнали под самую крышу, где летом было невыносимо душно и жарко, и очень холодно зимой. В душных, тесных, неотапливаемых помещениях в груду были навалены пыльные костюмы и сломанная мебель, вышедшая из употребления. Внутри всегда стоял страшный шум, так как по странному архитектурному капризу под крышу почему-то летели звуки чуть ли не из всех помещений театра.
И на фоне всех этих неудобств существовали люди, множество амбициозных людей, которые выносили весь этот кошмар только по одной причине: большинство из них мечтало, что в свою очередь скоро станет звездой. А раз так, то можно и потерпеть. Главное - попасть в театр. Так думали практически все статистки Оперного театра. Кроме одной.
Пробираясь к выходу сквозь груду наваленных в кучу костюмов (накануне давали "Бориса Годунова", и громоздкие, из бархата, отороченные мехом, тяжелые костюмы хора и статистов почему-то свалили наверху) и держа наперевес довольно потертую сумку, Таня пробиралась к выходу, недовольно морщась от неприятного, затхлого запаха, постоянно здесь, наверху, стоящего. В этот день, в понедельник, спектакля не было, но репетиция длилась допоздна. В высоких окнах уже была видна разлившаяся темнота, и заглядывала любопытная луна, которая только раздражала уставших статисток, ведь большинство из них по ночам работали в кабаре.
Одесса буквально обросла этими многочисленными кабаре, они появлялись буквально на каждом шагу. Город желал веселиться до бесконечности, до упаду. И в кабаре до самого рассвета лилось рекой дорогое французское шампанское и звучала веселая музыка. А кокетливо раздетые девушки до упаду развлекали публику, приехавшую из Санкт-Петербурга и Москвы, без счета сорящую деньгами.
Появления же в окнах луны означало, что большинство девушек не успеет отдохнуть. Выйдя из Оперного театра и даже не заезжая домой, они сразу же разойдутся по ночным точкам своей работы, где, переодевшись в открытые и яркие костюмы, будут петь и танцевать, развлекая посетителей кабаре.
Хмурая Таня шла к выходу, прижимая к животу потрепанную сумку. От долгой репетиции у нее разболелась голова. Дирижер буквально извел хор, заставляя до бесконечности повторять одну и ту же музыкальную фразу. А его грозные крики и ругань (с хористами дирижер не стеснялся в выражениях) действовали на нервы как надсадная зубная боль.
Вдобавок в этот день им выдали жалованье - сущие копейки, прожить на которые не было никакой возможности. И если бы девушки не имели других источников дохода, каждая из них могла буквально умереть с голоду. Таня не нуждалась в деньгах. Но, как и всех остальных, ее жутко возмущала несправедливость этого факта: за долгие репетиции, поздние спектакли и нервотрепку от режиссеров, дирижеров и прочего руководства и платить следовало соответствующе! Быть артисткой оказалось не так заманчиво, как вначале представлялось.
Таня почти добралась до двери, как та вдруг распахнулась, и с коридора ее в лоб атаковали громкие голоса.
- Алмазова, ты в гардероб вчерашний костюм не сдала! Велено сдать немедленно! - первый. И второй, который (разозлившись на первый) Таня едва не пропустила мимо ушей:
- Там тебе снова… этот… Псих…
- Не я одна не сдала костюм в гардероб! - Таня, отодвинув сумку, уперлась кулаками в бока. Гардеробная находилась достаточно далеко, через несколько этажей, и перспектива тащиться по лестницам с тяжелым пыльным костюмом привела ее в ужас. - Вон их сколько валяется! Пусть гардеробщица придет и сама заберет! Или пришлет помощницу. У нее же полно помощниц. За что они только деньги получают?
- Смотри, Алмазова, нарвешься! - Помощница режиссера зло посмотрела на Таню. - Не хочу за вас всех выговор получить!
- Иди, иди, - Таня махнула рукой, - я и без тебя опаздываю.
Взбешенная помощница унеслась по коридору, и тут только Таня вспомнила про второй голос.
Собственно, ей что-то сказала такая же статистка, как она, а потому Таня и не обратила на это особого внимания. Она перехватила собиравшуюся выходить девушку за локоть и потребовала объяснений:
- Что ты там сказала про психа?
Это была Фира, такая же статистка, как и Таня, с которой она сдружилась больше всех остальных:
- В коридор, говорю, выгляни. Там этот псих тебе снова цветы прислал. Идем, пока остальные не увидели. А то опять разговоры будут.
И Фира увлекла Таню за собой в коридор. У противоположной от двери стены узкого коридора стояла небольшая корзинка, полная черных роз. Среди них ярко выделялась белая записка. Фира быстро выдернула ее из цветов.
- Татьяне Алмазовой. Печатными буквами, - она потрясла запиской в воздухе, - точно так, как и в прошлые разы написано.
- Дай сюда! - Таня вырвала записку из рук Фиры. На белой глянцевой визитной карточке без всяких опознавательных знаков было от руки написано черными чернилами витиеватыми, несколько манерными буквами ее имя. Так писали еще при царском режиме, сказала бы Фира, и Таня была бы абсолютно согласна с ней.
Это был уже третий букет цветов. Вот уже третий букет цветов, который с периодичностью в несколько дней Тане посылал загадочный, желающий остаться неизвестным поклонник. В корзинку с цветами он вкладывал неизменную белую карточку, где всегда было написано ее имя. Только имя: два слова и ничего больше. Цветы же каждый раз были какими-то необычными.
В первый раз это были синие орхидеи, и получение таких цветов больше озадачило Таню, чем обрадовало. Ей вдруг стало неприятно и страшно - редкостные цветы наталкивали ее на неприятные воспоминания. К тому же стоили они целое состояние. Тот, кто купил такие цветы, потратился немало. И то, что он не только не указал свое имя, но и ничего не попытался потребовать взамен, вызывало у Тани тревогу и наталкивало на неприятные мысли.
Всякого человека, который живет двойной жизнью, особенно если вторая жизнь идет вразрез с законом, появление таких неожиданных, странных сюрпризов может испугать до полусмерти. Перепугалась и Таня, и страх ее только усилился, когда появился второй букет.
Во второй раз это были синие гвоздики - опять-таки в плетеной корзинке. Таня никогда не видела гвоздик такого странного цвета. Второй букет стал достоянием гласности - карточку внутри разглядели другие девушки, причем намного раньше, чем Таня, и на нее тут же обрушился шквал вопросов.
Таня сказала, что не знает, от кого цветы, и ей, понятно, не поверили. Она сказала, что цветы пугают ее, и над ней стали смеяться. Она вела себя так, словно цветы совершенно ее не трогают, и ей стали завидовать. Девушки расценивали Таню по своим собственным меркам. И то, что ее реакция могла отличаться от их реакции, не приходило, да и не могло прийти им в голову. Наверное, Таня была единственным человеком в мире, которую пугали странные цветы неизвестно от кого. Но все это она не собиралась объяснять.
Единственным человеком, с которым Таня поделилась своей тревогой, стала Фира, ее подруга из Оперного театра. И хоть Фира тоже не могла понять этого, она хотя бы пыталась.
- У меня такое чувство, что этими цветами меня пытаются втянуть в какую-то беду, - откровенно сказала Таня. - Я чувствую, что они посланы мне с недоброй целью. Это какая-то игра, причем игра плохая. Я их так боюсь, что даже не могу взять.
- Ты странная, - пожала плечами Фира. - Любая женщина в мире мечтала бы оказаться на твоем месте! Ну ты ж таки подумай, какая романтика - тебе неизвестный поклонник посылает такие дорогие цветы!
- В том-то и оно, - отозвалась Таня, - дорогие цветы! Неизвестный поклонник! Они меня до́ смерти пугают. И я никак не могу побороть этот страх.
- А може, це хтось увидел тебя на сцене и влюбился? - предположила наивная Фира.
- Да что за глупость? - возмутилась Таня. - Разве можно меня разглядеть в такой толпе? Я вообще в пятом ряду стою! За костюмами лица не видно! А ты говоришь - увидел!..
Это была чистая правда: Таня стояла в последнем ряду - у нее был слабый голос. А дирижер хора безжалостно отправлял таких певиц в последний ряд.
- Ну тогда я не знаю за что… - Фира развела руками. - А може, их тебе какой уголовный король прислал? А чи не Мишка Япончик?
Таня только вздохнула. Об ее отношениях с королем Одессы Японцем знало только несколько людей, и то, что она прекрасно ладит с Японцем и без цветов, Таня не собиралась ничего объяснять.
В любом случае, цветы напугали ее настолько, что она не взяла их, оставив в театре. Прошло уже достаточно времени, а цветы все еще стояли в общей комнате для всех статисток. И вот теперь последовал третий букет.
К счастью, остальные девушки устали после долгой репетиции и спешили разлететься по своим кабаре, а потому не обратили на Танины цветы никакого внимания. Загораживая спиной от любопытных букет, она внимательно рассматривала черные розы.
- Цветы как на похоронах, - нахмурилась Таня. - Теперь мне все это не нравится еще больше. Черные розы… какой неприятный цвет.
- Та брось ты! - Фира махнула рукой. - А може, у твоего поклонника изысканный вкус? Може, он не такой, как все.
- Вот в этом я ни секунды не сомневаюсь, - усмехнулась Таня. - Тот еще псих.
И вдруг стала очень серьезной. Но Фира тут же поняла ее.
- Синие орхидеи? - спросила она. - Ты подумала за Карину?
- Именно… - выдохнула Таня. - Такие цветы… Они выглядят по-новому… Особенно сейчас.
Обе они, и Таня, и Фира, а также еще несколько девушек-статисток из Оперного театра, были вчера на кинофабрике, где участвовали в съемках фильма. Это был не первый раз, когда Таня попадала в кино, съемки почему-то манили ее со страшной силой, и она делала все для того, чтобы попасть на кинофабрику.
И ей это удалось. Если голоса у нее не было, то в кино и не требовался голос. Таня была красивой, грациозной, в ее движениях были изящество и пластика, и поэтому ее почти сразу отобрали для участия в съемках. С тех пор Таня снималась достаточно часто. Но, к сожалению, ей так и не удалось пробиться на главную роль. В кино она была такой же статисткой, как и в Оперном театре.
- Так ведь Карину любовник убил, - Фира посмотрела на Таню с тревогой. - Ну, так все говорят. Задушил ревнивый любовник. Она какому-то бандиту хвост накрутила, вот он ее и придушил.
- И труп усыпал цветами? - невесело усмехнулась Таня.
- А то! Може, убийство из-за любви? А шо? И не такие страсти за любовь происходят… - Фира мечтательно вздохнула. Она была буквально помешана на любви и на мужчинах. Но, видимо, именно поэтому каждый ее роман заканчивался неудачно.
- Но ведь любовника не поймали, - сказала Таня. - Сегодня все только и говорили об этом.
- Так еще найдут, - вздохнула Фира, - ох, эта ж любовь…
- Глупости это! И любовь, и… псих, - Таня вдруг вздрогнула. - Если это действительно псих, то зачем он посылает цветы мне?
- Та шо ты меня пугаешь?.. - побледнела Фира.
- Я сама напугана до полусмерти, - призналась Таня. - Говорю тебе: эти цветы не к добру.
Внезапно, подчиняясь какому-то странному, непонятному импульсу, она отшвырнула от себя букет. Он ударился об стену. У одной из роз отломилась головка, черные лепестки рассыпались. Таня вдруг почувствовала, что у нее мучительно сжалось сердце. Но отчего - она не могла объяснить.
- Вы за Карину? А я слышала! - Рядом с ними вдруг возникла одна из девиц. До нее, очевидно, донеслась фраза о Карине. - Я слышала, шо Карину задушили грабители драгоценностей! Ну, те, шо стащили знаменитые алмазы!
- Что за чушь! - пожала плечами Таня.
- Та ладно! - Девица говорила с интересом, горячо, было видно, что она недавно услышала новость и спешит поделиться ею со всем светом. - Карина шоркалась возле кабинета Харитонова, думала, шо подкараулит его там, ну и случайно увидела, как воруют алмазы. Забоялась, бросилась в комнату с декорациями и заперлась там. А среди грабителей была девушка - говорят, одна из самых известных в Одессе воровок драгоценностей, промышляет в банде Мишки Япончика. Так вот: эта девица увидела, как бежала Карина, и догадалась, шо та видела кражу. От она прокралась в павильон, отперла закрытую дверь отмычкой, зашла, сняла свой чулок, ну и задушила Карину. А цветы там и раньше были. Их для съемок используют. Она только разбросала их по кровати, ну чтобы сделать вид, шо Карину любовник из ревности убил. А на самом деле ее убили из-за кражи драгоценностей!
- А ты откуда знаешь за это? - Фира вскинула на нее удивленные глаза.
- Так у меня дружок есть, он в полиции работает, - с гордостью произнесла девица. - От они сейчас рассматривают только эту версию. По всему городу ищут воровку драгоценностей. Как найдут ее - так найдут убийцу.