- Шагать и дремать, это же совсем просто, - мысленно пробормотал он. - И таким способом отогнать неприятные мысли о скрипке. Хотя - вот вопрос для ученого: возможно ли для человека совсем не думать? Если он, конечно, не лежит без сознания, как раненый на поле боя или кокетка в обмороке. Сейчас попытаемся произвести опыт…
Главное было - чтобы на оживленной Известковой улице не столкнуться с дамой. Мужчина, скорее всего, устоит на ногах, столкнувшись с семипудовой глыбой, а дама непременно поскользнется и сядет на грязный снег…
- В следующей серии опытов надо будет отмерять одинаковое количество воды и сравнивать - всосал ли картофель ровно столько жидкости, сколько пропало из сосуда, - говорил Гриндель. - Я предлагаю брать кубики не более половины дюйма и помещать их в пробирку, чтобы понижение уровня воды было более заметным…
Странным образом эти рассуждения способствовали той самой дреме, которой добивался Косолапый Жанно. Он шел следом за приятелями, опустив голову, но не позволял себе отставать. Доносились слова:
- Но та оболочка яйца, которая находится под скорлупой, обладает ли свойствами мембраны… она лопнет… она не может лопнуть… если дистиллированная вода, всасываясь, увеличивает объем… можем ли мы на примере яйца говорить о равновесии, если не знаем свойств оболочки… в опытах с картофелем равновесие сперва было достигнуто во втором и в третьем сосудах… а теперь поместим соленый картофель в дистиллированную воду…
Эти речи могли заморочить и более трезвую голову - хотя можно ли считать глинтвейн настоящим спиртным напитком? Ведь его и детям пробовать дают, особенно им нравится вынутое из глинтвейна разваренное яблоко с красной мякотью.
Какое удивительное родство душ, вдруг осознал Маликульмульк, - все трое занимаются вещами, которые обычным людям ни к чему. Двое исследуют всасывательные способности картофеля и морковки, третий все никак не соберется составить вместе тысячу слов, чтобы образовалось развлечение для ее сиятельства.
- Хей, Крылов! - позвал Гриндель. - Гляньте-ка - лавка старого Мирбаха открыта. Вот кто знает богатых дилетантов наперечет!
Маликульмульк опомнился.
- Где? - только и спросил он.
- Поглядите налево. Вон, видите, где мальчик тащит опрокинутые санки? А чуть подальше - дверь, над которой медная труба? Вон, вон, почти на углу… там он и сидит. Только что оттуда вышла фройлен Лехер с женихом. Вся молодежь ходит к Мирбаху за нотами. Вот он - настоящий дилетант.
- Крылов, вы сейчас в состоянии говорить о деле? - спросил проницательный Паррот. И неудивительно - он видел перед собой размякшего и бессловесного Косолапого Жанно.
- Да, - собравшись с силами, отвечал Маликульмульк.
- Тогда ступайте, - сказал Давид Иероним. - Если вашу адскую скрипку пожелал иметь какой-нибудь курляндский меломан, то будьте уверены - приехав в Ригу на Рождество, он первым делом заглянул к Мирбаху. Старик, кстати, отменно переписывает ноты - имейте в виду. Вы для начала познакомьтесь с ним, попросите оказать вам услугу. А когда придете расплачиваться - не скупитесь. И он сам охотно расскажет о своих богатых покупателях.
- Да, это хорошая мысль, - согласился Маликульмульк. - Так что же, мы сейчас расстанемся?
- Да. Мы пойдем в аптеку. А вы, коли угодно, потом загляните туда. По-моему, вам не помешала бы чашка крепкого кофея, - заметил Паррот и сразу отвернулся, высматривая своих мальчиков.
- И заберете лекарство для доктора госпожи княгини, - напомнил Давид Иероним.
Маликульмульк поклонился и свернул на Большую Сарайную. Как-то так вышло, что до сих пор он про лавку Мирбаха не знал, да и необходимости в ней не было - ноты он получал из столицы, а запас канифоли для скрипки, взятый в Москве, еще не иссяк.
Хотя многие прочие лавки по случаю праздничных дней были закрыты, старый Мирбах именно теперь надеялся на хороших покупателей - в город съехались богатые господа, во многих домах устраивают концерты, говорят о музыке, советуют друг другу новинки. Он припас ноты и маленькие инструменты для детей, открыл свою узкую тесную лавку и правильно сделал - ни минуты она не была пустой.
Когда Маликульмульк сбил снег с сапог о нарочно устроенный при каменном порожке скребок и вошел в узкую дверь, над которой покачивалась на кронштейне и двух цепочках тусклая медная труба, в лавке были двое: пожилая дама выбирала в подарок маленькую флейту, а господин, стоя к нему спиной, расплачивался. Господин повернулся - и Маликульмульк увидел знакомый нечеловеческий профиль, скошенный лоб, как на старой французской гравюре, крупный нос. Он окаменел: это действительно был Леонард фон Димшиц, или Дишлер, или Бог его ведает кто. Шулер выглядел, как всегда, прескверно - страдалец, который и трех дней не проживет, да и только. Увидев генерал-губернаторского секретаря, он тоже на миг растерялся.
- Добрый день, господин Крылов, - первым сказал картежник.
- Добрый день, - ответил Маликульмульк.
- Счастливого Рождества.
- И вам также.
Оба смотрели друг на друга очень настороженно. И оба не знали, как себя вести.
- Я в Риге проездом, - сказал наконец фон Димшиц.
- Да, разумеется, - брякнул Маликульмульк и смутился: нехорошо было напоминать человеку, пусть даже шулеру, о давешних неприятностях. И так ведь ясно, что ему пришлось куда-то уехать после ареста Мея и полумертвого фон Гомберга.
- Всегда прихожу сюда за канифолью, - словно бы оправдываясь, произнес фон Димшиц, и тут Маликульмульк вспомнил: да ведь у этого человека есть скрипка!
- Да, это правильно…
- У герра Мирбаха всегда хорошая канифоль, и мягкая, и твердая, а главное, свежая.
Герр Мирбах, присматривая одним глазом за покупательницей, явственно навострил уши. Толстый молодой господин, которому в лавке было тесновато, оказался скрипачом, и даже если он в Риге будет бывать проездом, упускать его не надо. Он слишком хорошо одет, чтобы его упускать.
- Я взял на пробу американскую канифоль, - сообщил хозяин лавки. - Могу предложить кусочек, извольте сравнить.
Он выставил несколько картонных коробочек, в которых лежали куски, блестящие на сколах, как янтарь.
- Французская, - сказал Маликульмульк, указав на нежно-золотистую канифоль.
- Бордоская, - уточнил герр Мирбах и улыбнулся.
Маликульмульк тоже улыбнулся: до чего же приятно состоять в братстве людей, умеющих отличить австрийскую смолу от смолы из Шварцвальда.
- А в Лифляндии разве не варят свою канифоль? - спросил он. - Здесь ведь растут сосны, и в немалом количестве. Я сам видел.
- Лифляндия - равнинная местность, и проще рубить сосны на корабельную древесину. Смолу добывают в горах, где лесорубам слишком трудно спускать бревна вниз, - объяснил герр Мирбах. - Вот хороший прозрачный кусочек, господин может взять. Только пусть не забудет сперва протереть смычок спиртом и хорошо высушить волос. Потом господин расскажет, как понравилось.
Мирбах стал заворачивать канифоль в бумажку, а Маликульмульк обвел взглядом лавку. Вот тут он хотел бы остаться навеки - на полках выстроились скрипки и альты, при них - смычки, рядом сверкала медными боками валторна, за ней виднелся гобой, в углу на столе были сложены футляры, справа и слева от хозяина лежали на прилавке высокие стопки нот.
- А это что за диковинка? - спросил он, указывая на довольно крупный инструмент со сдвоенными струнами.
- А это, изволите видеть, испанская гитара. Входит в моду в гостиных, очень удобна для господ - ничего сложного на ней не сыграть, одни милые пустячки.
Маликульмульк был в растерянности - он не хотел расспрашивать торговца при фон Димшице, но и упускать картежника не желал. Однако выбирать не приходилось.
- А скажите, герр Мирбах, можно ли у вас приобрести хорошую дорогую скрипку? - спросил он. - Или при вашем посредничестве купить скрипку у кого-то из здешних дилетантов.
- Господину она нужна для себя? - Мирбах явно пытался соотнести имущественное положение покупателя (одежда дорогая, а вот руки - без единого перстня) с ценами на инструменты.
- Нет, это поручение ее сиятельства княгини Голицыной.
- О! Госпожи княгини?! - Мирбах пришел в подлинный восторг. - Для нее возможно выписать скрипку из Ганновера или Бремена, я знаю, что там недавно продавалась скрипка самого Якоба Штайнера. Но даже если это работа кого-то из его учеников - уже достаточно хорошая репутация для инструмента. Скрипки Штайнера славились еще до того, как лучшими мастерами в Европе признали итальянцев. Господин прикажет написать моему приятелю в Бремен?
- Нельзя ли найти поближе? В Митаве, к примеру? - спросил Маликульмульк.
- Да, господин прав - шли слухи о хорошей скрипке, которую привезло одно французское семейство и вынуждено было с ней расстаться. Если только ее не приобрел господин барон фон дер Лауниц.
- Он известный дилетант? - кажется, чересчур бойко спросил Маликульмульк.
- Да, и притом богатый человек. Он нанимает лучших учителей для своих внуков и ищет хорошие инструменты.
Маликульмульк задумался - следовало как-то ловко выспросить насчет барона, но так, чтобы это не выглядело подозрительно. Торговец, поставляющий дорогие инструменты в богатые дома, - не разносчик горячих бубликов из Московского форштадта, он непременно должен быть хитер. Опять же, и возраст - ему под семьдесят, возраст либо разжижения мозгов, либо тонкой хитрости…
- Узнать это очень просто, - сказал фон Димшиц. - Он остановился в "Петербурге". Я обедал там и слышал его фамилию.
- Но если скрипка у господина барона, он вряд ли ее продаст, - разумно заметил торговец. - А если у него этой скрипки нет - значит, французское семейство увезло ее в Варшаву, куда перебрался из Митавы их бедный король.
- И все же я бы спросил господина барона. Если даже скрипка не у него - он бы назвал других возможных покупателей, помешанных на старых инструментах. А что господину Мирбаху известно о той французской скрипке? - осведомился фон Димшиц.
Маликульмульк подивился тому, как решительно влез карточный академик в это дело.
- Сам я ее не видел, - осторожно начал Мирбах, - но если верить хозяевам, то это знаменитая "Экс-Вьетан" работы Джузеппе Гварнери.
- Гварнери… - невольно повторил Маликульмульк.
Он не верил собственным ушам. Если этот неведомый барон хотел купить прекрасный инструмент Гварнери, но не сумел, то с ним могла приключиться хворь, хорошо известная коллекционерам: не приведи Господь заболеть мыслью о любезном предмете! А это значит - вынь да положь Гварнери любой ценой!
- А готова ли госпожа княгиня заплатить за такую скрипку ее полную цену? - спросил картежник.
- Трудно сказать, я пока лишь собираю сведения о скрипках, которые можно приобрести, - ответил Маликульмульк. - Чем больше я узнаю - тем легче ее сиятельству будет выбрать…
- Я в Митаве встречался с бароном фон дер Лауниц. Полагаю, он меня вспомнит, - задумчиво сообщил фон Димшиц. - Не нальете ли вы мне, господин Мирбах, стакан кипяченой воды? Я должен принять лекарство.
В голове у Маликульмулька была одна мысль: "К Парроту, скорее к Парроту!"
Он не считал себя интриганом. Одно дело - сочинить интригу для комедии, это несложно, это просто такое ремесло, другое - правильно повести себя в чужой интриге. А что шулер затеял какую-то авантюру, Маликульмульк не сомневался.
Мирбах вышел в крошечную дверцу, и Маликульмульк остался наедине с шулером.
- Говорят, в замке выступал этот мальчик, дивное дитя Манчини, - сказал фон Димшиц. - Я слушал его в Доме Черноголовых. Вот уж где бы лучше играть на французской скрипке - это же сущий сарай, там нужен мощный звук. Скрипка рождена для гостиной, для небольшого, но изысканного общества. Если доведется, я покажу вам свою "Лукрецию". Это работа Гваданини, ей уже полвека.
- Гваданини сам дал ей это имя?
- Нет, окрестил ее я. Она по тембру - трагическая героиня… - и тут, к большому удивлению Маликульмулька, костлявая рука шулера с длинными пальцами, богатством скрипача или картежника, совершила жест - поднявшись, обвела в воздухе контур скрипки, но так медленно и так сладострастно, что Маликульмульк увидел творение Гваданини, темно-янтарное и душистое, подвешенным в воздухе…
Маликульмульк оглядел выставленные на продажу скрипки. Не то чтобы они его чем-то привлекали - а просто хотелось обдумать слова и действия фон Димшица. Для чего бы ему предлагать свои услуги?
После октябрьских событий внутренний голос Маликульмулька, раньше твердивший денно и нощно: "Большая Игра, Большая Игра!", попритих. Однако мысль о картах никуда из головы не делась - просто затаилась. И теперь приходилось думать: как могут увязаться между собой подозрительная услужливость фон Димшица и будущие баталии за карточным столом? Не ставит ли шулер ловушку, чтобы завлечь начальника генерал-губернаторской канцелярии? Если так - оно бы, может, и неплохо, при должной осторожности. А вдруг у него иное на уме, более заковыристое?
Мирбах вынес стакан воды на медном подносе, и фон Димшиц накапал туда коричневой настойки из крошечного пузырька. Затем медленно выпил - глоток за глотком, словно распределяя их по всему телу. Маликульмульк смотрел на шулера озадаченно - его всякий раз смущало священнодействие с лекарствами. Сам он, невзирая на обжорство, был непоколебимо здоров, так что даже испытывал неловкость, находясь в компании хворых.
- Я предлагаю встретиться завтра в "Лондоне", - сказал фон Димшиц. - Вам это должно быть удобно. В два пополудни или в три? К тому времени я кое-что узнаю.
- В два, - решил Маликульмульк. - Буду вам обязан…
- Благодарю вас, герр Мирбах. За нотами я зайду уже в будущем году, у вас довольно времени…
Торговец витиевато пожелал своему постоянному покупателю благ в наступающем году, назвав его при этом "фон Дишлер". Затем шулер поклонился Маликульмульку и вышел. В отворившуюся дверь залетел влажный ветер - тысячи прохладных иголочек уткнулись в лицо и пропали.
- К вечеру метель разгуляется, - произнес Мирбах. - Думаю, в такую погоду покупателей у меня не будет. Не угодно ли посмотреть ноты? Я, если господин что-то выберет, за день перепишу.
Маликульмульк вспомнил, что его ждут в аптеке Слона, поблагодарил и также вышел.
Краснокирпичный причудливый щипец Иоанновской церкви был еле виден сквозь снег, а небо напоминало ровный лист серой бумаги. Справа, возле Конвента Экке, дворник ладил большой сугроб. Слева, у перекрестка с Известковой, другой дворник убирал в большой совок конский навоз. Больше на улице не было ни души - и фон Димшиц тоже куда-то успел сгинуть.
Гравюра, подумал Маликульмульк, черно-бело-серая гравюра, вот ведь и медная труба на цепочках запорошена снегом. И вывески мясных лавок, которых здесь не менее шести. Любопытно, удерживаются ли снежные попоны на медных петухах, там, высоко, на церковных шпилях…
И он, шагая к аптеке по щиколотку в снегу, все более погружался в меланхолию: вот и Новый год наступает, а в уходящем уже ничего не успеть, ни единой строчки… разве что стихотворное поздравление Голицыным в стиле "Подщипы", на древнеславянский лад, пусть повеселятся…
* * *
В Рижском замке было не до праздника Святки - а бойкие горничные присмирели, придворные дамы Варвары Васильевны - и те по углам прячутся. Явление полицейских сыщиков ни к чему хорошему не привело - они даже не смогли толком допросить голицынскую дворню, потому что дворня говорит по-русски и немного понимает по-французски, а сыщики - немцы. Сам князь, Сергей Федорович, немецкий знал отменно, пришел полицейским на выручку, чтобы в присутствии барина люди не боялись и не плели чрезмерной околесицы. И два часа спустя махнул рукой - ни черта не понять! До людей дошло лишь то, что всякого из них обвинить могут, и они принялись не то чтобы нагло врать - а забывать вещи очевидные, даже без разумной цели, а на всякий случай: меньше скажешь - меньше неприятностей. Вот божились, что синей лисьей шубы не принимали, а правда ли - неведомо…
Княгиня опять впала в ярость - у нее попросили список гостей, и это было правильно, да только какой же хозяйке хочется, чтобы гости, вызванные для дачи показаний в Управу благочиния, ее за это потом костерили? Гарнизонные офицеры - иное дело, этим князь прикажет, и они строем пойдут с сыщиками беседовать. А вот господа ратманы да тот же бургомистр Барклай де Толли? А немецкие дворяне? Стыд и срам, позор и поношение голицынскому роду.
Маликульмульк скрылся в комнатке Христиана Антоновича и тихонько беседовал с ним по-немецки, выпаивая ему горячие отвары. О своем местопребывании он сказал няне Кузьминишне и решил, что этого довольно.
Доктор также дал показания, причем довольно краткие - иных и быть не могло. Налетели из темноты, снежным комом забили рот, сорвали шапку и шубу - это все длилось менее минуты. А грустная повесть, как старичок полз обратно к дому своей кузины, кому из сыщиков интересна?
- В этой части крепости приличные люди не селятся, - сказал брезгливо сыщик, и это означало - искать шубу бесполезно, слишком много подозреваемых. По случаю рождественского веселья в крепость сбежалось ворье, надеясь, что горожане на радостях и с перепою утратят бдительность. Вот несколько богатых домов мерзавцы посетили, пока хозяева были в гостях, и даже посягнули на жилище купца Большой гильдии, это расследовать необходимо, а не пропажу какой-то шубы. А что человек в ворованной шубе пытался пробраться в Рижский замок, а его не пустили, так это не ниточка, за которую можно потянуть. Подошел к замку, получил от ворот поворот и убрался прочь, а метель следы занесла.
- Отчего ваша кузина поселилась в столь скверном месте? - спросил доктора Маликульмульк.
- Оттого, что там жилье дешевле. Место выбрал ее зять, который потом скончался. И потом к этому дому привыкли, к соседям привыкли…
- Что ж не крикнули соседей на помощь? Неужели там не было мужчин, чтобы выбежали, попробовали догнать грабителя, сходили в часть?
- Соседи есть, племянница перебежала через двор, стучала в окошко соседу, он не вышел. Должно быть, где-то был в гостях. У других соседей отец семейства был болен, выпил лишнего. А женщины в темноте ходить боятся.
- Постойте… - пробормотал Маликульмульк. Мудрая мысль посетила его - и требовала для своего произрастания тишины.
Если злоумышленник, посягнувший на шубу для того, чтобы попытаться проникнуть в ней в Рижский замок, выследил доктора, чтобы напасть на него, то возникают такие вопросы. Первый: где околачивался этот подлец, пока доктор сидел у кузины? Ведь невозможно было угадать, когда кончится это гостевание. Второй: если негодяй все же бродил поблизости от почтамта, карауля доктора, то он должен был иметь на плечах шубу или тулуп; куда ж эта одежда подевалась, когда он в синей лисьей шубе отправился к Рижскому замку?
Выходит, кто-то из соседей, имеющий возможность следить в окошко за дверью докторовой кузины? Но нет, нет, не может этот секрет раскрываться так просто!
- Герр Шмидт, вы уверены, что это был один человек? - спросил Маликульмульк. - Может, двое?
- Может, двое, - согласился доктор. - Откуда ж мне знать, коли они молчали?