К делу служения древнему богу Душинцев подошел с выдумкой. Свет исходил от двух массивных свечей, которые он зажег на алтаре. Что касается прочих вакхических развлечений, то Душинцев с большим пафосом прочел отрывок из "Одиссеи". На древнегреческом говорил он ужасно, путая слова и падежи. Да за одно произношение его изгнали бы с первого курса. Но для собравшихся адептов вполне сошло. Тихим завываниям жреца внимали с интересом. Во всяком случае, никто их не остановил.
От напряжения горла Душинцев закашлялся и оборвал стих о возвращении Одиссея на середине. Заметил это только Ванзаров. Прочие адепты, как видно, плохо учили в гимназии древний язык.
Прокашлявшись под мяуканье несчастного животного, жрец поднял нож перед статуей.
- О, Дионис! - воскликнул он. - Услышь наши чаяния, возьми наш гнев и направь его на голову той, что заслуживает наше мщение!
- Направь! - хором отозвались адепты.
- О, Дионис! Напои нашу месть силой!
- Напои… - недружно отозвалась парочка в балахонах.
- О, Дионис! Вложи в силу виноградной лозы молнии нашей мести и направь ее на мерзкую тварь!
- Направь… - поддержали жреца.
Ванзаров сжал в кармане полицейский свисток.
- Дионис! - взвизгнул Душинцев. - Прими нашу жертву благосклонно и направь свою месть на врагиню твою и нашу!
Все произошло слишком быстро. Трудно было представить, что этот дешевый балаган закончится чем-то более серьезным, чем завывания и клятвы. Все оказалось куда хуже. Душинцев размахнулся и нанес удар в растянутое брюшко животного. Лезвие вошло глубоко. Раздался хриплый вой, жертва дернулась в конвульсиях. Душинцев дернул рукоятку в стороны, терзая беспомощное животное, отбросил нож, засунул пальцы в разрез. Он вырвал желудок и поднял, преподнося статуе. Тонкая кишка тянулась к извивающему тельцу.
- О, Дионис! Сверши месть! - дрожащим голосом крикнул жрец.
Этого было достаточно. Ванзаров дал два тревожных свистка.
Душинцев с кишками только оглянулся, а сад уже был полон городовыми. Сыровяткин командовал на ходу. Адептов, которые пытались сбежать, держали крепко.
Ванзаров сорвал маску.
- Маскарад окончен, господа, - сказал он. - Константин Семенович, дайте свет…
Керосиновые лампы, приготовленные заранее, осветили кровавую вакханалию. Балахоны и маски были сняты. Адепты Диониса, напуганные и растерянные, предстали в обличии мирных жителей Павловска.
- Если не ошибаюсь, господин Руковский, - сказал Ванзаров, подходя к задержанным. - Служите Дионису потихоньку?
- Что вам надо? - глухо ответил любитель театров. - Это просто игра.
- Там видно будет… Госпожа Мамаева, какой приятный сюрприз, - Ванзаров поклонился вакханке.
- Я тоже рада видеть именно вас, - ответила она. Испуг прошел, ситуация забавляла ее. Она улыбнулась недавнему спасителю, кончик язычка облизнул сочные губки. - Не перестаете меня удивлять, господин Ванзаров. Женщины это любят…
- Ну, а теперь вы…
Душинцев так и стоял с кишками, с которых капала кровь.
- Кому смерть наслали?
Жрец Диониса был напуган сверх меры, не зная, как себя вести.
- Это шутка… Так, репетиция домашнего спектакля… А вы что подумали?
- За мучения несчастного животного вам полагается до трех месяцев исправительных работ, с каторжниками, ворами и убийцами, - Ванзаров говорил медленно, не отводя взгляда.
Душинцев дрогнул и выронил кровавое месиво.
- Я, право, не знаю…
Ванзаров приблизился к нему.
- Но я могу дать вам шанс избежать наказания…
В глазах балетного педагога показались слезы, он был готов на все, только бы не иметь дело с уголовным миром.
- Господин полицмейстер, прошу составить протокол на задержанных, - громко сказал Ванзаров, подхватывая балетного педагога под локоток.
- Будет сделано, господин Ванзаров!
Душинцев был отведен в тихий угол сада. Он держал окровавленные руки перед собой. Как будто они ему не принадлежали.
- Вы желали смерти Надире Вольцевой, - резким жестом Ванзаров отмел попытку возражений. - Для этого у вас были основания. Впрочем, как у вашего соседа и Мамаевой.
- Но это…
- Не будем тратить время на запирательства. У вас есть возможность встретить утреннюю зарю в тюремной камере.
Жрец окончательно сник.
- Что вы от меня хотите? - проговорил он.
- Только правду.
- Да какую же правду…
- Третьего дня вы увидели здесь Надиру Вольцеву.
- Откуда вы… - проговорил Душинцев.
- Иначе не устроили бы этот балаган. От кого она выходила?
- От сестры…
- В котором часу?
- Было уже темно, после девяти вечера.
- Как вы узнали ее?
- По походке, - ответил Душинцев. - Хоть она была в черном капюшоне, в накидке и старательно делала вид, что хромает, но педагог всегда узнает ученицу под любой маской.
- Что было дальше?
- Совершенно ничего. Она ушла, и больше я ее не видел.
- Рассказали новость Руковскому и Мамаевой по-соседски?
Душинцев тягостно вздохнул.
- Прямо не мог носить в себе… Руковский в тот же вечер побежал ее искать. Утром сказал, что не нашел. А Мамаева… Это она ритуал предложила провести.
- Почему среди адептов не было Гейнца? Не позвали?
- Людвиг Янович брезгует подобными развлечениями. Слишком сух и правилен.
- Не жалко котика? - спросил Ванзаров.
- Что, простите?
- У вас руки в невинной крови. Такую жертву Дионис не принимает, вы плохо изучали источники.
- Самому мерзко, - сказал Душинцев, отставляя от себя кровавые пальцы. - Что со мной теперь будет, господин Ванзаров?
- Отправляйтесь к полицмейстеру, дайте показания. А там видно будет…
- О, конечно…
- Похороните несчастное животное у себя в саду. Проверю лично…
Ванзаров бросил маску, которую до сих пор вертел в руках, и ушел в темноту сада.
Маски были сброшены. И маска ему больше не требовалась.
52. Неурочный час
Кажется, вот только ощутил мягкую спинку диванчика. И сразу очнулся. Вместо полицейского дома Павловска в сизой тьме виднелось могучее тело Царскосельского вокзала столицы. Время сжалось в точку. Ванзаров провалился в эту точку. Извозчик на козлах нетерпеливо бурчал и покашливал. Хотя ему-то торопиться некуда. Всяко до утра заночует у вокзала. Чтобы не пустым возвращаться. Вдруг кто из утренних пассажиров изволит прокатиться до Павловска с ветерком. Ванзаров сунул ему мелочи, сколько нашлось в кармане, и пожелал доброй ночи.
Привокзальная площадь была пустынна. Фонари более украшали, чем разгоняли мрак. Одинокая фигура городового маячила невдалеке. Ванзаров пошел мимо, приветливо помахал. Городовой узнал неурочного прохожего, заулыбался и отдал честь.
Вместо того чтобы свернуть налево к мосту, короткой дорогой к дому, Ванзаров двинулся по Загородному проспекту. От усталости не осталось и следа, заснуть нечего было и думать. Ему взбрела шальная мысль: прогуляться. Что было крайне эксцентрично. Гулять в Петербурге ночами, хоть белыми, хоть черными, мало кому пришло бы в голову. Делать в такой час на улицах нечего. Разве только крайняя нужда выгонит. Даже воровской мир предпочитает отложить промысел до утра. Только городовые вышагивают на своих постах. Фигура одинокого прохожего привлекала их внимание. Ванзарова узнавали, здоровались и предлагали помощь. Забота была приятна, но совершенно некстати. Ему нужно было уединение, чтобы разобраться с множеством логических цепочек, запутанных клубком. Но полицейский надзор не отпускал. Через квартал возникал новый городовой, которому надо было уделить внимание. Не оставалось ничего другого, как ускорить шаг и добраться до Офицерской улицы.
…Стопка бумаг наконец растаяла. Кунцевич взглянул на часы и обнаружил, что перевалило далеко за одиннадцать. Работа была сделана, но завтра из канцелярии принесут новую стопку. И так без конца. Кунцевич с тоской подумал, что жизнь чиновника сыска - сплошная скука. И нет ей конца. Он еще выбирал между тем, чтобы пойти домой, где было пусто и голодно по причине отъезда жены к родителям в Вильно, или остаться спать тут, на столе.
Дверь приемной части распахнулась столь резко, будто ее ударили ногой, и на пороге появился взъерошенный Ванзаров. Лицо его было усталым и непривычно мрачным.
- Мечислав Николаевич, вы-то что тут делаете? - спросил он, направляясь к столу.
- Отдавал долги канцелярской рутине, - ответил Кунцевич.
Ванзаров никак не отреагировал. Кунцевич догадался, что мысли Ванзарова были где-то далеко. Он принялся что-то быстро писать.
- К вам тут приходили, искали вас…
- Да-да, конечно, - не слушая, ответил Ванзаров.
- Какой-то доктор, сказал, что найдет вас в Павловске.
Ванзаров закончил, сложил записку вдвое и протянул Кунцевичу.
- Дело важное: надо разыскать фотографии бывшего доктора, служившего в Мариинской больнице, фамилия Горжевский…
- Завтра поищем, - кивнул Кунцевич.
- Мечислав Николаевич, вас утруждать совестно. Не затруднит передать нарочному, чтобы доставили Курочкину?
Кунцевич обещал организовать корреспонденцию.
- На словах передайте: выполнить как угодно, пусть землю носом роет.
- Передам, непременно… - Кунцевича аж подмывало взяться за это дело самому.
- Благодарю, - Ванзаров с хрустом размял шею.
- Как розыск, продвигается? Выглядите усталым, Родион Георгиевич.
- Побывал на дионисийской церемонии. Вакхические пляски и прочее.
- Неужели настоящие дионисии возродили? Как интересно. И как это выглядит?
- Незабываемо. Зарезали невинного кота. Беда с этими людьми искусства, жертвенного тельца найти не могут. Театральная мерзость, одним словом.
Было ужасно интересно узнать подробности, но Кунцевич не решился. Все-таки распоряжение начальника сыска никто не отменял: Ванзарову вопросы не задавать. Исполнять все, что поручит. Кунцевич пожелал спокойной ночи и отправился на первый этаж, в участок, искать полицейского курьера. Как он и предполагал, ни одного нарочного в участке не имелось. Не гнать же в такой час кого-то из спящих городовых. А потому с чистой совестью Кунцевич решил, что займется этим лично сразу поутру.
И не от служебного усердия. Если узнать, чем занимается Ванзаров, нельзя, то хоть бочком прикоснуться к его расследованию и принести пользу. Быть может, он будет единственный, кому Ванзаров намекнет на обстоятельства секретного дела. К тому же у Кунцевича теперь был веский аргумент для Чулицкого, что заниматься бумагами совсем нет возможности. Так что любопытство порой бывает чрезвычайно выгодным пороком. Для чиновника сыска.
53. Чудесная ночь
Крепкая натура брандмейстера осиливала любое затянувшее заседание Комитета. Когда другие непременные участники еле переставляли ноги, Булаковский только хмурился и крутил пожарный ус. Пересидеть его не удавалось никому. Даже Сыровяткину. Один-единственный спор закончился тем, что полицмейстер грянул оземь как сидел: одна рука сжимала бокал, другая эфес шашки. Тогда Булаковскому еще хватило духа поднять своего прямого начальника и отнести на квартиру. Впрочем, столь трудные заседания случались исключительно редко: на большой праздник или день рождения Управляющего. Сегодня было редкое исключение. Ограниченный состав участников заставил брандмейстера осилить двойную, если не тройную норму. Антонов старался не отставать.
Настроение Василия Ильича распласталось на таком глубоком дне, что поднять его мог только настоящий потоп. Чем Управляющий занялся со всем старанием. Вскоре от запасенных бутылок не осталось ни одной, каждая лежала на столе опустошенная. Рядом с ними, но чуть ниже, на полу, лежал сам Антонов. Василий Ильич добился, чего хотел: пришел в мертвое состояние. Такие усилия были чрезмерны для брандмейстера. Булаковский ощутил некоторую мягкость в ногах и легкий дым перед глазами. Что было равносильно сигналу пожарной тревоги. Поднявшись со стула, он обнаружил некоторую подвижность пола, чего раньше за полом замечено не было. Соображая достаточно, чтобы не попробовать плыть, брандмейстер подхватил Антонова под мышку. В его могучей руке Управляющий походил на коврик, который несут выбивать. Тяжести брандмейстер не ощущал.
Выйдя на улицу, он долго и мощно вдыхал свежий воздух. Тело его нашло голову на своем месте, и вместе они дружно понесли Антонова к его дому. Супруга Антонова не смогла выразить никаких других чувств, кроме нежной заботы о несчастном Василии Ильиче. Никаких других он все равно бы не понял. Брандмейстер отказался от благодарственного чая, какие чаи в полночь гонять, и нашел в себе достаточно сил, чтобы прогуляться по городу. Являться в родной дом с запашком, который Булаковский не чуял, но знал, что он есть, не хотелось. Тем более ночь стояла тихая, чудесная.
Пройдясь по главным улицам, Булаковский на всякий случай загнул в больницу, мало ли чего. Там было тихо и сонно. И он направился к пожарной части.
На смотровой вышке дежурного не было. А вот в дежурной комнатке теплился свет в окошке. Видно, собрались, негодники, за самоваром, вместо того чтобы всматриваться в ночь. Такое небрежение будет строго караться. Булаковский набрал в грудь побольше воздуха для выражения начальственного гнева и уже взялся за дверную ручку, когда шорох у ворот конюшен отвлек его. Может, конь молодой шалит. Брандмейстер всмотрелся, что там. Ему показалось, что у ворот стоит какая-то фигура или тень. Ничего хорошего от теней в такую пору ждать не приходится.
- Эй, кто там? - строжайшим тоном крикнул он.
Тень шевельнулась, но с места не двинулась. За воротами тревожно заржал конь, заметался в деннике.
Шалости у пожарной части недопустимы. Подхватив дежурный фонарь, который висел у двери, Булаковский отправился выяснить, кто там балует. Фонарь на вытянутой руке освещал брусчатку, но слепил глаза. Булаковский не видел, что перед ним. Наконец в прыгающем пятне света мелькнули доски ворот. Кони фыркали и волновались, как будто почуяли волка. Брандмейстер поднял фонарь повыше.
- Что такое? - спросил он.
Фонарь вырвал тень у тьмы. Булаковский решил, что хмель оказался сильнее и это ему все кажется. Не может такого быть, просто нельзя такому быть у пожарной части.
- Этот как же… - еще проговорил он.
Ему показалось, что тень двинулась на него.
Ворота для простоты подпирались пожарным багром. Булаковский схватил тяжелую палку с металлическим наконечником и стал отмахиваться, как от бешеной собаки.
- Не подходи! - завизжал он внезапно высоким и тонким голосом.
Под каблук что-то попало. Булаковский потерял равновесие и, махая руками, стал заваливаться на спину. Он яростно хватался за воздух, но падал и падал. Фонарь полетел в брусчатку и брызнул фонтаном искр.
- Пошла вон!
Брандмейстер в отчаянном рывке махнул багром и так сильно шмякнулся затылком, что погрузился в густые чернила. Полного пожарного забытья.
…А в полицейском доме было нечто вроде праздника. Сыровяткин приказал извозчику, попавшемуся по руку, сделать от имени полиции презент чиновнику Ванзарову, то есть доставить его в столицу в столь поздний час исключительно бесплатно. Почему город делает подарок за счет его лошаденки, извозчик не знал, но спорить с полицейской властью не посмел. Ванзаров счастливо отбыл в ночь.
Вообще, полицмейстер был чрезвычайно доволен блестяще проведенной операцией. Протоколы допросов составлены и подшиты, как полагается. Городовые показали себя соколами. Расщедрившись, Константин Семенович распорядился выдать из полицейского буфета по две чарки водки на каждого. Чем заслужил почет и уважение уставших служивых. Приказав старшему городовому, чтобы на радостях не забыли выставить посты, Сыровяткин отправился спать с редким чувством выполненного долга. Он считал, что сегодня исполнил обязанности полицейского как нельзя лучше.
Городовые тоже были в душевном расположении. Те, кому посчастливилось не стоять на посту, травили полицейские байки в тесном кружке.
Городовому Егорову захотелось выкурить папиросу. Было известно, что Сыровяткин не переносит табачный дух. Чтобы уважить доброго начальника, Егоров прихватил напарника Смёткина и вышел на крыльцо. Они затянулись сладко и глубоко, как только могут люди, отдыхающие после хорошо сделанного дела. Да и ночь стояла чудесная.
Из-за дальних кварталов долетел странный звук, похожий на бабий визг.
- Слышь, чего… - сказал Смёткин, указывая огоньком папиросы.
- Да нет, чего… - отвечал Егоров добродушно. - Сегодня уж ничего не случится. На пожарке, видать, кому-то на ногу бочка упала…
- Нет, что-то не то…
- Какое там… - успел еще сказать Егоров, когда из темноты, прямо перед ними, вынырнул пожарный. Вид он имел малость ошалевший.
- Там… Там… - только и смог проговорить огнеборец.
Путеводитель
Для господ, путешествующих по местным достопримечательностям Павловска
За год 190 - (оборвано)
Что следует отметить и осмотреть в Большом парке. Рекомендуем господам путешествующим составить маршрут, который, в свою очередь, составит незабываемое впечатление о парке Большого дворца и города.
У вас нет новейшего фотографического аппарата?
Ваш слуга ленив и отказывается носить за вами короб фотоаппарата?
Вы не переносите запах фотографических пластинок?
Теперь это не беда! Вы не останетесь без видов Павловска!
Ваши родственники и друзья будут счастливы получить открытки с видами Павловска, каковые будут хранить на долгую память. Заказавшие у нас более трех комплектов открыток с видами Павловска четвертый получают совершено бесплатно. Просим обращаться в Редакцию.
Солнечные часы
Вольер Гонзаго
Летний театр
Молочный домик
Турецкая беседка
Беседка (о. Ливен)
Розовый павильон
Горки и качели
Крик
Крак
"Первое свидание"
Новое шале
Старое шале
Холодная ванна
Голландия
Большой дворец
Летний манеж
Домик лодочника
Заглохший каскад
Пиль-Башня
Павильон трех граций
Трельяж
ПРОЧИЕ ГОРОДСКИЕ ИНТЕРЕСНОСТИ
Крепость Мариенталь
Монмартр
Купальня
Воксал
Театр
Фонтан у воксала
Кегли
54. Ночные бдения
1902 год, 29 апреля, глухая ночь.
Ванзаров был дома. Он распахнул оконные створки. Ночная свежесть вошла в пыльную комнату, до уборки которой руки не доходили. Ванзаров остался в сорочке, сел под ветерок. Он ждал, что сейчас логика возьмется за дело, засучив рукава. Вместо этого в голову нахально залез методичный стук маятника. Ход часов бесцеремонный. Ванзаров никогда раньше не замечал его. Часовые колесики тикали и тикали. Как будто в голову аккуратно забивали гвоздики. Логика развела руками, заявив, что в такой обстановке отказывается служить. И была такова. Ванзаров остался один. Самое время, чтобы позвать ночную гостью. И он вызвал ее.