- Да недели три уже, - виновато сказала Мира. Она корила себя за то, что вовремя не придала значения первым симптомам. - Я думала, что девушка скоро станет матерью, - объяснила она. - Мне казалось бестактным расспрашивать ее об этом.
- А где конфеты? - осведомился я.
- В секретере, на нижней полочке, - сказала Мира.
Я подошел к нему и нашел в указанном месте почти что пустую бонбоньерку.
- Я умираю, Яков Андреевич? - подала голос еле живая Катюша. Я и не представлял, что она все еще была в сознании. Дышала Катюша тяжело, словно только что проделала тяжелую физическую работу.
- Что ты такое себе вообразила? - я заставил себя улыбнуться и подошел к постели, сжимая в руках красивую коробку из-под конфет. - Конечно, нет! - солгал я как можно правдоподобнее. - Скоро приедет доктор, - добавил я. - И все наладится, - я взял ее влажную, горячую руку в свою ладонь, девушку бил озноб, и она корчилась от боли. - Ты поправишься, - сказал я ей искусственно бодрым голосом. Она мне, разумеется, не поверила.
- Вы такой добрый, - прошептала Катюша. - Позаботьтесь о Мире, - попросила умирающая. - Она вас так любит.
Я кивнул ей в ответ, и она мне улыбнулась вымученной улыбкой. Индианка сделала вид, что не расслышала ее слов.
- Ты мне лучше скажи, кто тебе это лакомство приподнес? - поинтересовался я у нее. - Не твой ли поклонник?
Лицо Катюши сделалось совсем серым, она сглотнула ком в горле и произнесла с горечью:
- Он, а кто же еще?
- Ты чем-то могла ему навредить? - поинтересовался я, рассматривая коробку, на дне которой остались лежать две нетронутые конфеты. Я мысленно гадал, чем они были начинены. У меня появилось подозрение, что девушку отравили мышьяком.
- Не знаю, - прошептала она и снова со стоном откинулась на подушки. Я понимал, что ей делается все хуже.
- Куда же запропастился Лунев? - воскликнул я. Мира бросила на меня печальный взгляд, который говорил, что все мои надежды напрасны.
- Как его зовут? - я снова обратился к больной.
- Кондратий Артемьевич, - сказала она.
"Так кто же: Кондратий, Данила или Созон?" - пульсировало в моем мозгу.
Кому-то, Матвею, Ивану или Катеньке, предатель вымышленным именем отрекомендовался!
- Расскажи мне, пожалуйста, как ты со своим милым другом познакомилась, - мягко попросил я Катюшу.
- Случайно, - сказала девушка. - В парке.
В чем-в чем, а в случайности этой встречи я был абсолютно не уверен.
- Он часто расспрашивал обо мне?
Катюша задумалась, а потом ответила:
- Пожалуй что да! Неужели? Так вы считаете, что это он меня?.. Не может быть!
Я сделал вид, что не расслышал ее вопроса, и снова начал ее расспрашивать:
- Был ли у него на шее шрам от петли?
- Был, - сказала Катюша. - Он говорил, что его однажды пытались убить и ограбить.
- Любопытно, - заметил я. - В его поведении ты не заметила ничего странного?
- Я не знаю, - девушка снова застонала от боли.
- Довольно, - взмолилась Мира. - Яков Андреевич, вы истязаете ее!
- Наверное, ты права, - сказал я со вздохом.
- Не знаю, поможет ли это вам, - сказала Катя, когда боль отпустила ее. - Но однажды он обронил записку, она выпала из кармана его сюртука. И мне стало любопытно, я не удержалась и прочла, а потом устроила ему сцену ревности.
- Что это была за записка? - насторожился я.
- Письмо от дамы с подписью Л. Л., - сказала Катя. - Женщина уведомляла его, что им необходимо встретиться, и она будет ждать его у господина Прокофьева на рауте.
"Ах, вот оно что, - подумал я. - Господин Созон, или как его там, Кондратий собирался на встречу к этой самой Лидии Львовне, о которой упоминал Ксешинский! Встреча, по всей видимости, носила характер особо важный и должна была состояться в глубокой тайне. До того особенной была эта встреча, что убийца пошел на риск и решил избавиться от своей наивной осведомительницы, лишь бы мне не стало от нее об этой встрече известно! Только вот немного не рассчитал, то ли с дозой вышла ошибка, то ли девушка оказалась крепче, чем он предполагал, но ей удалось-таки прожить вплоть до самого моего возвращения. А на рауте-то он, по-видимому, и передал красавице письма!"
В комнату вошла притихшая Саша с опухшим от слез лицом.
- Господин Лунев приехали, - сообщила она.
Вслед за ней в комнату своей обычной бодрой походкой вошел мой старый товарищ.
- Что стряслось? - спросил он с порога. - У больного задержаться пришлось, - оправдывался Алешка. - Горячка, тяжелый случай!
- Сам смотри, - сказал я ему и пропустил к постели умирающей.
Лунев подошел к Катюше с саквояжем под мышкой, поставил его на круглый столик и приступил к осмотру больной. Потом он вытащил из него какую-то склянку с лекарством. Усталая Мира подала ему с подноса серебряную ложку. Он накапал в нее микстуру и сказал Катюше, чтобы она еще чуток потерпела, а потом станет полегче. Она послушно выпила содержимое ложки и снова провалилась в какое-то забытье.
- Пойдем-ка поговорим, - сказал мне Лунев, и мы оставили Миру в одиночестве ухаживать за больной, так как Саша тоже куда-то вышла.
Стоило мне прикрыть дверь спальни, как Леша набросился на меня с упреками:
- Чего же вы ждали столько времени?
- Не горячись, - сказал я ему. - Девушка ни на что не жаловалась, а когда все открылось, видимо, стало уже поздно! К тому же, я был в отъезде, - добавил я. - А что, она безнадежна?
Лунев вздохнул:
- Совершенно!
- А что за лекарство ты дал Катюше? - поинтересовался я.
- Обезболивающее, - ответил Алешка. - Теперь она не будет так сильно мучиться.
- Катя отравлена? - высказал вслух я свое предположение.
- По-моему, да, - мрачно сказал Лунев. - Не в тебя ли метили? - догадался он.
- В некоторой степени.
Вернулась Саша, пропуская вперед себя священника. Катя прожила еще около двух часов. Никакие старания Лунева не помогли. В то время, как священник читал отходную над покойной Катюшей, мне в голову пришли и вовсе не христианские мысли. Я думал только о мести.
- Береги себя, - посоветовал мне Лунев на прощание.
В деле Мириной горничной мы решили обойтись без полиции, доктор всем объяснил, что Катюша умерла от болезни с замысловатым названием, успокоив прислугу, что это не похоже на эпидемию.
На другой день я покинул свой дом и скорбевшую Миру для того, чтобы отправиться на раут к господину Прокофьеву. Это был известный в Петербурге чиновник, которому я также был однажды представлен. Другого Прокофьева, устраивающего у себя приемы по вечерам, на которых присутствовали бы дамы из общества, я просто не знал. Итак, мне предстояло выяснить, кем же является эта знаменитая Лидия Львовна и, если посчастливится, увидеть ее воочию.
Я облачился в синий нанковый фрак с воротником из черного бархата и перламутровыми пуговицами, из-под которого выглядывала кипенно-белая рубашка с плиссированным жабо и заложенными в мелкую складку манжетами, и яркий цветной жилет, в облегающие длинные брюки со штрипками, повязал муслиновый галстук, закрывающий весь вырез жилета, а затем водрузил на голову высокий цилиндр с закругленными полями и, прихватив с собою трость, спустился в прихожую. С Кинрю мы договорились, что он поедет со мной. Но в самый последний момент я передумал и велел ему дожидаться дома. Мне не хотелось вызывать никаких подозрений у господина Прокофьева относительно истинной цели моего визита.
В прихожей меня дожидался Сваруп, который уже немного стал говорить по-русски. Он, выполняя поручение Миры, спросил, не нужно ли мне чего с собою в дорогу. Я отказался от его услуг и вышел на улицу, где собирался распорядиться, относительно лошадей.
Федор Ильич Прокофьев проживал на Гороховой улице, в квартале, принадлежащем к Адмиралтейской части города. Я отправился к нему в собственном экипаже, который мне, наконец-то, доставили из мастерской. И только сейчас я заметил, насколько он скромнее кареты Заречного. Впрочем, я не особенно обращал внимание на подобные мелочи.
В доме Федора Ильича меня приняли довольно радушно. Я прошел через анфиладу комнат и присоединился к кружку, обсуждающему премьеру в Каменном театре. Иногда я вставлял в разговор скупые фразы, а все больше смотрел по сторонам в надежде узнать по приметам Лидию Львовну. Очень мне было любопытно, что за ангел на своих белоснежных крылышках унес в преисподнюю нашу орденскую переписку! Что за особа посягнула на интересы масонской ложи?!
- Графиня Полянская! - возвестил лакей у главного входа в бальный зал. За своей спиной я услышал шепот:
- Как хороша!
Я обернулся. В зал вошла молодая женщина необыкновенной красоты в темно-синем роброне из тяжелого шелка со шлейфом. Пальцы ее были унизаны перстнями, на шее сверкало брильянтовое колье. Белокурые локоны были убраны в высокую прическу и украшены синей токой с брильянтовыми же булавками.
Нежные ручки свои она скрывала под датскими перчатками, доходящими до локтя.
Мы встретились с ней глазами, но взгляда она не отвела. И в этот момент я понял, что имею дело с натурой сильной и властной.
На минуту она замедлила свой шаг, а затем самоуверенно и грациозно прошествовала через залу, сжимая в руках украшенный драгоценными каменьями веер. Лидия Львовна то складывала, то раскрывала его, и он искрился всеми цветами радуги.
Навстречу к ней с подобострастною улыбочкой спешил хо- зяин дома.
Я оторвался, наконец, от созерцания графини и спросил у известного мне корнета:
- Что это за чудо?
- Как, вы не знакомы?! - поразился тот. - Да эта очаровательница в нынешнем сезоне в свете фурор произвела.
- В самом деле? - осведомился я с искренней заинтересованностью.
- Еще бы! - воскликнул корнет. - Ей каждый второй в альбом любовные стихи записывает, оды и сонеты посвящают, кому не лень. Николай Калинин, выпускник кадетского корпуса, говорят, - он склонился мне к самому уху, - стрелялся из-за нее.
- Не может быть! - воскликнул я, притворяясь изумленным. Впрочем, я эту женщину с первого взгляда определил, достойный противник!
- Еще как может! - возразил корнет. - В родимом доме, - продолжил он, - отвергла всех женихов, и отец, представьте, ей во всем потакает! Такая вот, брат, история, - развел руками приятель. - В столице она у тетки гостит, - добавил он.
- И что, так неприступна? - осведомился я.
Корнет улыбнулся и снова склонился над моими кудрями a la Titus.
- Да ходят слухи, что не совсем, - проговорился он.
- Что вы говорите? - изумился я, надеясь услышать что-нибудь об убийце. Однако собеседник моих ожиданий не оправдал.
- Она в Елагино частенько наведывается, - сообщил он мне по секрету. - В родовое имение Анатоля Елагина. Говорят, он давно бы сделал ей предложение, если бы только не одно "но"!
- Что вы имеете в виду? - осведомился я. Имя Анатоля Елагина, члена Государственного Совета давно было на слуху.
- Говорят, что он, - корнет выдержал значительную паузу, - бальи, управляющий Мальтийского ордена, - мой приятель снова замолчал, наслаждаясь произведенным эффектом. - А потому и не имеет права жениться, - добавил он. - Обет безбрачия!
Так вот оно что! Наконец-то все начинало становиться на свои места. Так, значит, это не масоны интригуют друг против друга! Мальтийцы!
Об этом ордене я знал не так уж и много. Иначе их называли иоаннитами или госпитальерами. Основан был он крестоносцами еще в начале века двенадцатого в Палестине. Сей религиозно-рыцарский орден располагался поначалу в иерусалимском госпитале святого Иоанна, куда стекались целые реки паломников. Но что-то случилось, и славные рыцари столетие спустя покинули свою восточную резиденцию! Они перебрались на остров Мальта, где и просуществовали с 1530 по 1798 годы.
А где они в настоящее время обретаются? А то, увы, ни мне, ни многим другим неведомо!
Однако ходят слухи, что мальтийцы Рим осваивают. Но утверждать не берусь, не сведущ я, к моему глубокому сожалению и стыду, в этом, как оказывается, важном вопросе.
А почему бы и не в России? Чем госпитальеры хуже, к примеру, иезуитов?!
Наконец, заиграл оркестр, и грянули первые аккорды бального экосеза. Я и глазом не успел моргнуть, как графиня оказалась среди танцующих. Я следил за каждым ее движением, за каждым па, и мне показалось, что Полянская это заметила. А я, словно зачарованный, так и не смог отвести своего взгляда от ее скользящей по паркету фигуры.
С кем же она танцует? Этого господина во фраке с серебряными пуговицами я не знал, да и не было мне до него абсолютно никакого дела.
Как только музыка смолкла, я снова внимательнейшим образом осмотрелся по сторонам, но никто не напоминал мне коварного господина в черном.
Я присоединился к кружку, обсуждающему политические вопросы, но тем не менее продолжал не выпускать Лидию Львовну из поля зрения.
Разговор перекинулся на скользкую тему, и кто-то заговорил о казнокрадстве.
Невысокий, крепкого телосложения господин в пенсне с ви- дом заговорщика произнес:
- Я сам слышал от камер-юнкера Скворцова, что проворовался начальник одного из военных поселений. Говорят, что растратил огромную сумму, но каким-то образом, когда дело это всплыло наружу, сумел-таки покрыть все убытки. Ходили слухи, что он даже пытался с собой покончить!
- Чушь, - перебил его какой-то военный. - Наговоры и клевета! Не примите на свой счет, Аристарх Пахомович, но, чтобы бросаться такими обвинениями, требуется запастись весомыми доказательствами!
- Господа, - вмешался Прокофьев. - Не надо ссориться! Не для того мы здесь все собрались сегодня, - добавил Федор Ильич. - Веселитесь, господа! - Он щелкнул пальцами, и к нам тут же подоспел вышколенный официант с шампанским.
Однако болтливый господин в пенсне униматься не собирался.
- Ну, согласитесь же, господа, что преступнику не место в приличном обществе! - распалялся он. - А этот человек, о котором идет речь, нередко, дражайший Федор Ильич, заезжал и на ваши рауты, позволял себе за дамами ухаживать, шуточки отпускать!
- Да полно вам, - попытался урезонить его хозяин.
- Вот, взять, к примеру, госпожу…
- Только без имен, я вас умоляю, - взмолился Федор Ильич. - Вы же можете скомпрометировать женщину!
Прокофьеву, наконец, удалось как-то сгладить досадный инцидент. Но я полагал, что смутьяна сюда больше не пригласят.
Наконец, опять зазвучала музыка, и я пригласил госпожу Полянскую на котильон.
- Вы очаровательны, - прошептал я на ушко принцессе, потому как в мои намерения входило познакомиться с нею как можно ближе.
Лидия Львовна благосклонно приняла комплимент и подарила мне одну из самых восхитительных улыбок из своего арсенала.
Я принялся разыгрывать из себя великосветского соблазнителя, превознося до небес все ее мыслимые и немыслимые прелести. Я раскритиковал всех присутствующих в этом доме дам, за что мне был обещан новый танец. Лидия Львовна бросала на меня томные взгляды из-под полуопущенных ресниц, и я наивно возомнил себя победителем, позабыв почти обо всем на свете. Я уже видел блюдце, на котором милая моему сердцу, барышня преподнесет мне баварскую переписку. Все шло прекрасно до тех пор, пока я не отважился назначить королеве свидание. На что мой белокурый ангел решительно ответил мне жестоким и бесповоротным отказом.
Увы, но я вынужден был признать, что этот хрупкий орешек пришелся мне не по зубам. Предстояло решать, что делать дальше.
Я простился с хозяином и покинул его дом раньше времени. Мне пришло в голову дождаться графиню на улице и проследить, в каком направлении поедет ее карета. И если удача изволит мне улыбнуться, то госпожа Полянская отправится не домой. Вот если бы устроить встречу с Елагиным!
Открывая дверцу кареты, я вздрогнул от неожиданности, столкнувшись лицом к лицу с моим золотым драконом.
- Кинрю? - изумился я. - Но мы же договорились!..
- В вашем доме царствует смерть - твердо сказал япо- нец. - Я не мог оставить вас одного.
- Что-нибудь с Мирой? - вдруг испугался я.
- Нет, - покачал головой Юкио Хацуми. - Просто я почувствовал, что вы нуждаетесь в своем ангеле-хранителе!
В этот самый момент из парадного подъезда выскользнула женская фигурка в черной бархатной тальме, длинной накидке без рукавов, с пелериной, отделанной мехом, который серебрился при лунном свете. Под короткой шляпной вуалью я разглядел тонкие черты графини Полянской.
Женщина села в карету, которая тут же тронулась с места. Мы переглянулись с Кинрю, он понял меня без слов и перебрался на козлы, отпустив моего кучера с Богом.
Карета графини свернула за угол, и золотой дракон натянул поводья. Мой экипаж покатился следом за неприступной Лидией Львовной.
VI
Экипаж Полянской на некоторое время скрылся с наших глаз, и я заметил, что от крыльца стали отъезжать и другие кареты. Кинрю повернул за графскими рысаками, и мы некоторое время не спеша двигались следом. Спустя около получаса мы выехали на Большую Мещанскую улицу. Я едва не задремал, убаюканный цокотом копыт и тишиной, которая господствовала в округе, уверенный, что Кинрю не спускает глаз со щегольского экипажа Лидии Львовны.
Через некоторое время карета Полянской остановилась у небольшого домика с мезонином, окна которого прикрыты были деревянными ставнями. Во дворе располагался маленький садик, окруженной витой оградой, весь поросший кустами смородины и малины. Я разглядел, что на воротах отсутствовала дощечка с именами хозяев.
Я задавался вопросом, что могла в таком месте позабыть блестящая Лидия Львовна? И пока ответа не находил.
Кучер графини слез с козел, приоткрыл дверцу и помог своей госпоже выбраться из роскошной вызолоченной кареты. Она подобрала край свой тальмы и ступила на землю, озираясь по сторонам. Кучер прикрыл за ней дверцу, забрался на козлы, развернул рысаков и поехал восвояси.
К счастью, Кинрю остановился у тротуара с противоположной стороны, так что наш экипаж, почти что не было видно из-за деревьев.
Женщина легонько постучалась в ворота, и ей тотчас же отворили. Я вылез из кареты, сделал знак Кинрю дожидаться меня на месте и подобрался к бревенчатым воротам, для того чтобы сквозь какую-нибудь щель разглядеть, что же творится во дворе.
Графиня Полянская, в сопровождении немолодой полноватой бабы в платке, поднялась на проваленное крыльцо. Она спотыкнулась пару раз в темноте, но тем не менее на ногах удержалась.
- Ох, барыня, заждались, - глухим голосом проговорила хозяйка халупы и распахнула дверь перед госпожей. На мгновение из дома вырвался сноп света, осветил хозяйственные пристройки, и тут же погас, погрузив всю округу в непроглядную тьму, потому как дверь за графиней снова закрылась.
"Очень интересно!" - промолвил я и сделал попытку перебраться через ограду. Удалось мне это не сразу, но в конечном итоге я все-таки оказался во дворе. Сделал несколько шагов по направлению к дому и растерялся, потому как снова раздался стук у ворот.
- Вот тебе и на, - прошептал я себе под нос и стремглав бросился в сад, прятаться в крыжовниковых кустах.
Дверь снова отворилась, и на миг во дворе сделалось светло. Все та же немолодая женщина появилась на пороге и устремилась к воротам. Запор никак не хотел ей поддаваться, она промучилась пару минут, утерла пот со лба и кликнула из дома лакея.