Он выскочил на сушу, поспешая, обтёрся и, прыгнув в оставленную неподалёку автомашину, помчался в посёлок, где у особняка должна была поджидать его Серафима. Время было уже за полночь, на этот поздний час они и договорились, чтобы не опасаться Августины.
Ещё днём, когда Егор привёз путешественниц в курортный посёлок и расселил в заранее подобранном самим Странниковым уютном и просторном особнячке, обе попросили покатать их по улочкам, ознакомить с достопримечательностями, а также пожелали искупаться в море. Не прекословя, а даже возрадовавшись, Ковригин свозил любопытствующих к подножию горы Кошка - местному украшению, с которого и начиналась когда-то вся история этого края. Подражая Исааку Семёновичу Богомольцеву, что помня, а что соврав, пересказывал он им предания о диких племенах тавров, основавших поселение, попугал сохранившимся их могильником, из которого мертвяки в полночь якобы выбирались один раз в год к морю промыть косточки, а заодно утащить под землю одну-другую парочку зазевавшихся влюблённых. Дамы визжали от страха, особенно Августина, а потом давились смехом после его раскаяний и признаний. Одним словом, повеселил их как мог, показал руины византийского замка, не забыл про секунд-майора Ивана Мальцева упомянуть, в имение которого наведывался сам император Николашка Второй со всем своим семейством, там же подвёл к вполне сохранившимся виллам "Ксения" и "Мирко-Маре", где нежились когда-то и лечились аристократы царских фамилий, а кроме них и такая знаменитость, как Лев Толстой. Заморив совсем, повёз наконец купаться к морю. Августина плавать не пожелала и, обнажив колени из-под красочного купальника, играла с волнами, накрывшись ярким зонтом. Они же с Серафимой заплыли далеко от берега, а Егор всё увлекал и увлекал её дальше, пока совсем не смолкли голоса купальщиков.
Она не противилась, помалкивала, поглядывая на него с интересом: оттаяла, а может, увидев его красивое, могучее голое тело, взыгралось её прошлое, но сдерживала себя, хотя глаза выдавали. А Егор сдерживаться не мог, подхватив под талию, он прямо-таки впился в её влажные губы и целовал, целовал, целовал…
Она оттолкнула его, вырвавшись, и рассмеялась:
- Не задумал ли лиха?
А он, не унимаясь, поднырнул, стал ловить её ноги под водой и целовать их, подымаясь от лодыжек выше и выше!
- Да уймись ты, охальник! - взбрыкнула она и, взмахнув рукой, вынырнувшего окатила фонтаном брызг. - Люди на берегу. Августина глаз с нас не сводит.
- Завидует.
- Разболтает Василию Петровичу. У неё язык хуже швабры.
- А пусть болтает! - с бесшабашной беспечностью крикнул он. - Василий Петрович давно уже догадывается о наших шашнях, только вида не подаёт.
- Культурный человек…
- Он культурный, даже интеллигентный, когда трезвый, - захохотал Ковригин. - Да нет, он мужик - ничего.
- Вот погонит тебя в три шеи!
- Ему Исаак Семёнович не позволит.
- Это ещё кто такой?
- Тот самый. Его всесильный друг. Тебя мечтает увидеть, ему сиделка нужна для больной жены. Та уже лет десять с постели не встаёт. Парализована с революционных бурных времён. Вот он один и ездит по курортам. А мы с ним подружились. Я ему тайком от Василия Петровича и посоветовал тебя. Да и Странников сам не прочь.
- Как?! Вы уже здесь всё решили!
- Трепались по пьяни они меж собой, а я услышал ненароком. Ты не обижайся, Сима, но Странникову всё равно, какая баба будет с ним, ему лишь бы Богомольцеву угодить.
- Вздор!
- Ну поругайся, если душа просит, - пустился успокаивать её Ковригин. - Мы здесь более недели, уже столько переговорили…
- Придумал ты всё. Чтобы меня сманить.
- А я и не скрывал, что тебя добиваюсь. Василию Петровичу-то давно уже всё равно, какая юбка рядом будет. Конечно, чтоб не дурнушка. Августина ему в самый раз. В столице ведь он и тебя бы бросил, неужели ты на что-то надеялась?
Серафима обиженно отвернулась:
- Если б не его портфель да деньги, нужен он мне, старый козёл!
- Вот! - обрадовался Ковригин. - А я что говорю? Мы с тобой пара. Меня и в должности повысили, в столицу я другим человеком еду, в ОГПУ теперь, но Богомольцев обещает, что при нём буду, а ты как раз за его женой присматривать станешь. Чего нам ещё надо?
- Быстро ты всё за меня решил…
- Быстро? Да я ночей не спал, все варианты пересчитал. Богомольцеву самому выгодно нас с тобой обженить. Странникову он рот прикроет, если тот начнёт возмущаться, а наш брак для него прикрытием будет.
- Значит, он меня в постель к себе вместо больной жены, а ты рядом со свечкой стоять будешь? - сверкнула глазами Серафима. - Под утро я к тебе бегать буду, тебя ублажать… Это тебя устраивает?
- Да погоди ты, выслушай. Тут столько вариантов… Я всё просчитал, - он попробовал закрыть ей рот поцелуем, но она вырвалась из его объятий и поплыла к берегу.
- Постой! Куда ты? Про самое главное не дослушала! - пустился он её догонять.
- Приедешь в полночь к дому, в машине договорим, - не оборачиваясь, крикнула она, как отрезала…
Туда и торопился теперь Ковригин, поглядывая на добытую с морского дна диковину: "Никуда не денется, согласится, Симка - баба с умом. У неё выгода впереди сердца бежит…"
Он не ошибся. Не успел подрулить автомобиль к особнячку, женская фигурка сбежала по ступенькам, он распахнул дверь, и она запрыгнула к нему на сиденье. Он обнял её, совсем горячую, будто только из постели.
- Дрыхнет Августина-то?
- Седьмой сон видит, - прижалась она и сама поцеловала его.
Крякнул Егор и прибавил газу.
- Не гони как оглашенный. Останови где-нибудь за деревцем, чтоб не наткнулся на нас кто.
А он уже целовал её, и жадные руки срывали с неё халат. Скатившись на заднее сиденье, потеряли они человеческое обличье, словно дикие звери набросились друг на дружку, не целовались, а кусались до крови и синяков.
Рассвело, когда, оттолкнув его, выползла она из машины, не в силах встать на ноги, перевела дух, поцеловала на прощание его, выскочившего следом и пытавшегося поднять её на руки, чтобы донести до особняка.
- Не надо. Сама пойду, - улыбнулась она наконец той, прежней, а может, и ещё милей, грустной улыбкой. - Когда теперь увидимся?
- Привезу отцов, - усмехнулся он в ответ. - Гляди на них внимательней. Не прогадай. С Исааком Семёновичем будь поласковей. А Августина быстро сообразит, что ей делать, кого соблазнять. Она не промах.
- Иди, - чмокнула она его в щёку и шагнула от машины.
- Погоди! - нагнулся он в салон и принялся отыскивать подводную драгоценность.
- Чего потерял?
- Да это… тебе со дна морского!.. - он всё метался в поисках.
- Ракушку-то?
- Ага, - повернулся он к ней. - Руки все ободрал, пока счастье подвернулось!
- Выбросила я ту мерзость в окно, уж не помню и куда. Все бока мне истерзала, пока миловались на сиденье твоей машины.
- Что ты сделала! - застыл он с открытым ртом. - Я ж из-за тебя жизнью рисковал, чуть не утонул!..
- Езжай, езжай, - не обернувшись, махнула она рукой. - Народ скоро к морю побежит.
VIII
Как ни ярки были чувства, волновавшие Ковригина после бессонной ночи, проведённой с Серафимой, заявившись на порог санаторного номера Странникова и застав там Исаака Семёновича, он не забыл первым делом отрапортовать Богомольцеву о загадочном Загоруйко Никаноре Ивановиче. Слушал тот вполуха, будто уже всё знал, особенно не интересовали его сведения, что тёмная личность вояжировала из Москвы в Севастополь одним вагоном с приглашёнными на курорт женщинами, более того, соседствуя в купе за тонкой переборкой, каждый день проводя в их компании; что этот человек выведывал у Августины разные разности про Серафиму и Странникова, про их дальнейшие планы, сулил златые горы за сотрудничество.
- Подсадная утка, - хмыкнул Василий Петрович презрительно, к этому времени уже изрядно выпивший.
- Шпион! - жёстко отрубил Богомольцев, строго глянул на товарища. - Причём по твою душу.
- По мою? - удивился тот.
Богомольцев, едва сдерживаясь, чтобы не выругаться, выхватил из внутреннего кармана пиджака конверт, помахал перед носом Странникова:
- Вот, смотри! Угадай, про кого пишут? Не куда-нибудь, а прямиком в Центральную контрольную комиссию! В святую святых нашей партии, где не таких, как ты, трясли, всю душу вытряхивали из-за пустяков!
- Кажется, догадываюсь…
- Правильно догадываешься - про тебя и твои аморальные проступки! И это ещё мягко сказано… Лишь ты из города отчалил, товарищу Сталину повезли послания!
- Этого негодяя Загоруйко? Да кто он, и кто я?! Из какой он районной организации? Ничего про него в Астрахани не слышал…
- Зато он мастак, в таких грешках твоих сведущ, что уши вянут! Уверен, действует разветвлённая устойчивая группа, - спрятал конверт Богомольцев. - В ЦК мне поручили провести проверку этой писанины. Вот я и поджидаю одного из авторов здесь, чтобы организовать, так сказать, личную встречу, прежде чем ехать на место.
- Какие они все там сволочи! - брезгливо морщась, опрокинул рюмку водки Странников. - Своей рукой я уничтожил всех отщепенцев - выкормышей оппортуниста Муравьёва, вырастил смену энергичных партийцев! Семьдесят процентов молодёжи, стыдно сказать, сифилисом страдало и дурью мучилось; при приёме в комсомол я их через больницы пропустил, оздоровил в заводских и фабричных ячейках, активистами многих сделал! Наконец, город от наводнения спас! Да при мне вылов рыбы в губернии увеличился в несколько раз, рыбодобытчики вздохнули полной грудью!.. И что я заслужил в благодарность?
- Вырастил ты!.. - гневно рявкнул на него Богомольцев. - Пишут они, что вырастил ты нэпманов толстопузых, пожирающих все завоевания астраханского пролетариата и его былую славу. А от себя добавлю, ты уж не обижайся, взрастил ещё Иуду на свою голову! Позабыл про лучшего советчика своего Трубкина?.. А его в первую очередь гноить следовало. Он с первых дней следил за каждым твоим шагом и чуть что сигнализировал Ягоде. Хорошо, что у меня везде свои люди успевали перехватывать. Так он, сука, поведав про это, начал организовывать коллективные обращения в ЦК, ЦКК и самому товарищу Сталину. Но, как был остолопом, так ума не прибавилось, не понял он, что его штучки дурно пахнут. Это раскол партии на фракции, а с фракционизмом у нас!.. - он крепко сжал кулак и рубанул воздух. - Фракционисты теперь первейшие наши враги! Правильно Иосиф Виссарионович учит - самых коварных врагов ищи среди советчиков, шептунов, пытающихся зародить сомнения в наших стальных колоннах!
Он снизил тон, доверительно вполголоса договорил:
- Очень опасны эти тайные советчики, прячущиеся за нашими спинами. Мы и глазом моргнуть не успели, как свили они осиные свои гнёзда. Под носом самого Феликса! Железный чекист прозевал врагов в стенах собственной конторы! Придётся чистить авгиевы конюшни. Крови хлынет много, захлестнёт она страну, а надо… Читал доклад товарища Сталина на активе московской организации? Мы не боимся признавать свои ошибки, но следует повышать бдительность. Если мы будем максимально бдительны, сказал Иосиф Виссарионович, то наверняка побьём наших врагов в будущем, как бьём их в настоящем и били в прошлом. Из Шахтинского дела надо быстро извлекать уроки.
Странников, протрезвев на минуту от такого откровения, начал подозрительно озираться. Ковригин, сжав губы, стыл тенью, боясь шевельнуться. Богомольцев оглядел их, хмуро ухмыльнулся, процедил сквозь зубы:
- Я вот что хотел сказать: вконец зарвался сукин сын Трубкин. Не успели, Василий Петрович, назначить тебя в столицу, прислал он в Кремль человека с письмом, от такой вот группки правдистов и советчиков. Мало того, наказал ему следить за тобой на курорте, чтобы иметь живого, так сказать, свидетеля… Зачем, спросишь ты? А я отвечу - вдруг пригодится на будущем судебном процессе!
И он расхохотался зло, от души, не скрывая выступивших на глаза слёз.
- Я быстро этого живого свидетеля в мертвяка превращу! - ожил, отделился от стенки Ковригин. - Кирпич на шею и пусть покоится вечным сном со всеми своими подмётными тайнами.
- Успеется, - покривил губы Богомольцев, рукавом утёр слёзы. - Нам такие методы вредны. Мы врага должны бить открыто. Привлекать к этому народ. Чтоб тот сам их судил и требовал высшей меры пролетарского возмездия. А зачем, спросите вы? Опять же отвечу, - чтоб народ не думал, что мы сводим старые счёты с нашими врагами. Пусть он сам требует у нас их голов. Помните французскую революцию, Марата и Робеспьера? Уроки надо извлекать из всего и не повторять чужих ошибок. К тому же новые руководители наших карательных органов по совету товарища Сталина переориентировались, сумели обращать врага в нашу веру. Пусть они служат нам, и в логове противника остаются нашими глазом и ухом. - Богомольцев покосился на заклевавшего носом Странникова. - Тебе, Василий Петрович, надо выспаться сегодня и привести себя в порядок. Завтра чуть свет отправляемся в Симеиз. Опасно здесь засиживаться, в Москву нам всем надо, в Москву! Вот завтра завершим ответственное поручение - и в Кремль!
- Зачем же в Симеиз? - продремав и очнувшись, возразил тот, он даже попробовал возмутиться. - К нему? К этому мерзавцу Загоруйко? Его вербовать да перевоспитывать?.. Да я его, собаку, своими руками!..
- Успеется, я сказал! - прикрикнул на него Богомольцев. - Мину Львовича с собой не возьмём. Ни к чему большая компания.
- Да он вторые сутки не просыхает. Куда с ним? - махнул рукой Странников. - И кто ему подносит, пока я к морю бегаю? Словить бы сердобольного, да уши надрать!
- Ты тоже выспись как следует, - повернулся к Ковригину Богомольцев. - Накатался за несколько дней?.. К сожалению, надо. Завтра чтоб как огурчик! Ты у нас завтра - одна из центральных фигур.
- Есть! - вытянулся в струнку тот.
* * *
Ковригин будто ненароком коснулся плечом Загоруйко у входа на пляж, куда тот выкатился мячиком, опережая остальных курортников после завтрака: надо было захватить свободный лежак.
- Гляжу - удивляюсь. Никак земляк? - Ковригин источал радость.
- Виноват, - насторожился тот и хотел проскочить мимо. - Тут все земляки, по ней, по матушке сырой, бегаем. Здесь она, правда, потеплей.
- Вот-вот, - изобразил Ковригин улыбку. - Никанор Иванович?
- Ну допустим…
- Отойдём на секунду?
- Что такое?
- Свои же, свои, - успокаивая забегавшие его глазки, приоткрыл удостоверение Егор. - Коллеги, можно сказать. Письмо писали?
- Письмо? Какое письмо? Вы что-то путаете, товарищ, - а губы выдавали, тряслись.
- Ну-ну! В Кремль?
- Передавал… - побледнел шпион.
"Зелёный мразь! - пробежал по нему острым глазом Ковригин. - Кого набирают в органы? Пенсионеров с улицы! Чтоб неприметней, что ли?.."
Он дружески похлопал курортника по плечу, но скользнула при этом рука, словно случайно, крепко перехватила локоть и слегка подтолкнула в сторону от пляжа:
- Знаем, что передавал. По этому поводу и пройдёмся. Ты на молодого сотрудника нашего угодил, он зарегистрировал поступление письма, а побеседовать, уточнить кое-что запамятовал. Да не волнуйся, тут рядышком беседочка, возле вашего же санатория.
В тени, в густой листве деревьев, в зелёной беседке, удобно устроился Богомольцев. Солидный, в светлой тройке, при шляпе, он сразу производил впечатление и коротким толстым пальцем поманил к себе упиравшегося Загоруйко:
- Никанор Иванович, вижу, напужал вас наш товарищ. Вы уж простите.
Тот закраснел лицом, споткнулся и упал бы, не поддержи Ковригин.
- Что ж вы так близко всё к сердцу? - участливо покачал головой Богомольцев и указал на сиденье против себя. - По нашим сведениям вы давно уже сотрудничаете с органами ГПУ, навыкам обучены. Может, давление разыгралось? У нас в столице и здесь, на море, оно всегда выше, нежели на периферии. Таблеточку?.. Нет?..
Шпион с застывшим испугом в глазах отрицательно мотнул головой, не проронив ни слова.
- Центральный Комитет партии очень благожелательно относится к каждому обратившемуся за поддержкой и помощью, - как ни в чём не бывало продолжал гнуть свою линию Богомольцев. - А вам, Никанор Иванович, чего пугаться? Впрочем, извините, что это я вас всё время Никанор Иванович да Никанор Иванович… Вероятно, это ваш, так сказать, псевдоним? Нет? Это ваше настоящее, не агентурное имя? А то я, извините…
- Настоящее, - пролепетал тот.
- Тогда вам совсем повезло, - вроде как обрадовался Богомольцев, расцвёл, разулыбался. - Вы же письмо в ЦК сами привезли, а мне как раз по графику положено отдыхать, заметьте, тоже на южном побережье Крыма, тут неподалёку от вас, вот и попросили меня встретиться с вами. Я - Богомольцев, заместитель заведующего отделом. Не слышали?
- Исаак Семёнович?
- Спасибо. Оказывается, и моё имя что-то значит у вас на периферии. Приятно. Обойдёмся без формальностей или книжонку всё же посмотрите?
- Всё так неожиданно… - Загоруйко, как прирос к скамейке, так и не двигался; испуганная маска, стянувшая физиономию, всё-таки постепенно разглаживалась, он вытянул шею, ожидая книжки.
- Вот, - помахал красным удостоверением Богомольцев и конверт вытащил, вытянул из него свёрнутый в несколько раз пакет, стал разворачивать, раскладывать на коленях, отыскивая первый лист и стараясь, чтобы Загоруйко увидел текст, убедился.
- Читать? - оторвал Богомольцев глаза от бумаг.
- Не надо, - поспешил и смутился своей спешки шпион, на Ковригина покосился.
- Уйти товарищу?
- Что? Да. Вдвоём вроде как-то…
- Свободен, - сухо скомандовал Богомольцев Егору, но в последнюю секунду, когда тот уже развернулся, окликнул: - Впрочем, погоди.
И вытянулась физиономия шпиона.
- Пригласи-ка нам сюда Василия Петровича Странникова, - подмигнул ему совсем дружелюбно Богомольцев. - Вы же знаете, Никанор Иванович, что он здесь тоже отдыхает, вот и объяснимся, так сказать, без обиняков, глаза в глаза. То, что изложено в письме и вам, и мне известно, - он встряхнул бумажную кучку так, что отдельные листы в траву посыпались, но не нагнулся, не проявил к ним никакого интереса, - Василия Петровича я ознакомлю на словах, все формальности будут соблюдены, как требует ЦКК.
На Загоруйко тяжело было смотреть, лицо его из красного побелело, засерело, заострились скулы, губы почти сжевал.
Странников вошёл в беседку.
- Меня Трубкин втянул… - медленно начал сползать на траву шпион. - Это всё он…
- А мы знаем! - Богомольцев взял высокую ноту. - Давно следим за ним и всей вашей вражеской группкой. Продолжайте, продолжайте.
- И письмо его… Мне даже неизвестно, что там написано.
- Лжёшь! - грубо оборвал его Богомольцев, переходя на новую тактику и тон. - Писано твоей рукой. С почерковедческой экспертизой не поспоришь.