Однако это еще не означало, что беглецу удалось уйти от погони. Те из преследователей, кто оказался поближе, видя, как обернулось дело, припустили ему наперерез с противоположных концов поляны. Слева огромными скачками, будто борзая, приближался длинноногий слуга Кэдваллона, а справа несся брат Джон - ряса его развевалась, и земля дрожала от топота обутых в сандалии ног. Пожалуй, в первый раз в жизни приор Роберт от души порадовался, глядя на брата Джона, правда, и в последний.
Теперь бежали только эти трое, и, как ни быстроног был Энгелард, все же казалось, что долговязый слуга успеет его настичь и что вот-вот произойдет столкновение. Кэдваллонов слуга протянул длинную ручищу и ухватился за край туники Энгеларда, а с другой стороны уже приближался брат Джон. Приор Роберт вздохнул с облегчением, полагая, что еще миг, и зажатый в клещи беглец будет схвачен. Но тут брат Джон, нырком бросившись вперед, схватил долговязого валлийца за ноги. Тот повалился на траву, а Энгелард вырвал тунику, прыгнул в кусты и был таков - только ветки затрещали.
Половина преследователей в пылу охотничьего азарта устремилась за беглецом в лес, хотя многие из них не питали к Энгеларду вражды, да и шансов на поимку, по правде сказать, было маловато. Однако коли уж свора спущена, она бежит по следу. Между тем на поляне события приняли иной оборот. Там-то уж, во всяком случае, справедливость должна была восторжествовать, и виновник был налицо.
Брат Джон отпустил ноги опрокинутого им валлийца, миролюбиво отмахнулся, когда тот попытался его ударить, и промолвил по-английски, громко, но для большинства окружающих невразумительно:
- Да успокойся, парень! Тебе-то что он сделал? Ей-Богу, я не хотел, чтобы ты сильно ушибся. Но ежели думаешь, что тебе здорово досталось, то успокойся! Вот уж кому достанется по первое число - так это мне.
Джон поднялся на ноги, отряхнул прицепившиеся к рясе колючки и листья и с довольным видом огляделся вокруг. Здесь, на поляне, высился мрачный приор Роберт, чопорный потомок нормандских лордов. Еще не оправившись от потрясения и разочарования, он обдумывал, какой небывалой каре предать изменника. Там же была и Сионед, усталая и подавленная, но зато в глазах ее светился огонек надежды. А рядом с ней, обняв подругу за талию, словно желая защитить ее, стояла Аннест, и сияющий взгляд ее был устремлен на Джона. И что значили все громы и молнии приора в сравнении с ее восхищением и благодарностью!
Словно посланники рока, с обеих сторон к Джону подступили брат Ричард и брат Жером.
- Брат Джон, ты совершил непростительный проступок и будешь предан суду.
Джон безропотно последовал за ними. Сколь бы тяжким ни было его положение, он никогда в жизни не ощущал себя более свободным. Теперь ему нечего было терять, кроме уважения к себе, а этим он твердо решил не поступаться.
- Неверный и недостойный брат, - в негодовании прошипел приор, - что ты наделал? Не вздумай отрицать того, чему все мы были свидетелями. Ты не просто попустительствовал побегу преступника, но и помешал верному слуге задержать его. Ты намеренно повалил этого доброго человека, чтобы дать Энгеларду уйти. Ты предал церковь и закон, и тем самым поставил себя вне церкви и вне закона. Если можешь сказать что-нибудь в свое оправдание, говори сейчас.
- А по-моему, - смело отвечал брат Джон, - этого парня обвинили поспешно, без достаточных оснований, по одному только подозрению. Я разговаривал с Энгелардом, и у меня сложилось о нем свое мнение. Это славный малый, открытая душа - такой никогда ни на кого не напал бы исподтишка, не говоря уж о Ризиарте, которого любил и почитал. Я не верю, что он имеет отношение к гибели своего хозяина. Сдается мне, он не успокоится, пока не узнает, чьих это рук дело, и тогда помоги Господи убийце. Я дал парню эту возможность и желаю ему удачи!
Склонив друг к другу головки в знак взаимной поддержки, девушки выслушали Джона; и хотя смысл большинства английских слов был для Аннест неясен, она уловила пафос его речи и лицо ее просияло. Тут приор Роберт был бессилен, сам того не подозревая. Зато брат Кадфаэль понял это очень хорошо.
- Бесстыжий! - прогремел приор, рассвирепевший до того, что не сумел скрыть возмущения за обычной маской вкрадчивого благолепия. - Ты навлек бесчестие на наш орден и сам осудил себя, своими же устами. По валлийским законам, я не имею права карать за преступления, совершенные на этой земле. Расследованием преступления, которое вопиет об отмщении, займется королевский бейлиф. Но если подвластный мне человек преступил закон этого края, где мы гости, его ожидают две кары. За власти Гуинедда говорить не берусь, но наказать тебя своей властью я могу, и сделаю это. Тебе не отделаться обычной епитимьей. Я предам тебя строгому заключению до тех пор, пока не смогу обсудить твою судьбу со здешними светскими властями, и отказываю тебе в утешении и благодати святой церкви!
Сказав это, приор погрузился в раздумье. Бедный отец Хью совсем растерялся от этого потока угроз и обвинений.
- Брат Кадфаэль, - промолвил Роберт, собравшись с мыслями, - спроси отца Хью, есть ли здесь надежная темница, чтобы поместить туда этого нечестивца.
Признаться, брат Джон не ожидал такого поворота событий. Он ни в чем не раскаивался, но, как человек практичный, тут же осмотрелся по сторонам, оценивая возможность унести ноги. Как и Энгелард, он пригляделся к окружавшему его людскому кольцу, выискивая места, где оно было неплотным. Он широко расставил ноги и слегка пригнулся, очевидно примериваясь, как бы половчее двинуть Ричарда локтем в живот, подсечь ноги Жерому и броском вырваться на волю. Остановился брат Джон как раз вовремя, когда прозвучал спокойный голос брата Кадфаэля.
- Если Сионед не против, узника можно было бы поместить в ее усадьбе.
У брата Джона в тот же момент непостижимым образом исчезло всякое желание бежать.
- Мой дом в распоряжении приора Роберта, - с подобающим достоинством отозвалась Сионед по-валлийски. Она вновь овладела собой и больше не срывалась на английский язык. - В усадьбе есть амбары и конюшни - используйте, что вам сгодится. Я обещаю, что не подойду к узнику и не буду держать у себя ключ от его темницы. Отец приор может выбрать в сторожа любого из моих людей. Все необходимое узник получит из моего дома, но надзор за ним я поручу кому-нибудь другому. Боюсь, что если бы я сама взялась за это дело, после всего что случилось, кое-кто усомнился бы в моей непредвзятости.
Славная девушка, подумал Кадфаэль, переводя ее слова, не столько для Роберта, сколько для Джона. До чего сообразительна - сумела обойтись без явного обмана, и это после того, как несчастья обрушились на нее одно за другим. И великодушна - не покинет друзей в беде.
А "кто-нибудь другой" - та, кому предстояло позаботиться о пропитании брата Джона, - стояла рядом со своей хозяйкой. Темная головка да светлая головка - замечательная парочка! Однако вряд ли удалось бы найти столь неожиданный и простой выход, когда бы не наивность строго соблюдавшего обет безбрачия приходского священника.
- Лучше, наверное, и не придумать, - вежливо, хотя и с холодком произнес приор Роберт. - Благодарю тебя, дочь моя, за это достойное предложение. Пусть содержат его в строгости, посадят на хлеб и воду. Пусть плоть его хоть в какой-то мере искупит то зло, что причинил он своей душе. С твоего позволения мы с братьями отправимся вперед и подыщем надежную темницу, а заодно известим о случившемся твоего дядюшку, чтобы он прислал за тобой людей. Я не пробуду долго в доме скорби.
- Я покажу вам дорогу, - вызвалась Аннест, скромно стоявшая рядом с Сионед.
- Держите его крепко! - предупредил приор, когда все собрались, чтобы следовать за девушкой через лес по склону холма. Однако если бы приор присмотрелся внимательнее, он заметил бы: то, что он принимал за выражение покорности и смирения на лице Джона, больше смахивало на удовлетворение. Пленник двинулся в путь с той же готовностью, что и его стражи, и был скорее настроен не упустить из виду стройную, гибкую фигурку Аннест, чем изыскивать возможность побега.
Что ж, подумал Кадфаэль, отстав от остальных и посмотрев еще раз назад, на поляну, где стояла Сионед, Господь все расставит по своим местам! Уж Он-то никогда не сидит сложа руки.
Гвитеринцы нарезали молодых зеленых ветвей и смастерили носилки, чтобы отнести тело Ризиарта домой, в усадьбу. Когда подняли труп, оказалось, что крови под ним натекло гораздо больше, чем из раны на груди, хотя наконечник стрелы едва прорвал кожу и одежду. Кадфаэль, тоже вернувшийся на поляну, хотел было взглянуть поближе на тунику и рану, но сдержался, ибо рядом была Сионед, окаменевшая от горя, и всякое слово и действие, не связанное со священным траурным ритуалом, было сейчас недопустимо. Из усадьбы Ризиарта спустились все его слуги, чтобы отнести домой тело своего господина. Управляющий с бардом и плакальщицами остались ждать у ворот, чтобы в последний раз приветствовать возвращение Ризиарта в свой дом. Настало время прощального обряда, и всякое любопытство выглядело бы теперь кощунственным. Кадфаэль понял, что сегодня вечером продолжить расследование не удастся. Приор Роберт, и тот признал, что ему и его спутникам лучше держаться на почтительном расстоянии и не вмешиваться в траурный обряд общины, к которой они не принадлежат. Когда Ризиарта бережно уложили на носилки и приготовились нести домой, Сионед огляделась по сторонам в поисках еще одного человека, которому она собиралась доверить эту почетную ношу. Но его нигде не было.
- Где Передар? - спросила девушка. - Куда он подевался?
Никто не видел, когда он ушел, но он исчез. Он ускользнул, не сказав ни слова, как будто совершил нечто постыдное, за что мог бы ожидать упрека, а не благодарности. Сионед, на которую свалилось сразу столько переживаний, была обижена его уходом.
- Я-то думала, что он захочет помочь отнести моего отца. Передар был его любимцем и сам любил его. Он с детства рос в нашем доме как в своем собственном.
- Может быть, он усомнился в том, что ему окажут эту честь, - предположил Кадфаэль, - когда увидел, что тебя задело то, что он сказал об Энгеларде?
- И сделав после этого то, что с лихвой искупило его слова, - произнесла Сионед тихонько - так, чтобы услышал ее только Кадфаэль. Не было нужды говорить при всех о том, что Передар помог бежать ее возлюбленному. - Нет, я никак не возьму в толк, почему он ушел, не сказав ни слова.
Больше она говорить ничего не стала и лишь взглядом попросила Кадфаэля идти вместе с нею за носилками. Некоторое время они шли молча. Затем, не глядя на монаха, Сионед спросила:
- Ты нашел то, что искал?
- Кое-что, - отвечал Кадфаэль, - но пока не все.
- А есть что-нибудь такое, что мне нужно сделать, или, наоборот, не делать? Мне необходимо знать. Сегодня ночью мы будем обряжать покойного. - Она знала, что к утру тело окоченеет. - Если тебе что-нибудь от меня надо - скажи сейчас.
- Когда будешь раздевать его, обрати внимание, где его одежда промокла от дождя, а где осталась сухой. И сохрани одежду для меня. Если заметишь что-то необычное, запомни это. Я приду к тебе завтра, как только смогу.
- Я должна знать правду, - сказала Сионед, - и ты знаешь, зачем.
- Да, знаю. Но сейчас воспевайте его и пейте за упокой его души. И не сомневайся - он услышит вас.
- Да, - Сионед тяжело вздохнула. - Ты добрый человек, и я рада, что ты здесь. Ведь ты не веришь, что это сделал Энгелард?
- Я уверен, что это не он. Прежде всего, это на него не похоже. Такой парень, как Энгелард, если разозлится, может дать тумака, но не будет хвататься за оружие. Второе: уж если бы он поставил перед собой такую цель, то справился бы с ней куда лучше. Ты видела, под каким углом вошла стрела? Энгелард, пожалуй, на три пальца выше твоего отца. Так как же он мог засадить стрелу под грудную клетку человеку, который ниже его ростом? Даже если бы он стрелял с колена или припав к земле, из засады в подлеске, сомневаюсь, чтобы это у него получилось. Да и зачем ему было пытаться? Нет, глупости все это. Он же лучший стрелок в здешних краях, он мог прострелить его насквозь где угодно. А там ведь не больше пятидесяти ярдов открытого пространства в любом направлении. И уж вовсе нелепо думать, что отменный лучник мог выбрать такое неудобное место для засады. Они просто не осмотрели местность, иначе не стали бы эту чушь городить. Но самое главное то, что твой парень слишком честный и прямой - такой не станет убивать из-за угла даже того, кого ненавидит. А к Ризиарту он ненависти не испытывал. Тебе незачем уверять меня, я и так это знаю.
Многое из того, что монах говорил прежде, бередило ее раны, но только не эти слова. Девушка шла рядом с ним в скорбной процессии, и на сердце у нее становилось теплее от того, что она слышала о своем любимом.
- А тебя не заинтересовало, - спросила Сионед, - что я больше не беспокоюсь о том, что случилось с Энгелардом и куда он подевался?
- Ни капельки, - улыбнулся Кадфаэль. - Ты прекрасно знаешь, где он и как связаться с ним, когда потребуется. Я думаю, есть у вас два-три местечка поукромнее, чем тот дуб, - вот в одном из них Энгелард сейчас и отсиживается, а нет - так скоро туда придет. Сдается мне, ты считаешь, что там он в безопасности. И не говори мне ничего, разве что тебе потребуется помощь или посланец.
- Если захочешь, то можешь стать моим посланцем, - отозвалась девушка.
Процессия вышла из леса у кромки полей Ризиарта. В стороне от дороги с мрачным, отстраненным видом стоял приор Роберт, а позади него держались остальные монахи. Весь облик приора, сложенные руки и слегка склоненная голова указывали на почтение к смерти и сочувствие к близким покойного, но отнюдь не на примирение с усопшим. Бунтовщик, брат Джон, сидел теперь под крепким запором, и приор дожидался лишь отставшего Кадфаэля, чтобы удалиться с подобающей важностью.
- Если увидишь Передара, скажи ему: я думаю, отцу хотелось бы, чтобы он был среди тех, кто нес его тело, и мне жаль, что он ушел. И еще скажи, что он поступил великодушно, и пусть не сомневается в том, что я ему благодарна. - При этих словах, обращенных к Кадфаэлю, Сионед чуть улыбнулась.
Они уже подходили к воротам, когда навстречу им вышел управляющий, дядюшка Меурис. Его мягкое добродушное лицо дрожало, искаженное гримасой горя и отчаяния.
- И непременно приходи завтра, - еле слышно шепнула Сионед и прошла в ворота следом за телом своего отца.
Глава шестая
Вряд ли Кадфаэлю удалось бы так скоро исполнить просьбу Сионед - ибо вздумай он зайти в дом Кэдваллона, ему пришлось бы отпрашиваться у приора и придумывать какой-нибудь предлог - когда бы не случай. Миновав усадьбу, монах углядел ярдах в пятидесяти от дороги удалявшуюся фигуру человека, который, судя по всему, хотел укрыться в лесном полумраке и остаться незамеченным. Кадфаэль догадался, что это Передар. Юноша не ожидал, что кто-то пойдет за ним следом, и когда отошел от тропы достаточно далеко, чтобы не опасаться нежеланной встречи, остановился. Присев на поваленный ствол, молодой человек прислонился спиной к тонкому деревцу и задумчиво ворошил ногой прошлогодние листья. Кадфаэль направился к нему.
Заслышав приближающиеся шаги, Передар вскинул глаза и поднялся, собираясь, видно, уйти подальше и избежать разговора, но передумал и остался на месте. Он был хмур и неприветлив, однако, похоже, смирился с тем, что ему не уклониться от этой встречи.
- Мне нужно передать тебе кое-что от Сионед, - доброжелательно промолвил Кадфаэль. - Она хотела, чтобы ты помог нести носилки с телом ее отца, но не смогла тебя сыскать. И еще - что ты поступил великодушно и она тебе благодарна.
Неловко переступив с ноги на ногу, Передар отодвинулся глубже в тень. После затянувшейся паузы он сказал:
- Там и без меня народу хватало. Зачем я-то ей понадобился?
- Так-то оно так, - согласился Кадфаэль, - и все же ей недоставало именно тебя. Она считает, что ты один из тех, кто имел на это право. Ты ведь для нее сызмальства был как брат, она и сейчас так же к тебе относится.
Даже в лесном сумраке было заметно, что Передар пребывает в крайнем напряжении, ему и говорить-то было трудно. Со сдавленным горьким смешком он пробормотал:
- Но я-то хотел быть для нее вовсе не братом.
- Это я понимаю. Но в час испытания ты оказался настоящим другом - и ей, и Энгеларду.
Похоже, эта похвала не только не порадовала Передара, но и чем-то задела паренька. Он сник и лицо его помрачнело.
- Стало быть, она считает, что в долгу передо мной, и хочет расплатиться. Но я-то сам ей не нужен.
- Ну-ну, - промолвил Кадфаэль успокаивающе, - я ведь только передал, что меня просили. Ты бы пошел да сам с ней поговорил - глядишь, она втолковала бы тебе то, что мне не под силу. Но вот Ризиарт - он ведь тоже спросил бы о тебе, если б мог.
- Не надо! - вскричал Передар и передернулся, словно от нестерпимой боли, - не говори ничего…
- Прости меня. Я знаю, что для тебя его смерть такое же горе, как и для нее.
Она говорила, что ты был его любимцем и сам его любил.
Юноша горестно вздохнул и, резко повернувшись, направился в глубь леса, не разбирая дороги. Призадумавшись, брат Кадфаэль двинулся назад - очевидно, он, сам того не желая, разбередил болезненную рану.
- Сегодня, дружище, нам с тобой придется вдвоем выпивать, - сообщил Бенед, когда после повечерия Кадфаэль заглянул к нему в кузницу. - Отец Хью еще не вернулся из усадьбы Ризиарта, а Падриг до самой полуночи будет воспевать покойного. Хорошо, что он оказался здесь в такое время. Это большое дело, чтобы славный бард спел над твоей могилой - да и детям на всю жизнь память. Ну а Каю - тому тоже до поры до времени сюда не вырваться. Он освободится, только когда придет бейлиф да примет у него узника с рук на руки.
- Так что ж, выходит, это Каю поручили стеречь брата Джона? - с облегчением спросил монах.
- А он сам на это напросился. Сдается мне, правда, что и девчонка моя его подбивала, только в том большой нужды не было. Твоему брату Джону будет вовсе не худо посидеть денек-другой под их присмотром - ты уж за него не беспокойся.
- Даже и не думаю, - откликнулся Кадфаэль, - а что, ключи от темницы, где он сидит, тоже у Кая?
- У него, можешь не сомневаться. Я слыхал, что принц Овейн нынче где-то на юге - так что, думаю, у шерифа с бейлифом своих дел невпроворот, и навряд ли они сломя голову помчатся в Гвитерин, разбираться с чепуховым делом о непослушании какого-то монаха.
Бенед тяжело вздохнул, держа в руке рог, который на сей раз был наполнен молодым красным вином, и признался:
- Знаешь, мне сейчас другое покоя не дает: как это меня угораздило указать на синюю метку, да еще у нее на глазах. Правда, не я, так кто-нибудь другой все равно указал бы. Конечно, теперь, когда у нее из родни остался один дядюшка Меурис, Сионед сама себе хозяйка и может делать что вздумает, - из старика-то она веревки вьет. А я вот засомневался - ну где сыщешь такого дурака, чтобы оставил в мертвом теле стрелу со своей меткой, дескать, глядите - вот он я. Разве только его спугнули и пришлось уносить ноги, но мне все же сдается, что ежели кто задумал такое грязнее дело, то куда как сподручнее было бы напасть исподтишка с ножом. А чтобы так, из лука - трудно в это поверить, хотя, конечно, всякое бывает.
По угрюмой физиономии Бенеда можно было догадаться, что его беспокоит не только это. Его мучила совесть - выходило, что, указав на Энгеларда, он как будто попытался отделаться от наиболее удачливого соперника.