Лыков простился с начальством и вышел на панель. Дурново жил и работал в доме МВД у Прачечного моста, том самом, где когда-то застрелили Макова . Сыщик двинулся вдоль Мойки, не замечая никого вокруг. Вот так поручение… Найти и убить Николая Куницына и его товарищей. Что делать? Сказаться больным? Все, и Дурново в том числе, подумают, что сыщик струсил. Черт бы с ними, но тогда в Москву пошлют другого. Исправлять его, Лыкова, грехи с риском для жизни. И потом, а присяга? Он на службе, и получен приказ. В Москве идет резня. Уже погибли более пятидесяти полицейских, товарищей Лыкова по службе, у всех жены и дети. Городовые просто исполняли свой долг, и за это их убили. Кто? Неужели обошлось без Кольки-куна и его вшивобратии? Они делают революцию в белых перчатках, по законам рыцарства? Бред! Раньше "японцы" не отнимали ни у кого жизни. Лишь поэтому сыщик счел себя вправе помогать мужикам. Но сейчас все переменилось. Кровь пролилась и развела стороны окончательно. И как быть? Снова бегать за "японцами" и уговаривать их уехать? Разве же они согласятся? Нет, черта перейдена, дальше кто кого перестреляет. А ведь это он, Лыков, поймал банду и отпустил. Посовестился - мужики уж больно хорошие, и много за ними правды… Но, если они теперь кого-то казнили, смерть их жертв - это его, Лыкова, несмываемая вина. Надо ехать, исправить ошибку.
И еще есть соображение, самое неприятное. Шкуру надо спасать, свою собственную шкуру! Попадут куницынские в плен и расскажут на допросе, как прятались в квартире сыщика. Слово давали молчать, но чего теперь стоит их слово?
В результате они с Азвестопуло оказались в одном поезде с полковником Мином и первым батальоном семеновцев. Ехали двадцать часов и прибыли на Петербургский вокзал Москвы в ночь на 15 декабря. Солдаты расположились в здании вокзала, начальство и Лыков отправились в Кремль к Дубасову. Сыщика прежде всего интересовали коллеги по сыскной полиции. Он нарочно отказался взять с собой питерцев. Мало ли как все обернется с "японцами"? Может, ситуация не настолько безвыходная? Чужие глаза тут ни к чему. А среди москвичей у Алексея Николаевича было немало приятелей. В первую очередь он надеялся на Войлошникова. Но того на совещании у генерал-губернатора не оказалось, присутствовал его помощник надворный советник Мойсеенко.
Лыков пожал ему руку:
- Приветствую, Дмитрий Петрович. А где Александр Иванович?
Мойсеенко выглядел так, словно только что в одиночку разгрузил вагон угля.
- Не знаю, ничего не знаю. Он ушел вчера домой и до сих пор на службе не появлялся.
- В такое время и нет на службе? - встревожился питерец. - Не похоже на него. А где живет Александр Иванович?
- Да на Пресне… - со значением ответил москвич.
- Вот как? Не пытались послать к нему кого-нибудь?
- Никто не идет, все боятся. На Пресню сейчас хода нет. Там главный очаг, боевая дружина фабрики Шмита. Она самая злая и лучше всех вооружена. Маузеры, винчестеры, бомбы…
- Какой точный адрес Войлошникова?
- Волков переулок, дом Скворцова.
- Покажите на карте.
Мойсеенко ткнул пальцем слева от Зоологического сада:
- Тут.
- А где баррикады?
Подошел генерал-квартирмейстер штаба Московского военного округа Шейдеман:
- Проще сказать, где их нет!
Лыков корректно поклонился:
- Ваше превосходительство, я должен буду проникнуть в Волков переулок и найти там нужного человека. Будьте любезны указать мне дислокацию ваших войск, а также места расположения дружинников.
Генерал покосился на Дубасова. Тот пояснил:
- Это коллежский советник Лыков, он выполняет личное поручение Дурново. Меня обязали оказать ему полное содействие.
- Понятно.
Шейдеман подробно показал на карте, как пролегла "линия фронта". Самая большая баррикада оказалась на Горбатом мосту. Еще одна, тоже значительная, была возведена на Кудринской площади; по бульварам ее фланкировали завалы. Третий очаг сопротивления находился в Тишинке.
- А Проточный переулок тоже перекрыт?
Генерал ответил:
- Об этом у меня нет сведений. Вроде бы там сохраняют нейтралитет.
Лыков обрадовался. Проточный переулок был одним из самых опасных мест в Москве. Там обитали шайки громил, контролирующих Смоленский рынок и окрестности. Его жители никого в грош не ставили и более всего ценили независимость. Вряд ли Совет рабочих депутатов имел вес у гайменников.
Сыщик откланялся и ушел. Совещание продолжилось без него. Последние слова адмирала, что долетели до питерца, звучали оптимистично:
- Подкрепление прибыло, теперь надо наступать.
Итак, коллежский советник собрался идти в самый центр восстания. Пока суматоха, можно проскочить. И вывести Войлошникова с семейством из опасности. Ведь у Александра Ивановича четверо детей. Вот и боится он их эвакуировать, когда вокруг не прекращается стрельба. Но как быть с Сергеем? С одной стороны, вдвоем спокойнее. С другой - жалко парня, молодой еще. Рейд опасный, можно и пулю словить… В себе сыщик был уверен, он умел разговаривать с аборигенами Проточного.
Шеф решил не рисковать своим помощником. Тот сидел в сыскном, ждал распоряжений. Алексей Николаевич явился туда и сказал греку:
- Иди в гостиницу. Поужинай без меня.
- А вы?
- Схожу на встречу и вернусь часа через два.
- Я с вами.
- Зачем?
- В Москве война, - отрезал коллежский секретарь.
- Да у меня встреча в Зарядье. От боевиков далеко.
- Тогда я у подъезда посижу, - упрямо заявил Сергей. И Лыков понял, что тот не отвяжется.
- Хорошо, идем вместе. Но учти, там, если по правде, опасно.
Азвестопуло насторожился.
- На Пресне позади Зоологического сада казенная квартира Войлошникова. Нашли где селить начальника сыскной полиции! Александр Иванович пропал вчера. Ушел к семье и не вернулся. Надо его вытащить оттуда, вместе с женой и четырьмя детьми.
- Четырьмя! - ахнул грек.
- Теперь понял? Пока не сделаем это, я ничем другим не смогу заниматься. А московским начальникам дела нет. Их можно понять - дом горит… Поэтому на Пресню пойдем без воинской команды, только мы вдвоем.
- Но как пролезть через баррикады?
- Возьми в сыскном гардеробе врачебный саквояж. И оружие не забудь. Встречаемся через час в Гнездниковском.
Два отчаянных человека пробрались в Проточный переулок без особых проблем. В Замоскворечье стреляли пачками, в Хамовниках - залпами, на Садовой-Кудринской истерически заходился пулемет. Но между Хамовниками и Пресней было тихо. Однако, как только сыщики зашли в Проточный, им навстречу вихляющейся походкой двинулись четверо блатных.
- Эй, прыцы , кто такие будете? - спросил один, с хищным лицом и гнилыми зубами.
- Пройти надо, - коротко ответил Лыков.
Уголовные рассмеялись:
- Мало ли что надо? Сначала доложи, потом заплати, ну а там посмотрим.
Алексей Николаевич цыкнул:
- Прибери рыло в чулан, к празднику сгодится!
Бандиты растерялись. Незнакомец не только не боялся их, но и вел себя как старший.
- Ладно. Говори, что за нужда.
- На Пресне ранили человека. Не простого, по-вашему будет "иван". Это доктор, я веду его туда. Если раненый вдруг помрет, не дождавшись, вся пресненская боевая дружина примется выяснять, почему доктор не пришел. И кто его не пустил. Ну? Надо это тебе?
Блатные переглянулись, гнилозубый кивнул Азвестопуло:
- Открой рендель .
Тот щелкнул замком саквояжа.
- Идите.
Сыщики миновали кордон налетчиков, но уже в Новинском переулке им снова преградили путь. Вооруженные люди появились внезапно, из засады. Лыков вскинул руку с маузером - и тут же опустил ее. Перед ним стоял Сажин.
- Иван, не стреляй!
- Алексей Николаич? Ты как здесь оказался?
Есаул отвел стволы браунингов, скомандовал:
- Отставить!
Трое в рабочих куртках нехотя отступили. Сажин шагнул к Лыкову, настороженно глядя на него, и спросил:
- С ума сошел? Тут таких на месте кончают…
- Мне надо.
- Что значит "надо"? - Сажин почти кричал. - Надо ему! Может, ты шпион и пришел сюда с разведкой? Откуда я знаю?
- Конечно. Ниже полковника не нашли кого послать, - язвительно парировал Лыков. - Думай, что говоришь.
- Хорошо. Зачем явился?
- Пропал мой товарищ. Я его ищу.
- Он, поди, тоже из полиции?
- Иван, я какой, по-твоему, человек?
Сажин опешил. Подумал немного и ответил:
- Ну… порядочный.
- Хотя служу в полиции. Так вот, и товарищ мой тоже порядочный. Ничем не хуже меня.
Есаул покосился на спутника Лыкова:
- А это кто?
- Мой помощник Азвестопуло. Служит в том же учреждении.
Рабочие недобро нахмурились и стали обступать незваных гостей с флангов. Алексей Николаевич торопливо сказал "японцу":
- Там у него жена и четверо детей. Вы же с детьми не воюете?
- Ты хочешь их вывести?
- Да. Помоги, пожалуйста. Будем квиты.
Сажин приказал своим бойцам:
- Оставайтесь здесь, я скоро вернусь.
- Так это… Царские сатрапы вроде…
- Сами вы сатрапы. Он золотой человек, я его в обиду не дам.
Когда они втроем отошли от засады, Лыков незаметно вытер пот со лба. Тут Сажин обратился к нему:
- Какой адрес?
- Волков переулок, дом Скворцова. Это…
- Постой! - есаул замер. - Там жил начальник сыскной полиции. Ты не его ли идешь выручать?
- Да, Войлошникова.
- Шлепнули твоего товарища два часа назад.
- Как шлепнули? - у Лыкова перехватило дыхание. - За что?
- Так царский прихвостень, рабочих в тюрьмы сажал.
- Каких рабочих? Он сыщик, ловит воров и бандитов!
Сажин возразил:
- Но ведь прежде твой Войлошников служил в охранном отделении, разве не так?
- Служил. Теперь за это убивают?
- А ты как думал? - взвился "японец". - Революция! Кровь за кровь, смерть за смерть.
Алексей Николаевич схватил ртом воздух, ему вдруг нечем стало дышать.
- Вот, значит, какая она, ваша революция? Иван, как же так? Вы же раньше не убивали!
- Царские прихвостни первые начали.
Лыкову расхотелось спорить.
- Где тело? - спросил он.
- Валяется в переулке, запретили хоронить.
- Кто приказал и кто исполнил?
- Пресненская боевая дружина. А исполнил какой-то товарищ Владимир. Шестеро их было…
- Что с семьей?
Сажин закашлялся.
- Что с семьей, я спрашиваю?
- Живые они. Но… это… у них на глазах его казнили.
- У жены и детей? На глазах?!
- Так ведь революция. Террор.
Лыков ничего не ответил, и дальше они шли молча. У пикета оказалась собственная пролетка, запряженная крепкой гнедой. Сажин сел за кучера, сыщики поместились в экипаже.
Вскоре Лыков увидел знаменитую баррикаду у Горбатого моста. Она пересекала плотину Нижнего Пресненского пруда и поражала своей основательностью. В баррикаде был сделан небольшой проход, туда и шмыгнула пролетка. Стоявшие на охране дружинники узнали есаула и беспрепятственно впустили его на Пресню.
Обогнув пруды, они выехали к Волкову переулку. Вокруг сновали сосредоточенные люди, многие были с оружием. Сажин постоянно с кем-то здоровался, и сыщики скоро оказались у нужного им дома.
Тело Войлошникова лежало в арке. Пять или шесть пуль разворотили ему грудь, одна угодила в щеку. Лицо убитого исказила гримаса боли. В окне первого этажа стояла женщина и не сводила глаз с трупа.
Лыков соскочил с пролетки и быстро вошел в квартиру.
- Лариса Петровна, немедленно уходим отсюда. Соберите детей, - велел он.
Женщина повернулась на его голос, и сыщик понял, что она его не слышит. Глаза были совсем безумные, волосы всклокочены, губа прикушена до крови.
- Это я, Лыков. Лыков! Я пришел за вами.
- Алексей Николаевич? Как вы здесь оказались? Они же и вас убьют!
- Соберите детей, только быстрее. Еще есть возможность вывести вас отсюда.
- А Саша?
- Тоже заберем, там похороним.
Через минуту вдова с детьми уже выходила на улицу, испуганно косясь на боевиков. Те вдруг сбежались, как шакалы. Из толпы послышался злобный голос:
- Ведь тоже сыщики, а, товарищи? Оба-два прикатили. Шлепнуть их, шлепнуть!
- Ну шлепни, если такой смелый всемером на одного, - равнодушно ответил коллежский советник. - Но лучше подумай. Или вон у Сажина спроси, он на войне был, подтвердит. Там дают вынести тела с поля боя. Есть такой военный обычай.
Голос замолк, а сыщик продолжил:
- Еще мирное население полагается уводить в безопасное место. Или вам мало, что убили у них мужа и отца? Мало? С женщинами и детьми хотите воевать, сволочь?!
Последнее слово было лишним, но Лыков не сдержался. Однако именно его тон и отсутствие страха подкупили боевиков. Смелость вызывает уважение у смелых людей. Когда Алексей Николаевич взвалил тело товарища на плечо, толпа молча расступилась.
Они быстро домчались до Новинского. Там спешились, выстроились в колонну и двинулись к Проточному переулку. Самого маленького из детей Лариса Петровна несла на руках, трое других почти бежали, держась кто за подол ее юбки, кто друг за друга. Сажин довел их до границы своего участка и остановился:
- Ну, вроде вырвались. Дальше мне нельзя.
- Спасибо, Иван, - протянул ему руку сыщик. Тот пожал ее и хотел уже идти, но Лыков остановил есаула:
- Мне приказали вас найти.
- Кто?
- Министр внутренних дел Дурново.
- Самолично, что ли? - развеселился "японец".
- Именно так.
- Вот это честь для нас, - с издевкой констатировал Сажин. - А на словах ничего не велел передать?
- Велел, - серьезно ответил Лыков. - В плен вас брать не будут. А если и возьмут, то лишь для того, чтобы повесить.
- Ага…
- Где Николай Егорович?
- Командует дружиной в Симоновской слободе.
- А другие?
- Да все мы здесь. Как имеющие военный опыт, назначены в командиры. - Есаул стал загибать пальцы: - Вася Суржиков в Миусском трамвайном парке атаманит. Иван Косолапов в Лефортове. Мишка Чистяков - помнишь, сухорукий? - начальник над санитарами. Ваня Бубнов и Гришка Булавинов здесь, на Пресне.
- Все живы? - обрадовался сыщик.
- Пока все.
- А Зот, крестник мой? Тебе Николай рассказывал про Кронштадт?
- Говорил. Зот лечится, где-то в Петербурге.
Лыков обернулся: вдова с детьми стояли и ждали, когда закончится разговор. Пора было уходить.
- Семеновцы приехали, две тысячи штыков с артиллерией, - прошептал он есаулу.
- Мы знаем.
- Иван! Как же мы теперь, а? Брат на брата пойдем? Зачем такое зверство? Зачем такая революция?
- А по-другому не получится, Алексей Николаич, - грустно ответил ему Сажин. - Буржуи свое добро без боя не отдадут. Придется воевать.
- Значит, и мы с тобой можем встретиться в бою? Рука не дрогнет в меня выстрелить?
- А у тебя? - ответил вопросом на вопрос "японец".
- Не знаю. Страшно думать об этом.
- Все, Алексей Николаич, - нахмурился Сажин. - Кончилась промеж нами дружба. Разошлись дорожки. Навсегда.
- Ты уже убил кого-то?
Есаул смолчал.
- Ты ведь был лучший в полку стрелок. А в Петербурге тогда по ногам целил…
- Прощай! - зло крикнул Сажин, развернул сыщика и подтолкнул его в спину. - И не попадайся мне!
Трое взрослых и четверо детей вышли в Проточный переулок. Там их поджидал знакомый патруль уголовных.
- Ну? Никак опоздали, кончился ваш революционер?
Лыков молча прошел мимо них. Тут вдруг гнилозубый сказал товарищам:
- Ба! Да это же Войлошников. Так они легавые!
И, обогнав Лыкова, преградил ему путь.
- Стой! Кто таков? Зачем тащишь фараона?
Налетчики озлились. Однако до Садового кольца оставалось два шага, и вид у беженцев был такой, что явно нечем поживиться. Возможно, все бы обошлось, их бы пропустили. Но тут один из громил, с поджившим чирьем на скуле, смачно харкнул и сказал:
- Войлошникова сложили? Собаке собачья смерть.
Этого Алексей Николаевич уже не выдержал. Он быстро положил тело сыщика на землю и без паузы двинул гнилозубому кулаком в висок.
- На!
Азвестопуло сбил с ног второго, остальные кинулись наутек. Сыщик едва не побежал за ними - так хотелось наказать парня с чирьем. Но делать этого было, конечно, нельзя. Требовалось спасать вдову и детей.
Когда они переходили Смоленскую площадь, позади грохнул винтовочный выстрел. Пуля свистнула над головами. Сергей тут же сместился на шаг и заслонил собой ребятишек.
- Бегом! - крикнул коллежский советник, и все побежали. У Лыкова взмокла спина в ожидании следующего заряда. Положение было отчаянное: они словно куропатки на прицеле. Второй выстрел не заставил себя ждать. Алексея Николаевича так сильно ударило в спину, что он повалился ничком. Убили? Ранили? Кое-как он поднялся и понял, что цел. Пуля угодила в тело Войлошникова и застряла в нем. А ведь должна была пробить насквозь!
Испуганный падением начальника, Сергей подскочил и пытался взять у него труп. Но до спасительной застройки было уже близко, и Лыков донес тело сам.
Между домами заблестели штыки, кто-то крикнул:
- Стой! Кто такие?
- Коллежский советник Лыков из Департамента полиции, - запыхавшись, ответил сыщик. Он ждал третьего выстрела, но его не последовало. Еще секунда, и вся их команда оказалась в безопасности.
- Кого это вы несете? - спросил подошедший драгунский штабс-капитан.
- Тело начальника Московской сыскной полиции титулярного советника Войлошникова, - пояснил Алексей Николаевич. - Расстрелян боевиками… Вот у них на глазах. Это жена… То есть вдова. И дети.
- На глазах у семьи? - не поверил офицер.
- Точно так.
Будто в подтверждение его слов Лариса Петровна зарыдала в голос. Подошли солдаты, молча смотрели на изувеченный труп сыщика, на перепуганных детей.
- Видали? - прищурился штабс-капитан. - Вот такие они, революционеры.
Военные помогли им добраться до Гнездниковского переулка. Из помещения сыскной выбежали подчиненные Александра Ивановича, внесли его тело внутрь. Оказалось, что многие из них перевезли свои семьи сюда. Жены сыщиков захлопотали вокруг вдовы и детей. А Лыков с Азвестопуло отправились к Дубасову, прихватив с собой Мойсеенко.
Лыков доложил о смерти Войлошникова. Генерал-губернатор приказал немедля направить телеграмму Дурново с просьбой выделить вдове пенсию. Затем он назначил Мойсеенко исполняющим обязанности начальника МСП, а коллежскому советнику сказал:
- Ваше особое поручение меня не касается, верно? Тогда ступайте, голубчик, и без вас голова кругом идет.
Сыщики уселись в кабинете, еще вчера принадлежавшем Александру Ивановичу. Новый начальник собрал немногочисленный кадр и приказал:
- Всем сидеть тихо и не рыпаться!