Банда Кольки куна - Николай Свечин 14 стр.


- А! Гулять так гулять. Устамши я по болотам вашим таскаться. Давайте сороковку и заесть чего-нибудь.

- Имеются мясные пироги и чухонская колбаса с чесноком. А так у нас буфет не хуже трактира, могу настоящий обед соорудить. Встанет вам в рупь-целковый, а будут там уха из сига, битки, а на сладкое пикули . Но придется час обождать.

- Уф… Соблазнительно, и цена подходящая. Дайте покуда рябиновой… И пирога вон тот кусок. Я у окошка посижу, обеда подожду. А омнибус на Питер когда придет?

- Через два часа. Аккурат покушать успеете.

- Решено.

Трактирщик - это явно был Мишка Брюхатов - плеснул рябиновую в чайный стакан с подстаканником. Пояснил:

- Это ежели урядник зайдет.

- Угу.

- А вы сами, вашество, кто будете? Сверло вон какое большое, никогда таких не видал.

- Я геолог, полезные ископаемые ищу.

- Во как! А разве они тут есть? Тут только пьяницы, прости господи.

- А я торф ищу. Господа одни наняли, хотят деньги вложить.

- Да ну? Торфу у нас…

Мишка в энергичных, но непечатных выражениях дал оценку запасам торфа в волости и во всем уезде.

Лыков взял пирог и настойку, сел к окну, осмотрелся. Грязно, пахнет горелым маслом. Но ему здесь важно другое. Где обитают куницынские? Если они в Петербурге, то когда и как возвращаются? Сыщик еще не решил, чего он хочет, арестовать Кольку или предупредить.

Вдруг коллежский советник затылком почувствовал опасность. Он покосился через плечо. Из задней двери вышли двое: Сажин и Булавинов. Лица суровые, глазами так и шарят вокруг. Что за черт? Почему они такие нервные?

Сажин подошел прямо к сыщику, вперил в него взгляд. Тот замер. Что с ним сделают, если узнают? Убить, наверное, и впрямь не убьют, но морду начистить могут. Чтобы не шпионил! А полковник Лыков уже отвык от подобных приключений.

Несколько секунд есаул разглядывал "геолога" и его снаряжение. Потом направился к стойке, спросил что-то у Брюхатова. Тот коротко пояснил. И Сажин, удовлетворившись услышанным, отошел. Поверил!

Алексей Николаевич не успел перевести дух, как "японцы" снова забеспокоились. В буфет ввалился какой-то малый в косоворотке. На носу его красовались очки - с простыми стеклами, как сразу отметил сыщик. Что еще за ряженый в фальшивых очках? Неужели сыскная полиция тоже выследила вшивобратию и прислала сюда агента? Плохо дело: парня сгоряча могут покалечить.

Между тем Сажин с Булавиновым не тратили время зря. Они зашли новому посетителю за спину, пока тот разглядывал стойку, и напали. Схватили под руки и силой затащили в каморку. Буфетчик отлучился на кухню и не видел этого. Лыков сидел как на иголках и не знал, что предпринять. Точно ли сейчас мордуют его коллегу? Должен ли он вмешаться и выдать себя? Но ситуация развивалась непонятно; хорошо бы сначала разобраться. И он сдержался. Из-за двери слышались удары, крики, возня - похоже, субъекта в косоворотке крепко лупили.

Тут наконец-то вернулся буфетчик. Он сразу бросил полотенце и ринулся на шум.

- Это не он! Пустите его!

Мишка взял чудака с фальшивыми стеклами за пояс и вытащил обратно в зал. Следом появились Сажин, Булавинов и - сам Колька-кун. Атаман сердито спрашивал буфетчика:

- Почему не он? Он! Вишь, очки на носу обманные. Шпион, как и обещали!

- Да это наш волостной писарь Ляхов, он тут каждый день бывает.

- Но очки, очки!

Писарь испуганно вжал голову в плечи и промямлил тонким тенором:

- Я их ношу для интеллигентности.

- Для чего?

- Ну, чтобы выглядеть образованнее…

- Тьфу! Нашел, кем прикинуться.

Атаман понял, что с парнем вышла ошибка. Он обнял его за плечи и повел к стойке:

- Извини, обознались. Мы шпиона ждем. А тут ты с такими стекляшками. Вот и подумали. Михаил! Налей ему на наш счет, пусть утешится.

Но писарь, как только его отпустили, опрометью кинулся прочь из буфета. Доминошники последовали его примеру.

- Теперь к уряднику побежит, - вздохнул буфетчик. - Пора вам, ребята, того. Пожили и хватит.

Затем обратился к Лыкову:

- Вы, вашество, тоже уходите. Обеда не будет, видали, чё вышло. С вас полтина, со скидкой за причиненное неудобство.

Алексей Николаевич отсчитал без сдачи, взвалил на плечо бур и вышел из заведения. Недопитую бутылку прихватил с собой. Что делать? Придет урядник. Можно показать ему документ и приказать арестовать вшивобратию. Но тех трое, а то и больше. Остальные, весьма вероятно, прячутся где-то поблизости - что сделает с ними служивый в одиночку? Сам же Лыков предпочел бы не участвовать в задержании "японцев". Более того, он едва не вернулся с улицы. Так захотелось предупредить Кольку-куна: не ходи в пивную на Шлиссельбургском, твой знакомый Галкин - предатель! Но удержала только что виденная сцена расправы с волостным писарем. Ведь они ждали агента полиции. Знали, что тот должен заявиться, и подготовились. Вот навешали бы им с Азвестопуло, если бы он взял помощника с собой, как тот просил.

Лыков уехал из Мурино раздосадованный. Теперь "японцев" будет трудно найти. Ниточка, что отыскал Ясырев, оборвана. Линия с Митькой Фаем тоже стухла: после нападения на Лесной участок документов у ребят сейчас хватит на всю седьмую роту. Причем настоящих, с полицейскими отметками. Остается только Герасимов с его агентом, но этого-то сыщик как раз не хотел.

Он заявился к Ясыреву как был, в гриме. Прислуга нехотя допустила неизвестного человека до хозяина. Когда тот увидел гостя, ахнул:

- Это вы из Мурино в таком виде? Ловко!

- Да плохо там все обернулось, - огорошил полковника коллежский советник.

Когда он рассказал, что произошло на постоялом дворе, Ясырев был поражен.

- Они вас там ждали? Выходит, Мишка Брюхатов предал меня? Но этого не может быть! Для чего ему?

- Тем не менее, Евграф Ильич, предал. Чуть я своими боками "японцев" не отдул.

- Зачем, зачем ему это? - продолжал взывать сам к себе Ясырев. - Мишка просто жадный скот. Я дал ему за сведения приличные деньги. Чего еще надо?

- А буфетчик происхождением из крестьян?

Полковник возмутился:

- Какое там! Он уж забыл, как навоз пахнет.

- И все-таки, Евграф Ильич, Мишка из мужиков?

- Ну да. Но тому сто лет в обед.

- Вот вам и ответ на ваш вопрос.

Ясырев аж сел. Долго морщил лоб, потом произнес:

- Если они Брюхатова сумели распропагандировать… Тогда, Алексей Николаевич, это очень опасные люди.

- Я вам с самого начала говорил.

- М-да… Что же теперь делать? Я могу лишь вернуть вам пятьдесят рублей. С извинениями.

- Полно, полно. Вашей вины тут нет. Доверились старому знакомцу…

- Он никогда меня раньше не подводил! Я и помыслить не мог…

- Шут с ними, с пятьюдесятью рублями. Они все равно казенные и даны мне на агентурную работу. В следующий раз будете чуть более рьяным.

- Да всей душой! Наизнанку вывернусь! А Мишку я накажу. Вот стервец. Обязательно накажу, иначе пострадает мой авторитет, и каждая дрянь начнет меня обманывать.

Ясырев стал вслух придумывать планы мести, и Алексей Николаевич ушел. Пять червонцев за неделю беспокойства было, конечно, многовато. Особенно если учесть, что получилось на итог. Но не хотелось обижать заслуженного человека, который не раз еще пригодится. И сыщик решил вычеркнуть эту сумму из расходной ведомости и списать себе на убытки. Тех денег, что он получал по должности, ему одному теперь хватало с лихвой - не обеднеет.

Не снимая бура с плеча, Лыков ввалился в кабинет к Филиппову, чем произвел фурор. Владимир Гаврилович даже созвал оказавшихся в наличии агентов, чтобы они поучились искусству грима. Особенно надворного советника поразили шурфы с образцами торфа, что высовывались из сумки.

- Вы что, действительно бурили?

- Конечно. Надо было измазаться для убедительности. Да и попотеть всерьез.

- Вот, господа, учитесь, как следует относиться к делу! - вскричал Филиппов, обращаясь к подчиненным. - И это в чине коллежского советника!

- Дело не в чине, Владимир Гаврилович, - мягко возразил Лыков. - Очень хотелось оттуда целым вернуться. Помните, коллеги, что от качества грима может зависеть ваше здоровье. А то и жизнь.

Когда все ушли, департаментский сыщик рассказал сыщику градоначальства, как и для чего он съездил в Мурино. Филиппов констатировал:

- Теперь их по окраинам искать бесполезно.

- Именно так. А что Фай, сказал что-нибудь дельное?

- Сказал, да что толку? После Лесного, сами понимаете, его сведениям грош цена. У вшивобратии своих бумаг завались.

- Что намерены делать дальше?

- А что я могу, Алексей Николаевич? Мужики как мужики, бесприметные. Таких в столице сотни тысяч. Единственная настоящая примета, что у одного из них левая рука не сгибается в локте. Ищем. Все вокзалы, рынки, пассажи наблюдают мои филеры. Как где-то клюнет, сразу сообщу.

- А казармы? Вряд ли ребята забросили агитацию.

- Нам в казармы ходу нет, сами знаете.

- Но вы можете наблюдать с улицы, Владимир Гаврилович. На это разрешения военного начальства не требуется.

Филиппов набычился:

- У меня, извините, и без того дел невпроворот, а людей не хватает.

Лыков пошел с Офицерской к себе на Фонтанку, и, пока добирался, у него созрела идея. Однажды, много лет назад, сыщика внедрили в банду уголовников. Он был там под своим именем, но с частично измененной биографией. И казначей банды, сразу почему-то невзлюбивший Лыкова, поймал его на нестыковках с крестовыми деньгами. Так называлась пенсия, которую казна выплачивала георгиевским кавалерам. Бывший кавказский солдат, Алексей Николаевич эти жалкие суммы не получал, а переписал на мать. На этом и погорел, едва не поплатившись за промашку жизнью .

Теперь он решил использовать тот случай для поисков "японцев". Ведь Иван Сажин награжден Знаком отличия Военного ордена четвертой степени за поход в Китай в 1900 году. И должен получать за это двенадцать рублей в год, третями, в одном из казначейств. Получает ли, и ежели да, то в каком?

Придя на службу, Лыков вызвал помощника.

- Ну как? - спросил тот в нетерпении.

- Да никак.

Коллежский советник рассказал Азвестопуло о своем приключении в Мурино.

- Понял теперь, Сергей Манолович? Слушай старших, и дольше проживешь.

- А я бы им наган в зубы!

- У них после Лесного таких десяток.

- И где же искать "японцев"? - расстроился коллежский секретарь. - Руки опускаются. Все камни перевернули, а толку нет.

Шеф подмигнул:

- Вот так, Макарка: снегу не будет, всю зиму пропасем!

Грек скис. Лыкову стало жалко помощника:

- Есть одна идея. Собирайся, пойдешь в Георгиевскую думу.

И он изложил Азвестопуло свой замысел. Тот выслушал и согласился, что шансы есть. Эмоциональный грек повеселел на глазах и помчался выполнять поручение.

Лыков убрал свою амуницию в сыскной гардероб. Восемь добытых шурфов торфа отнес домой и вручил Нине Никитичне, чтобы растопила ими печь. Не пропадать же добру. Съел приготовленные ею котлеты и завалился на диван. Рано встал, много прошел пешком, да еще топлива набурил… Надо было отдохнуть.

Служа чиновником особых поручений Департамента полиции, Алексей Николаевич забыл уже, когда ходил в последний раз к директору на доклад. Начиная с управления Лопухина, он выполнял личные поручения министра, передаваемые ему напрямую. Когда Плеве взорвали, руководителем стал Дурново. Отвечая по росписи обязанностей за почту и телеграф, Петр Николаевич при князе Мирском неофициально управлял полицией. Но Мирского сменил Булыгин, и Дурново оказался не у дел. Будучи на голову выше что вчерашнего, что нынешнего министра, он затаил обиду. И перестал заведовать полицейскими вопросами. А в департаменте продолжилась чехарда со сменой директоров. Как это глупо! Страна широким шагом шла к вооруженному бунту, а институты, отвечающие за порядок, находились в упадке. Хорошо хоть Трепов начал что-то делать, пусть нерешительно и непоследовательно. Дмитрий Федорович вызвал из небытия Рачковского, оба они смотрели в рот Витте, а последний держал в уме Дурново как будущего министра внутренних дел в своем кабинете. У Лыкова опять появились сановные руководители. И пока они были заняты высокой политикой, коллежский советник вполне мог подремать…

Вечером Алексей Николаевич пришел в департамент, возился допоздна с бумагами, ждал помощника. Но Сергей так и не появился. Видимо, задание оказалось непростым. Лыков удалился в десятом часу, весь вечер ждал звонка, и опять впустую. Сам телефонировал Сергею. Трубку никто не взял. Коллежский советник начал уже всерьез беспокоиться, куда делся Азвестопуло, но тут ему позвонил барон Таубе.

- Я сообщаю тебе по просьбе твоего помощника, что он застрял в архиве Военного министерства.

- Так уже ночь!

- Вижу это в окно.

- Что мой бездельник у вас забыл?

- Выполняет твое поручение. И вообще, не ругай парня, он старательный. Переписка по боксерскому восстанию еще не разобрана, бумаги валяются прямо в пачках без картотеки. Хорошо, если к утру управится.

Барон оказался прав. На следующий день, когда Лыков собирался на службу, пришел Сергей.

- Вот, - протянул он шефу мятую бумажку.

- Не царское это дело, - отстранился тот. - Читай вслух.

- Да я уж наизусть выучил.

- Ну тогда с выражением.

Коллежский секретарь отставил ногу, задрал подбородок и начал:

- Знак Военного ордена четвертой степени нумер сто восемьдесят две тысячи ноль двадцать два…

Вдруг прервался:

- А у вас какой, шеф?

- Не отвлекайся!

- Вечно вы так. Короче говоря, деньги за крест получает по доверенности его жена Прасковья Егоровна Сажина.

- Прасковья Егоровна! - поразился коллежский советник. - Это ведь сестра Кольки-куна!

- Наверняка.

- Значит, они с Сажиным не только друзья, но и породнились. А в формуляре ни слова о его женитьбе. Молодец, Сергей. Адрес супруги георгиевского кавалера добыл?

- Александровская слобода, шестнадцатый дом.

- Там же одни инвалиды живут, - удивился Алексей Николаевич.

- Прасковья работает прачкой в Чесменской военной богадельне. Видать, как-то зацепилась.

- Александровская слобода… Место близ города, но малонаселенное. Как там могут спрятаться восемь человек?

Полицейские рядили и так и сяк и пришли к выводу, что надо туда ехать и смотреть.

Лыков снова отказал своему помощнику в участии. Загримировался стариком, нацепил собственный Георгиевский крест и отправился на Царскосельский вокзал. Сергею заявил с издевкой:

- Вот когда появится у тебя свой Георгий, буду брать с собой.

Когда сыщик остался один, то улыбаться перестал. Надо выбирать, время пришло. Как уж сказал тогда ему Колька-кун? Нельзя жить так, чтобы и нашим, и вашим. А кто теперь коллежскому советнику наш? Революционер из лукояновских мужиков, с сумбуром в голове? Похоже, да. Зацепил он своей нелепой правдой царского служаку. Присяга, многолетняя служба - все это на одной чаше весов. А вшивобратия - на другой. Если выбирать, то он, Лыков, голосует за соль земли, за многострадальное крестьянство. Тогда, в страшный день расстрела русскими русских, царь оттолкнул от себя сыщика. Навсегда оттолкнул. Алексей Николаевич не вышел в отставку, продолжил служить, но то был уже другой человек. Критически относящийся к государственной машине. Заржавела машина, пора ее менять! А начальство хочет подмазать и ехать дальше. Ведь и впрямь поедут, скрипя старым железом.

Лыков пока не решился на крайний шаг. Попробую еще удержаться, подумал он: стоя на подножке и готовый в любую минуту соскочить. Неудобно, но что поделать… Вдруг обойдется? Как может обойтись, сыщик думать не хотел. Гнал от себя мысли. Жизнь потом сама рассудит, пока же надо спасти мужиков. Вот морока! А главное, посоветоваться не с кем. Раньше в таких вопросах главный голос был у Вареньки. Там, где тонкая материя, правда или кривда, жена всегда могла дать совет. И ее мнение зачастую все решало. Сейчас Варвары Александровны нет, спрятаться не за кого. Барон Витька? Он, конечно, лучший друг, старинный и сто раз проверенный. Но Таубе - однорукий инвалид, который боится потерять службу и вылететь в отставку. Разве можно его сейчас втянуть в свои делишки? Нет, придется решать самому. Титус далеко. Сергей Азвестопуло? Молод еще быть советчиком. И жалко парня: в нынешней кутерьме пусть он лучше постоит в сторонке. Если Лыкова поймают, то уж не казнят. Оставят без пенсии, так имение прокормит. А Сережа чем будет себя содержать?

Нет, Алексей Николаевич, сказал себе сыщик. Не перекладывай на других, решай сам. И он решил.

Глава 8
Эвакуация

Дедушка сошел на разъезде и медленно двинулся по единственной улице. Александровская слобода была выстроена для семейных инвалидов Чесменской военной богадельни. В разные времена разные жертвователи поставили семнадцать жилых домов, все по одному плану. Начала традицию вдова фельдмаршала Волконского. Потом кто только не строил: и граф Гейден, и чины штаба Виленского военного округа, и лица Свиты Александра Второго после его гибели, и даже какой-то генерал-майор Слесарев. Прасковья Сажина обитала в новом доме, одном из тех, что стояли по левую сторону от железной дороги.

Он уже подходил к месту, когда услышал из палисада могучий чих и следом знакомый голос:

- Шайтан!

Зот Кизяков! Один или другие тоже с ним? Словно в ответ на вопрос сыщика раздался ленивый баритон Сажина:

- Как ты надоел со своими шайтанами…

- Ну не могу я не чихать, - обиделся баталер.

Ему ответил невидимый из-за сирени Колька-кун:

- Не можешь не чихать - чихай. Только не поминай всуе шайтанов, дурная голова!

Лыков зашел в калитку, направился к курящим на скамейке "японцам". Атаман, завидя старика с Георгием, привстал и ласково спросил:

- Что, дедушка, богадельню ищешь? Она на другой стороне, зря ты сюда ковылял.

Лыков ответил ему своим голосом:

- Здорово, Николай Егорович. Отойдем-ка на два слова.

Куницын разинул рот:

- Ты кто?

Сыщик взял его за рукав и отвел в сторону:

- С Галкиным еще не встречался?

- А… Да…

- Я Лыков.

- Черт, глазам не верю! В таком виде… Как ты нас нашел?

- Обещал, помнишь?

- Помню… Но в таком виде! Я уж хотел гривенник тебе подать.

- Я вас еще в Мурино наблюдал, как вы волостного писарька тиранили.

- В Мурино? - подскочил Сажин. - Второго дня?

- Да. Помнишь землемера с длинным буром? Это я был.

- Невозможно! - заявил есаул. - Я тебя в упор рассмотрел.

- Точно. И не узнал.

Кизяков встал сбоку и тихонько подергал Лыкова за наклеенную бороду:

Назад Дальше