- Вам бы знать! - раскрыл папку Джанерти и с жадностью одержимого знатока приник к рисункам. - В этих татуировках скрыт криминальный мир, зеркало, так сказать, происходящих в нём тенденций. Для нашего брата, сыщика, это интересная наука и кладезь специальной информации. Но чтобы понять, надо разгадать рисунок и смысл, в нём содержащийся. Порой до утра мучаешься над какой-нибудь такой абракадаброй, голову ломаешь, а в толк не войти, у самого хозяина интересуешься, а тот начнёт такое врать про свои подвиги, волосы дыбом встают. Некоторые татуируются, чтобы авторитет заработать, но попадаются экземпляры ого-го!
- Неужели ещё попадаются?
- Вот всё собираюсь монографию написать да в распространить в помощь среди работников сыска, - оторвался Джанерти от бумаг и прихлебнул чай, заботливо приготовленный и поданный Минуровым в расписной зелёной чашке, которую держал тот для особых гостей.
- Вы уж и нас тогда не забудьте. - Минуров подсунул расписную тарелку с печеньем.
- Времени не хватает, да и материала ещё маловато, а ведь чешутся руки, так и просятся накопившиеся мысли на бумагу.
- Раз имеется надобность, мы постараемся, Роберт Романович, - заверил Минуров. - Я Приходько прикажу, чтоб не пропускал ни одного урку. Будет расспрашивать про каждую татуировку и сразу описание прилагать.
- Татуировка профессионального преступника - необыкновенное удостоверение личности уголовника, подтверждающее его положение среди своих, - допил чай следователь и, откинувшись на спинку стула, разговорился, увлёкшись. - Авторитеты, элита криминала удостаиваются особых росписей, порой икону целую на спине или груди размещают, поди разгадай все их подвиги! Воры помельче, те мудрят в соответствии со специализацией: щипачи, гопстопники, медвежатники. Убийцы - и те квалифицируются особыми знаками, убил женщину - на груди или бедре обнаружите у него татуировку в виде женщины, горящей на костре, и поленья в том костре не просто пририсованы, их количество означает срок лишения свободы. Милейшее домашнее животное - кот - для них символ удачи, но самый распространённый знак носит на плече даже впервые угодивший за решётку - восходящее солнце.
- И что же это означает?
- Ничего дороже для узника - мечту о свободе…
- Товарищ начальник! - с треском распахнулась дверь, и в кабинет влетел надзиратель. - Беда в одиночке!
- Что стряслось? - Минуров так и вскочил.
- В глазок проверял, когда первый обход делал, арестованный на нарах сидел, из чашки хлебал. Второй обход сделал - он ничком на полу и не движется!
- Зачем паникуешь? - Минуров старался сдерживаться. - Камеру открыл?
- Я Матвеича крикнул. Вместе открыли и забежали. Мёртв!
- Как мёртв? Почему? Один же был?
- Один. Только не дышит и пена у рта.
- За врачом, за Абажуровым беги, остолоп! Может, припадок? А ты крик поднял!
- Отошёл… - прислонился к стене надзиратель и руки без сил уронил. - Матвеич пульс пытался считать. А его нет, холодное тело…
- Кто умер? - чуя недоброе, Джанерти задёргал начальника тюрьмы за рукав. - Кто в одиночке был?
- Да ваш арестант! - покрасневшее лицо Минурова покрылось мелкими капельками пота. - Сотрудник милиции… Губин этот… Которого вы допрашивать собрались.
XI
Странников уезжал на курорт, оттуда в Москву к месту новой службы. Отгуляли прощальные балы, отгремели пафосные речи. Весть, облетев город, взбудоражила всех, и желающие запечатлеть своё почтение в последние дни пребывания выстраивались длинными очередями за дверью приёмной.
Облачась в мундир, тайком привезённый в палату, Турин удрал из больницы. Худющий, в фуражке, спадающей на нос, бледный, но чисто выбритый, покачиваясь от слабости, шёл он по коридору губкома к кабинету ответственного секретаря. Знавшие расступались сами, недовольных теснил, а перехватив негодующий жест с запозданием выскочившей из-за стола Ариадны Яковлевны - командующей парадом, осадил её тяжёлым взглядом, не дав раскрыть рта, рванул ручку двери на себя и шагнул за порог кабинета.
Он должен был видеть секретаря губкома, объясниться с ним с глазу на глаз и помешать этому не нашлось бы никакой силы.
Кабинет был пуст. Но за дверьми известной комнаты царило веселье, раздавались шум и гам голосов. Высунулся раскрасневшийся Задов, ахнул, неестественно закатив глаза, всплеснул руками: "Кого я вижу!", нырнул назад. Турин снял фуражку, рукавом стёр холодный пот со лба; дверь комнаты распахнулась шире, и вывалился сам Странников. Навеселе, с рюмками в руках, протягивая одну, крикнул:
- Тёзка! Вот уж не ждал не гадал!
- Здравия желаю, товарищ ответственный секретарь губкома! - попробовал Турин вытянуться, как бывало, щёлкнуть каблуками, но не получилось. - Вот…
- Ничего, солдат! Своими ногами пожаловал! Благодарствую! Выписали, значит?
- Не совсем так…
- Это хорошо! - не слушая, перебил тот. - Выпьем за твоё здоровье!
Турин принял рюмку, Странников, не дожидаясь, осушил свою.
- А ведь я тебя не забыл! - потрепал он его по плечу, не замечая, как тот скривился от боли. - Собирался заглянуть перед отъездом. Артистов взять думал!.. Устроили б тебе концерт по случаю выздоровления!
Он обернулся, за спиной его толпились выбравшиеся развесёлый Задов, дородная Анна Андреевна, побрякивающая на гитаре, особа пожиже и обнажённей, знакомые профессора мединститута: Телятин или Телятников, второй по фамилии Эксельман или Виксельман, признательно кланяясь, твердящие наперебой: "Где же вы, батенька, лечились? К нам нужно было. Мы б вас в один миг на ноги, а то что же - кожа да кости"… Анна Андреевна наседала на Задова, перебирая струны: "Григорий, может, здравицу по такому случаю?"
- Видишь, как рады тебе? - пьяно сверкал глазами Странников. - Айда к нам! - и поманил за собой в комнату. - Сегодня тут только друзья! Сегодня!..
- Василий Петрович, - коснулся его рукава Турин, - у меня разговор к вам.
- Что? Не годится моя компания? - Странников переменился в лице, поморщился, ухмыльнулся. - Мне они тоже изрядно надоели. Прогнать их к чёртовой матери?
- Обстоятельства не терпят…
- Так уж не терпят? - осклабился тот и, покачивая головой, пристально уставился на Турина. - Тайны у тебя?.. Секреты особые не для моих друзей?.. А зря, ведь я про тебя всё давно знаю.
Турин выпрямился, встретил взгляд секретаря.
- Ты на койке лежал, а мне докладывали про твои героические подвиги и победы! - зло начал Странников. - Брауха злодеи погубили, а ты их упустил… В тюрьме уже свидетелей убивают!..
- Василий Петрович!
- Прав ты, тёзка, в одном. Терпеть больше нет сил. Мне! Понимаешь?.. Мне терпеть надоело! Однако я тебя за свой стол зову, как гостя важного представляю, а ты брезгуешь!..
Турин не опустил головы:
- Оправдываться не стану. Правы во всём.
- Вот! - Странников хлопнул его по плечу, опять не заметив, как тот закусил губу от боли. - Признаёшь?.. Не наговаривают, значит, на тебя завистники?
- Нет.
- За это и держу тебя, что не врёшь. Но ведь переполнилась чаша терпения. Жалуются… развалил ты милицию! Не проходит твоя кандидатура в её начальники.
Турин смолчал.
- Что ж мне делать? Гнать тебя? Судить?
- Вам решать, товарищ ответственный секретарь, только прошу уделить мне несколько минут наедине.
- С глазу на глаз? - Странников издевался или потешался, трудно понять, однако осмыслен был его взгляд, суров вид.
- Желательно, - не дрогнул, спокойнее обычного ответил Турин, в критических ситуациях имел он привычку холодеть рассудком и управлять собой.
С минуту разглядывал его Странников. Трезвел, раздумывал. Наконец крикнул в спину уходящему в комнату Задову:
- Гришка! Забирай всю компанию и катитесь к едрене фене! Погуляли и будя! Утром явишься чемоданы паковать.
- Василий Петрович… - обернулся тот, в недоумении развёл руки. - В самый разгар?..
- Убирайтесь! - отрезал секретарь, набивая трубку табаком и закуривая. - Не нарывайся на грубость!
И отвернулся, задымив, кивнул Турину на стул у рабочего стола. Тот доковылял тяжело, уселся, основательно устраиваясь, фуражку перед собой аккуратно положил.
- Выкладывай с чем пришёл, - когда остались одни, процедил сквозь зубы секретарь. - Но имей в виду, встреча наша может стать и последней.
- Последней… - как эхо повторил Турин и мрачно напомнил: - Последний раз встреча наша почему-то не состоялась. Зря прождал я вас на Саратовском вокзале. А сказать уже было чего.
- Погоди, погоди! - полез в ящик стола секретарь. - Не про это ли хочешь рассказать? - и швырнул газету с броским заголовком:
Внимание всем!
Сегодня близ остановки "Городское кладбище" при невыясненных обстоятельствах под рельсами трамвая погибла блиставшая в прошлом актриса театра Стравинская Аграфена Валериановна. Саратовский уголовный розыск просит всех очевидцев происшествия позвонить в дежурную часть по телефону 6–00.
- Глазкин подсунул? - так и перекосило Трубина.
- Привёз. А что тебя так удивляет? О моих отношениях с Павлиной тебе стало известно в Саратове, куда ты на мой вызов прикатил и от меня услышал, а Глазкин раньше многое удумал, чтоб меня в свою подлость завлечь, подстелил даже свою невесту ради решения своих гадких проблем!
Турин напрягся.
- Да-да… Что глаза таращишь? Мог бы догадаться! А когда я узнал об её смерти, сам задурил, страх разум сковал - я ж первый подозреваемый! Так выходило. Он что-то плёл, будто невеста сама руки на себя наложила, засовестившись, но я-то успел её узнать, бабу насквозь видно, как в постели переспишь. К тому же так и эдак получалось - на мне её смерть. Запил я… Э-э-эх! - Странников грохнул кулаком по столу. - Прихватил он меня под самые жабры! Запсиховал я, а он успокаивал, что свидетельницей всему является одна хозяйка той квартиры, она, мол, с перепуга сбежала куда-то, может, сдохла уже где, сама могла из-за корысти на убийство пойти, у покойницы деньги немалые были. А в милицию он заявился, ему сказывали - не нашли при трупе ничего…
- Вот оно как… Вы, значит, и с Глазкиным до моего приезда виделись? - переменился в лице Турин. - Что ж тогда всё это от меня скрывали?
- А чем делиться? Своими подозрениями? Глазкин пообещал, что о моих связях с его невестой никто не пронюхает, я и запивал тоску, страшные свои догадки водкой. Надеялся, что ты сыщик опытный, скумекаешь сам. Да и что врать, здорово тогда я за себя перепугался - летела бы карьера к чёртовой матери, вылези что наружу. Кому сейчас верят, Турин?.. Поэтому рванул в Москву, как из запоя вышел. А оттуда лишь возвратился, Глазкин тут как тут с газетой вот этой, - он ткнул пальцем в заметку, - вот, говорит, как предполагал, перст судьбы покарал убийцу, спокойно жить можно. Но тогда ещё глубже меня прошибло, что не всё так просто - врёт он. Похоже, без его рук убийство Павлины не обошлось…
- Вы догадывались, а я точно знаю, что бывшую актрису театра Аграфену Валериановну Стравинскую сбросил под рельсы трамвая ваш спаситель Глазкин. А раз её убил, значит, и от невесты своей он избавился. Актриса этому и была свидетельница.
- Свидетели есть, что этот монстр ее под колеса трамвая столкнул? - просветлел лицом Странников, словно только и ждал этих самых слов.
- Был очевидец, - покривился Турин.
- Как был? И его убрал этот стервец?
- Не знаю, - Турин подбородок потёр до скрипа. - Надеюсь, жив, но разуверился он во мне. Во время похорон Павлины видел он меня с этим Иудой вместе у самой могилы да ещё в машине раскатывали мы, любезничали… Я-то подыгрывал стервецу, что мне оставалось делать?.. А Тимоха - тот самый очевидец - мог всерьёз воспринять… В общем, потерял я в его глазах веру, а он как раз Глазкина и поймал, когда тот столкнул актрису под трамвай… Но вырвался, подлец!
- Как же? Что же это?..
- Следил он за Глазкиным по моей просьбе, - Турин опустил глаза. - Верил мне, а теперь не знаю ничего…
- Услугой уголовников опять воспользовался? - догадался Странников. - Не можешь без них?
- А то как же? - нахмурился, обидевшись, Турин. - Этот прохвост всю прокуратуру в Саратове опутал, те только о самоповешении Френкель и твердили. Лучший кореш, Андрюха Шорохов, и тот в штыки меня встретил, против слова слышать не хотел. А ведь платок Глазкина судебный медик нашёл на груди у мёртвой актрисы.
- Что за платок?
- Чёрный! Таких не видел никогда. Редкий экземпляр. Им, наверное, и задушил Глазкин блудливую невесту, чтобы завершить свою авантюру и вас шантажировать.
- Страшный человек!..
- Человек? Это настоящее чудовище!
- Меня обмишурил так, что кресло председателя губсуда пришлось ему выбивать.
Тяжёлое молчание повисло в кабинете после слов ответственного секретаря.
- Отдайте его мне, Василий Петрович, - скрипнул зубами Турин.
- Как это отдайте?! Я твой жаргон не понимаю! - побагровев, Странников вскочил на ноги. - Ты меня со своими уголовниками не равняй!
- Вы всё понимаете, Василий Петрович, - не меняясь в лице, Турин сидел, как сидел, не шелохнулся и головы не поднял. - У меня только что Джанерти в больнице был, следователь прокуратуры. Человек серьёзный. Арёл поручением его озадачил насчёт Глазкина. Догадываетесь, каким?
- Ну допустим, - осел в кресле секретарь.
- Вот Джанерти и обратился ко мне, а я уж к вам. Извините… с тем же.
Не сразу услышал ответ Турин, не скоро прозвучали слова, но всё же произнёс их ответственный секретарь губкома:
- Закон един для всех. И для этого сукина сына тоже.
- Убийств тех двух женщин мне не доказать, - словно подводя черту, заглянул в глаза секретарю Турин. - Однако грехов и без того у него хватает. Обещаю, всё будет по закону. И судить его будут не тайком, а принародно.
- Дождись только, когда я в Москве окажусь, - буркнул Странников.
- Неужели всё ещё опасаетесь?
- Делай как велено! - поднялся тот.
- Извините, - встал и Турин. - Завтра, значит, отбываете в Ялту?
- В Симеиз , - вздохнул Странников, и не было в его глазах радости. - Вот что… раз уж такой душевный разговор получился, прости меня, если можешь… А главное, за Маргариту Львовну прости. Накуролесил я сдуру. Вообразил себе чёрт те что с пьяну. Вот и полез… силой любовь добывать… Мало она мне морду ободрала. Больше надо было…
- Как?!.
- За Глазкина, что он там на баркасе вытворял, я не в ответе. А перед ней винюсь.
- Вон оно что! - не скрыл удивления Турин. - А я ничего понять не мог - дикой кошкой забилась она в угол, примчавшись с вашего гулянья, ревела тайком.
- Что ж не жаловалась тебе?
- С какой стати?
- Ну… ваши отношения?..
- Почему мне она жаловаться должна? - видно было, что Турину тяжело это говорить. - С Маргаритой Львовной нас соединяет старая дружба, однако сердце её мне никогда не принадлежало, так, кажется, говорят в высоких кругах? Честно скажу, косил глаза на красивую женщину, по молодости считал за счастье рядом с ней идти, но…
- Значит, ни слова? А я всё передумал, себя последними словами проклинал. Когда ты сюда заявился с видом палача-казнителя, дрогнула моя душонка, врать не стану, - Странников даже хмыкнул и, ободрившись, приосанился.
- Причина для этого у меня была одна. Теперь вы её знаете.
- Знаю, знаю. Как же мне с Маргаритой Львовной-то быть?
- Расстроили вы её.
- Да дурак, что уж там и говорить! Избаловали меня бабы обхаживанием. Только не те, кому надо. Машка моя сбежала, не держатся рядом умные. А Маргариту Львовну я хотел пригласить с собой на курорт. Присмотрелись бы друг к другу…
- И чего засомневались?
- Испоганил всё сам же.
- Я, Василий Петрович, тоже не большой знаток в женской натуре. Советы по этой части не мне давать. У Задова глаз отточенный. Вам бы к нему…
- Да ну его к чёрту! Скажешь тоже… - поморщился тот.
- Видел я, как встретились вы с ней у меня в палате, слышал её рёв вчера, а поэтому мой вам совет - пока она не успела из города уехать, пока собирается с подругой к поезду, езжайте к ней и забирайте с собой обеих в Крым.
- Почему обеих? Вторая-то мне зачем? - в недоумении уставился на Турина секретарь.
- Одна она с вами ехать не согласится, - грустно усмехнулся тот. - Уж очень ненадёжный вы мужчина. А подружка за компанию, как-никак - нравственная поддержка, вдвоём они вроде сами по себе. Впрочем, не меня вам слушать. Разберётесь на курорте сами.
- Турин… - не сдержался секретарь и протянул руку для пожатия. - Ты приезжай в Москву если что. Я ведь добро помню, чем смогу, выручу.
- Спасибо. Чего загадывать? Поживём, увидим.
Часть вторая. Коварство сладкого дурмана
I
Не верилось, что всё это им придумано ради неё. У Серафимы прямо-таки плыла голова от свалившихся чудес, смешались они, словно в прелестном калейдоскопе яркие стекляшки: скорый поезд с загадочной и немного пугающей литерой "1-с", уносящий к неведомому морю, мягкий вагон с аристократическим убранством и покоем, красное вино и боржоми в ресторане на столах под белоснежными скатертями, помпезные вентиляторы, с потолка обволакивающие прохладой, галантные официанты, угадывающие любые желания по одному лёгкому взгляду, будто из-за спин царственных особ.