Банда Кольки куна - Николай Свечин 15 стр.


- Вот чертовщина! Никогда бы не догадался.

Сыщик дал всем выговориться, а потом повторил вопрос:

- Николай, ты с Галкиным еще не встречался?

- С Пашкой? Нет, на завтра договорились.

- В пивной на Шлиссельбургском проспекте?

- Да, - с удивлением подтвердил атаман. - Ты-то откуда знаешь?

- Не ходи туда. Галкина завербовало охранное отделение, он предатель.

Колька отшатнулся, словно его ударили по лицу. Посмотрел растерянно на товарищей:

- Он же из мужиков…

Лыков укорил его:

- А ты думал, что все мужики святые?

- Не все, но… Пашка Галкин. Ах, сволочь!

Сделал шаг к сыщику и спросил тихо:

- Алексей Николаич, что же нам теперь делать?

- Здесь оставаться нельзя. Не сегодня завтра вас арестуют, или полиция, или жандармы. Если я вас нашел, то и они найдут.

- Куда бежать-то? Все места пересмотрели, и всюду ты нас отыскиваешь.

- Поехали ко мне на квартиру. Там вас искать не будут.

- К тебе? - удивился Куницын.

- Ненадолго, на один день. А оттуда я вывезу вас в Финляндию.

- В Финляндию? - хором спросила вшивобратия.

- Да. Там русские законы не действуют, вас никто не тронет. Поехали прямо сейчас, дома у меня поговорим о том, как вам дальше быть.

Тут за спиной Лыкова стукнула дверь. Он обернулся: на крыльце стояла женщина лет тридцати в кожаном фартуке.

- Ваня, кто это? - спросила она у Сажина.

Сыщик прошептал ему:

- Она не должна меня видеть.

И тот сразу кинулся к жене:

- Прасковьюшка, инвалид по ошибке зашел, богадельню ищет.

- Так она на той стороне.

- Я его сейчас направлю. Ты иди пока, самовар поставь.

- Горячий стоит.

- Так неси чашки в сад, хочется на воздухе попить. Иди.

Женщина потопталась немного, чувствуя неладное, и ушла в избу.

- Вы все здесь? - продолжил разговор сыщик.

- Только мы трое, - пояснил Зот.

- Остальные где?

- В полках, агитируют. К вечеру придут.

- Так. Слушайте внимательно. Я живу на Стремянной в пятом доме. Это между Владимирским проспектом и Николаевской улицей.

- Знаю, - кивнул Сажин.

- Как стемнеет, идите на угол Колокольной улицы и Дмитровского переулка, это позади Владимирской церкви. Добирайтесь по одному - по двое, гурьбой не ходите. Полиция ищет восьмерых.

- Ясно, - сказал атаман.

- За храмом я вас встречу и проведу двором, чтобы швейцар не заметил. Только бомбу свою, Николай, ко мне в дом не носи. Взорвешь еще, не дай бог.

- А нету бомбы, - ухмыльнулся Куницын. - Мы ее израсходовали.

- Куда? - испуганно спросил сыщик.

- Да не боись ты. Рыбу глушили в речке Оккервиль. Знатная уха вышла!

- Вот хорошо. Тогда до вечера!

Стараясь не привлекать к себе внимания, Лыков поковылял обратно к поезду. Вдруг "японцев" уже нашли и где-то поблизости прячутся филеры Герасимова или Филиппова? Тогда они проследят ветерана с целью выяснить его личность. Вот будет здорово, если топтуны доведут его до Фонтанки, 16. Объясняй потом, что ты делал в обществе государственных преступников.

Еще сыщик запоздало ругал себя за слабость. Ничего он, как оказалось, пока не решил. А теперь взял да и поставил на карту всю свою многолетнюю безупречную службу. Чтобы спасти вшивобратию! Восемь мужиков, у которых каша в голове. Кто-то да попадется, кто-нибудь да проболтается. Невозможно долго скрывать такое, правда рано или поздно вылезет наружу. Куда он, умный опытный человек, вляпался? Да еще по своей воле.

Ну а как их бросить, стал оппонировать сам себе коллежский советник. Ведь после девятого января гадливое чувство внутри так и сидело. Да, мужики. С сумбуром, невеликого ума ребята. Но спасшись из плена, они не разбежались по домам, а пытаются что-то в державе переменить. Рискуя свободой и даже жизнью. Эсеров, анархистов, социал-демократов Лыков не уважал. Раскачивают лодку, в которой сами же и плывут. Утопят всех. Либералы? Эти еще хуже, только болтать мастаки. Нелепые идеи Кольки-куна вдруг показались коллежскому советнику ближе всего к правде. Так, конечно, не будет никогда. Не позволят сильные мира сего учредить мужицкую республику. Такая держава нежизнеспособна. Но, как всякая утопия, модель Кольки привлекала, в ней была справедливость. И сыщик решил: не дам правдолюбцам сломать себе шею. Спрячу, увезу, а там как пойдет. Сейчас все силы властей были брошены на поиск этих людей. Вот-вот их найдут. А если ребят эвакуировать в Финляндию, накал быстро спадет. Пропали, и ладно… Жандармы скучать не будут, их умы тут же займут другие возмутители спокойствия. Вон их сколько в очереди стоит. И вшивобратия как-то, Божьим промыслом, но выживет. Когда-нибудь их наверное поймают, если не успокоятся и не уплывут в Америку. Но без Лыкова - его совесть будет чиста. Наивный самообман, конечно, но иначе совсем погано на душе. И он окончательно постановил рискнуть.

Соблюдая меры предосторожности, Алексей Николаевич по приезде на Царскосельский вокзал направился в уборную, а через минуту оттуда бодро выбежал моложавый артельщик с узлом в руке. На всякий случай он сунулся на Калашниковскую хлебную биржу, что в Харьковской улице. Там проследить человека в одиночку невозможно. Поплутав, бойкий малый отправился на Литейный. Шел-шел и вдруг шмыгнул в незаметную подворотню. Дворами в обход Шереметьевского дома выбрался к задам квартала, который занимал Департамент полиции. Подошел к узкой калитке, отпер ее своим ключом - и оказался на службе.

Азвестопуло, увидав начальника, съязвил:

- А куда крестик дели? В ломбард заложили?

- Щас как дам в грызло!

- Фу! Тоже мне, а еще потомственный дворянин.

- Это я, Сергей Манолович, еще из образа не вышел.

Коллежский секретарь увидел, что у Лыкова возбужденно горят глаза.

- Неужели?!

- Да. Там они.

- Попались! Что мы делаем? Кого на этот раз берем, сыскных или жандармов?

Алексей Николаевич сел, порылся в карманах и выложил на стол несколько смятых купюр.

- Ты поезжай сейчас на станцию Шуваловка Финляндской железной дороги и купи билеты до Рихимяки. Восемь туда и один - туда-обратно. Отъезд завтра вечером. На вокзале не покупай, опасно.

Азвестопуло сразу все понял. Он вперил в шефа острый взгляд и спросил:

- Вы понимаете, что делаете?

- Да.

- До конца понимаете?

- До конца, Сережа, до конца. А вот ты лучше сделай вид, что не сообразил. Если вдруг случится недоброе, скажешь, что выполнил мое распоряжение бездумно. Ни о чем таком не подозревая.

Парень вспыхнул от обиды:

- Что я, по-вашему, не человек? Вместе ответим. Мне эти мужики тоже симпатичны.

- Симпатичны до такой степени, что готов ради них вылететь со службы? - вскинулся Лыков. - Ты себя со мной не равняй, у тебя детей при лесном имении нет. У тебя, остолопа, вообще никаких детей еще нет, а ты на рожон лезешь.

- Вернусь в Одессу и поступлю в сыскное отделение агентом по вольному найму.

- Опороченный на прежней службе не будет принят даже вольнонаемным.

Грек задумался.

- Вот-вот, сначала лоб поморщи. А туда же: вместе ответим.

- Я все уже решил и лоб морщу только насчет деталей, - ехидно ответил Азвестопуло.

- Думать над этим будешь вне службы. А пока ступай выполнять поручение. Билеты все купишь в зеленые вагоны .

- Вы тоже в третьем поедете? Среди кур и пьяных чухонцев?

- Придется. Иначе мужики будут без надзора, а мало ли что? Билеты положишь в мой стол. Сдачу не забудь, правдолюбец хренов…

Пройдясь по кабинетам и убедившись, что он никому в родном департаменте не нужен, Лыков пошел домой. Там взял в оборот Нину Никитичну:

- Сегодня у нас будут ночевать восемь человек. Они люди простые, но не буйные. Водку не пьют, а вот курят много. Гостей надо накормить, напоить чаем и обеспечить спальным местом.

- Батюшки, - ахнула кухарка. - Где же я их всех положу?

- К вам никого не пущу, - усмехнулся сыщик. - Далеко ли до греха?

- Да я не об том, - отмахнулась Нина Никитична. - Мой бабий век уже прошел, прости Господи меня грешную. Но восемь!

- Раскидаем по трем комнатам.

- А постели где взять? Разве что у конторщика дома занять на одну ночь.

- Нет. Об этих людях никто не должен знать. Они тайно придут, а спустя сутки так же тайно уйдут. Я уеду вместе с ними, через день вернусь.

Кухарка даже не стала переспрашивать. Надо так надо. Тетка она была - кремень. Служа при сыщике много лет, Нина Никитична научилась держать язык за зубами и ничему не удивляться. Однажды в квартире Лыкова неделю прятался беглый кавказский князь, которого ложно обвинили в убийстве. В другой раз тайно проживал военно-морской агент Северо-Американских Соединенных Штатов. Иногда приходили загадочные люди от барона Таубе и тоже подолгу скрывались. Но то было в огромной квартире на Моховой. А тут целое отделение на три комнатки…

С домашнего аппарата сыщик позвонил в Москву титулярному советнику Войлошникову.

- Александр Иванович, запомни: послезавтра я весь день бегал по Москве. Ты меня видел, но чем я там занимался, не знаешь.

- Когда ты уехал от нас?

- Ближе к вечеру.

- Понял.

Приятно иметь дело с людьми, которым ничего не нужно объяснять…

Когда стало темнеть, сыщик отправился в дворницкую. На Моховой и швейцары, и дворники знали о роде занятий жильца и все его распоряжения выполняли беспрекословно. Здесь на Стремянной Лыкову впервые требовалось провести в дом людей так, чтобы никто не увидел.

- Как тебя зовут? - спросил он дворника.

- Варлам, ваше высокоблагородие.

- А по батюшке?

- Варлам Федотович.

- Ты знаешь, где я служу?

- Так точно. Полковник в Департаменте полиции.

- Сам из солдат?

- Так точно, отставной фейерверкер лейб-гвардии Первой артиллерийской бригады.

- Тебя случайно не Пятибоков сюда пристроил? Игнат Прович?

Дворник расплылся в улыбке:

- Так точно! Знаете его, ваше высокоблагородие?

- Служба такая, обязан знать.

Сыщик оглянулся на дверь, понизил голос:

- Сегодня между одиннадцатью и двенадцатью часами ко мне через заднюю калитку придет человек. Секретный!

- Мне его впустить?

- Повторяю: секретный. Какой же это будет секрет, если ты его увидишь?

- Ага…

- Я сам его впущу. А когда надо будет, выведу. Перед этим, Варлам Федотович, загляну к тебе и прикажу не высовываться.

- Понял.

- Как пройдет человек, дам команду отбой. Опять можешь ходить, где нужно. А до команды чтобы сидел тут как привязанный. Если увижу, что вышел или в окошко подсматриваешь, вылетишь отсюда. И никакой больше работы в Петербурге не найдешь. Уяснил?

- Так точно, ваше высокоблагородие! Я же понимаю, государственная тайна.

- Правильно понимаешь, Варлам Федотович. Ну, иди пока сделай все дела, чтобы потом мог четверть часа никуда не выходить.

- Есть!

Дворник схватил метлу и отправился на двор. Лыков прогулялся до табачной лавки в Свечном переулке, купил пять сотен недорогих, но приличных папирос. Он нарочно ушел так далеко от дома. Если полиция что-то заподозрит, агенты отправятся по всей округе расспрашивать про жильца со Стремянной. Если выяснится, что некурящий человек закупил так много табака, это будет улика.

Кроме папирос, у Лыкова было еще одно дело в Свечном. Здесь квартировали извозопромышленники, было много дворов с конюшнями, тут же жили ямщики. Сыщик навестил хозяина небольшого извозного промысла по фамилии Челноков. В свое время он спас мужика от больших неприятностей, когда тот из жадности повадился возить бандитов. Алексей Николаевич убедил следователя перевести извозчика из сообщников в недоносители. И получил преданного человека. Два-три раза в год, когда сыщику требовался свой экипаж с верным ездовым, он обращался к Челнокову.

Извозопромышленник обрадовался гостю. За все годы тот ни разу не попросил лишнего, не потребовал ничего в счет прежних благодеяний. Даже наоборот, дважды выручил из неприятностей с околоточным.

- Нужда у вас, Алексей Николаевич? А то, может, чайку? У меня фамильный, хороший.

- Времени нет, Сила Иванович. Дело вот какое. Завтра в одиннадцать часов ночи требуется взять у моего дома девять человек, включая меня самого. И довезти до Шуваловки, что возле Озерков, на станцию Финляндской дороги. Так, чтобы быть там в час пополуночи. Сварганишь?

- Ежели вам к поезду, то надобно пораньше выехать.

- В десять?

- Да. Лучше там полчаса постоять, чем на пять минут опоздать.

- Маячить мы не можем, дело секретное.

- Хм. Ну, тогда в половине одиннадцатого.

- Понял. Как хочешь везти такую ораву?

- Три экипажа возьму, в одном сам поеду.

- Но только чтобы молчок. И людей подбери надежных. Матвея можно, и брательника твоего.

- Так и сделаю.

- Почем прокатишь?

Челноков задумался:

- Обратно пустые вернемся. Навряд ли кто в Шуваловке сойдет. Придется вам, Алексей Николаич, за оба конца заплатить.

- Когда это я жульничал? Скажи, сколько.

- Меньше девяти рублей себе в убыток.

- Плачу десять.

Челноков повеселел:

- Так я прикажу супруге чаю?

- В другой раз, Сила Иваныч. Когда времени побольше будет.

Итак, для укрытия государственных преступников все готово. Рубикон будет перейден примерно за час до полуночи. Ребята вяжут городовых, забирают у них оружие, крадут деньги и документы. Готовят переворот. А спасти злодеев от наказания хочет коллежский советник Лыков. Про которого никто даже и не подумает, что он может изменить присяге. По правде говоря, именно на это и надеялся Алексей Николаевич. Сергей не выдаст, он человек надежный. Дворник, извозчики, жена Сажина - не свидетели. Главную опасность представляли сами "японцы", и это следовало нынче вечером обговорить. Если вдруг они вернутся из Финляндии, чтобы делать свою чертову революцию, то обязательно попадутся полиции. И на допросе могут рассказать, как ушли от преследования в прошлый раз. Тут Лыкову и конец. Можно попробовать отовраться. Известно, что преступники часто оговаривают невинных людей с целью запутать следствие. Но пятно останется, как его потом ни смывай.

Лыков досидел до условленного времени спокойно. Решение он уже принял и не привык менять позицию. За полчаса до полуночи позади Владимирского храма его поджидали восемь человек. Сыщик провел их в квартиру, представил кухарке и велел накормить. Потом спустился в дворницкую и выпустил Варлама на свободу. А когда пришел домой, поразился.

Вшивобратия вольготно расположилась за обеденным столом. Нина Никитична летала, как мотылек, успевая подкладывать добавки всем сразу. Но особое внимание старуха уделяла атаману:

- Кушай, Коленька! Вот тебе еще добавочка.

Сыщик впервые увидел своими глазами, какое влияние оказывает Куницын на простых людей. Его не было пять минут. За это время атаман полностью обаял кухарку, рассудительную и много повидавшую женщину. Причем он не говорил длинных речей, отвечал коротко и больше молчал. Но словно некие волны исходили от обычного на вид человека с седой бородой и грустными глазами. Это был именно атаман, вожак. И люди подчинялись ему беспрекословно.

Первые минуты застенчивые мужики боялись объесть хозяина и потому скромничали. Но Лыков хорошо помнил, что такое солдатский аппетит. И потому подготовился основательно. Увидев, что еды вдоволь, гости отвели душу и наелись до отвала.

Поужинав, "японцы" разошлись по квартире, с интересом осматривая непривычную обстановку. Иван Косолапов обнаружил забытую на зеркале лыковскую ленту ордена святого Станислава. Он повесил ее через плечо и щеголял так, вызывая общий смех. Рыжий Бубнов баловался с телефонным аппаратом. Зот Кизяков взял с письменного стола хозяина фотокарточку в алебастровой рамке:

- Алексей Николаич, это кто? Похожи, ну прямо одно лицо…

- Мои сыновья. Близнецы. Слева Брюшкин, а справа Чунеев.

- Как-как?

- У них семейные прозвища такие. Брюшкину имя Павел, а Чунееву - Николай. Они сейчас подпоручики, служат в Туркестане.

- А это дочка? - баталер указал на другую фотографию.

- Да, Сашенька. Она теперь парижанка. Вышла замуж за француза и уехала к нему. Один я остался.

Фотографию Вареньки с черной траурной лентой Кизяков в руки брать не решился и спрашивать о ней не стал - и так все ясно.

Матрос отошел, а к столу подсел Колька-кун. Он глянул вслед парню и улыбнулся:

- Хороший мальчишка.

- Да ты его старше всего на несколько лет!

- Эх, - вздохнул атаман. - Разве только по метрике. Видал ты, Алексей Николаич, такую картину? Идешь летом по улице, деревья зеленые, и листки на них зеленые. До осени еще далеко. И вдруг замечаешь один желтый листочек. Все вокруг в полной силе, а этот уже состарился, прежде других. Замечал? Вот и я как тот листочек. По годам еще молодой, а в душе старик стариком.

- Женись, заведи детей.

- Некогда, революцию надо делать.

Колька-кун оглянулся на своих.

- Возьмем власть - поставлю Кизякова морским министром.

Коллежский советник аж поперхнулся:

- Ты что? Какой из него министр?

- Ну, он единственный из нас, кто служил на флоте.

- По-твоему, этого достаточно? Николай Егорыч, не пугай меня ради Христа. Не настолько же ты глуп.

- Мало нас, выбирать не из кого. А хочешь, назначу тебя министром внутренних дел? Чай, справишься.

Сыщик смотрел на собеседника и недоумевал: шутит тот или говорит всерьез? Хотелось думать, что шутит. Куницын понял его и усмехнулся:

- Да ладно тебе… Как победим, желающие стать министром в очередь выстроятся.

- Собери всех, разговор есть, - велел атаману хозяин.

Когда гости опять расселись за столом, Лыков сказал:

- Завтра в ночь выйдем так же секретно из дому и поедем на станцию Шуваловка.

- На чем поедем? - сразу же уточнил Сажин.

- На трех пролетках. Извозчики проверенные, они болтать не станут. Но и вы по пути помалкивайте. Дальше. Садимся в поезд и катим в Финляндию. Там вы останетесь, а я возвращаюсь домой.

Сыщик обвел всех строгим взглядом. "Японцы" молчали, ждали продолжения.

- В поезде ведите себя тихо. Обслуга в нем вся финляндская, они привыкли к вежливому обращению. Привлекать к себе внимание нам нельзя.

- Это понятно.

- Еще кое-что. На границе будет таможенный досмотр. Станут смотреть вещи, недозволенное отберут.

- А что нельзя везти? - спросил сухорукий Чистяков.

- Водку и спирт.

- Эх-ма! Нам Николай Егорыч и без того запретил.

- За табак и за чай, если они при вас будут, придется заплатить пошлину.

- Деньги есть, заплатим, - махнул рукой атаман.

- Револьверы оставьте здесь, я их потом в канал выброшу, - продолжил инструктаж сыщик. - С ними границу не пройдешь.

Назад Дальше