Кончилась война, но Андрей продолжал жить теми же принципами. Оценивал человека по способности самопожертвования ради товарищей. Пошел бы он с ним в разведку, по ту сторону фронта, или нет. Вот с Николаем точно бы пошел, были они уже в перестрелке. Не прятался тогда начальник угро за машину, бандита убил, не помедлил, не побоялся.
И с постовым Комаровым из транспортной милиции тоже в разведку пошел бы.
Он постоял на крыльце. Надо бы к Марии сходить, предупредить, что выписался. А то нехорошо получится. Она придет навестить, а его в больнице нет. Получается – пренебрег, а это любому обидно. И идти к ней домой неприлично, запашок водочный от него. Мама в первую очередь учует, осудит. Но не выпивоха Андрей, звание обмывал. Получилось – как в армии, звездочки в стакан с водкой, выпить, губами поймать. Правда, не стакан наливали, это чересчур. Взвесил все за и против, пошел все-таки к дому Марии. Неспешно шел, чтобы спиртное выдохлось. Небольшой дом за высоким штакетником, виден свет в окнах. Постучал в калитку. Через минуту дверь открылась.
– Кто?
Только тут Андрей снова на часы посмотрел. Половина девятого, время для посещений еще не позднее.
– Мне бы Марию.
Девушка узнала по голосу Андрея, отперла калитку.
– Каким ветром тебя занесло?
– Выписан из больницы по выздоровлению вчера вечером. А сегодня в звании повысили. Прости, выпил немного. Неудобно – компания собралась.
– Хм, а я волнуюсь!
– Тогда я пошел. Давай завтра вечером встретимся?
Мария ответить не успела, на крыльцо вышла ее мама.
– Мария, ты чего гостя на улице держишь? Веди в дом.
Андрею бы не хотелось, чтобы мама в первый день знакомства подумала о нем нехорошо. Мамы сразу в любом ухажере дочери видят будущего зятя, оценивают. Не всегда первое впечатление верное. Андрей помнил, как его увидела Валя, когда он под бомжа и пьяницу маскировался. В грязном ватнике, небритый, со стойким запахом спиртного и лука. Отшатнулась тогда от него, наверное – не любила сильно, не попыталась поговорить после, разобраться.
– Пойдем? – спросила Мария.
– А запах? – прошептал Андрей.
– А ты стой подальше. Хоть познакомитесь.
Ох, не хотелось Андрею сейчас именно в дом идти. Но и ретироваться неприлично. Вошли. Мария первый раз видела его в форме – шинели, шапке, сапогах.
– Раздевайся.
Андрей шинель снял. Звякнули орден и медаль. Опять нехорошо – подумают, нацепил цацки себя красиво подать. А уже поздно. Мама Марии на пороге встала.
– Да вы герой, заслуженный человек!
– Ну что вы. Я сержантом с фронта пришел, а у других вся грудь в наградах.
– Да что же мы в дверях, проходите, садитесь. Чайку?
– Спасибо, я только что из-за стола.
– Не сочтите за любопытство, расскажите немного о себе.
– Легко. Фролов Андрей Михайлович, из Москвы. Три года на фронте, родители под бомбежкой погибли. Окончил школу милиции, сегодня получил повышение в звании. Служу в Балашихинском районном отделе милиции, в уголовном розыске. Вкратце все.
– Выпиваете часто?
Учуяла все-таки! В Андрея как бес вселился, понесло.
– Ну что вы! Совсем немного. Каждый вечер с устатку после службы по стакану водки. Иногда пивком заполирую. Водка без пива – деньги на ветер.
Ну вот чувствовал – чушь несет. А обидно стало, за запах, за подозрения необоснованные. Будь, что будет! Дочь с матерью рты в изумлении открыли. Мать пришла в себя первой.
– Да ведь врешь же, парень!
Андрею стыдно стало за свою нелепую выходку, да поздно. Слово – не воробей, вылетит – не поймаешь. Мать Марии продолжила:
– Моя дочь немного в людях разбирается, с выпивохой бы не дружила. Ершистый ты, как ее отец, пусть земля ему пухом.
– Простите, характер скверный.
Тяжело слова эти Андрею дались. Не последнюю роль в выходке выпивка сыграла.
– Наверное, опасная у вас работа? – поинтересовалась мама Марии.
– Пером в конторе скриплю, отчеты пишу.
– Ну вот опять! А ранили как же?
Андрей на Марию посмотрел. Разболтала?!
– Случайная перестрелка.
– Это не в поселке Автогенстроя?
Ничего в городе не скроешь, даже если захочешь!
– Там.
– Говорят – ужас, что было. А вас еле в больнице откачали.
– Я живучий.
– Счастлив ваш ангел.
– Наверное. Мне пора.
– Вы заходите к нам, все лучше, чем на улице мерзнуть.
Мама осмотрела внимательно награды Андрея, потом взглянула на правую сторону груди.
– А что это за полоски?
– За ранение на фронте.
– В милиции за ранения нашивки не дают?
– У нас не фронт, кончилась война, желаю здравствовать.
Уже за калитку вышел и понял, что имени и отчества мамы Марии не помнит. Или не называлась она? Не понравился, наверное, он маме, не глянулся. Форма и награды любому мужчине к лицу, но запах! А еще понесло его не вовремя, что стоило отшутиться? Нет же, как "тигр" напропалую попер! Балбес! Утром умылся в общем умывальнике на двадцать комнат, оделся в гражданское. Вроде не хватает чего-то. Удостоверение при себе, а… точно! Пистолет Феклистов не вернул. А он в любой момент понадобиться может.
Достал наградной "ТТ", сунул в карман. Что "кольт" казенный, что "ТТ" – оружие хорошее, надежное, но страдают одним общим недостатком – нет самовзвода. Драгоценные мгновения из-за этого он в схватке с Гуриным потерял, а мог бы и жизнь. Решил – сдаст "кольт". А вместо него лучше "наган" офицерский или "вальтер" трофейный. Хотя это сомнительно. "Кольт" по ленд-лизу получен, а "вальтер" – трофей, немецкое оружие в государственные службы не брали, хотя на складах оно хранилось.
Поздоровавшись, Андрей попросил Феклистова вернуть пистолет.
– Вспомнил наконец. А я все думаю – когда же? Держи. Ох, и тяжел он у тебя.
– Поменять хочу.
– Давно пора.
В оружейке у дежурного Андрей сразу спросил:
– "Вальтер" есть?
– Не табельное оружие, нет.
– Тогда "наган" дай, офицерский, чтобы с самовзводом.
– Знаешь, не один ты "кольт" брал, все возвращали. Списать бы его, так ведь почти новый. Вот этот посмотри.
И дежурный протянул потертый "наган" еще тысяча девятьсот двенадцатого года выпуска, императорского Тульского оружейного завода. Андрей возмутился:
– Ты бы мне еще мушкет дал времен Петра Первого.
– Все так думают. А я в тире из него стрелял, он фору даст револьверам военного выпуска, бери, не пожалеешь.
– Патронов отсыпь, уговорил.
Что у револьвера плохо – неудобен он для скрытного ношения, барабан выпирает, кроме того, спица курка за одежду цепляется, рвет.
А деваться некуда. В сейфе только "ТТ" и "наганы".
Когда в кабинет вернулся, Феклистов усмехнулся:
– Хвастай.
Андрей выложил на стол револьвер и наградной "ТТ".
– Два ствола взял? – удивился Николай.
– Один наградной, не беру его на службу. Сегодня прихватил, потому что без оружия – как голый.
Феклистов "ТТ" взял, прочитал дарственную надпись: "Сержанту Фролову А. М. за успехи в борьбе с бандитизмом".
– За Федьку-Одноглазого?
– Не только.
– Везунчик ты.
– А у тебя часы именные.
– Ты знаешь, помоложе был, мечтал о наградном оружии. Увидел твой пистолет, вспомнилось.
Пока разговаривали, Андрей снарядил барабан револьвера патронами. Не быстрая процедура, а если учесть, что сначала стреляные гильзы удалить по одной надо, так и вовсе мешкотное. Всем револьвер неплох, точен, надежен, выстрел не такой громкий, как у "ТТ", но перезаряжание…
– Ладно, давай о деле. Я тебе говорил, кражи квартирные пошли чередой, похоже – не местные, мы бы уже знали. Залетные из соседних городов или столицы. Но вот что настораживает. Не квартиры работяг берут, а людей богатых, у кого ценности есть.
– Наводчик в городе есть, и с ворами связь держит.
– В самую точку! Сам так думаю.
– Какая-нибудь связь между пострадавшими есть? Скажем, работают вместе или пьянствуют?
– Не заметил. Пострадавшие – те еще жуки. Один на продуктовой базе завскладом, другой – директор рынка. А еще один, не поверишь, директор кладбища. У всех украли приличные суммы в деньгах и драгоценностях – кольца, броши, браслеты.
– Это при их-то зарплатах?
– Наверняка воруют. Взятки берут. Но не схвачен – не вор. Они сейчас потерпевшие. И как трудящиеся граждане имеют право на защиту закона.
– Можно дела посмотреть? Каким способом в дом или квартиру забрались, список украденного.
Николай ответил с ходу:
– Отмычки, нигде взлома нет. Работали быстро. У Юрченко мать престарелая на десять минут из дома в аптеку отлучилась. Вернулась, а квартиру уже обокрали.
– Шустро.
– Наши граждане деньги и ценности в одних и тех же местах хранят, большого ума найти не надо.
– Если в квартиру этого Юрченко забрались, когда старушка вышла, стало быть, наблюдали.
– Опять в точку! Не один человек это, банда, шайка.
– Один наводчик, один наблюдатель, один на шухере стоит, один или двое квартиру обворовывают. Это уже четверо или пятеро.
– Сбытчика краденого забыл – это шесть. Целый преступный синдикат получается.
Николай достал из сейфа шесть уголовных дел.
– В одно дело объединять надо, уж больно почерк похож. Читай.
Андрей погрузился в чтение. Фотографии вскрытых замков посмотрел, сделанные экспертом. Списки украденного, составленные со слов заявителей.
– Откуда у них столько золота? – удивился Андрей.
– Один, что с продуктового склада, во время войны продукты со склада тырил, на золото менял. Тогда две банки тушенки за обручальное золотое кольцо шли. Сам не видел, но слухи ходят.
– Что же его не призвали?
– По документам – инвалид, имеет белый билет, вроде с сердцем у него что-то. Видел я его – здоровее нас с тобой.
– Кому война – кому мать родна.
– Это про него.
– На фронте иной раз горячей пищи дня по три не видели, сухарь черный за благо считали. А этот гад в тылу рожу наедал.
– Ага, скажи это прокурору. Да ты читай. Вдруг в голову что умное придет?
Андрей взялся за уголовные дела. Квартирные кражи – довольно трудно раскрываемый вид преступлений, особенно если действовали гастролеры. Две-три кражи в одном городе, переезжают в другой.
А нынешний случай другой. Шесть краж для небольшого города – это уже много. И не факт, что все пострадавшие заявили о кражах. Потому что суммы украденного велики, не соответствуют зарплатам. Милиция может заинтересоваться самим пострадавшим – откуда такие деньжищи? Объяснитесь-ка, гражданин.
До вечера Андрей сидел над делами. Кое-что общее было – кражи только у граждан, а не в организациях, только днем, как будто на работу ходили. Оно понятно: хозяин квартиры на службу, а воры только этого ждут.
И еще особенность – брали только деньги и ценности. Единичные кражи в Балашихе и раньше случались, и выносили все, что могло поместиться в мешок, чемодан. Забирали пальто, шубы, обувь, даже радиоприемники. А они ламповые, громоздкие и тяжелые.
Эти же воры брали то, что легко уместится в карманах, не требует машины для перевозки краденого и сбыть легко. Золотые изделия, да еще проданные сбытчикам по заниженной стоимости, всегда быстро находили покупателей. Но машина, пусть легковая, даже мотоцикл, у шайки быть должна. Иначе откуда такая мобильность? Андрей для себя план действий набросал. Для начала надо обзвонить отделения милиции других районов, нет ли у них таких краж. Еще со списками украденного объехать ломбарды в Москве. Вдруг всплывет краденая вещь?
Зашел Николай.
– Посмотрел свежим взглядом?
Андрей рассказал о предположениях.
– Согласен. Завтра с утра за телефон и обзванивай соседние районы. Если кражи есть, надо будет выезжать, с делами знакомиться.
– И еще – почти нет свидетельских показаний. Все равно кто-то видел чужих у дома или в подъезде.
– Знаю, мое упущение. Но ты в больнице, Тарасов в отпуске был, сейчас на курсах. Людей нет. А свидетелей искать – дело долгое. Сам знаешь, с каждым жильцом поговорить надо. Займись.
Андрей понял, предстоит сизифов труд. Вечером к Марии зашел, предложил погулять.
– С удовольствием.
Прошлись по городу. Когда мимо общежития милицейского проходили, Андрей рукой показал:
– Я здесь обитаю, вон мое окно.
Подмерзли за три часа, Андрей Марию к дому проводил. Холодно, темно, добрые люди по домам сидят, да и завтра на работу Андрею, а Марии на утреннюю электричку. Поцеловать Марию на прощание Андрей хотел, да засомневался, не примет ли она за наглость?
Утром за телефон, пять районных отделений обзвонил. Похожая кража была только в одном, да и то только по почерку квартирного вора, действовал отмычкой. Андрей решил поговорить с соседями пострадавших. В первую очередь его интересовали последние кражи, когда могли запомнить детали – лица, одежду. Последняя кража у Юрченко была, туда и направился.
Старушку – мать Юрченко – Николай уже допрашивал, и повторяться не стоило. Жил потерпевший в четырехэтажном, красного кирпича доме довоенной постройки. Андрей начал обход квартир, в первую очередь тех, окна которых выходили на выходы из подъездов. Если за домом наблюдали, то только с этой стороны. С тыльной какой смысл? Наблюдали не минуты, часы. И наблюдателя просто обязаны были увидеть. Полдня убил на опрос. Именно убил, поскольку никто не видел посторонних.
– Попытайтесь вспомнить, может быть, машина долго с утра стояла или человек на лавке сидел.
– Мамочка с коляской была.
– Вы ее раньше видели?
– Не припоминаю.
– Описать сможете?
– Так уже неделя прошла. Мамочка как мамочка, и коляска обычная.
Человеческая психология устроена своеобразно. Вещи и события обыденные внимания не привлекают, не запоминаются. Пройдет мимо вас в подъезд дома сантехник или врач со "Скорой", принадлежность которых ясна и понятна, вы о них не вспомните, а вот пьяный и матерящийся бомж или ярко накрашенная девица запомнятся. Может быть, мамочка с коляской ни при чем, но Андрей запомнил высказывание соседки, потому как небольшая странность была.
На улице уже прохладно и долго на лавке не усидишь, обычно мамы с колясками прогуливаются, а эта три часа сидела. В оставшихся квартирах, уже заканчивая опрос, целенаправленно спрашивал о мамочке с коляской, получая утвердительный ответ.
– А после двенадцатого числа она появлялась?
Двенадцатого октября произошла кража. А после кражи ни маму, ни коляску никто не видел. Андрей почувствовал себя гончей, взявшей след зайца. Отправился на обед. Работа работой, но и обедать надо, доктор в больнице говорил про усиленное питание. А как усиленно питаться, когда денег кот наплакал и тают быстро, как мартовский снег?
Первое блюдо не брал, зато к картофельному пюре две котлеты, рассудив, что мясо сытнее. Горячий чай пил медленно, вспоминая детали разговоров с соседями потерпевшего.
Одна наблюдательная сказала:
– Думаю, не мамочка она.
– Почему?
– За все время, что сидела, ни разу коляску не покачала, соску не дала. Нянька она, и детей не любит.
Андрей не женат был, своей семьи и детей не имел. Как с маленькими детьми обращаться, не знал. Для него такие детали – откровение. Не поленился, после обеда в поликлинику пошел, к педиатру.
– Доктор, пять минут займу, вижу, очередь у вас. Скажите, в коляске какого возраста дети спят долго?
– Как долго?
– Три часа.
– Месяцев до шести.
– По такой погоде как часто поить, кормить их надо, пеленки менять.
– У вас детей еще нет? – улыбнулся доктор.
– Не успел жениться.
– По такой погоде, как сейчас, пеленки каждые два часа менять надо. А соску с водой – по требованию.
– Это как?
– Когда плакать будет. Сказать младенец не может ничего, мал. Вот маме сигнал плачем подает. Если пить или кушать хочет, если сырой.
– Спасибо.
– Могли бы у любой рожавшей женщины спросить.
Мог, конечно, но ему надо было услышать специалиста. Итак – няня. Или бесчувственная мамочка, которая за три часа пеленки не меняла. Да и не будет менять на улице, не лето.
Заявился в райотдел, сразу к Феклистову, выложил то, что нарыл.
– Подожди. Кто-то на предыдущих кражах тоже о женщине с коляской упоминал. Дай-ка мне дело Самарина.
– Это директор кладбища?
– Он самый.
Николай полистал дело, нашел нужную страницу.
– Вот! Женщина с коляской! И то один свидетель упомянул.
– У меня тоже. А кто свидетель и номер квартиры? Я схожу.
Записал данные на бумаге.
– На другие адреса сходи, по мамочке и коляске целенаправленно работай.
– Ученого учить – только портить, – пробурчал Андрей.
Начал обход дома. Важными свидетелями могли быть старушки. Летом на лавочках сидели, в холода у окна. Все видели, зачастую слышали. Одно плохо – со зрением беда. Не всегда лица различали, могли ошибаться.
Когда Андрей опросил одну, спросил про маму с коляской.
– Была, но не из нашего дома. Своих-то я всех знаю.
– А из какого?
– Не было ее раньше.
– Может быть, квартирантка или в гости к кому приехала?
– Не знаю, милок.
– А выглядела она как? Ну – старая, молодая, во что одета?
– Не, не старая. Ходит легко, только безалаберная. Вот же молодежь пошла, не то что мы. Вот, помню…
– Погодите, – прервал Андрей старушку.
Вспоминать они могут часами, если не остановить, не направить в нужное русло.
– Почему безалаберная?
– Заботливая мать коляску через бордюр аккуратно спускает, чтобы ребенок не проснулся. А эта не придержала, коляска колесами так и состучала.
– И ребенок проснулся, заплакал?
– Не слышала, наверное – спал крепко.
– А куда она ушла, к каким домам?
По соседству стояли еще два трехэтажных дома.
– Не видела, врать не буду.