Об этом было даже страшно подумать! Вдруг этот мнимый Данила выполняет какое-то очень важное масонское поручение! Но тогда зачем он выкрал через тетю Пульхерию письмо Виталия, в которым покойный предупреждал о нависшей над ним опасности? Если тайное поручение касалось и Строганова, то Кутузов обязательно должен был меня об этом предупредить! Итак, выходило, что я все-таки шел по верному следу.
- Иван! - позвал я хозяина.
- Барин? - живо откликнулся он.
- У тебя не найдется какого-нибудь мешка?
- А как же? Знамо дело, найдется! - Ему было в радость мне услужить, вероятно надеялся еще как-нибудь поживиться!
Он хлопнул дверью и скрылся в какой-то комнате, о существовании которой я до сего момента и не подозревал. Мне же удалось сложить фартук подкладкой вниз, так, что непосвященному было бы сложно догадаться, что это за предмет скрывается у меня под мышкой. Внутрь его я завернул кубический камень и сунул фартук в холщовый мешок, который принес мне окончательно протрезвевший хозяин.
Да, Иоанну Масону в своем труде "О познании самого себя" не приходилось описывать подобные вещи. Он и представить себе не мог, чем иной раз приходилось заниматься его верному и преданному последователю.
Когда я вышел из дома, над Санкт-Петербургом сгустились сумерки. Они были белыми и прозрачными, словно хрусталь, зыбкими, будто облако, и туманными. Любимое время воров и всякого рода проходимцев, излюбленное время масона Кольцова Якова, сына Андреева.
Я вернулся домой вне себя от переполнявшей меня тревоги. Моя ноша тяготила меня, я не знал, что делать с холщовым мешком, обжигающим руки.
Меня встретила Мира, обрадованная уже и тем, что я жив и здоров.
- Яков Андреевич, вы заставили нас поволноваться! - восклицала она. - Горничная Аксаковой прибегала, спрашивала, как вы доехали, и велела передать на словах от Анюты, чтобы вы особо об этом деле не беспокоились. На досуге подумав, она решила, что не стоит вам этим докучать! Дело-то прошлое! Не хочет Анюта тревожить тетю Пульхерию, очень ей эта история не нравится! Вот мы и забеспокоились, вы-то уже который час неизвестно где пропадаете!
В Мириных глазах светилась искренняя тревога. Я испытывал к ней в некотором роде чувства отеческие и считал себя ответственным за ее судьбу. Потому ее участие меня несказанно растрогало.
- Ничего же не случилось, - я потрепал индианку по прекрасному смуглому плечу. - Если бы грозила опасность, ты бы почувствовала…
- Но она грозит! - воскликнула Мира, и щеки ее стали пунцовыми, как тонкое шелковое платье. - Я же говорила про меч!
- Про что? - поначалу я и не сообразил, что речь идет о дамокловом мече, увиденном индианкой во время ее незабываемого сеанса гадания. А что, если надо мной и впрямь нависла ужасная, все время грозящая опасность?! Но я был не в силах что-либо изменить, не в силах потягаться с Судьбой! Да и хотел ли я этого? По всей видимости, нет.
Но я так и видел Дамокла на сиракузском пиру, восседаю- щего на месте тирана, и острый, заточенный меч, повиснувший над его головой на конском волосе.
Не о том ли мече Кинрю слагал свое хокку?
Только кто был тем Дионисием, на чье царское место я имел неосторожность позариться? Кому перешел дорогу Виталий Строганов? Кому в настоящий момент досаждаю я?
Его имя мне предстояло выяснить в самом ближайшем будущем!
- Человек приходил от …Кутузова, - его имя Мира всегда произносила с трудом, словно выдавливала из себя, как выплавлял из свинца амулеты ее древний слуга Сваруп. Ни один пантакль не давался индианке с таким трудом, ни одно заклинание!
- И что он велел мне передать? - спросил я серьезно.
- Что Иван Сергеевич изволит навестить вас сегодня вечером, - процедила Мира сквозь зубы, - и что разговор пойдет о важных вещах.
В том, что разговор предстоит серьезный, я и не сомневался. Не в привычках Ивана Сергеевича наведываться ко мне по пустякам, да и ход моего расследования подтверждал справедливость этого утверждения.
- Яков Андреевич, - обратилась Мира ко мне. - Хотите, я заварю ваш любимый чай? - она умела делать напитки, придающие силы. Мира называла свои варева чаем, но я-то знал, что заваривала она совсем другие травы!
- Нет, - отказался я, потому что желал, чтобы голова моя оставалась ясной. Ей предстояло решить еще не одну загадку, и мне хотелось встретить Кутузова во всеоружии своего блестящего интеллекта!
Четверть часа спустя в гостиную спустился Кинрю.
- Ты можешь мне скоро понадобиться, - сообщил я ему.
- Очередная поездка? - обрадовался японец.
Я кивнул.
- Если не произойдет ничего непредвиденного, то завтра же мы отправимся в Москву!
Мира охнула:
- Неужели так скоро?!
- Мира, милая, мне уже не верится, что я привез тебя из Калькутты. Ты рассуждаешь, словно кисейная провинциальная барышня из Саратовской губернии, - начинал я потихоньку выходить из себя.
- Успокойтесь, Яков Андреевич, - кратко сказала Мира, и меня словно обдало ледяной водой. От нее так и веяло холодом. Я даже оторопел от неожиданности. - Я ваши планы не нарушу, - она подняла свою шаль и, не попрощавшись, зашагала в сторону лестницы.
Японец расхохотался, я же не знал, что и предпринять. С ней иногда случались такие вот приступы глубокой обиды. Обычно они проходили сами собой, потому как в такие минуты Мира к себе никого не подпускала, кроме Сварупа. А верный седой старик меня недолюбливал и в каждый удобный момент давал мне это понять. Я же, как полный идиот, чувствовал себя виноватым.
Привратник доложил мне, что явился долгожданный Иван Сергеевич. Я спешно проводил его к себе в кабинет и запер за собой дверь.
- Вам есть что мне рассказать? - осведомился Кутузов, рассматривая фонарик под потолком.
Я молча подошел к противоположной стене, отодвинул картину, открыл встроенный на этом месте тайник и извлек из него холщевый мешок, подаренный мне кособоким Иваном. Находку я перепрятал сразу, как только появился в особняке, еще до того, как Мира успела обрушить на меня лавину упреков.
Иван Сергеевич внимательными глазами умного человека, затаив дыхание, наблюдал за моими манипуляциями.
Я высыпал содержание мешка на стол, и Кутузов охнул:
- Откуда это у вас? - шея моего мастера напряглась, побагровела и стала прямо под цвет подкладки. Невольно Иван Сергеевич присел на диван. И мне показалось даже, что у него подогнулись колени. Ни разу еще мне не доводилось видеть наставника в таком состоянии.
- Вам принести воды? - встревожился я. Не хватало еще, чтобы Кутузов скончался в моем кабинете от сердечного приступа. - Я кликну горничную…
- Нет-нет! - запротестовал Кутузов. - Сейчас пройдет, - он расстегнул накрахмаленный воротник. - Значит, все это правда, - прошептал он со вздохом и устало откинулся на спинку. В комнате воцарилась тишина, и я выжидал, когда Иван Сергеевич первым ее нарушит.
- Где вы обнаружили эти вещи? - наконец, произнес Кутузов, понемногу приходивший в себя. Краска схлынула у него с лица, и кожа казалась теперь неестественно бледной. Он походил на средневекового монаха, забравшегося в чужую келью и от того не знающего, что предпринять.
- В одном неказистом домике на съемной квартире, - откровенно ответил я.
- И кто же ее снимает? - шея Кутузова снова побагровела.
- Некто Рыжов Данила, - сказал я в ответ, - но я полагаю, что данное имя вымышленное.
- Вам удалось с ним встретиться? - поинтересовался Иван Сергеевич, успокоившись.
- Нет, - сказал я. - По моим сведениям, человек, скрывающийся под этим именем, в настоящее время находится в Москве.
- К каким выводам вы пришли? - осведомился Кутузов, удобнее устроившись на диване и положив одну ногу себе на колено.
- Я полагаю, - ответил я, - что Виталию Строганову стало известно о каком-то неблаговидном поступке одного из членов Ордена. Вполне вероятно, - я задумался, осторожно подбирая слова, - что речь в этом случае может идти о предательстве. Несчастный Строганов, судя по всему, сам собирался обратиться к кому-то из офицеров. Возможно, что злоумышленник об этом узнал и поспешил позаботиться о собственной безопасности. Конечно, события могли развиваться иначе, - продолжил я. - К примеру, Виталий решил разобраться с отступником самостоятельно, чем он и подписал себе смертный приговор, - я тяжело вздохнул. Строганова мне по-прежнему было безумно жаль. - Но убийца, для того чтобы замести следы, инсценировал несчастный случай. Вернее, - я поправился, - самоубийство. Однако дело оказалось шито белыми нитками, каким-то образом предатель узнал, что Строганов оставил письмо для меня, (вероятно, ему было известно о роде моих занятий) в котором он делился своими подозрениями. Но убийца не знал, где оно находится, поэтому он и обыскал строгановский кабинет, что и сорвало его план с инсценировкой. В этом случае у каждого нормального человека возникли бы некоторые сомнения, относительно самоубийства, - я перевел дух и снова продолжил свой рассказ. - Но преступнику и в этот раз повезло, кто-то сообщил ему, что свое послание Строганов оставил у своей бывшей невесты, и ему с виртуозной легкостью удалось извлечь его из аксаковской шкатулки посредством не в меру доверчивой тетушки.
Кутузов слушал меня очень внимательно, почти не меняя позы.
- Очень интересная версия, - похвалил он меня.
- Спасибо, - поблагодарил я наставника. - Только в этом случае мне до конца не ясна роль некоего Гастролера, карточного шулера. Судя по всему, именно он и помог убийце обставить дело таким образом, что все подумали о самоубийстве.
- Что вы имеете в виду? - осведомился Кутузов.
- Огромный карточный долг, - невозмутимо ответил я и показал ему записи Виталия.
- Вы неплохо поработали, - задумчиво произнес Иван Сергеевич. Но мастер не менял выражения своего лица, седые брови его по-прежнему оставались нахмуренными. - Вы не назвали имя преступника!
- У меня было мало времени, - оправдывался я. - И к сожалению, мне даже поименно не известны все члены нашего Ордена, я уж не говорю о том, чтобы знать их всех в лицо.
- Понимаю, - неожиданно согласился Кутузов. - Я должен сообщить вам одну ужасную новость, - продолжил он. Я затаил дыхание, внутренне подготовившись практически ко всему.
Мастер заговорил:
- Увы, но в деле появились новые обстоятельства. Я, дорогой мой Яков Андреевич, все-таки решился последовать вашему совету и проверить бумаги Ордена, а потому обратился с этой просьбой к одному из офицеров ложи, к секретарю, господину Ветлицкому. Он обнаружил исчезновение из нашего архива тайной переписки одного из руководителей Ордена.
Я ждал, что Иван Сергеевич назовет мне имя человека, чьему перу конкретно могла эта компрометирующая переписка принадлежать. А в том, что она была компрометирующая, я, можно сказать, и не сомневался. Но, как оказалось, я снова Кутузова недооценил и потому был вынужден с грустью констатировать, что он так до сих пор и не доверяет мне полностью.
Мастер не уточнил, кто написал эти злосчастные письма: сам Венерабль или один из орденских Смотрителей.
Тогда я поинтересовался у Ивана Сергеевича:
- К чему же может привести исчезновение этой переписки?
- К катастрофе, - коротко ответил Кутузов.
- В чем ее суть? - настроение Ивана Сергеевича стало передаваться и мне, поэтому я тоже заволновался.
- Я думаю вам, Яков Андреевич, известно об ордене ил- люминатов в Баварии? - предположил Кутузов.
Я этого и не отрицал. Орден иллюминатов сложился в Баварии где-то в конце восемнадцатого века. Структурой своей и тайными идеями иллюминаты были сродни масонам, но, в отличие от нас, в целом проповедующих покорность властям, они стремились к свержению тогда еще священной для нас монархии и замене ее республикой. Но в 1785 году баварское правительство положило конец подобным чаяниям, и общество иллюминатов было разгромлено.
- Конечно, - ответил я, не понимая еще в чем дело.
- У этого ордена в Баварии остались последователи… - промолвил Кутузов многозначительно. Теперь мне все стало ясно. Он намекал на то, что в руки предателя попала почти что революционная переписка!
- Теперь понятно, - ответил я.
- Не трудно догадаться, что если эти письма с, прямо заметим, неосторожными высказываниями попадутся каким-то образом на глаза Его Императорского Величества, Орден "Золотого скипетра", скорее всего, будет запрещен официально, - с пафосом констатировал Иван Сергеевич.
- Но кому это выгодно?! - воскликнул я.
- Вот вы, Яков Андреевич, и обязаны это выяснить, - ядовито выдавил из себя Кутузов. Внутреннее чутье мне подсказывало, что я впадаю в немилость. Мой наставник почему-то срывал свою досаду на мне.
Я пообещал, что сделаю все, что только будет возможно.
- Вот-вот, вы уж постарайтесь, Яков Андреевич! - улыбнулся Кутузов, и улыбка его под стрельчатыми сводами моего кабинета показалась мне зловещей. - Кстати, - добавил он, - вы и впрямь полагаете, что предатель - не Строганов? Все то, что вы мне тут рассказали, не стоит и ломаного гроша. Все эти доказательства… - он кивнул на мешок с церемониальными вещами. - Ведь этим самым Данилой мог быть и Строганов, и не уехал он ни в какую Москву, а кинулся в реку, опасаясь ужасной кары, вполне им заслуженной. Запутался он в долгах, вот и перепродал какому-то заинтересованному лицу нашу тайную переписку!
- А обыск у него дома? А похищенное послание?
- Да, что-то тут не вяжется, - согласился Кутузов. - Пожалуй, как это ни прискорбно, вы и правы. Задействовано здесь третье лицо! Так что, Кольцов, дерзайте! Письма вы должны мне лично в руки отдать!
- Сколько их? - поинтересовался я, потому как собирался выполнить это поручение, самым что ни на есть должным образом.
- Три, - коротко ответил Иван Сергеевич. - Два письма в Баварию и одно в Россию, - уточнил наставник.
Мне невольно подумалось о том, как символично это число. Три степени посвящения мне были известны: Ученик, Подмастерье и Мастер.
Это задание показалось мне роковым, потому как от меня зависела судьба всего нашего Ордена, а может быть, и всего российского розенкрейцерства.
- Так мы можем на вас надеяться? - снова поинтересо- вался Кутузов.
Я заверил его, что сделаю все, что только смогу.
- А кто выступал поручителем Строганова? - осведомился я. - Неужели он мог не знать о долгах этого легкомысленного мальчишки?!
- Мне бы не хотелось открывать его имени, - ответил Кутузов. - Но он уверял меня, что не ведал ни сном, ни духом о проблемах этого юноши. За это, будьте спокойны, с него взыщется должным образом! - последняя фраза в устах наставника прозвучала угрожающе.
- Я должен с ним встретиться, - настаивал я.
- Это не в интересах нашего Ордена, - твердо ответил Кутузов. - Он в любом случае не сможет сказать вам ничего нового!
- Но…
- Это не обсуждается! - оборвал меня Кутузов. Я мог только гадать, что скрывается за его настойчивым нежеланием знакомить меня с поручителем Строганова.
- Я хотел выяснить…
Иван Сергеевич вновь перебил меня:
- Яков Андреевич, вы меня утомили. Господин, которым вы так настойчиво интересуетесь, находится с секретным заданием в европейском круизе. Потому его встречу с вами устроить просто-напросто невозможно! Я могу вам только открыть, что, согласно его словам, Виталий перед своей смертью собирался сказать ему о чем-то важном. Возможно, это было раскаяние, и он хотел сознаться в содеянном. Возможно, - Кутузов пожал плечами, - его слова подтверждают именно вашу версию, и он не успел о чем-то сказать… Впрочем, дело за вами!
Кутузов покинул меня через тайную дверь за коричневым гобеленом, прихватив с собой мой холщевый мешок, чтобы снова положить под замок его содержимое, и я погрузился в нелегкие размышления.
Конечно, события могли развиваться немного иначе, чем я полагал в начале. Кто-то, заинтересованный в том, чтобы ложа была закрыта, мог потребовать тайную переписку в счет карточного долга Виталия, заранее этим кем-то и подстроенного. Кстати, имя этого человека, согласно моим рассуждениям, так или иначе, должно было быть известно заике-щеголю Гастролеру, которого я и собирался в самом ближайшем будущем отыскать в родимой Москве. Устрашившись содеянного, Строганов с собой и покончил. Хотя, раскаявшись, он и оставил письмо, уличающее того, кто польстился на переписку. Этот человек, не имеющий никакого отношения к масонам, об этом проведал и выкрал послание. Это в некотором роде меняло дело, но не облегчало расследования, так как из цепи выпадало еще одно связующее звено. К тому же, оставалось необъяснимым, откуда в его рундуке взялась масонская атрибутика! Если только от самого Строганова, который, в спешке покидая собрание, прихватил ее с собой вместе с письмами и передал своему заимодавцу. Но Строганов не был Мастером. Зачем ему мог понадобится во время ритуала чужой, не принадлежащий ему фартук? Если только для отвода глаз?
В тот факт, что заимодавцем являлся сам Гастролер, я не верил. Ну не укладывалось в моей голове, что шулер мог интересоваться политикой!
Имела право на жизнь и немного иная версия, которая в целом почти совпадала с первой. В ней было только одно отличие - неофита убрали, чтобы он ничего не смог рассказать после того, как передал переписку.
И тем не менее, я настаивал на своей самой первой вер- сии, изложенной мною Кутузову в самом начале нашего разгово- ра. Только тогда я понятия не имел о похищенной переписке, в которой и заключался смысл всего происходящего. Был некто третий, кого Строганов знал в лицо. И этот третий поспешил от опасного свидетеля избавиться, подстроив самоубийство!
Оставалось лишь выяснить, кому выгодно, чтобы наша ложа закрылась? Однако этот вопрос представлялся мне чрезмерно трудным. Я и не надеялся докопаться до истины, пока не найдется таинственный Гастролер. Хотя кое-какие предположения имелись и у меня. Но носили они крамольный характер. Я даже сомневался, записывать ли мне эти мысли в своем дневнике, который манил меня с палисандрового столика. Мне страстно хотелось взяться за остро заточенное перо.
Речь шла о соперничестве, которое назрело в глуби самого масонства, которое склонен я был назвать скорее нравственным разложением, нежели поиском высшей истины. Эти слова дались мне с трудом, потому как в разгадке тайн мироздания видел я предназначение, мне предначертанное свыше.
К примеру, я знал, что "Астрея", одна из известнейших петербургских масонских лож, строила козни ложе "Ищущих манны", лишь бы выбить противника из седла и заполучить в свое безраздельное владение древнейший шотландский ковер с символическими изображениями и акт той же самой шотландской ложи, которая по праву звалась одною из первых масонских организаций.
Злые языки даже утверждали, что лично сам генерал Кушелев, возглавлявший "Астрею", доносил Александру Благословенному об орденской деятельности.
Не сложно было предположить, что кто-то захотел проделать нечто подобное и с орденом "Золотого скипетра". Возможно, - вдруг догадался я, - мы тоже готовились получить во владение какой-то особо ценный предмет, древнейшее сокровище или священную реликвию. Но неужели кто-то из братьев?! От этой мысли мне едва ли не делалось дурно! Как может против "Золотого скипетра" интриговать другая масонская ложа?! Ведь мы же единое целое, все вместе мы строим на бренной земле храм братской любви и взаимопомощи!