В уютной комнатке, обитой светлым шелком с бледными узорами, с белой мебелью в стиле Людовика XVI сидел чужак. Он без всяких церемоний расположился за бюро хозяйки, на которое поставил свечу, тарелку с маслом, полкаравая хлеба, баночку с вареньем и бутылку внушающего доверие вида. По жадности, с которой незнакомец намазывал хлеб маслом и вареньем, проглатывал очередной кусок и запивал его вином прямо из горла, непрошеного гостя можно было признать за бродягу, хотя больше всего, по правде говоря, он походил на пирата. Дочерна загоревший, темноволосый и ладно скроенный, он мог, пожалуй, произвести впечатление на какую-нибудь не слишком наблюдательную женщину, и она бы даже сочла его красивым; но достаточно было хорошенько всмотреться в его светлые глаза, чтобы потерять всякую охоту с ним общаться. Такое выражение глаз - холодное, оценивающее и вместе с тем немного шальное - бывает только у очень опасных людей, с которыми лучше не связываться. Незнакомец, сидящий за столом, не внушал ровным счетом никакого доверия, и не удивительно, что графиня Вильде, остановившись в дверях, разглядывала его без всякой приязни.
- Добрый вечер, сударыня, - сказал непрошеный гость, не без труда проглотив все, что было у него во рту, после чего приподнялся с места и отвесил довольно изысканный поклон. Тут, впрочем, он заметил оружие и насторожился. - Что такое, неужели вы собираетесь меня убить? Раз так, возьмите что-нибудь посерьезнее - пистолеты, например. Этим перочинным ножичком вы со мной не справитесь.
- Согласна, - сухо ответила графиня, сделав едва заметное движение, после чего все лезвия с щелчком сложились и вошли в рукоять. - Пожалуй, я для верности прикачу сюда какую-нибудь из баденских пушек, если вы не против.
- Против, - тотчас же отозвался странный гость. - Пушка произведет грохот, пробьет стену, а я предпочитаю тишину. Лучше входите, сударыня, и затворите дверь… вот так! Надеюсь, вы исправно получали мои письма?
- Вполне, - ответила графиня, проходя в комнату и с неодобрением косясь на крошки хлеба, просыпавшиеся на бюро. - В данный момент вы, кажется, должны находиться в Африке.
- Значит, вокруг нас Африка, - беспечно ответил странный гость, жестом обводя все, что его окружало. - Скоро вы получите письмо о том, как я героически сражаюсь с людоедами.
- Ну раз речь идет о вас, бедолагам можно только посочувствовать, - съязвила Вера.
- Ваша забота о людях, сударыня, делает вам честь, - промолвил незнакомец, блеснув глазами, которые в свете огня свечи казались фиалково-синими. - Кстати, я должен извиниться за то, что вторгся без разрешения в ваш тайничок и похитил этот дивный херес и прочую снедь, но у жены не должно быть секретов от мужа, и вообще… - Он приложился к бутылке и сделал еще один глоток. Вера Андреевна нахмурилась.
- Вы могли хотя бы взять бокал, - сердито бросила она, - а не пить так.
- Я не нашел бокала, - сообщил граф Вильде (поскольку ночной гость был именно он). - Ради бога, сядьте и перестаньте испепелять меня взором. Вы ведь отлично знаете, что со мной это совершенно бесполезно.
Вздохнув, Вера опустилась на кушетку напротив бюро.
- Вы что, не ели три дня? - спросила графиня.
- Только два, - ответил ее собеседник, - но этого вполне хватило. Я привез важные вести. Мексиканцы расстреляли императора Максимилиана.
Вера недоверчиво поглядела на супруга. В те времена покушения на правителей, а тем более убийства, происходили крайне редко. Император Николай, начавший свое царствование с подавления кровавого мятежа, свободно прогуливался по Петербургу без всякой охраны. Хотя Максимилиан явился в совершенно чужую страну фактически как захватчик и с помощью иностранных штыков, никто не предполагал, что его царствование обретет такой конец.
- Вы уверены? - спросила графиня.
- Абсолютно уверен.
- C’est affreux, - сказала Вера больным голосом.
- С человеческой точки зрения - несомненно. С политической это значит, что Наполеон, который втянул Максимилиана в мексиканскую авантюру, а затем бросил его на произвол судьбы, потерял последнего возможного союзника в будущей войне. Император Франц-Иосиф никогда не простит Наполеону смерти брата. Австрийская империя не станет помогать Франции. - Граф Вильде хлопнул ладонью по столу; Вера вздрогнула. - А после парижского выстрела в государя очевидно, что и мы не станем помогать французскому ублюдку. Его песенка спета, и если у него не хватит ума умереть в ближайшее время, Франции конец.
- Вы так говорите, - хмуро заметила Вера, - как будто у французов нет армии и они не смогут ничего противопоставить пруссакам в случае войны.
- О, Вера Андреевна, в том-то и прелесть, что это уже не пруссаки, это немцы. Вы, как и многие, пропустили момент, когда маленькая грозная Пруссия превратилась в большую и куда более могущественную немецкую империю. Формально сама империя еще не провозглашена, но это только вопрос времени. А что касается войны французов с немцами - простите, но французам в ней ничего не светит. Немцы деловито ощиплют галльского петуха и сварят из него суп, и как бы громко петух ни кукарекал, ему это не поможет.
- И в чем же наш интерес?
- Вы же прекрасно знаете, Вера Андреевна, что нынешнее царствование унаследовало от предыдущего поражение в Крымской войне. Мы не имеем права даже держать свой флот в Черном море. Если все пройдет так, как я надеюсь, мы сумеем аннулировать Парижский трактат, условия которого нам продиктовали победители. Но вы, если вам так хочется, можете считать, что я ни в чем не разбираюсь и что все дело в том, что я испытываю к французам чувство личной неприязни.
- Разумеется, я так не думаю, - спокойно ответила Вера.
- Прекрасный херес, - невпопад заметил граф, приканчивая бутылку. - Ваше здоровье, сударыня… Когда государь возвращался из Парижа в Петербург, он проезжал через Баден. Я знаю, что вы его видели и говорили с ним. Его императорское величество должен был оставить для меня письмо; где оно?
- У меня, - отозвалась Вера, доставая откуда-то из складок платья небольшой конверт. Граф взял его, поглядел на печать и нахмурился. - Да, я его прочитала… на случай, если бы с письмом что-нибудь случилось и мне пришлось бы передавать вам его содержание.
- Ну, знаете ли, сударыня… - начал закипать граф.
- Не вы ли совсем недавно говорили, что у мужа не должно быть секретов от жены? - медовым голосом напомнила Вера Андреевна.
- Я говорил совсем другое.
- А я запомнила именно так.
Графу, очевидно, было что возразить, но он предпочел воздержаться и, сломав печать, внимательно прочитал текст.
- В свете того, что произошло в Мексике, все это уже не имеет никакого значения, - проговорил он, после чего сложил письмо и сунул его в пламя свечи. Оно загорелось с уголка, потом заполыхало целиком, и со своего места Вера видела, как чернеет бумага и исчезают написанные на ней буквы. Догоравший клочок письма граф бросил в декоративную вазу.
- Значит, вы останетесь в Бадене? - спросила Вера.
- Как я могу остаться в Бадене? Я же нахожусь в Африке в настоящее время, - ответил ее муж, пожимая плечами. - Кстати, я просил родных, чтобы они отправляли вам письма, которые предназначаются мне. Они все еще у вас?
- Разумеется, - отозвалась Вера. Она встала, подошла к бюро, выдвинула какой-то секретный ящичек и достала оттуда связку писем. - По правде говоря, было трудно убедить их, что именно я должна переправлять их послания вам.
- Но не сомневаюсь, что вы и с этим справились, - заметил граф, беря письма. - Их вы тоже читали?
- Нет. Зачем мне портить себе настроение? Я же прекрасно знаю, что они напишут вам обо мне… и обо всем остальном.
- Какая поразительная избирательность, - проворчал граф. Он занялся письмами, быстро пробегая глазами строки - совсем не так, как читал раньше письмо императора Александра. Одно из посланий заставило его нахмуриться, он дернул щекой, и Вера обратила на это внимание.
- В чем дело? - спросила она.
- Имение, - коротко ответил граф. - На нем накопились долги.
- Много?
- Почти шесть тысяч рублей. - Он посмотрел на жену и улыбнулся. - Ну же, где ваша любимая фраза "меня это не удивляет", и дальше что-нибудь про образ жизни моих родственников?
Вера задумчиво смотрела на мужа.
- Марья Алексеевна Хилкова недоумевает, - негромко проговорила она, - отчего я вам не изменяю. По правде говоря, иногда я тоже… недоумеваю.
В комнате воцарилось молчание.
- Кажется, свеча догорает, - буркнул граф. Вера едва заметно кивнула в сторону небольшого комода.
- Запасные свечи в правом верхнем ящике, - сказала она.
Граф Вильде поднялся с места и стал возиться, выдвигая ящик, задвигая его и зажигая новую свечу.
- Надеюсь, княгиня все же не слишком вам докучает, - проговорил он, тщательнее, чем обычно, выбирая слова. - Вы часто видите герцогиню Луизу?
- Не так часто, как мне хотелось бы.
- В таком случае вы можете произвести на нее впечатление. Расскажите ей, что вам приснилось, будто Максимилиана расстреляли. Герцогиня расстроится, несколько дней не пожелает вас видеть, а потом, когда ваш сон подтвердится, она загорится любопытством и вызовет вас. Дальше, Вера Андреевна, все зависит уже только от вас, но вы наверняка сумеете повернуть дело так, чтобы заинтригованная герцогиня выделила вас из всех, кто ее окружает. Немного такта, немного хитрости - и она вскоре станет делиться с вами тем, чем не делится больше ни с кем.
Графиня вздохнула.
- Мне надоел Баден, - сказала она, - и еще больше надоело изображать сплетницу. Надоело казаться остроумной и стараться привлечь к себе людей, которых в других обстоятельствах я бы даже не пустила на порог.
- Однако это лучший способ собирать сведения, которые в один прекрасный день могут очень даже пригодиться. Согласен, большая часть сплетен - редкостная чушь, но даже среди чуши попадается важная информация. И я даже не сомневаюсь, что, сидя в скучном Бадене, вы успели узнать много такого, что может представлять интерес.
- Возможно, - ответила Вера Андреевна, поводя плечами. - Например, я узнала, что некий Платон Афанасьевич Тихменёв дружен с Герценом.
- Тихменёв? Это редактор какой-то печатной помойки, которая по недоразумению именуется журналом?
- Quel langage, - с укором промолвила Вера.
- Простите, я слишком много времени провел в море. Оно не церемонится с людьми, и люди не церемонятся друг с другом… - Граф вздохнул, растирая рукой лоб. - С чего вы взяли, что Тихменёв и Герцен - друзья?
- Платон Афанасьевич недавно встречался с ним в Венеции. Своего собеседника в Бадене редактор уверял, что видел Герцена всего несколько минут, и тут же привел множество подробностей его жизни, которые за такое время попросту не узнаешь. Конечно, там была вовсе не одна встреча, а судя по степени откровенности, Тихменёв куда ближе к Герцену, чем пытается представить.
- Herzen est politiquement mort, - спокойно промолвил граф, глядя на колеблющееся пламя свечи. - Нас он больше не интересует. Пусть бранится с другими эмигрантами, отвлекая их внимание, для этого он вполне сгодится. - Он взял с бюро одно из писем, которое уже прочитал, и снова просмотрел текст. - Что еще любопытного вы можете мне сообщить?
- Натали Меркулова в Бадене - приехала сюда, чтобы встретиться с дочерью от князя Вязмитинова, которую воспитали родственники. Впрочем, кажется, это совсем не по вашей части, - язвительно добавила Вера.
- А вы ее по-прежнему ненавидите?
- Натали? С чего бы?
- Вы же девочкой были влюблены в ее брата. Он казался вам рыцарем, идеалом и не знаю кем еще.
- Не сомневаюсь, что вы были о нем совершенно иного мнения.
- Да, Вера Андреевна. Я не считаю умными людей, которые соглашаются стать пешками в чужой игре.
- А вы? Какой фигурой в вашей игре являетесь вы? Ведь вас же тоже могут убить в любой момент.
- И географическое общество сразу же найдет мне замену. - Судя по всему, по части язвительности муж мог дать жене сто очков вперед. - Тут, очевидно, я должен произнести длинный монолог, чтобы разъяснить вам, что погибнуть из-за прихоти сестры и погибнуть, защищая отечество, - разные вещи, но раз уж вам нравится думать иначе…
Вера нахмурилась, покусывая нижнюю губу.
- Вы будете писать ответы на письма? - спросила она, указывая на груду разрозненных листков на бюро.
- Постараюсь, - ответил граф. - Если успею, потому что завтра я уезжаю.
- Могу я узнать, куда?
Ее собеседник сделал неопределенный жест.
- В Париж, как я полагаю, - мрачно заметила Вера Андреевна. - Вероятно, с точки зрения географии он представляет большой интерес.
- О, география вообще чрезвычайно интересная наука, - вежливо отозвался ее собеседник. - Но ее часто недооценивают.
Затем разговор перешел на другие предметы, не имеющие к географии никакого отношения, и ближе к утру муж и жена разошлись.
Глава 14. Писатели
Рассказав графине Вильде о трупе, который он видел в Лихтенталевской аллее, Михаил отправился к Назарьевым, у которых премило провел время, поскольку Настенька была на месте, а Дубровин куда-то отлучился. На следующий день, однако, писатель почувствовал нечто вроде угрызений совести. Он обещал Тихменёву сходить к Гончарову, чьи именины пропустил, и до сих пор не выполнил своего обещания. Конечно, он мог оправдывать себя тем, что был занят, но внезапно Михаил с кристальной ясностью понял, что не хочет идти к Ивану Александровичу. Он был почти уверен, что встретит недружелюбный прием, что Гончаров отнесется к нему свысока, как к мелкому, незначительному литератору. Почему-то Михаил уже загодя чувствовал себя задетым. Недавняя выходка княгини Хилковой, которая выставила его из своего экипажа, не так обидела его, как возможное презрение со стороны коллеги по ремеслу. В конце концов, княгиня была стара, полна сословных предрассудков и совершенно чужда ему, а Гончаров, пусть и действительный статский советник, был свой, писатель, которым он восхищался.
"Может быть, его не окажется у себя, - сообразил Михаил, шагая по дороге, ведущей в Баден. - Тогда я оставлю ему пару любезных слов на визитной карточке и просто поднимусь к Назарьевым, которые живут в той же гостинице".
Жизнь так устроена, что если бы Авилов рвался встретиться с Гончаровым, того почти наверняка не оказалось бы на месте; но раз уж писатель в глубине души хотел как раз обратного, нет ничего удивительного в том, что Иван Александрович оказался у себя. Судя по всему, Гончаров пребывал в хорошем расположении духа, потому что Михаил не заметил в его обхождении тех черт, которых опасался. Иван Александрович был настолько любезен, что даже предложил посетителю одну из своих сигар, а они у Гончарова всегда были первоклассные. Михаил признался, что не курит, но благодарит за предложение. Больше всего ему хотелось сейчас говорить о литературе; как и многие начинающие авторы, он полагал, что писательское ремесло таит в себе некие секреты, которые могут раскрыть только опытные коллеги, если, конечно, захотят. Чтобы задобрить собеседника, Михаил рассказал, что первой книгой собеседника, которая ему попалась, был "Фрегат "Паллада", после которого он прочитал и остальные книги Ивана Александровича. Гончаров, казалось, выслушал его не без удовольствия, извинился, что не читал "Дом на улице Дворянской", и прибавил, что он вообще мало сейчас читает, в особенности - незнакомых ему писателей. Его собеседник, дивясь самому себе, бойко ответил, что эта вещичка вряд ли заслуживает внимания мэтра, потому что автор только недавно начал публиковаться и, конечно, ему многому предстоит научиться. Гончаров оживился и заметил, что учиться можно за счет читателя, публикуя незрелые вещи, но уместнее все же доводить написанное до совершенства и только потом печатать. Вообще разборчивость писателю совсем не вредит, особенно когда дело касается творчества.
- Посмотрите, например, на Ивана Сергеевича - он уже не творит, а сочиняет. Что такое его "Дым"? Просто кучка нигилистов, написанная по трафарету… Вы хорошо его знаете, кстати? - прибавил он с неожиданной подозрительностью.
Михаил ответил, что Тихменёв обещал познакомить его с Тургеневым, но знакомство до сих пор не состоялось, а самому ему неловко беспокоить знаменитого писателя.
- Будьте с ним осторожны - он большой мастер присваивать чужие замыслы. Свой последний роман тоже украл у меня, переиначив, конечно, - у меня был мираж, а он сделал дым, - сказал Гончаров, усмехаясь, и на его добродушном полноватом лице возникло странное выражение, которое заставило Михаила усомниться, в своем ли уме находится его собеседник. Авилов поторопился сменить тему и заговорил о своих знакомых, которые недавно перебрались в "Европу" из более скромной гостиницы.
- Ах, кажется, я знаю, о ком вы, - сказал Иван Александрович. - У них еще такая шумная собачонка.
И он заговорил о своей собачке Мимишке, которую ему пришлось оставить в Петербурге и по которой он сильно скучал. Он с видимым удовольствием описывал ее проказы и среди прочего рассказал, как купил ей золотой с бархатом ошейник.
- Впрочем, наверное, это вам не слишком интересно, Михаил Петрович, - словно спохватился он под конец. - Вы ведь все с графинями общаетесь, с княгинями, а я тут о собачке да о собачке…
"Уж лучше бы обругал, ей-богу, - подумал Михаил, мрачнея. - Получается, он потому так любезен со мной, что видел меня с Хилковой и с Верой Андреевной?"
А Гончаров меж тем стал расспрашивать его, давно ли он знаком с Марьей Алексеевной и с графиней Вильде. Михаил занервничал, у него даже мелькнула мысль, уж не принимают ли его за человека, который пытается делать карьеру с помощью женщин, но тут явился Тихменёв, как всегда, напоминающий жизнерадостного медведя, и Авилов напомнил, как редактор представил его Вере Андреевне.
- Не слишком доверяйте этой даме, - сказал Платон Афанасьевич, - я достаточно навидался таких, как она: от скуки ищет себе новую игрушку, потом наиграется и выбросит. - Сочтя, что он уже сказал все, что должен был сказать, редактор повернулся к хозяину: - Кстати, вы уже слышали про Осоргина?
- Это который игрок? - спросил Гончаров. - Нет, не слышал.
- Его француженка вчера устроила скандал, била посуду и грозилась выброситься в окно. - Редактор засмеялся. - Ревность! Ну а Григорий Александрович ей возьми и скажи: выбрасывайтесь сколько хотите, сударыня, мы все равно на первом этаже…
- А она что?
- Говорят, пистолет на него наставила и даже выстрелить успела, но промахнулась. Ну, он пистолет отобрал и велел горничной собирать вещи хозяйки. И выставил ее с чемоданами за дверь.
- То-то я вчера удивился, что не видел его в казино, - сказал Гончаров. - Любопытно смотреть, как он играет. Он умеет задавать тон, этого у него не отнимешь. Большинство игроков только суетится без толку.
- Федора Михайловича видели на рулетке?
- И на рулетке, и потом. Познакомил он меня со своей женой, очень милая молодая женщина. И, по-моему, с характером.