- Вот чертовщина! Никогда бы не догадался.
Сыщик дал всем выговориться, а потом повторил вопрос:
- Николай, ты с Галкиным еще не встречался?
- С Пашкой? Нет, на завтра договорились.
- В пивной на Шлиссельбургском проспекте?
- Да, - с удивлением подтвердил атаман. - Ты-то откуда знаешь?
- Не ходи туда. Галкина завербовало охранное отделение, он предатель.
Колька отшатнулся, словно его ударили по лицу. Посмотрел растерянно на товарищей:
- Он же из мужиков…
Лыков укорил его:
- А ты думал, что все мужики святые?
- Не все, но… Пашка Галкин. Ах, сволочь!
Сделал шаг к сыщику и спросил тихо:
- Алексей Николаич, что же нам теперь делать?
- Здесь оставаться нельзя. Не сегодня завтра вас арестуют, или полиция, или жандармы. Если я вас нашел, то и они найдут.
- Куда бежать-то? Все места пересмотрели, и всюду ты нас отыскиваешь.
- Поехали ко мне на квартиру. Там вас искать не будут.
- К тебе? - удивился Куницын.
- Ненадолго, на один день. А оттуда я вывезу вас в Финляндию.
- В Финляндию? - хором спросила вшивобратия.
- Да. Там русские законы не действуют, вас никто не тронет. Поехали прямо сейчас, дома у меня поговорим о том, как вам дальше быть.
Тут за спиной Лыкова стукнула дверь. Он обернулся: на крыльце стояла женщина лет тридцати в кожаном фартуке.
- Ваня, кто это? - спросила она у Сажина.
Сыщик прошептал ему:
- Она не должна меня видеть.
И тот сразу кинулся к жене:
- Прасковьюшка, инвалид по ошибке зашел, богадельню ищет.
- Так она на той стороне.
- Я его сейчас направлю. Ты иди пока, самовар поставь.
- Горячий стоит.
- Так неси чашки в сад, хочется на воздухе попить. Иди.
Женщина потопталась немного, чувствуя неладное, и ушла в избу.
- Вы все здесь? - продолжил разговор сыщик.
- Только мы трое, - пояснил Зот.
- Остальные где?
- В полках, агитируют. К вечеру придут.
- Так. Слушайте внимательно. Я живу на Стремянной в пятом доме. Это между Владимирским проспектом и Николаевской улицей.
- Знаю, - кивнул Сажин.
- Как стемнеет, идите на угол Колокольной улицы и Дмитровского переулка, это позади Владимирской церкви. Добирайтесь по одному - по двое, гурьбой не ходите. Полиция ищет восьмерых.
- Ясно, - сказал атаман.
- За храмом я вас встречу и проведу двором, чтобы швейцар не заметил. Только бомбу свою, Николай, ко мне в дом не носи. Взорвешь еще, не дай бог.
- А нету бомбы, - ухмыльнулся Куницын. - Мы ее израсходовали.
- Куда? - испуганно спросил сыщик.
- Да не боись ты. Рыбу глушили в речке Оккервиль. Знатная уха вышла!
- Вот хорошо. Тогда до вечера!
Стараясь не привлекать к себе внимания, Лыков поковылял обратно к поезду. Вдруг "японцев" уже нашли и где-то поблизости прячутся филеры Герасимова или Филиппова? Тогда они проследят ветерана с целью выяснить его личность. Вот будет здорово, если топтуны доведут его до Фонтанки, 16. Объясняй потом, что ты делал в обществе государственных преступников.
Еще сыщик запоздало ругал себя за слабость. Ничего он, как оказалось, пока не решил. А теперь взял да и поставил на карту всю свою многолетнюю безупречную службу. Чтобы спасти вшивобратию! Восемь мужиков, у которых каша в голове. Кто-то да попадется, кто-нибудь да проболтается. Невозможно долго скрывать такое, правда рано или поздно вылезет наружу. Куда он, умный опытный человек, вляпался? Да еще по своей воле.
Ну а как их бросить, стал оппонировать сам себе коллежский советник. Ведь после девятого января гадливое чувство внутри так и сидело. Да, мужики. С сумбуром, невеликого ума ребята. Но спасшись из плена, они не разбежались по домам, а пытаются что-то в державе переменить. Рискуя свободой и даже жизнью. Эсеров, анархистов, социал-демократов Лыков не уважал. Раскачивают лодку, в которой сами же и плывут. Утопят всех. Либералы? Эти еще хуже, только болтать мастаки. Нелепые идеи Кольки-куна вдруг показались коллежскому советнику ближе всего к правде. Так, конечно, не будет никогда. Не позволят сильные мира сего учредить мужицкую республику. Такая держава нежизнеспособна. Но, как всякая утопия, модель Кольки привлекала, в ней была справедливость. И сыщик решил: не дам правдолюбцам сломать себе шею. Спрячу, увезу, а там как пойдет. Сейчас все силы властей были брошены на поиск этих людей. Вот-вот их найдут. А если ребят эвакуировать в Финляндию, накал быстро спадет. Пропали, и ладно… Жандармы скучать не будут, их умы тут же займут другие возмутители спокойствия. Вон их сколько в очереди стоит. И вшивобратия как-то, Божьим промыслом, но выживет. Когда-нибудь их наверное поймают, если не успокоятся и не уплывут в Америку. Но без Лыкова - его совесть будет чиста. Наивный самообман, конечно, но иначе совсем погано на душе. И он окончательно постановил рискнуть.
Соблюдая меры предосторожности, Алексей Николаевич по приезде на Царскосельский вокзал направился в уборную, а через минуту оттуда бодро выбежал моложавый артельщик с узлом в руке. На всякий случай он сунулся на Калашниковскую хлебную биржу, что в Харьковской улице. Там проследить человека в одиночку невозможно. Поплутав, бойкий малый отправился на Литейный. Шел-шел и вдруг шмыгнул в незаметную подворотню. Дворами в обход Шереметьевского дома выбрался к задам квартала, который занимал Департамент полиции. Подошел к узкой калитке, отпер ее своим ключом - и оказался на службе.
Азвестопуло, увидав начальника, съязвил:
- А куда крестик дели? В ломбард заложили?
- Щас как дам в грызло!
- Фу! Тоже мне, а еще потомственный дворянин.
- Это я, Сергей Манолович, еще из образа не вышел.
Коллежский секретарь увидел, что у Лыкова возбужденно горят глаза.
- Неужели?!
- Да. Там они.
- Попались! Что мы делаем? Кого на этот раз берем, сыскных или жандармов?
Алексей Николаевич сел, порылся в карманах и выложил на стол несколько смятых купюр.
- Ты поезжай сейчас на станцию Шуваловка Финляндской железной дороги и купи билеты до Рихимяки. Восемь туда и один - туда-обратно. Отъезд завтра вечером. На вокзале не покупай, опасно.
Азвестопуло сразу все понял. Он вперил в шефа острый взгляд и спросил:
- Вы понимаете, что делаете?
- Да.
- До конца понимаете?
- До конца, Сережа, до конца. А вот ты лучше сделай вид, что не сообразил. Если вдруг случится недоброе, скажешь, что выполнил мое распоряжение бездумно. Ни о чем таком не подозревая.
Парень вспыхнул от обиды:
- Что я, по-вашему, не человек? Вместе ответим. Мне эти мужики тоже симпатичны.
- Симпатичны до такой степени, что готов ради них вылететь со службы? - вскинулся Лыков. - Ты себя со мной не равняй, у тебя детей при лесном имении нет. У тебя, остолопа, вообще никаких детей еще нет, а ты на рожон лезешь.
- Вернусь в Одессу и поступлю в сыскное отделение агентом по вольному найму.
- Опороченный на прежней службе не будет принят даже вольнонаемным.
Грек задумался.
- Вот-вот, сначала лоб поморщи. А туда же: вместе ответим.
- Я все уже решил и лоб морщу только насчет деталей, - ехидно ответил Азвестопуло.
- Думать над этим будешь вне службы. А пока ступай выполнять поручение. Билеты все купишь в зеленые вагоны .
- Вы тоже в третьем поедете? Среди кур и пьяных чухонцев?
- Придется. Иначе мужики будут без надзора, а мало ли что? Билеты положишь в мой стол. Сдачу не забудь, правдолюбец хренов…
Пройдясь по кабинетам и убедившись, что он никому в родном департаменте не нужен, Лыков пошел домой. Там взял в оборот Нину Никитичну:
- Сегодня у нас будут ночевать восемь человек. Они люди простые, но не буйные. Водку не пьют, а вот курят много. Гостей надо накормить, напоить чаем и обеспечить спальным местом.
- Батюшки, - ахнула кухарка. - Где же я их всех положу?
- К вам никого не пущу, - усмехнулся сыщик. - Далеко ли до греха?
- Да я не об том, - отмахнулась Нина Никитична. - Мой бабий век уже прошел, прости Господи меня грешную. Но восемь!
- Раскидаем по трем комнатам.
- А постели где взять? Разве что у конторщика дома занять на одну ночь.
- Нет. Об этих людях никто не должен знать. Они тайно придут, а спустя сутки так же тайно уйдут. Я уеду вместе с ними, через день вернусь.
Кухарка даже не стала переспрашивать. Надо так надо. Тетка она была - кремень. Служа при сыщике много лет, Нина Никитична научилась держать язык за зубами и ничему не удивляться. Однажды в квартире Лыкова неделю прятался беглый кавказский князь, которого ложно обвинили в убийстве. В другой раз тайно проживал военно-морской агент Северо-Американских Соединенных Штатов. Иногда приходили загадочные люди от барона Таубе и тоже подолгу скрывались. Но то было в огромной квартире на Моховой. А тут целое отделение на три комнатки…
С домашнего аппарата сыщик позвонил в Москву титулярному советнику Войлошникову.
- Александр Иванович, запомни: послезавтра я весь день бегал по Москве. Ты меня видел, но чем я там занимался, не знаешь.
- Когда ты уехал от нас?
- Ближе к вечеру.
- Понял.
Приятно иметь дело с людьми, которым ничего не нужно объяснять…
Когда стало темнеть, сыщик отправился в дворницкую. На Моховой и швейцары, и дворники знали о роде занятий жильца и все его распоряжения выполняли беспрекословно. Здесь на Стремянной Лыкову впервые требовалось провести в дом людей так, чтобы никто не увидел.
- Как тебя зовут? - спросил он дворника.
- Варлам, ваше высокоблагородие.
- А по батюшке?
- Варлам Федотович.
- Ты знаешь, где я служу?
- Так точно. Полковник в Департаменте полиции.
- Сам из солдат?
- Так точно, отставной фейерверкер лейб-гвардии Первой артиллерийской бригады.
- Тебя случайно не Пятибоков сюда пристроил? Игнат Прович?
Дворник расплылся в улыбке:
- Так точно! Знаете его, ваше высокоблагородие?
- Служба такая, обязан знать.
Сыщик оглянулся на дверь, понизил голос:
- Сегодня между одиннадцатью и двенадцатью часами ко мне через заднюю калитку придет человек. Секретный!
- Мне его впустить?
- Повторяю: секретный. Какой же это будет секрет, если ты его увидишь?
- Ага…
- Я сам его впущу. А когда надо будет, выведу. Перед этим, Варлам Федотович, загляну к тебе и прикажу не высовываться.
- Понял.
- Как пройдет человек, дам команду отбой. Опять можешь ходить, где нужно. А до команды чтобы сидел тут как привязанный. Если увижу, что вышел или в окошко подсматриваешь, вылетишь отсюда. И никакой больше работы в Петербурге не найдешь. Уяснил?
- Так точно, ваше высокоблагородие! Я же понимаю, государственная тайна.
- Правильно понимаешь, Варлам Федотович. Ну, иди пока сделай все дела, чтобы потом мог четверть часа никуда не выходить.
- Есть!
Дворник схватил метлу и отправился на двор. Лыков прогулялся до табачной лавки в Свечном переулке, купил пять сотен недорогих, но приличных папирос. Он нарочно ушел так далеко от дома. Если полиция что-то заподозрит, агенты отправятся по всей округе расспрашивать про жильца со Стремянной. Если выяснится, что некурящий человек закупил так много табака, это будет улика.
Кроме папирос, у Лыкова было еще одно дело в Свечном. Здесь квартировали извозопромышленники, было много дворов с конюшнями, тут же жили ямщики. Сыщик навестил хозяина небольшого извозного промысла по фамилии Челноков. В свое время он спас мужика от больших неприятностей, когда тот из жадности повадился возить бандитов. Алексей Николаевич убедил следователя перевести извозчика из сообщников в недоносители. И получил преданного человека. Два-три раза в год, когда сыщику требовался свой экипаж с верным ездовым, он обращался к Челнокову.
Извозопромышленник обрадовался гостю. За все годы тот ни разу не попросил лишнего, не потребовал ничего в счет прежних благодеяний. Даже наоборот, дважды выручил из неприятностей с околоточным.
- Нужда у вас, Алексей Николаевич? А то, может, чайку? У меня фамильный, хороший.
- Времени нет, Сила Иванович. Дело вот какое. Завтра в одиннадцать часов ночи требуется взять у моего дома девять человек, включая меня самого. И довезти до Шуваловки, что возле Озерков, на станцию Финляндской дороги. Так, чтобы быть там в час пополуночи. Сварганишь?
- Ежели вам к поезду, то надобно пораньше выехать.
- В десять?
- Да. Лучше там полчаса постоять, чем на пять минут опоздать.
- Маячить мы не можем, дело секретное.
- Хм. Ну, тогда в половине одиннадцатого.
- Понял. Как хочешь везти такую ораву?
- Три экипажа возьму, в одном сам поеду.
- Но только чтобы молчок. И людей подбери надежных. Матвея можно, и брательника твоего.
- Так и сделаю.
- Почем прокатишь?
Челноков задумался:
- Обратно пустые вернемся. Навряд ли кто в Шуваловке сойдет. Придется вам, Алексей Николаич, за оба конца заплатить.
- Когда это я жульничал? Скажи, сколько.
- Меньше девяти рублей себе в убыток.
- Плачу десять.
Челноков повеселел:
- Так я прикажу супруге чаю?
- В другой раз, Сила Иваныч. Когда времени побольше будет.
Итак, для укрытия государственных преступников все готово. Рубикон будет перейден примерно за час до полуночи. Ребята вяжут городовых, забирают у них оружие, крадут деньги и документы. Готовят переворот. А спасти злодеев от наказания хочет коллежский советник Лыков. Про которого никто даже и не подумает, что он может изменить присяге. По правде говоря, именно на это и надеялся Алексей Николаевич. Сергей не выдаст, он человек надежный. Дворник, извозчики, жена Сажина - не свидетели. Главную опасность представляли сами "японцы", и это следовало нынче вечером обговорить. Если вдруг они вернутся из Финляндии, чтобы делать свою чертову революцию, то обязательно попадутся полиции. И на допросе могут рассказать, как ушли от преследования в прошлый раз. Тут Лыкову и конец. Можно попробовать отовраться. Известно, что преступники часто оговаривают невинных людей с целью запутать следствие. Но пятно останется, как его потом ни смывай.
Лыков досидел до условленного времени спокойно. Решение он уже принял и не привык менять позицию. За полчаса до полуночи позади Владимирского храма его поджидали восемь человек. Сыщик провел их в квартиру, представил кухарке и велел накормить. Потом спустился в дворницкую и выпустил Варлама на свободу. А когда пришел домой, поразился.
Вшивобратия вольготно расположилась за обеденным столом. Нина Никитична летала, как мотылек, успевая подкладывать добавки всем сразу. Но особое внимание старуха уделяла атаману:
- Кушай, Коленька! Вот тебе еще добавочка.
Сыщик впервые увидел своими глазами, какое влияние оказывает Куницын на простых людей. Его не было пять минут. За это время атаман полностью обаял кухарку, рассудительную и много повидавшую женщину. Причем он не говорил длинных речей, отвечал коротко и больше молчал. Но словно некие волны исходили от обычного на вид человека с седой бородой и грустными глазами. Это был именно атаман, вожак. И люди подчинялись ему беспрекословно.
Первые минуты застенчивые мужики боялись объесть хозяина и потому скромничали. Но Лыков хорошо помнил, что такое солдатский аппетит. И потому подготовился основательно. Увидев, что еды вдоволь, гости отвели душу и наелись до отвала.
Поужинав, "японцы" разошлись по квартире, с интересом осматривая непривычную обстановку. Иван Косолапов обнаружил забытую на зеркале лыковскую ленту ордена святого Станислава. Он повесил ее через плечо и щеголял так, вызывая общий смех. Рыжий Бубнов баловался с телефонным аппаратом. Зот Кизяков взял с письменного стола хозяина фотокарточку в алебастровой рамке:
- Алексей Николаич, это кто? Похожи, ну прямо одно лицо…
- Мои сыновья. Близнецы. Слева Брюшкин, а справа Чунеев.
- Как-как?
- У них семейные прозвища такие. Брюшкину имя Павел, а Чунееву - Николай. Они сейчас подпоручики, служат в Туркестане.
- А это дочка? - баталер указал на другую фотографию.
- Да, Сашенька. Она теперь парижанка. Вышла замуж за француза и уехала к нему. Один я остался.
Фотографию Вареньки с черной траурной лентой Кизяков в руки брать не решился и спрашивать о ней не стал - и так все ясно.
Матрос отошел, а к столу подсел Колька-кун. Он глянул вслед парню и улыбнулся:
- Хороший мальчишка.
- Да ты его старше всего на несколько лет!
- Эх, - вздохнул атаман. - Разве только по метрике. Видал ты, Алексей Николаич, такую картину? Идешь летом по улице, деревья зеленые, и листки на них зеленые. До осени еще далеко. И вдруг замечаешь один желтый листочек. Все вокруг в полной силе, а этот уже состарился, прежде других. Замечал? Вот и я как тот листочек. По годам еще молодой, а в душе старик стариком.
- Женись, заведи детей.
- Некогда, революцию надо делать.
Колька-кун оглянулся на своих.
- Возьмем власть - поставлю Кизякова морским министром.
Коллежский советник аж поперхнулся:
- Ты что? Какой из него министр?
- Ну, он единственный из нас, кто служил на флоте.
- По-твоему, этого достаточно? Николай Егорыч, не пугай меня ради Христа. Не настолько же ты глуп.
- Мало нас, выбирать не из кого. А хочешь, назначу тебя министром внутренних дел? Чай, справишься.
Сыщик смотрел на собеседника и недоумевал: шутит тот или говорит всерьез? Хотелось думать, что шутит. Куницын понял его и усмехнулся:
- Да ладно тебе… Как победим, желающие стать министром в очередь выстроятся.
- Собери всех, разговор есть, - велел атаману хозяин.
Когда гости опять расселись за столом, Лыков сказал:
- Завтра в ночь выйдем так же секретно из дому и поедем на станцию Шуваловка.
- На чем поедем? - сразу же уточнил Сажин.
- На трех пролетках. Извозчики проверенные, они болтать не станут. Но и вы по пути помалкивайте. Дальше. Садимся в поезд и катим в Финляндию. Там вы останетесь, а я возвращаюсь домой.
Сыщик обвел всех строгим взглядом. "Японцы" молчали, ждали продолжения.
- В поезде ведите себя тихо. Обслуга в нем вся финляндская, они привыкли к вежливому обращению. Привлекать к себе внимание нам нельзя.
- Это понятно.
- Еще кое-что. На границе будет таможенный досмотр. Станут смотреть вещи, недозволенное отберут.
- А что нельзя везти? - спросил сухорукий Чистяков.
- Водку и спирт.
- Эх-ма! Нам Николай Егорыч и без того запретил.
- За табак и за чай, если они при вас будут, придется заплатить пошлину.
- Деньги есть, заплатим, - махнул рукой атаман.
- Револьверы оставьте здесь, я их потом в канал выброшу, - продолжил инструктаж сыщик. - С ними границу не пройдешь.