ГЛАВА 26
Елена
Я спустилась в винный погреб, занятая своими мыслями – где же все-таки может быть этот проклятый клад… Никогда не думала, что кладоискательство, прежде казавшееся мне всего лишь темой, достойной пера Стивенсона, и в реальной жизни окажется столь же захватывающим делом.
Итак, я сделала все, чтобы разрушить охраняющие графский клад чары. Если заклятье старой Сычихи и вправду подействует, клад должен нам каким-нибудь образом открыться… Вот только каким? Ну да уж высшие силы наверняка сами что-нибудь придумают.
Господи, о чем это я? Неужели здешние странные места стали оказывать пагубное влияние на мою психику и я медленно схожу с ума? А я ведь прежде имела нахальство гордиться своим здравомыслием!
Ладно, сейчас на очереди маленькое практическое дело – выбрать из неисчислимых запасов бутыль с подходящим для нашей компании напитком, а о мистических тайнах можно пораскинуть умом и после, на досуге.
Погромыхав связкой ключей, я вставила в замок знакомый ключ с витой головкой и распахнула дверь. Пламя моей свечи дрогнуло и потянулось внутрь погреба. На всякий случай я заложила в дверной проем, поближе к притолоке, связку с ключами – она не даст двери захлопнуться от сквозняка.
В этот раз внутреннее убранство погреба можно было рассмотреть гораздо лучше – кроме огонька свечи, слегка разогнавшего тьму, в него проникали еще и тонкие снопики света из маленьких вентиляционных отверстий под потолком. На улице-то как-никак белый день…
Я осмотрела стены, уставленные огромными старинными бочками. Вероятно, они установлены здесь в незапамятные времена. Небось и пресловутый Анин щур их помнит, а уж при дедушке – балканском герое они точно были… Ой, мамочки, что-то мне эти бочки напоминают… И я уже понимаю, что именно!
И тут у меня перед глазами, словно на экране кинематографа, развернулся чертеж покойного графа, тот самый, с загадочными кругами (я так часто разглядывала эту бумагу, что могла воспроизвести ее даже с закрытыми глазами).
Ну, конечно, если эти бочки нарисовать на схеме в виде кругов (а как иначе? цилиндры делали бы разгадку клада слишком очевидной!), то все совпадает! Сколько их тут? Одна, две, три, пятая, восьмая… Ей-богу, если граф не зарыл дедовское сокровище в собственном винном погребе, то меня можно считать полной идиоткой (а хочется верить, что это не так!).
Впрочем, пожалуй, некоторые основания заподозрить меня в идиотизме все-таки найдутся – иначе столь очевидная вещь пришла бы мне в голову раньше. Надо же, искать сокровище где угодно, не вспомнив о том, что находится буквально под самым носом!
Чувствуя, как от лихорадочного возбуждения путаются мысли, я кинулась наверх…
– Леля, мы уже заждались! Хотели пойти поискать тебя в погребе, думали, снова что-то случилось, – с тихим упреком сказала Аня. – А где же вино? Ты забыла взять бутылку?
– Что? Вино? К черту вино! – Сумбур в моей голове был чреват приступом косноязычия, и мне потребовалось несколько секунд и два-три глубоких вздоха, чтобы взять себя в руки. – Валентин, бери заступ. Пойдемте в погреб, мои дорогие. Я кажется знаю, где Анин дедушка зарыл ларец с дарами императрицы.
– Боже, Леночка, неужели твои мистические обряды и молитвы с севера на юг подействовали? Тебе что, удалось расколдовать заговоренное сокровище? – недоверчиво хмыкнул Салтыков.
– Потом, потом, обо всем поговорим после, – невежливо перебила я старого приятеля, уверенная, что сейчас мне простят все что угодно. – Я сама еще ни в чем до конца не уверена, но давайте все же поторопимся! Так, белая свеча, спрын-трава и "петров крест" у меня с собой… Да, запомните, пока мы будем искать сокровище, нельзя разговаривать и оглядываться назад. Аня, слышишь, это особенно важно – ни в коем случае не оглядывайся назад и не смотри на то, что у тебя за спиной! И еще – не удивляйтесь, если я вдруг начну читать долгие молитвы. Это вовсе не потому, что я собираюсь впасть в религиозный экстаз. Просто так надо. Это обязательная часть старинного обряда! Ну что ж, господа, вперед!
– Как скажете, мадам ясновидящая, – поклонился Валентин. – Одной лопаты нам хватит?
– Надеюсь, да.
Вереницей, один за другим мы спустились в подвал. Постучав по бочке, под которой, как мне казалось, должен скрываться клад (на плане в этом самом месте на круге стоял крест), я обнаружила, что она пуста.
Боже, неужели мои смутные надежды начинают сбываться? Вдвоем с Валентином мы сдвинули бочку с места. Боясь произнести хотя бы одно слово, я знаками попросила Салтыкова копать.
Аня, стоя сбоку, держала свечу, но от волнения у нее так дрожали руки, что наши тени метались по стенам как живые. К тому же мне постоянно казалось, что прямо в затылок кто-то дышит, и леденящие дуновения достигали моей кожи… Наверное, это нервы или просто сквозняк. Мне легче было думать именно так, ведь оглядываться назад все равно нельзя.
Валентин успел копнуть всего-то десяток раз, как лопата ударилась обо что-то твердое. Оказалось, это крышка старого дубового сундука, окованного полосами меди. Да, это не тот жалкий, грубо сколоченный ларчик с медяками, находка которого чуть не обошлась мне слишком дорого. Это нечто весомое, во всех смыслах…
Тут уж и у меня задрожали пальцы, а Аня сдержанно застонала, чуть было не выронив свечу. Валентин, торопясь, откопал верх сундука, так, чтобы можно было открыть крышку, и сбил лопатой петли замка.
Внутри был огромный, чуть ли не вровень с сундуком, старинный ларец, обитый попорченным от времени и сырости сафьяном с потускневшим золотым тиснением.
Валентин, морщась от боли в разбитых ребрах, вытащил ларец наружу и уже прилаживался взломать извлеченным из кармана перочинным ножом замочек в сафьяновой крышке, но я молча остановила его руку и забормотала слова молитвы-заклинания "Господь Бог впереди… ", которой научила меня Меланья. Никто из моих компаньонов по кладоискательству мне не мешал – они как завороженные смотрели на ларец и, может статься, даже плохо понимали, что я бормочу.
Так, теперь следовало еще сорок раз прочесть "Отче наш", а это испытание было не из легких… Во-первых, трудно произносить канонический текст, стараясь не сбиться, и одновременно в уме отсчитывая, сколько именно раз молитва была прочитана и сколько еще осталось; а во-вторых, дорогие спутники, очнувшись, все же усомнились в моем душевном здоровье (судя по выражению их лиц), и я боялась, что кто-то из них вот-вот заговорит, чтобы привести меня в разум и заставить остановиться.
Но, невзирая ни на что, я все же упорно снова и снова твердила слова Господней молитвы.
В какой-то миг мне почудилось, что меня кто-то зовет тоненьким плачущим голосочком, чуть ли не детским, и я даже чуть было не оглянулась, но вовремя вспомнила наказ старой знахарки – не оглядываться ни в коем разе. Кто бы ни звал – муж ли, мать-покойница, чье-то дитя, любимая бабушка, что давно уже спит вечным сном на Донском кладбище, – ни за что не оборачиваться и не смотреть назад, чтобы не придавать врагу силу.
Впрочем, о том, что лично со мной может случиться, если я все-таки не выдержу и оглянусь, Меланья меня не предупредила. Но надо думать, нечто плохое, раз уж враг обретет от этого новую силу…
Похоже, подобные терзания испытывала и Аня, потому что я боковым зрением заметила, как она напряглась, не давая самой себе повернуть голову.
– И не введи нас во искушение, но избави нас от лукавого. Аминь, – я завершила сороковую молитву, исполнив тем самым свое многотрудное обещание.
И Анна, и Салтыков продолжали стоять, совершенно онемевшие и неподвижные, не понимая, что пришел конец их мучениям. Я поднесла палец к губам, на всякий случай так и не разрешая никому говорить, и жестами предложила вынести ларец из погреба. Ларец оказался невероятно тяжелым. Или это нечистые силы решились на последнюю попытку не отдать сокровище его законной хозяйке?
Заметив, как налились кровью вены на лбу у Салтыкова, поднявшего ларец, мы с Аней дружно вцепились в тяжкую ношу с другой стороны и помогли вытащить ее из погреба. Тяжесть была неимоверная, но только когда наша троица поднялась по лестнице и вышла со своим грузом в верхний холл, я рискнула нарушить обет молчания.
– Ну что, господа, поищем ключик или все же позволим себе воспользоваться помощью ножа и попортим семейную реликвию? – поинтересовалась я, смахивая с лица пот и невесть откуда взявшуюся паутину.
– Слава тебе, Господи! – Валентин театрально воздел руки к небу. – Я боялся, что мы больше не услышим от тебя ни одного мирского слова, ты так и будешь вечно шептать: "… иже еси на небесех… "
Ей-богу, упреки сейчас были настолько неуместны, что я просто не сдержалась, прикрикнув на Салтыкова, как на неразумного ребенка:
– Замолчи немедленно, так было нужно!
Но тот не унимался.
– Леночка! Ты что, всерьез думаешь, что нам удалось откопать дедовский сундучок благодаря твоему представлению со свечками, спрын-траве и всем этим религиозным обрядам?
– Валентин, я прошу тебя, не спугни удачу, – прошептала Аня.
– Вот-вот, – добавила я. – Не могу сказать с уверенностью, что мы нашли клад именно потому, что я соблюдала ритуал, подсказанный мне Меланьей. Может быть, это всего лишь совпадение. Но, с другой стороны, клад открылся нам только после свершения соответствующего, как ты выразился, религиозного обряда. И если ты скажешь, что это не так, тебе придется отрицать очевидное. Позволь уж мне все-таки проделать то, что было велено, до конца. Полагаю, большой беды от этого не будет.
Валентин передернул плечами. Мог бы и ограничиться этим красноречивым жестом, так нет, он еще и безжалостно добавил:
– Почему все женщины такие суеверные? Ладно бы еще какая-нибудь малахольная дамочка, увлекающаяся спиритизмом и паломническими поездками по древним монастырям (сейчас многие ухитряются совмещать подобные увлечения)… Но чтобы такие ипостаси, как просвещенная феминистка и архаичная кликуша, сочетались в одном лице – это выше моего понимания.
Да, мужчины – ужасные скептики, а армейская служба, как я заметила, воспитывает в них какую-то особую твердолобость, просто-таки непрошибаемую. Почему нельзя просто проявить снисходительность к чужим слабостям, вполне безобидным? Это ведь несложно. Или господа офицеры дают специальную присягу, обязывающую их навязывать всем окружающим свое мнение?
Я решила проигнорировать инсинуации штабс-капитана и элегантно ушла от навязанной мне дискуссии, напомнив:
– Господа, давайте же наконец откроем этот ларец! Если я немедленно не увижу своими глазами то, что нам удалось обрести, скорее всего просто умру от любопытства! – И, не сдержавшись, добавила, адресуя свои слова штабс-капитану: – А на моей могилке вы сможете написать: "Здесь покоится феминистка, оставшаяся архаичной кликушей в своей душе… Мир ее праху".
Валентин снова, на этот раз без всяких саркастических комментариев, вытащил из кармана складной нож и поддел им замочек ларца. Крышка с хрустом откинулась…
ГЛАВА 27
Анна
Крышка откинулась, и вся компания с напряжением уставилась внутрь, ожидая, что ларец, как в пиратских романах, будет доверху наполнен сваленными в кучу сокровищами – россыпью драгоценных камней и старинных монет, переплетенными в громадные связки нитками жемчуга, золотыми цепями и монистами, разнообразными украшениями, усеянными и унизанными изумрудами и алмазами.
Но содержимое ларца прикрывала ветхая холщовая тряпица, скинув которую, искатели сокровищ обнаружили еще множество подобных лоскутков, в каждый из которых было что-нибудь завернуто. Да уж, дедушка-граф был, судя по этим холстинкам, весьма педантичным человеком – ему пришлось немало повозиться, упаковывая ценности на долгую лежку.
Всеми овладело столь сильное волнение, что никто не мог решиться первым развернуть хотя бы один из свертков.
– Ну, с богом, господа! – Елена Сергеевна наконец нашла в себе силы взять один из тряпичных узелков и размотать его.
Истлевшая ткань расползлась под ее пальцами, и у Лели в руках оказался золотой кубок, стенки которого были украшены двенадцатью крупными рубинами. Без сомнения, в ларце был скрыт клад императорского фаворита.
– Мы все-таки сделали это, господа! Мы нашли сокровище, нашли! – ликующе закричала Елена Сергеевна, поднимая кубок вверх и потрясая им, как хоругвью в бою.
– Ой, мамочка! – пискнула Аня, схватившись за рукав Салтыкова и не сводя глаз с огромных рубинов, отбрасывающих в луче света красные отблески на лица людей.
Поддерживая одной рукой близкую к обмороку даму, другой рукой штабс-капитан потянулся к ларцу и вытащил некий длинный и узкий предмет, обмотанный полоской холста.
– Девочки, клянусь, это оружие! – прошептал Валентин, срывая со своей находки холстинку.
И вправду, это оказался старинный кинжал в серебряных ножнах, инкрустированных богатой россыпью крупных аметистов.
Тут уж и Аня рискнула взять самый маленький сверточек. В нем прятались два бриллиантовых перстня.
– Бог мой, сколько же здесь каратов? – ошеломленно прошептала она, любуясь четкими гранями прозрачных камней. – Никогда не видела ничего подобного!
Бриллианты чистой голубой воды были и впрямь на редкость красивы, а отделка перстней, обрамлявших камни, поднималась к настоящим вершинам ювелирного мастерства.
– Для оценки придется обратиться к знающему ювелиру, – заметила Елена Сергеевна, к которой, похоже, возвращались ее обычные рассудительность и хладнокровие. – Но то, что не три карата, как в моем кольце, я тебе и сама скажу с большой долей уверенности. Это как-никак подарок императрицы, а не купца Лиховеева, моего второго мужа… Не меньше восьми каратов, если не все десять, да и антикварная ценность несомненная.
Кладоискатели склонились над бриллиантовым перстнем, любуясь своей находкой. Это было похоже на сон.
– Что ж, господа, – заговорила наконец Елена Сергеевна, – вот теперь у нас есть настоящий повод принести из погреба бутылочку и поднять по бокалу за удачу! Ей-богу, мало кому так везет!
Елена Сергеевна умолчала о том, что в погреб следует пойти не только за вином… В радостной суматохе нужно не забыть забросать оставленную яму и навести хоть какой-то порядок, иначе любой поймет, что клад уже найден. А охотится за уже найденным кладом много проще, чем за сокровищами, скрытыми от глаз людских невесть где…
"Впрочем, какой-такой любой может оказаться в запертом винном погребе? – подумала было она. – Да, но ведь кто-то же шастает по комнатам Привольного как у себя дома! Он и погреб не обойдет… "
Мысли Лели вот-вот вернулись бы к загадочным призракам… Хорошо, что Салтыков отвлек Елену Сергеевну от этих размышлений.
– Поднять по бокалу – дело хорошее! Но сначала все же давайте затащим ларец в комнаты, – предложил Валентин. – Не оставлять же несметные ценности в прихожей? Тем более, Леночка, ты, кажется, боялась позднего визита поручика Степанчикова? Мне как-то неохота демонстрировать настырному юноше наши находки. Увы, пригласить для переноски тяжестей мужиков из деревни я тоже по понятным причинам не рискну, так что, пардон, милые дамы, но приходится вновь взывать к вам о помощи… Итак, поднимаем ларец и несем его в гостиную. Ну-ка, девочки, взяли!
– Погодите! – закричала вдруг Елена Сергеевна. – С кладом следует сделать еще кое-что, прежде чем можно будет внести его в дом и как-либо использовать эти вещи. Иначе они не принесут счастья!
– Боже милостивый! – Валентин опять шутливо воздел руки к небу. – Неужели "Отче наш" нужно было прочесть над кладом пятьсот пятьдесят раз, а ты, поленившись, прочла всего лишь сто двадцать?
– "Отче наш" я прочла столько раз, сколько требовалось, а именно сорок. И это вовсе не моя прихоть! А теперь следует окропить клад святой водой, а потом подержать каждый найденный предмет над пламенем свечи. И еще – все золотые вещи необходимо на целые сутки оставить в проточной воде… Только после этого они до конца очистятся от влияния черных сил.
– Это все было в инструкции, полученной от старой знахарки? – поинтересовался Валентин. – Кто бы мог подумать, что пользование старинными кладами – такая сложная штука. К заграничному авто и то инструкция попроще. И что характерно – авто даже в проточной воде выдерживать не нужно.
Но тут Анна на правах хозяйки вступилась за Елену Сергеевну и потребовала, чтобы Салтыков прекратил ерничать и лучше подумал бы, каким образом пристроить золото в проточную воду, раз уж существует такая примета. А старухе Меланье надо сделать подарок в благодарность за ее советы – как знать, может быть, без них клад никогда бы и не нашелся.
И никаких поводов изощряться в остроумии нет, ну просто совершенно никаких, ни малейших. Если, конечно, остроумец – не законченный циник, недостойный, чтобы его принимали в приличном обществе.
Пристыженный штабс-капитан прикусил язык и даже извинился перед дамами за свое легкомысленное поведение в столь драматических обстоятельствах. Похоже, мнение Анны было Салтыкову совсем небезразлично.
Во искупление грехов Валентин предложил следующий способ омовения золота проточной водой – по парку тек глубокий и быстрый ручей, превращавшийся после искусственных запруд в цепочку прудов, когда-то красивых, а теперь мутных, застоявшихся. Подернутые ряской пруды, увы, не годились для магической цели, а вот сам ручеек вполне мог бы смыть с сокровищ следы влияния темных сил. Нужно только сложить золотишко в крепкий мешок и опустить в воду ручья, закрепив надежной веревкой.
Вечер прошел в делах и хлопотах, впрочем, весьма приятных – вся компания, устроившись в столовой, разбирала обретенные ценности. Салтыков извлекал из ларца и разворачивал очередную вещицу, встречаемую восторженными возгласами дам, потом практичная Елена Сергеевна вносила ее в опись, а Анна из суеверных соображений держала предмет над пламенем свечи, после чего складывала все золотые вещи в холщовый мешок из-под картофеля…
За этими занятиями кладоискатели, совершенно незаметно даже для самих себя, выпили пару бутылок вина, прерываясь и поднимая тосты за то, чтобы сокровища принесли удачу. Опьянения никто не чувствовал, видно, потому, что и без вина все были приятно возбуждены.
– Боже, какая красота! Неужели Екатерина дарила всем своим фаворитам столь же роскошные подарки? – удивлялась Аня. – И как казна выдерживала подобное мотовство?
– О, твой предок был еще не из самых удачливых, а может быть, просто не из самых алчных, поскольку винил себя в порочной связи с императрицей и предавался моральным терзаниям. А вот, например, один из его соперников, граф Дмитриев-Мамонов, за годы своего фавора получил от Екатерины подарков на 900 тысяч рублей, – отозвалась начитанная Елена Сергеевна. – А тогдашние, екатерининские 900 тысяч теперь, поди, соответствуют десятку миллионов. Да к тому же, узнав, что граф влюблен в юную фрейлину Дарью Щербатову, Екатерина не только предоставила неверному возлюбленному полную свободу, позволила жениться на предмете его страсти, но и подарила ему несколько деревень и две тысячи крестьян в виде выходного пособия… Твоего прапращура тоже, судя по всему, не обижали, но до высот Мамонова он не поднялся… Подумаешь, мешок золотых безделушек с каменьями. Мелочь!
– Ах, Леля, пожалуйста, не надо… Мне до сих пор стыдно за это позорное пятно на моей родословной…