Иерусалимский ковчег - Александр Арсаньев 4 стр.


Я взял Миру под руку и вывел ее на улицу. Это ее так развеселило, что она едва не задохнулась от смеха.

- Будто кисейную барышню, - объяснила она.

В экипаже я забросал мою спутницу вопросами, напрямую касающимися ее подруги, и выяснил кое-что интересное!

- Сколько лет нашей Анечке? - осведомился я, как только лошади тронулись с места.

- Летом девятнадцать исполнилось, - сообщила Мира, играя браслетом.

- Серьезный возраст, - заметил я.

- Напрасно иронизируете, Яков Андреевич, - сказала Мира с видом оракула. - Анна Александровна - не по годам разумная девушка.

- Что ты имеешь в виду? - поинтересовался я.

Мира пожала плечами, словно дивясь моему непониманию:

- В омут с головой не бросается, - растолковала она.

- Вот оно что, - ответил я. - Так речь всего-навсего идет о несостоявшейся помолвке!

- Всего-навсего, - подтвердила индианка. - Но, я думаю, вы должны понимать, что это ее во многом характеризует, - с данным выводом мне трудно было не согласиться. - Она практична, умна и может за себя постоять, - продолжала Мира, потом задумалась на мгновение, а затем добавила:

- Все свои решения Аня принимает самостоятельно, так что, я думаю, вам с ней придется нелегко!

Индианка сочувственно на меня взглянула, а потом тяжело вздохнула. Теперь я понял, что она согласилась представить меня Аксаковой только из чувства привязанности ко мне, рискуя потерять недавно завязавшееся знакомство.

- Она в самом деле богата? Или это только слухи? - осведомился я.

- Не знаю, - честно призналась Мира. - Доподлинно мне известно только то, что в приданое ей достались пензенские имения, на которые и соблазнился ваш подопечный, то есть… покойный, - поправилась она.

- Анна им увлеклась?

- Пожалуй, - сказала Мира. - Но я не уверена, - развела она руками. - Как я и говорила, Аксакова - особа весьма практичная, я бы сказала - меркантильная, - добавила она. - Если хотите, Яков Андреевич, - глаза ее игриво блеснули, - могу вам на нее погадать!

Я до поры до времени отказался от этого любезного предложения.

- Кстати, - вдруг вспомнила Мира, лицо ее сделалось серьезным и, пожалуй, даже взволнованным. - Анна как-то говорила мне, что ей знакома ваша фамилия!

Приятно было осознавать, что столь очаровательные барышни обсуждали мою персону.

- У меня известное имя, - успокоил я Миру. - Так что в этом нет ничего удивительного!

Однако я не был так уж уверен на этот счет, совпадения и случайности мне всегда не нравились. Я полагал, что Строганов вряд ли стал бы упоминать обо мне в разговоре с невестой. В конце концов он был хотя и новообращенным, но масоном и должен был уметь держать язык за зубами.

Анна Александровна Аксакова проживала на Сергиевской улице совместно с двумя престарелыми тетками, одна из которых звалась Пульхерией, нюхала табак и молодилась, а другая - Авророй, которая, напротив, все время изображала из себя умирающую и брала на себя труд учить всех и каждого, рассыпая советы направо и налево. Этой суровой менторше, которую, как говорили в свете, побаивался и стар и млад, умела противостоять одна только ее своенравная племянница. Но тетка ее любила и порою даже с ней соглашалась, а после расторжения помолвки со Строгановым зауважала Анюту еще сильнее.

Экипаж остановился у парадного подъезда двухэтажного белокаменного дома с колоннами. Я помог своей даме выбраться из кареты и направился прямиком к особняку, дернул ручку звонка, и дверь незамедлительно отворилась. Лакей оглядел нас с Мирой зоркими глазами с головы до пят, на мгновение его взгляд задержался на моей спутнице, затем скользнул по моим сапогам с узкими голенищами и остановился на экипаже. Оценив все увиденное, он отнесся к нам как к настоящим аристократам. Из чего я заключил, что лакею не откажешь в здравом уме.

Слуга проводил нас в гостиную с огромными зеркалами. Через некоторое время на пороге появилась хозяйка и радостно заулыбалась при виде Миры. - Charmee de vous voir, - запела она дежурную фразу.

Индианка представила меня:

- Яков Андреевич Кольцов, поручик в отставке, - и добавила, полусерьезно-полушутя:

- Мой господин и повелитель.

Анне Александровне шутка понравилась.

- Вы были на Востоке, - мечтательно сказала она.

Я согласно кивнул и только теперь принялся за изучение объекта, а он и в самом деле представлял из себя огромный интерес, особенно для ловеласа. Вот только если бы не характер!

Анна Аксакова была обладательницей огромных зеленых глаз с полуопущенными богатыми ресницами, боярских соболиных бровей, чуть вздернутого тонкого носа и пухлого чувственного рта. Ее золотистые волосы на темени были собраны в пучки и спрятаны под тонкую жемчужную сетку. Одета она была в вышитую канзу с тончайшим кружевом валансьен, как я полагал, напрямую выписанным из Франции.

"Не пара ей Виталий, не пара", - заключил я, едва только увидел Анну Аксакову.

- Пройдемте, пожалуйста, в столовую, - попросила она, подобрала обе свои юбки и поманила нас за собой. Мы вслед за ней покинули комфортно обставленную, гостиную.

Столовая в этом доме была скромная, но уютная. В центре комнаты, между двух окошек, располагался огромный стол с закуской. Разговор поначалу как-то не клеился, но в итоге мне на правах скорбящего друга ее покойного жениха все-таки удалось Анну Александровну мало-помалу расспросить о ее расстроившейся помолвке.

Особо расстроенной бывшая невеста не выглядела, скорее наоборот, можно было подумать, что она испытывает огромное облегчение.

- Где же я слышала вашу фамилию? - пыталась вспомнить Анюта.

- Не расстраивайтесь, - успокаивал я ее, немного лукавя. - Не так уж это и важно.

- Были ли вы на похоронах? - спросил я ее чуть позже, когда горничные стали убирать со стола.

- Была, - вздохнула Анна Аксакова, и прозрачные глаза ее с томной поволокой все-таки заблестели от нахлынувших слез.

- Вы любили его? - спросил я с сочувствием.

Она подняла на меня глаза и медленно выговорила:

- Не знаю, - Анна помолчала немного, а потом нервно воскликнула:

- Вы только подумайте, я бы уже овдовела!

- Но вам вопреки всему удалось-таки избежать столь печальной участи, - заметил я с невольной иронией.

Мира бросила на меня укоризненный взгляд и ущипнула за локоть. Хотя она ничего при этом не сказала, но я так и услышал ее слова:

"Яков Андреевич, вы просто невыносимы!"

И я отмахнулся от ее взгляда, словно от наваждения.

- Что с вами? - поинтересовалась Аксакова.

- Нервы, - я улыбнулся как можно любезнее. - Вы ведь тоже готовы расплакаться!

- Даже не знаю почему, - ответила Анна. - Виталий-то интересовался мной только корысти ради!

- Вы считали его мошенником?

- Ну что вы, - возмутилась Аксакова. - Это, пожалуй, сказано слишком громко! - она улыбнулась и рукою поправила и без того безукоризненную прическу. - Виталия погубило его пагубное пристрастие, - сказала она даже с некоторым презрением. - Он обещал мне бросить играть. Я ведь как-то ссудила ему семьсот рублей, - Анна махнула рукой. - Но все без толку!

- Вы уверены в том, что он покончил с собой?

Анна вспыхнула и пролепетала:

- А вы полагаете, что?..

- Я только интересуюсь, - сказал я в ответ.

- Но это очень странно, - заметила Анна Александровна. - Хотя…

Я насторожился, мне показалось, что девушка что-то знает, но не решается мне сказать.

- Вы вспомнили что-то подозрительное? - поинтересовался я.

- Я видела его в обществе странного человека, типа пренеприятнейшего… По-моему, он промышляет себе на жизнь чем-то грязным, мерзким, - Анна сморщила свой очаровательный носик. - Мне кажется, что он шулер, - добавила девушка вполголоса, словно считала это слово неприличным в устах воспитанной девицы, каковою она считала себя.

Я заключил, что наш разговор удался, и покинул Анну вполне довольный собой, особливо от того, что ее знаменитые тетушки так и не появились. Паче всего меня радовало отсутствие Авроры Вениаминовны.

В карете, уже оставив Сергиевскую улицу далеко позади, я вспомнил про записки Виталия, заглавную букву "А" и цифру семьсот. Выходило так, что под этой буквой Виталий обозначил свою невесту.

- Где ты познакомилась с Анной? - обратился я к Мире, погруженной, похоже, в собственные невеселые мысли. Индианка не сразу меня услышала.

- Мира! - снова позвал я ее.

В этот раз Мира отозвалась:

- Вы о чем-то спрашивали, Яков Андреевич?

Я кивнул и повторил свой вопрос.

- Меня с ней познакомил Рябинин, - невозмутимо ответила индианка, словно говорила о вещах само собой разумеющихся.

Серж Рябинин, мой приятель, гвардейский офицер, жгучий брюнет с цыганскими глазами, с некоторых пор сделался ее поклонником, которому она так и не удосужилась ответить взаимностью, но тем не менее благосклонно принимала его ухаживания.

- И какое же отношение он имеет к Аксаковой? - осведомился я, начиная уже терять терпение. От дела Виталия Строганова у меня к этому времени голова кругом пошла.

- Самое непосредственное, - сказала Мира, поправив кружевные манжеты.

- А нельзя ли конкретнее? - я весь уже превратился в натянутую пружину, готовую вот-вот лопнуть.

Мира это заметила и воспользовалась моментом, чтобы поиграть на моих нервах. Скорее всего, это была маленькая месть с ее стороны в ответ на мое невольное невнимание.

- Разумеется, можно, - отвечала она. - Серж приходится ей каким-то троюродным кузеном.

- Так, значит, - воскликнул я, - он тоже может что-нибудь знать о Виталии!

- Думаю, да, - согласилась Мира.

Тогда я и велел своему кучеру свернуть на другую дорогу, которая вела к дому Рябинина.

Сергей был искренне рад нашему визиту, главным образом внезапному появлению Миры у него в гостях. Он по-прежнему был ею очарован, как в первый день знакомства.

Индианка уселась в массивное темно-зеленое кресло в имперском стиле и полностью погрузилась в изучение орнаментального рисунка на стенах.

- Мы по делу, - сказал я Сержу многозначительно. Он поднял удивленные брови и, ничего не понимая, уставился на меня. Рябинин был в курсе того, чем я занимался, и знал о моем членстве в Ордене, но в обстоятельства своих дел я его обычно не посвящал.

- Буду очень рад, Яков Андреевич, оказаться вам чем-нибудь полезным, - ответил он, и лицо его сделалось сосредоточенным.

- Речь пойдет о вашей родственнице Ане Аксаковой и о Виталии Строганове. Главным образом меня интересует Анин жених, - я перешел сразу к делу.

Сергей Арсеньевич немного задумался, помолчал, покрутил нафабренные усы и только потом заговорил, прервав затянувшуюся паузу:

- Мне этот господин никогда не внушал доверия, и я не скрывал этого от Анны!

Мне вспомнилось ангельское личико Строганова, его светло-голубые глаза, белокурые завитки волос, нежная улыбка. Неужели я совсем не знал этого человека? Я и подумать не мог двумя днями раньше, что о нем кто-нибудь сможет так неподобающе отзываться!

- И в чем же причина неприязни? - сухо осведомился я.

- В его пороке! - воскликнул кавалергард.

- А разве вы сами не играете в карты? - напомнил я Сержу. Или он запамятовал, при каких обстоятельствах мы с ним познакомились?! Серж проиграл мне партию в карты, хотя справедливости ради я должен заметить, что произошло это не случайно, и я лишь позволил ему отыграться, что, в общем-то, и послужило началом наших с ним приятельских отношений.

- Играю, - не стал отрицать Рябинин. - Но я не болен, - произнес он едва ли не по слогам. - Виталия сгубила страсть, и я очень рад за Анечку, что она не связала свою жизнь с этим человеком. Мне даже кажется, - добавил Серж, - что умер он не по своей воле. Долги долгами, но что-то тут не так!

- Почему вы так считаете? - ухватился я за предоставленную мне возможность разузнать об этом деле побольше. - Возможно, он страдал от того, что его бросила невеста!

- Вся его жизнь была окружена какой-то таинственностью, иногда он исчезал, не сказав ни слова, и Аня переживала, - сказал Рябинин.

Но в этом для меня не было ничего удивительного, принадлежность к "Золотому скипетру" иногда вынуждала человека вести в некотором роде странный образ жизни.

- И больше никаких оснований? - спросил я разочарованно.

- Он водил дружбу с подозрительными личностями, - продолжил Серж.

- С кем именно?

Рябинин пожал плечами и сказал:

- Имен я не знаю. Но один такой тип крутился возле него последнее время постоянно.

- Ну, припомните хотя бы какие-нибудь приметы, - попросил я его. - Как он выглядел?

- Невысокий, одевался обычно франтом, на лбу написано, что пройдоха. Глазки такие узкие, бегают все время, по-моему, серые или светло-карие, болотного такого оттенка. Нос широкий с горбинкой, губы толстые, мясистые. В общем-то ничего особенного, никаких особых примет, ни родимых пятен, ни шрамов, - ответил Серж.

- А жаль, - вставила свое слово Мира.

- Жаль, - согласился Сергей Арсеньевич. - А, вспомнил, - он поднял вверх указательный палец. - Виталий как-то проговорился, что он - игрок. Я полагаю - шулер!

- Это тот самый, о котором вы, Серж, так много рассказывали, в цветном жилете и с седыми бакенбардами? - спросила индианка, вдруг заинтересовавшись нашей беседой.

- Абсолютно точно! - подтвердил Рябинин.

- Но вы же утверждали, что он заика, - сказала Мира.

- Конечно, - согласился Сергей Арсеньевич. - Как же я мог забыть? Совсем вылетело из головы, - смутился он.

Итак, это было уже кое-что, от чего я мог оттолкнуться в своих поисках. Я не знал еще точно, что или кого именно я ищу, и нащупывал дорогу впотьмах, но я был уверен, что во что бы то ни стало разыщу этого игрока-заику. Интересная получалась картинка, занимательная!

Я рассуждал следующим образом.

Виталий Строганов каким-то образом, вероятно, вследствие своей пагубной страсти к игре, становится жертвой ловкого мошенника - карточного шулера и оказывается должным ему, ну, скажем, около пяти тысяч рублей. Этакому заикающемуся щеголю! Смех да и только!

Я предполагал, что на строгановских часах он записан под именем господина "Г", около которого была обозначена цифра пять и красовалась кривая виселица. Я исходил из того, что это число в записях Строганова было самым значительным, если предположить, что Виталий просто-напросто опустил несколько нулей. Оно и означало ту самую сумму его долга, которую он никак не мог выплатить проходимцу по причине разорения своего семейства.

Кто-то в день похорон обыскивает его кабинет в поисках какого-то обличающего документа. Что это за личность, по-прежнему является огромным вопросом!

Мне оставалось только найти связь между двумя этими событиями и его самоубийством или, pardon, убийством. Но вряд ли Виталия сбросил с моста карточный шулер. Мелкая птица, полет не тот!

Я же предполагал, что важнейшим моментом во всей этой истории является членство Строганова в масонской ложе. Но доказательств сего я раздобыть пока так и не сумел, несмотря на все свои титанические старания.

Часам к четырем мы вернулись с Мирой домой. Она сразу поднялась к себе в будуар, я же, сбросив с себя сюртук вместе со шляпой, вернулся в гостиную, где и застал задумчивого Кинрю с грустью на усталом челе. Мой японец в полосатой легкой юкате - просторном национальном халате, восседал за хрупким столиком в стиле Людовика XIV, украшенном белоснежными раковинами, инкрустированными перламутром, и грыз измятое, плохо заточенное перо, представляя собою весьма необычное и комичное зрелище. Кажется, он взялся за сочинение очередного хокку. Если мой Кинрю погружался в поэзию, то лучше было его не трогать, это я уже знал по опыту.

Он оторвал свой зачарованный взор от исписанного иероглифами листа бумаги и продекламировал вслух:

Тяжело нести закаленный меч.

Но в бою - победа!

К сожалению, я не был поклонником японской лирики и отдавал предпочтение творчеству Николая Карамзина. Однако я не смел об этом и заикнуться своему самураю. Несмотря на все свое мужество, силу воли, выносливость и прочие замечательные качества японского дворянина, он обладал не в меру обидчивым характером, отчего нередко попадал в щекотливое положение, так как до сих пор не адаптировался к европейской культуре. А я, признаться, относился к нему с огромной теплотой и желал ему только добра.

- Великолепно, - польстил я золотому дракону и собрался уже отправиться в свой кабинет, чтобы так же заняться записями. Правда в моем случае я намеревался продолжить свою искреннюю исповедь в собственном дневнике, недавно приобретенной тетради, переплетенной лиловым бархатом.

- Яков Андреевич! - окликнул меня Кинрю, окончательно выйдя из своего поэтического оцепенения.

- Что? - обернулся я.

- Вам послание от Кутузова, - сообщил японец и передал мне конверт.

Я поблагодарил его и наконец отправился в кабинет, где и распечатал письмо, в котором Иван Сергеевич желал мне всяческого успеха. К письму прилагалось обещанное приглашение в Английский клуб, из чего я заключил, что мое исповедание этим вечером снова отменяется.

Я вернулся в гостиную, где Кинрю продолжал по-прежнему творить свои вирши.

- Не желаешь ли прокатиться в Английский клуб? - поинтересовался я как бы невзначай у Юкио Хацуми.

- Пожалуй, - заметил он. - Хотя я привлеку к себе слишком много внимания. В этом трудно было не согласится с Кинрю, но у меня были совсем иные планы на его счет.

В клубе собирались в основном гвардейские офицеры и цвет штатской аристократии, в число которой входил и сам Виталий. Естественно, появление Кинрю, несмотря на его высокородное происхождение, в данном обществе не осталось бы незамеченным. Я рассчитывал взять его с собой в качестве преданного телохранителя и попросить подождать меня в экипаже.

- Если только я останусь в карете, - опередил меня Юкио Хацуми.

- Именно об этом я и хотел тебя попросить, - сказал я, опасаясь, что наше предприятие может оказаться опасным.

- Оказывается, я умею читать мысли на расстоянии, - пошутил японец. - Мира могла бы у меня поучиться, - добавил он.

- Вы говорили обо мне? - появление индианки застало нас обоих врасплох. Я не хотел далее втягивать ее в это дело и подвергать ее жизнь опасности. Мира и так, вопреки моему желанию, оказалась в эпицентре событий.

- Ты - единственная тема для наших разговоров, - ус- мехнулся японец.

- Так, значит, мне показалось? - усомнилась она. - А куда это вы собираетесь?

- В Английский клуб, - честно ответил я. - Переки- нуться в карты.

- Понятно, - сообразила Мира. Провести эту женщину было не так-то просто. - Вы, Яков Андреевич, собираетесь шулера искать, - она вздохнула. - Я надеюсь, вы одели ваш амулет?

Я инстинктивно дотронулся до груди, ромбики Миры были на месте. У меня появилось ощущение, что от них исходит магическое тепло.

- Разумеется, - успокоил я Миру.

Собираясь в Английский клуб, я прихватил с собой в ящичке пару пистолетов и был уверен в том, что Кинрю также позаботился о своей самурайской экипировке. Чего только стоило его платиновое кольцо со спицей. Он умел обращаться с ней не хуже, чем гвардеец со шпагой.

Назад Дальше