- А никак, - ответил надзиратель, подошел к окну и захлопнул форточку. - Дует, - поежился он.
- Объясните! - потребовал я, начиная понемногу выходить из себя.
- Закрыли мы это дело, - зевнул Медведев. - Самоубийство, оно самоубийство и есть!
У меня от удивления даже глаза округлились. Сколько я знаю Лаврентия Филипповича, а все еще никак не привыкну к его выкрутасам!
- Так вы же сами… - начал было я, а потом рукой махнул. - Да ладно! О чем уж тут говорить?
- Хорошо, - согласился Медведев. - Мы-то с вами знаем, что мальчишку с моста сбросили. Но кому от этого легче? Доказательств все равно в наличии нет. Так зачем же перечеркивать работу полиции? - Лаврентий Филиппович пожал плечами. - Я вам идейку подкинул, ну и довольно, - продолжал распыляться он. - Дальше-то дело ваше, вы только в нем и заинтересованы, да ваше братство.
Я удивился, обычно Медведев в общении со мной такую непочтительность себе никогда не позволял. Что это с ним? Или встал не с той ноги?
- Лаврентий Филиппович, что это с вами сегодня произошло? - полюбопытствовал я. - Не узнаю своего добрейшего надзирателя!
- А! - махнул он рукой. - Это все нервы! Не обращайте внимания! С супругой сегодня с утра повздорили, вот и весь день наперекосяк пошел.
Я и представить себе не мог подобной зависимости от женщины! Подумав об этом, я невольно вообразил себе мою зеленоглазую русалку.
"Mon dieu! - я ужаснулся. - Она же агент мальтийцев и влюблена в Анатоля Елагина, орденского бальи!"
Это был один из тех редких случаев, когда я упомянул имя Господа Бога всуе.
- Так зачем же я вам понадобился? - осведомился Медведев, снова усаживаясь за свой покосившийся письменный стол.
- Мне просто необходимо узнать от вас один адресочек, - ответил я. - Некоего Аристарха Пахомовича, - я его фамилию выведал еще на прокофьевском вечере, все у того же, знакомого мне корнета, проявив изрядную дальновидность. Не понравилось мне упоминание о том, что начальник каких-то военных поселений пытался с собой покончить из-за растраты. Ведь бывает иногда, что самоубийцы и вешаются!
Я сказал надзирателю фамилию, и Лаврентий Филиппович покинул меня, оставив на некоторое время одного в кабинете. У меня же из головы не шла история с Ковчегом, из-за которого и разгорелся этот сыр-бор. Интересно, какого из двух херувимов собирались передать палестинцы в наше орденское владение?! И кого изберут его почетным хранителем?
И снова мне вспомнилась Лидия и ее откровенное послание к Анатолю Елагину, столь опрометчиво ею оставленное без присмотра. Неужели графиня Полянская не догадалась, что оно побывало в моих руках? А если все-таки она догадалась?! При этой мысли мне делалось как-то не по себе, и где-то в заоблачных далях замаячила золотая клетка, предсказанная мне Мирой. И что-то подсказывало мне, что она ожидает меня в имении Анатолия Дмитриевича.
- Сирена! - я усмехнулся, а голос графини и впрямь был зовущим, манящим в райские кущи наслаждения. Прозрачные глаза завораживали.
Я отмахнулся от этих мыслей, словно от наваждения.
В недавнем прошлом мне самому довелось отречься от личного счастья, и я никогда не жалел об этом.
- Лидия, - прошептал я еле слышно, словно пробуя это имя на вкус, и снова усмехнулся. Я вполне допускал, что женщина эта вероломна. Вернее, я почти и не сомневался в ее коварстве. Но что-то заставляло меня уповать на иное.
Механически я коснулся пантакля у себя на груди, и почувствовал, как гулко забилось сердце у меня под рукою.
Вернулся Лаврентий Филиппович.
- Вот, - он протянул мне листок бумаги с адресом господина в пенсне.
- Благодарю покорно, - сказал я Медведеву и распростился с ним на неопределенное время.
Дожидаясь меня, мой кучер слегка задремал на козлах кареты. Я растолкал его и распорядился двигаться в сторону Чернышева переулка.
- Яков Андреевич Кольцов? - удивился Аристарх Пахомович. - Что-то не припомню!
- Мы встречались с вами на рауте у господина Прокофьева, - напомнил я ему.
- Постойте-постойте, - хозяин наморщил лоб, напрягая память. - Лицо-то у вас, конечно, знакомое, - проговорил он, сощурив и без того узкие, дальневосточные глаза. Я понял, что Аристарх Пахомович меня так и не вспомнил. - У вас ко мне какое-то дело? - поинтересовался он.
Я присел на диванчик, положил ногу на ногу и с серьезным видом сказал:
- Дело это довольно деликатное.
Аристарх Пахомович поправил пенсне и глубокомысленно произнес:
- Я вас очень внимательно слушаю.
- Я разыскиваю одного человека, - начал я. - Но мне, к сожалению, до сих пор не известно его имя.
- Я не совсем понимаю…
- Не удивляйтесь, - попросил я хозяина. - Вам знаком этот человек, и вы, как бы это выразиться помягче, - я замолчал, подыскивая подходящее слово. - Не слишком о нем лестного мнения!
- А вам-то откуда это известно? - изумился он. - Мы же с вами практически не знакомы.
- Догадываюсь об этом, - произнес я, нисколько не смутившись. - Вы обронили о нем несколько слов на вечере у Прокофьева.
- Так вы имеете в виду?.. - Аристарх Пахомович залился краской.
- Вот именно, - я кивнул. - Того самого казнокрада, которого вы, с вашей высокой нравственностью, так ненавидите!
- Ну что вы, - растерялся Аристарх Пахомович. - По-моему на рауте я чересчур разошелся.
- Так или иначе, - попытался я его подбодрить, - но дело это прошлое. - Как фамилия этого неудавшегося самоубийцы?
- Но вам-то он зачем?! - возмутился хозяин.
- Я же говорил, что это деликатное дело, - ответил я. - Мне просто необходимо встретиться с этим человеком.
- Ну ладно, - сдался Аристарх Пахомович. Он взмахнул рукой, словно большим крылом, и зашагал по комнате взад-вперед. - Его фамилия - Гушков, - выдавил из себя хозяин. - Но я абсолютно не хочу о нем разговаривать!
- Он вам чем-либо навредил? - поинтересовался я.
- Мне лично - нет! - ответил Аристарх Пахомович. - Если не считать того, что я теперь на глаза к Прокофьеву показаться не смогу. - Впрочем, мне скорее пристало винить свой длинный язык, чем этого вора.
Фамилия показалась мне знакомой, однако я не был ни в чем уверен. В царствование Александра Благословенного стало принято не включать свои имена даже в тайные списки лож. Иногда масоны записывались и под вымышленными именами.
- А как его зовут, вам ваш камер-юнкер не говорил? - осведомился я, выпрямив ноги, которые затекли.
- Скворцов? - переспросил Аристарх Пахомович, то и дело поправляя пенсне, которое съезжало у него с носа. - Он - вовсе не мой камер-юнкер. Просто Скворцов какое-то время ухаживал за моей кузиной. И однажды разговорился, - Аристарх Пахомович пожал плечами. - Да я и сам знаю его имя, он же нередко на раутах у Прокофьева околачивался.
- Ну и как же его зовут? - настаивал я.
- Созоном Сократовичем, - ответил хозяин, скривившись.
- Так, значит, Созоном, - повторил я за ним. - Все сходится!
- Что сходится? - переспросил Аристарх Пахомович.
- Пожалуй, это именно тот человек, которого я ищу, - сказал я в ответ. - А вы, случайно, не знаете, как именно этот Гушков хотел с собой покончить?
- Да слухи ходили, что повеситься пробовал, - ответил хозяин. - Ревизия намечалась правительственная, вот у него нервишки-то и не выдержали. Только вот выкрутился он как-то, покрыл всю свою недостачу!
- Ага, - задумался я. - А у Прокофьева вы не видели этого Гушкова в обществе графини Полянской?
Аристарх Пахомович бросил на меня недоуменный взгляд сквозь стекла пенсне, но смолчал, оставив все свои сомнения при себе.
- Я именно ее и имел в виду, - ответил он, покраснев.
Напоследок я спросил у Аристарха Пахомовича адрес Гушкова, но, к моему глубокому сожалению, этого он не знал.
Тогда я поблагодарил его за очень ценную информацию, и двери его дома закрылись за мною.
Вернувшись домой, я застал Миру в гостиной за астрологическими таблицами. Волосы ее были распущены, тонкий стан охвачен сари, белым как снег, на руках позвякивали браслеты, а в глазах застыла безмерная и глубокая грусть.
- Яков Андреевич? - оторвалась индианка от таблиц. - Все ли в порядке? - спросила она. Но тон ее голоса говорил сам за себя. Мира была уверена, что снова что-то случилось.
- Все идет своим чередом, - ответил я.
- Вы еще не отказались от своей идеи? - осведомилась она.
- Какой идеи? - иногда от ее проницательности мне становилось не по себе. Перед глазами у меня снова промелькнула сирена в бархатной тальме. Любопытно, как она прореагировала на розы и мои любовные вирши?
- Которая вас погубит, - горько усмехнулась индианка.
- Ты же знаешь, Мира, что я исполняю свой долг. Он обязывает меня последовать в любую клетку, если это поможет распутать дело, - ответил я.
- Что-то Кутузов давно не появлялся, - сказала Мира.
- Соскучилась? - улыбнулся я, убирая волосы со лба.
- Просто я предчувствую, что это не к добру, - задумчиво ответила индианка. - Вы узнали имя убийцы Строганова?
- Да, - я кивнул. - Но пока я не знаю, как мне его найти.
Конечно, я снова мог обратиться к Медведеву и воспользоваться услугами адресного стола, но я предпочел все же свидание с Полянской, потому как считал, что найти утерянные письма важнее, чем поквитаться с предателем. Осуществление мести я решил оставить на сладкое. К тому же Кутузова в любом случае не было в городе, да и возможность войти в доверие к графине Лидии выпадала не каждый день.
- А где же Кинрю? - я вновь вспомнил о своем золотом драконе, потому как остро почувствовал, что мне не хватает доверительных разговоров с ним. Я считал, что Мира необъективна, потому что неравнодушна ко мне. Мне казалось, что к ее мрачноватым предсказаниям примешивается ревность. Я ничего не говорил ей о графине Полянской, но, возможно, она что-то увидела в своих таблицах или на картах. Однако я считал, что в настоящее время мне ее предостережения только мешают.
- Он все еще занят с похоронами, - сказала Мира, и глаза ее вновь наполнились слезами. Я смотрел в них и видел зовущий взгляд коварной русалки, графини Мальтийского ордена.
- Жаль, - сказал я разочарованно.
- Вы собираетесь уехать? - заволновалась Мира.
- С чего это ты взяла?
- Та тюрьма, в моем сне, - задумчиво проговорила индианка. - Она находится далеко отсюда.
- Пожалуйста, - попросил я ее. - Выкинь это из головы!
Тогда индианка подошла ко мне почти что вплотную и подняла обнаженную правую руку ладонью вверх, своим большим пальцем она прикоснулась к указательному и ничего не сказала. Я понял значение этого знака, ведь Мира хотела мне сказать, что она абсолютно уверена в том, что меня подстерегает опасность. Но с этим я ничего поделать не мог, я должен был встретиться с Полянской и каким-нибудь образом оказаться в Елагино.
Я оставил Миру в гостиной и отправился переодеваться.
Камердинер принес мне новый сливовый фрак с драгоценными пуговицами, муслиновый жилет, нанковые светлые брюки и рубашку с крахмальным высоким воротником, настолько тугим, что я заподозрил слугу в желании избавиться от меня.
Я осмотрел себя в зеркале, выправка у меня осталась прежней, военной. Анатоля Елагина я в жизни своей не видел и сожалел, что мне не с кем было себя сравнить.
Пожалуй, это было единственное зеркало в доме, которое осталось незанавешенным. Я уже мечтал о том, чтобы девушку скорее похоронили. И это не было бесчувственностью, просто меня угнетало ужасное состояние Миры, которая привязалась к ней, будто к своей сестре. Тем более что у Катюши не было родственников, и она была вольнонаемной служанкой. К тому же я ощущал свою вину за то, что с нею произошло. А ее смерть все еще была не отомщена.
Я уже выходил, как на пороге меня перехватила Мира.
- Яков Андреевич, - произнесла индианка дрожащим голосом. - Помните об Анджане! Ее не уберег мой пантакль, - сказала она.
Маленькая кофейня располагалась невдалеке от Гостиного двора. Я вошел, и звякнул колокольчик над дверью. В помещении было совсем темно, из-за того, что черные тучи на улице продолжали сгущаться. Хозяин кофейни вынес к посетителям канделябр с тремя свечами. Почему-то мне подумалось о страстных свечах, что мерцали в соборе на страстную неделю. Я подумал, что это из-за Мириных слов, которые все же напугали меня, вопреки моей воли.
Карета с возницей остались на мостовой. Я бросил взгляд в зашторенное окно, чуть отодвинув рукою тяжелую занавесь. Мой кучер словно бы и не обращал никакого внимания на холод, а грыз себе каленые орешки.
Я велел принести себе горячий кофе и огляделся по сторонам. Графини Полянской в кофейне, конечно же, не было.
Мне стало немного тоскливо, то ли от того, что я все-таки надеялся на встречу с прекрасной женщиной, то ли от того, что рассчитывал завершить свое расследование к 30 ноября, одному из орденских праздников.
Кофе горчил на вкус и обжигал язык. Я выпил целых две чашки, расплатился с хозяином и собрался уже к выходу, как в дверях появилась графиня Лидия все в той же бархатной черной тальме с пелериной, подбитой мехом. В полумраке кофейни, в дрожащем свече свечей, отбрасывающим на стены причудливые темные тени, она показалась мне обворожительным белокурым призраком с русалочьими глазами. Какой же омут готовила мне мальтийская принцесса? Об этом я намеревался узнать в самом ближайшем будущем.
Графиня сделала шаг, и из-под тальмы показался край темно-красной масаки. Она медленно приближалась ко мне, и я не мог отвести от нее своего зачарованного взора. В уме у меня мелькнула безумная идея переманить ее на свою сторону, но я постарался избавиться от этой мысли, чтобы она не мешала мне в осуществлении намеченного.
Я встал из-за стола и выступил ей на встречу.
- Лидия Львовна, - приветствовал я ее. - От всего сердца рад вас видеть.
И это были не пустые слова, сердце мое и впрямь забилось радостно и взволнованно.
- Взаимно, - отвечала Лидия Львовна. - Я получила ваши цветы, - улыбнулась она пленительною улыбкою. - А стихи ваши просто восхитительны, - добавила она. - Но я не могу принять вашей любви, Яков Андреевич, я же предупреждала вас.
- А я и не требую взаимности, - ответил я в тон ей. - Сейчас так холодно, - я взял в свою ладонь ее маленькие пальчики в замшевой перчатке и подвел к уютному столику. - Вы продрогли. Я велю принести вам кофе.
- Благодарю, - снова улыбнулась Полянская.
И у меня закружилась голова то ли от кофейного аромата, то ли от томного взгляда русалочьих глаз.
- Меня продолжает мучить вопрос, - начал я осторожно. - Что такая женщина, как вы, может делать в подобном доме, где я застал вас вчера поздно вечером?
- Вы говорите, как ревнивый супруг, - усмехнулась графиня. - Я купила этот дом на прошлой неделе, - сказала она. - Иногда мне не достает уединения, - добавила Полянская.
Меня пьянил запах ее духов, и я умирал от желания прекратить эту невыносимую для меня игру. Вблизи этой женщины я забывал, что отринул от себя все соблазны во имя великой цели.
Я сделал вид, что поверил ее словам.
- Такие женщины, как вы, не созданы для уединения, - произнес я задумчиво.
- А для чего же они созданы? - усмехнулась графиня.
Я пошутил, пристально глядя ей в глаза:
- Для великих дел, графиня!
Она промолчала в ответ, словно бы собираясь с мыслями.
- Кто приходил к вам прошлой ночью? - спросил я ее. - Я видел вашего посетителя.
Лидия Львовна вздрогнула, по-моему, она не ожидала от меня такого вопроса.
- Я не знаю, - пожала она плечами. - Ко мне действительно кто-то приходил?! - изумленно воскликнула она и прошептала:
- Мне очень страшно.
- Чего вы боитесь? - спросил я ее, сделав вид, что сильно встревожен.
- Меня уже дважды пытались убить, - сказала графиня. - И теперь я подозреваю, что в этом замешана моя прислуга, - добавила Полянская. - Я никого не видела этой ночью, - солгала она.
- Но кто может желать вашей смерти? - изумленно воскликнул я.
- Не знаю, - тихо проговорила графиня Лидия и пожала плечами. - Я ничего не знаю, - повторила она.
- Позвольте мне защищать вас!
- Я должна об этом подумать, - уклончиво сказала Полянская. - Послезавтра я уезжаю к своему жениху, - твердо добавила она.
И тогда я понял, что уже завтра графиня будет представлена ко двору. История с баварской перепиской набирала стремительные обороты.
- Куда, если не секрет? - печально осведомился я.
- В имение Анатолия Дмитриевича Елагина, - ответила Лидия Львовна.
- Учитывая названные вами обстоятельства, вы разрешите мне сопровождать вас в дороге? - спросил я, уповая на чудо.
К моему глубокому изумлению, графиня Полянская не отвергла моего предложения.
VII
Дома меня уже ждал Кинрю, порядком измотанный погребальными хлопотами. Я застал его в гостиной за чтением журнала.
- Яков Андреевич! - обрадованно оживилось скуластое лицо моего золотого дракона. - Как много вы успели сегодня? Вы уже встречались с графиней? - обрушил он на меня целую лавину вопросов. - Вам удалось узнать что-нибудь новое? - Юкио Хацуми даже привстал со стула. Я и не подозревал в нем такого любопытства.
- Кажется, мне удалось разузнать подлинное имя убийцы, - ответил я.
- Ну так назовите его! - воскликнул Кинрю. - Не мучайте меня! Он должен ответить за смерть Катюши, - скулы на его лице напряглись.
- Созон Сократович Гушков, - произнес я задумчиво и присел на краешек плисового канапе. - Но пока я еще не знаю, как до него добраться! И мне неизвестно, обретается ли он вообще в Петербурге, - добавил я. - Но если он здесь, я непременно найду его через Медведева!
- Обязательно возьмите меня с собой! - воскликнул японец. - Мне смертельно хочется с ним поквитаться!
Юкио Хацуми читал мои мысли, наши с ним желания на удивление совпадали.
- Обязательно! - согласился я и прилег на приподнятое изголовье диванчика. - Как же я устал! - сообщил я Кинрю, расстегивая сорочку. Глаза у меня закрывались сами собой. И как только я смыкал их, то видел перед собою графиню Полянскую, ощущая себя, будто бы под гипнозом.
Я тряхнул головой и приоткрыл тяжелые веки, словно налитые свинцом.
- А что за реликвия, о которой писала графиня? - осведомился Кинрю. - Вам удалось что-нибудь выяснить?
- Да, - я кивнул. - Но, к сожалению, мой милый Кинрю, я не могу рассказать тебе обо всем!
- Понимаю, - японец вздохнул. - Кодекс чести!
Это было не совсем так, но я не стал его переубеждать.
- Ну а с Полянской-то вы увиделись? - вновь поинтересовался Кинрю.
Я промолчал, бросив на него интригующий взгляд.
- Значит, все-таки удалось?! - обрадованно догадался японец. - Ну и?.. - снова спросил Кинрю. - Прекрасный ангел не обнаружил свою истинную личину?
Я усмехнулся:
- Нет!
- Но она вам что-нибудь рассказала? - спросил он с надеждой в голосе.
Я покачал головой, и Кинрю поник.
- А я-то размечтался! - развел он руками. - И как же графиня вам объяснила визит своего ночного гостя?