- Конечно, нет.
- Когда арестовали Маурицио, я очень волновалась. Парень он был слабохарактерный и наверняка выдал бы все, что знал. Стоило им чуть надавить. Нужно было придумать что-то, чтобы заставить его молчать. Похищение Марии показалось нам самым подходящим средством. Она мне понравилась. Добрая, симпатичная и наивная. Среда ее испортила, но не окончательно. Вначале Мария, естественно, была сильно напугана, но мы ее успокоили. Сказали, что она пробудет у нас всего неделю. Нам было важно, чтобы о ее похищении узнал Маурицио. Но за день до того, как мы собирались ее отпустить, нагрянула полиция. Меня там не было. Мария попросила кукурузных хлопьев, и я пошла в магазин. Мы намеревались устроить прощальную вечеринку. Я купила торт. Представляете? - Елена тряхнула головой. - И даже карнавальные шапочки. Но вечеринка не состоялась. Возвращаясь из магазина, я увидела полицейские автомобили и спряталась в тени, откуда было видно все. Штурм, стрельба. Всех моих пятерых товарищей убили за несколько минут. Странно, но они почему-то не отстреливались. - Елена посмотрела на Флавию. - Вижу, вас это не удивляет.
- А что здесь удивительного?
- То, что их не пытались арестовать, стреляли на поражение. Но важно другое. Когда стрельба закончилась, я увидела Марию. Ее быстро вывели из дома и посадили в автомобиль.
- Она была жива? Вы уверены?
- Жива и невредима. Когда ее вели к машине, она заметила меня на противоположной стороне улицы. Наши взгляды встретились. Я была уверена, что она сейчас укажет на меня, собиралась бежать, а она… Знаете, что сделала Мария? Она мне грустно улыбнулась. А затем отвернулась и села в машину.
Елена замолчала, видимо, вспоминая ту улыбку. Тихонько забарабанила пальцами по мраморному столику.
- А на следующее утро читаю в газете о гибели Марии Ди Л анны в автомобильной катастрофе. Сразу же поползли слухи, будто ее убили террористы. Как полиция пронюхала о нашей квартире, осталось тайной. Я залегла на дно. Два года было спокойно, но потом меня все же арестовали. Прошло какое-то время, и вдруг вызывают на допрос к судебному следователю Балесто, который продолжал расследовать это дело. Скорее всего его навел Маурицио. Он догадывался, что я имею отношение к похищению Марии. Я пришла в ужас, начала готовиться к самому худшему, но следователь повел себя странно. Сказал, что никаких обвинении предъявлять не станет, если я все расскажу, как было. Я согласилась.
- Вы ему поверили? Почему? Это не согласуется с тем, что я знаю о вас, прежней.
- Вы правы. Я не очень верила, что он сдержит слово. Очевидно, вы найдете это странным, - Елена задумчиво улыбнулась, - но я чувствовала вину. Оказывается, за несколько дней я успела привязаться к Марии. Мне захотелось, чтобы восторжествовала справедливость. Во мне что-то необратимо изменилось. Наверное, потому, что тогда я ждала первого ребенка. Наступит время, и вы тоже это почувствуете.
Флавия кивнула.
- Встреча с Балесто изменила мою жизнь, - продолжила Елена. - Он был очень хорошим человеком. Настоящим героем. Вы понимаете, о чем я говорю?
- Думаю, да.
- Не в пример мне, он верил в правосудие и был полон решимости его добиться. За это его смешали с грязью. А внешность у Балесто была совершенно негероическая. Невысокий, толстый. Но с большим достоинством. Человек кристальной честности. Я таких больше никогда не встречала. А вы?
- Одного, - отозвалась Флавия. - Он был моим начальником. Но вы правы, такие люди - редкость.
- В общем, я ему все рассказала. Он кивнул. Большая часть была ему уже известна.
- Откуда?
- Балесто не сообщил. Через неделю его арестовали, сняли с должности, а все документы по делу изъяли.
- И теперь нет никаких доказательств?
- Есть. Балесто написал Маурицио письмо, попросил своего адвоката заверить и дал поручение после его смерти отправить адресату. В письме говорилось, что все эти годы он был вынужден молчать, поскольку угрожали его семье. Но незадолго до ареста он сделал копию со своего отчета о расследовании гибели Марии Ди Ланны. Там имеются все доказательства.
- Какие?
- Не знаю. Письмо заканчивалось словами: "Жить мне осталось совсем мало, поэтому бояться больше нечего. Если вас интересует мой отчет, вы можете его получить".
- И что в нем?
- Я не видела. Только письмо.
- Почему Саббатини показал его вам?
- Чтобы я перестала спать ночами. Заявил, что собирается мстить.
- Вам? - удивилась Флавия.
- Всем. Я фигурировала как второстепенная участница. Но вскоре Маурицио вдруг исчез. Я пыталась с ним связаться, но его телефон не отвечал, и он не реагировал на сообщения. А потом приехали вы, и я узнала о его смерти. Только не ясно, сумел ли он получить тот отчет.
- Он был у адвоката?
- Нет. Балесто очень давно передал какие-то важные материалы одному человеку. Фамилию я случайно запомнила - Боттандо. Адвокат говорил, что Балесто считал его единственным, кому можно доверять. - Елена посмотрела на Флавию. - В чем дело? Вы с ним знакомы?
Флавия кивнула. Она думала, что теперь ее уже ничем не удивишь, однако…
- Много лет он был моим начальником. Но продолжим. Вы сказали, что являлись второстепенной участницей. Я не поняла.
- Не поняли, о чем идет речь? Я поясню. Марию убили по приказу Антонио Сабауды. Да-да, именно того, кто занимает сейчас пост премьер-министра. А Маурицио своей акцией собирался свалить правительство.
- Откуда вам все известно, если вы не видели отчета Балесто? Политики способны на многое, но это уже слишком.
- Бросьте! - сердито воскликнула Елена. - Сабауда взлетел наверх благодаря борьбе с терроризмом и проведению операции по освобождению Марии Ди Ланны. Он сетовал на несовершенство законодательства, требовал от парламента более широких полномочий и в результате получил все, что хотел. В том числе и покровительство семьи Ди Ланна, что помогло ему пережить кризисы последних двадцати лет. В тот период он был министром внутренних дел. Гибель Марии позволила ему закрутить гайки. Сабауда давно ждал благоприятного случая. Подумайте сами, Марию увезли его люди, а на следующий день она погибла. Кто же еще мог ее убить?
- Маурицио тоже так считал?
- Разумеется. Через несколько дней после освобождения из тюрьмы, - к этому времени Балесто уже сняли, - со мной встретились сотрудники спецслужб. Они заявили, что читали его отчет и знают о моей роли в похищении Марии Ди Ланны. Я должна радоваться, что осталась жива, но это легко поправить, если я хотя бы словом обмолвлюсь о данном деле.
- Почему они вас не тронули?
Елена пожала плечами:
- Потому что мои показания когда-нибудь могут оказаться полезными. Сейчас Сабауда наверху, и вроде все хорошо. Но времена изменятся, и его начнут валить. Тогда я стану очень ценной свидетельницей.
- Вы не думали скрыться где-нибудь за границей?
- Нет. Не было причины. А теперь тучи сгущаются. Пора собирать вещи.
- Я все равно не поняла, зачем Маурицио похитил картину?
- Вы сказали, Боттандо был вашим начальником? Маурицио хотел заставить его выдать отчет следователя. Угроза сжечь картину или что-то в этом роде.
- Нет, концы с концами не сходятся. Похищение из Национального музея картины, за сохранность которой дал гарантии сам премьер-министр, вряд ли помогло бы ему получить отчет следователя Балесто. Боттандо уже не занимался розыском пропавших картин. И как это соотносится с тем, что он планировал на пятницу?
Елена грустно улыбнулась:
- Связаться с ним не удалось, а остальное вам известно. - Она встала. - Больше меня не ищите. Я исчезаю отсюда навсегда.
18
Аргайл попросил у Мэри Верней мобильный телефон позвонить Флавии. Неприязнь к этим средствам связи не зашла у него настолько далеко, чтобы в случае необходимости отказываться ими пользоваться. Жена потребовала, чтобы он немедленно ехал к ней, но куда - не сказала. Аргайл ничего не знал о слежке, и скрытность Флавии поначалу его раздражала. Сообразил, лишь когда Флавия произнесла слово "трюфели". Он понял, что речь идет о небольшом ресторане на полпути между Флоренцией и Сиеной, где пару лет назад они провели несколько блаженных часов. Конечно, можно было выбрать место поближе, но Аргайл привык к ее маленьким причудам и погнал туда машину. Флавия заявила, что у нее важные новости. Он ответил то же самое. Каждый не сомневался, что его новости самые важные.
Когда они встретились и проговорили целый час, Аргайл согласился, что Флавия на целый корпус впереди. Во-первых, беременность, во-вторых, слежка и, наконец, причастность премьер-министра Италии к убийству. А что у него? Мэри Верней и Боттандо любят друга и решили связать судьбы? Но все же Аргайл сумел прояснить один из ее вопросов. Почему следователь выбрал Боттандо.
- В шестидесятые годы, когда Боттандо работал во Флоренции, следователь заметил его и проникся симпатией. Написал несколько рекомендательных писем. Это есть в полицейском отчете, в архиве виллы "Буонатерра". Покровительство Балесто помогло Боттандо сделать карьеру. Он считал себя его должником. Впрочем, мы можем поехать и расспросить его.
- Давай. - Флавия посмотрела в окно и улыбнулась. - Но если честно, то мне бы сейчас хотелось на все плюнуть и забыть. К черту премьер-министра и убийство, совершенное много лет назад, к черту картину Клода Лоррена. Знаешь, о чем я мечтаю? Сделать ремонт в нашей квартире. Оклеить ее новыми обоями. Я думала об этом целый день.
- Неужели?
- Странно?
- Очень.
- Понимаешь, я столько лет работала без отпуска и хочу посидеть дома. Поливать цветы, ходить по магазинам.
- Так в чем дело? Бросай все. Увольняйся.
- Ты серьезно?
- Конечно.
- И что я буду делать? Рожу ребенка, пройдет какое-то время, а потом что? Кстати, любое выходное пособие, даже самое щедрое, когда-нибудь закончится.
Аргайл представил Флавию, с ее умом и энергией, обычной домохозяйкой и испугался.
- Мы можем открыть частное детективное агентство по розыску пропавших картин. Некоторые владельцы не желают обращаться в полицию. Привлечем Боттандо в качестве консультанта…
- И Мэри Верней, - добавила она с легким сарказмом.
- А что, ее опыт очень даже пригодится. Клиенты станут переводить на наш счет кругленькие суммы, а мы им взамен - эффективное и качественное обслуживание.
- Предполагаешь, что это будет легко?
- А разве нет?
- Нет. Думаешь, можно просто так побегать, позадавать вопросы и вытащить из шляпы украденную картину? Без полицейской базы данных и других материалов никогда ничего не сделаешь. И не надейся, что я или Боттандо очень долго сумеем использовать свои старые связи, чтобы добывать официальную информацию. У нас ведь уходишь, и все. Так что нам с Боттандо придется собирать крупицы.
- Ну это мы еще серьезно обсудим. И проблему переезда тоже.
- Какого переезда?
- Ребенку нужен свежий воздух.
- Ты готов уехать из Рима? В самом деле? - Флавия изумилась бы меньше, если бы Аргайл решил, например, поступить на военную службу.
- Не знаю. Но вот ты сказала о ребенке, и очень захотелось.
- Кстати, о ребенке. По-моему, ты никак не отреагировал.
- В каком смысле?
- А в том смысле, что рад ты или нет?
- Что значит рад… да я просто в восторге… в таком восторге, что…
Флавия улыбнулась:
- Прекрасно, прекрасно. - Она не привыкла, чтобы муж бурно выражал эмоции. - Теперь поехали поговорим с Боттандо.
Добрались они спокойно. Флавия дремала, мысли Аргайла занимали ее новостями.
Правильнее, конечно, было бы лечь спать, а все дела обсудить утром, однако они уютно расположились в креслах, наслаждаясь вечерней прохладой. Мэри зажгла на веранде свет, принесла сок для Флавии и вино для остальных.
Флавия поведала о своих невзгодах, сообщила все новости. Когда она закончила, Боттандо улыбнулся:
- Молодец. Прекрасно сработала. Я знал, что рано или поздно ты это раскусишь.
- Но почему вы сами не рассказали? Даже немного обидно.
- А потому что негодяй Саббатини меня шантажировал. Пригрозил сжечь картину, если я кому-нибудь проговорюсь. Я ознакомился с его досье и решил, что он чокнутый и сделает это. Главное было вернуть картину. Саббатини позвонил примерно через двадцать минут после твоего ухода (когда ты рассказала мне о встрече с премьер-министром). Заявил, что картина у него, и предложил обменять ее на материалы, которые передал мне следователь Балесто. Иначе он ее уничтожит. Я был потрясен, поскольку не вспоминал о конверте почти двадцать лет. Дело в том, что расследование Балесто было более или менее неофициальным, и он никогда не объяснял, в чем его суть. К тому времени мы стали большими друзьями. Он попросил меня взять на хранение конверт, я согласился, не задавая вопросов. В молодости Балесто мне очень помог. С тех пор мы поддерживали связь. Я заезжал к нему, когда появлялся во Флоренции, а он - ко мне в Рим. Это случалось примерно раз в год, иногда реже. Я положил конверт в папку и забыл. Там могло лежать завещание или еще что-нибудь. Потом наши встречи прекратились. Я пытался наладить контакт. Когда его начали преследовать, написал ему большое письмо с выражением сочувствия, но ответа не получил. Приехал к нему домой, но мне сказали, что его нет. Сделал еще несколько попыток, а потом обиделся и перестал докучать. Знаю, что он занялся адвокатской практикой и провел остаток жизни, защищая мелких воришек и превысивших скорость водителей. Ни с кем не встречался, порвал не только со мной, но и со всеми остальными друзьями.
- В письме к Саббатини он говорит, что его семье угрожали.
- Я этого не знал. Вероятно, он не хотел подвергать меня риску. В любом случае об этом конверте я вспомнил, когда идиот Саббатини возник со своими угрозами. Мне ничего не оставалось, как согласиться. Но я, конечно, вскрыл конверт, хотя это ничего не дало. Там содержался перечень банковских операций.
- Чьих?
- Понятия не имею. Анонимный счет в бельгийском банке, другой в Милане. Только номера, без фамилий. Деньги приличные, особенно в восемьдесят первом году. Между июнем и сентябрем пять траншей по двадцать пять тысяч долларов. Я не догадывался, зачем это нужно Саббатини, но такова была цена за картину Клода Лоррена. Я сделал ксерокопию всех материалов и направился в условленное место встречи на загородной аллее, примерно в двадцати милях к югу от Рима. Мне надо было остановиться на придорожной стоянке грузового транспорта, выйти из машины и ждать. Саббатини сработал очень умно, я от него не ожидал. Он прибыл в белом фургончике, открыл дверцу, чтобы показать картину. Я показал ему конверт. Он потребовал его вскрыть и, увидев банковские счета, просиял. Было ясно, что именно это ему и нужно. Когда я задал Саббатини вопрос о счетах, он наставил мне в грудь пистолет и ответил, что это я узнаю в пятницу. И умчался с конвертом, картиной и ключами от моей машины.
- Замечательно! - восхитилась Флавия.
- Как ты можешь вообразить, я немного расстроился, - продолжил Боттандо с грустью. - Не в последнюю очередь потому, что надо было идти к тебе и признаваться в собственной глупости. Я решил посмотреть, нельзя ли как-то подремонтировать повреждения. Вряд ли следовало рассчитывать, что он окажется дома или в своей студии, но привычка к скрупулезности заставила меня начать поиски там. Когда я подъехал к его дому, во всех комнатах горел свет. Мне пришлось ждать почти четыре часа. Потом свет погас, и из подъезда вышел не Саббатини, а некто низкорослый и толстый со свертком под мышкой. Он сел в черную "альфа-ромео" и исчез. Наверное, оттуда, подумал я и, немного успокоившись, направился к нему в студию. Там его тоже не оказалось. Последнее место, где мог находиться Саббатини, была галерея, где он изображал свой так называемый перформанс. Я нашел его в ушате с алебастром, мертвым. Сомнительно, чтобы парень отмочил со мной такую штуку, а затем приехал и сразу полез в алебастр. Мне показалось, что свет в квартире Саббатини и его присутствие в ушате как-то связаны. Уверен, его голову подержали под алебастром, пока он не захлебнулся. Насчет тебя, моя дорогая, я решил, что чем меньше ты будешь знать, тем лучше. И посоветовался с Мэри. Мы договорились держаться от всего этого подальше. Я не шутил, когда говорил, что не хочу рисковать пенсией. Вскоре потребовали выкуп. Я не понимал, кто этим занялся - и до сих пор не понимаю, - но тут по крайней мере все просто. Единственная моя забота была, чтобы ты не занималась непосредственно обменом. Это очень опасно. Мне совсем недавно направляли в грудь пистолет, и я считал, что за свою глупость должен расплачиваться сам, а не подставлять тебя. Очень рад, что удалось уговорить тебя остаться в машине. Дальше рассказывать особенно нечего, кроме, может, факта, что человек, который взял деньги и передал картину, не был похож на Саббатини. Но не спрашивай меня, как он выглядел, я не разглядел его.
Флавия, слушая генерала, постоянно отгоняла от себя мысли о виски и сигарете.
- Елена Фортини полагает, что Марию Ди Ланну убили по приказу Сабауды, и Маурицио собирался ему отомстить, - произнесла она после долгого молчания.
- Да, - отозвался Боттандо, - Саббатини намеревался привлечь внимание к этому обвинению тем, что сожжет картину. И он был прав, иначе бы его разоблачение замяли. Ни одна газета не захотела бы с этим связываться.
- Меня по-прежнему мучит вопрос, почему он взял именно эту картину.
- Очевидно, в ее сюжете он усмотрел определенные аллюзии на гибель своей сестры, - произнес Аргайл.
- Но в той истории счастливый конец.
- Нет, не счастливый.
- А Маккиоли сказал…
- Он запомнил более позднюю версию, возникшую в эпоху Возрождения. Там действительно все было в порядке. Но я порылся в справочниках, специально для тебя. В первоначальном варианте Кефал пронзает бедняжку Прокриду своей волшебной стрелой. И все. Никакая богиня не появляется потом, чтобы ее воскресить. - Вот как?
-Да. Значит, не такое уж бедное воображение было у Саббатини.
Генералу Боттандо уже давно бы наскучил разговор, если бы не теплый вечерний воздух и мягкий свет, заливающий веранду, создающий благостное настроение. Все четверо давно и хорошо знали друг друга и наслаждались безмятежным вечером, тихо беседуя. Голубовато-розовые полоски в небе уже потускнели, а тишину нарушал лишь стрекот цикад.
- Что касается Сабауды, не знаю. Нам всем было известно, что спецназ порой поступал не менее жестоко, чем террористы. Но утверждать, будто они действовали по его прямому приказу, нельзя. И вряд ли тут могут помочь сведения о банковских счетах. Может, об этом что-нибудь сказано в отчете, но мы его не видели и…
Боттандо замолчал, прислушался. Возникший вдалеке шум становился громче. Постукивание и рокот мотора означали, что к дому приближается автомобиль. Генерал посмотрел на Мэри, та пожала плечами:
- Я никого не жду.
Вскоре на дорожке показался потрепанный красный "фиат". Водитель остановил машину примерно в десяти метрах от крыльца и заглушил двигатель. Стало тихо и почему-то тревожно. Он вышел и с раздражением захлопнул дверцу.
Флавия вгляделась:
- Так это же Доссони.
- Кто?
- Журналист и полицейский информатор, - пояснила она, наблюдая, как потный Доссони рассматривает помятое крыло машины. Наверное, зацепился за что-то по пути. Даже издалека было видно, что он очень злой.