Крутой склон закончился, средь тайги проглянули поля, появились избы с огородами. Андрей по привычке глянул, как тут у них картошка - цветет ли уже? ан нету еще на Руси - картошки - все больше репа с капустой. Неяркий облачный день был наполнен легкой серо-зеленой дымкой, пронизанной тенями тайги и гор. Все вокруг двигалось - катились темно-зеленые волны, гармошкой ходили в них отраженные берега, плыли лодки, грузные дощаники, тянулись длинные плоты. Над текущей рекой туманно-серыми горами тянулись облака, под ними поворачивались на ходу таежные хребты и сопки, выступая одна за другой. Показался высокий безлесый конус Николасвской сопки - вулкана, неведомо когда потухшего; за ней открылся длинный спуск Афонтовой горы, покрытой прохладными лесами - тихим осинником, веселым березняком. Под спуском пошел мелкий, степной уже, сосновый лес, растущий на ровном месте, которое сужалось к Стрелке - глинистому мысу при впадении в Енисей речушки Качи - татарской Ызыр-сух.
Из-за Афонтовой горы волной поднялась степная сопка Кум-Тигей - по-казачьи Караульная. Сухие склоны ее изрезаны оврагами и выступами шершавого рыже-розового известняка - отсюда Кзыл-Яр, "Красный берег" по-местному, а стало быть, и Кзыл-Яр-Тура - Красноярск, "Город Красного берега". Город-крепость, без спросу поставленный в земле кыргызов, мышеловкой перекрывший пути на север, - и за то смертно ненавидимый ими, да так ни разу и не взятый. На Караульной горе виднелась смотровая вышка, и сам город уже показался за сосновыми верхушками, приближаясь деревянными шатрами острожных башен, церковными луковками, бревенчатой стеной Большого города, мелькнувшей за леском.
- Куда здесь лодки подходят? - спросил Андрей у Глаши.
- Вон туды правься, ко взвозу - тама все чалятся.
Высокий енисейский берег заворачивал влево, над ним поднималась невысокая стена Большого города, ограждающая предместье - Посад. Далее, за тесовыми избяными крышами, выступали бревенчатые стены Малого города - мощной пятибашенной крепости, стоящей на самой Стрелке. Именно эти шатровые кровли башен и видел Андрей зимой - только тогда на них лежал снег. В стене Большого города были устроены ворота, от них к реке спускалась дорога - "взвоз" по-местному. Подо взвозом в реку рядами уходили мостки, к которым были зачалены лодки, струги, карбазы и иные сибирские суда. Покачивались частые мачты, на берегу и мостках толпился народ: пестрые бабы, подгородние да посадские мужики в длинных серых азямах, мелькали военные кафтаны казаков, иные из них проезжали верхами, грозно покрикивая. Все яснее доносилось тележное скрипенье, людской гомон, крик, брань, стук переволакиваемых, перекатываемых бочонков и кулей. Мычали коровы, блеяли овцы, тявкали собачонки.
Мастер с Ченом подняли весла, Андрей, уже освоившись с рулем, медленно подводил лодку к мосткам. Рыжая Глаша причесывалась, охорашивалась, оправляя свой нехитрый наряд. В мутной воде плавало черт-те что - рыбьи головы, яичная скорлупа, щепки какие-то; все это откатывалось от круглого носа, разрезавшего воду, - наконец, толкнувшись о борт струга, лодка несильно стукнулась о позеленевшее бревно причальной намости. Глаша привычно выскочила, закрепляя чалку на торчащий серый обрубыш. "Ну вот, с возвращеньицем!"
- Welcome to old Krasnoyarsk! - приветственно произнес Андрей.
- Ну-ну… - Голос Мастера был какой-то странный, неуверенно-настороженный.
- Все, побегла я! - подхватив узелок, крикнула с мостков Рыжая. - Поутре на ярмонке встренемся!
- Удачи тебе! - крикнул в ответ Андрей, но та уже не слышала - настоящая горожанка, перекинулась словом здесь, ругнулась там, и вот уже высоко на взвозе направлялась к воротам. Остальные тоже вылезли на мостки, разминая затекшие ноги.
- Что будем делать? - спросил Андрей.
Странно, но он совершенно не представлял, что теперь делать. И уж совершенно не чувствовал себя хозяином, в чей город прибыли гости.
- Мы в город, Чен остается караулить лодку, - скомандовал Мастер, - Андрей, бери товар и пошли.
Протолкавшись сквозь береговой народишко, они поднялись к воротам по горячей сухой дороге с затвердевшими тележными колеями, заросшей по краям пыльным подорожником.
- Ты вот что, - негромко сказал Мастер, - не очень-то расслабляйся. Если есть в голове сентиментальность по поводу возвращения домой, выкинь ее оттуда как можно скорее. Помни, это чужой для тебя город и, скорее всего, враждебный.
- Как это враждебный? Я так не чувствую.
- Просто поверь на слово и делай то, что тебе скажу. Ты понял?
- Да, Ши-фу.
Пыльные лопухи росли у темно-коричневой стены, сложенной из палей - толстых окоренных бревен, для крепости еще и обожженных. Записавшись у воротного, они вошли в узкую оживленную улицу, ведущую к острогу. Вдоль улицы плотно стояли бревенчатые избы с крутыми тесовыми крышами - двухэтажные, с маленькими квадратными окошками; рядом островерхие торцы амбаров, высокие глухие ворота и, наконец, соединявшие все массивные заплоты - глухие ограды, собранные из толстых плах, вставленных в пазы вертикальных столбов. Кое-где покачивали ветвями невысокие березы, торчали круглые черемухи, за тесовыми углами крыш поднимались освещенные солнцем шатры крепостных башен. Мастер внимательно оглядел улицу.
- А не хочешь ли ты… выпить? - вдруг предложил он Андрею, указывая на одну из потемневших построек. - Насколько я понимаю, это заведение называется кружало.
- Похоже на то.
- Помню, говорил мне писатель Дун Юэ: "Древние не чурались винной чарки и даже прославляли достоинство опьянения". Древние не чурались, так и нам не пристало, верно? Как это говорят - "тяпнем по маленькой"?
- Тяпнем, почему нет?
Заскрипев, с трудом открылась тесовая дверь - темная, залощенная, снизу подгнившая, избитая сапогами. Андрей был в легком напряжении, самые мелкие детали остро бросались в глаза. В кружале вдоль стен шли лавки, перед ними стояли грубо сколоченные столы и такие же табуреты; напротив входа была широкая стойка с подъемным проходом, сбитая из толстых досок, за ней полки, уставленные широкими узкогорлыми бутылями из тусклого стекла. Окошко, затянутое бычьим пузырем, заплыло жиром и намертво въевшейся пылью. За стойкой устроился потный широкобородый целовальник в рубахе с косым воротом - стеклянный стакашек тонул в лапище, поросшей черным волосом. Народу в кабаке было много, чадно, шумно - кто кореша за грудки хватал, кто песни орал, кто девку блудную (на том языке, "блядскую жонку") в углу лапал.
"Нда, заведение… - хмыкнул Андрей про себя. - А наш притончик гонит самогончик!" Увидев свободный стол, Андрей уселся за него, кинув тюк на лавку. Мастер подошел к стойке, спросив "мерзавчик"- малую бутыль зеленого вина, к нему горячих пирогов с капустой и копченой ряпушки - мелкой енисейской селедки.
- Чена бы сюда. Ему все злачные места как дом родной, - заметил господин Ли Ван Вэй, поставив все на стол, - ну да ладно, он свое возьмет. Что ж, с возвращением тебя! - набулькав водки, китаец поднял стаканчик.
- Все-таки с возвращением? - спросил Андрей, чокаясь и закусывая вкусной рыбкой.
- А как же!
- Может, вы и правы, - начал было Андрей и замолк, оглянувшись на соседний стол.
- Эй, дед! - грубо поинтересовались оттуда. - В лоб хошь?
За столом устроились трое "братков", намерения которых читались без всякой телепатии. Не хотелось приезд в родной город начинать с банального мордобоя. Может, Мастер подскажет, как лучше себя вести - судя по всему, господин Ли Ван Вэй не новичок в подобных заведениях. А главное, он явно знал, зачем они зашли в этот кабак.
- Это мне или вам? - спросил Андрей Мастера.
- Вот и разберись, - спокойно посоветовал тот, - но помни: без убийства! А я отойду на минутку-другую, потолкую с этим почтенным человеком, - кивнул он в сторону красномордого целовальника, который стоял, широко раскинув руки и уперев в засаленную стойку пудовые кулаки.
Краем глаза Андрей оглядел гадюшник и ситуация ему не понравилась: фон происходящего непотребства как-то изменился, словно изогнувшись вокруг их столика. Ближе всего сидел темноволосый курчавый парень с длинными усами и колючим небритым подбородком. Жиган - так мысленно назвал его Андрей, - сощурив и без того узкие глаза, недобро поглядывал в спину Мастеру, мирно облокотившемуся на стойку.
- Поднес бы стакашек-то, - ухмыляясь, бросил он Андрею, на секунду нагнувшись и не показывая больше правой руки.
- Да уж нет ничего. - Андрей неторопливо поднял бутыль, демонстративно выплеснув остатки в свой стакан.
- Ну дак ишшо возьми, - посоветовал чернявый.
Пара его дружков придвинулась ближе. Один из них левой рукой придерживал что-то похожее на "гасило"- кистень, спрятанный в рукаве. Как тут дерутся, когда начинают - черт их разберет! Бьют обычно внезапно, но для опытного глаза мелкие признаки все же могут указать начало атаки.
- Денег нет, - примиряюще улыбнулся Андрей. Может, удастся спустить ситуацию "на базаре"?
- Дак у ево есть, - указал Жиган на Мастера, с явным намерением заставить Андрея отвернуться.
- У кого? - переспросил Андрей, отворачиваясь и краем глаза замечая выброшенную вперед руку. Уйдя от кривого засапожного ножа, он выплеснул содержимое своего стакана в лицо чернявому. Кыргыз на свадьбе промахнулся, а Андрей попал точно - это стандартный, многократно отработанный прием ресторанных драк. Крепкое спиртное ударило в глаза Жигану, на несколько мгновений лишив того зрения. Кинувшегося дружка Андрей встретил ребром оловянной тарелки в переносицу; другой кореш, неуклюже махнув гасилом, едва успел отскочить от тяжелого стола, пинком отправленного в его сторону. "Ну что, уроды, - драку заказывали?!"
В кабаке поднялся общий рев, разверзшиеся пасти угрожающе захрипели из-за лохматых бород. "Сейчас кодлой кинутся!" Заметив, что чернявый ощупью ищет нож, Андрей схватил за горло бутыль и обеспечил себя розочкой, резко, без замаха, ахнув в жи-ганский лоб. Толстое стекло не разбилось сразу - рука Андрея привыкла к современной, более тонкой посуде, так что пришлось добавить еще и по затылку. Жиган мешком сполз на пол, водка потекла по грязным кудрям, смешиваясь с кровью и осколками стекла.
- Уби-и-или!! - послышался бабий визг откуда-то из угла. - Гришку убили! Ярыжек кличьте!
Перекинув розочку в левую руку, Андрей правой схватил за ножку тяжелую табуретку и со всего размаха отправил ее на крик. В углу затихло.
- Ну что, будем культурно отдыхать? - обратился он к присутствующим, покачивая розочкой. - Или как?
Кодла опасливо оттянулась, в свою очередь выставив ножи. Андрей подтянул ногой еще один табурет.
- Э-э-э, охолонись-ка малость! - раздался сзади неторопливый бас целовальника.
- Простите, это вы мне? - вежливо осведомился Андрей.
- Кому ишшо? Сядь, кому сказано! Дунька, не ори! Вы двое, - скомандовал кабатчик Тришкиным корешам, - волоките малого в чулан. Полежит малость, глядишь, и оклемается. А и подохнет, невелика потеря.
Гришку унесли. Дунька, подшибленная табуретом, тихо подвывала в углу, а публика, получив для успокоения "бутыл" за счет Мастера, снова загудела обычным кабацким гудом.
- Я полагаю, мы договорились? - словно ничего не случилось, закончил разговор китаец.
- Покажь сукнецо-то, - как из бочки, прогудел целовальник.
Китаец сделал знак Андрею, тот швырнул тюк на стойку, а мужик, ловко поймав его, вытянул кусок ткани.
- Лады! Баба моя сукно сторгует. Маланья! - рявкнул он в другую дверь, откуда шустро высунулась девчонка лет десяти. - Покажь мужикам избенку, да сразу назад, не то ухи оборву!
В дальнем от стойки углу снова послышалось рычанье, мелькнули ножи - похоже, завсегдатаи не поделили Дуньку. Прошлая драка якобы забыта, и на Андрея никто не обращал внимания. Впрочем, исходя из своего опыта, он в это не верил. "Миром такое не кончается. Что-нибудь да будет".
Глава тридцать пятая
- Ну, - довольно сказал Мастер, отойдя от стойки, - кажется, двинулись дела. Вставай, нам пора!
Захватив бутылку с закуской для Чена и оставив тюк с тканью, Андрей с Мастером вышли из кабака. Уже наступил вечер: на востоке светилось проясневшее небо, подпертое темным конусом Николасвской сопки. Тесовые кровли смутно вздымались в густеющей тени, самые высокие по острым конькам были еще подрумянены закатом. Тяжелый оранжевый свет залил Караульную гору, рассеченную резкими тенями каменных бугров и оврагов.
Сзади приблизился дробный копытный перестук, и их обогнал десяток всадников. Бородатые казаки на ходу покачивали пиками, за спинами болтались пищали в кожаных чехлах. Кафтаны у всех были одинаковые, а вот доспех разномастный: у кого кольчуга, у кого кожаный куяк с нашитыми пластинами железа, у кого "бумажник"- толстый простеганный кафтан.
- У кыргызов доспехи лучше, - отметил Мастер. - И пищали у них есть. И кони хороши. По сравнению с казаками, кыргызы выглядят как настоящая, регулярная армия. Чем же эти сильнее?
- А они сильнее?
- История показывает, что да. Вот только чем?
- Скоро увидим.
- Думаешь? - Китаец, повернув голову, с любопытством поглядел на Андрея.
"А что, есть сомнения?"- подумал тот.
- Думаю, да. Да и вы так же думаете. Кыргызы-то не зря войско собирают.
- Вон ты о чем… - протянул господин Ли Ван Вэй, - ты уж лучше помалкивай.
- Да мне-то что.
Пожав плечами, Андрей двинулся под гору, к рядам молчаливых черных лодок. Ему было ясно, что действия по "корректировке" волны событий развернутся именно здесь, и связано это с кыргызским походом. Хорошо бы наметить какой-нибудь план действий. Но для этого нужно было угадать, что именно планирует Мастер. Помочь взять город, который, судя по историческим документам, ни разу не был взят? Вмешаться - и тем самым изменить историю? Но как именно?
Интересно, почему Чен остался в лодке? И что он делал, пока Андрей кулаками в кабаке махал? Судя по виду "любимого ученика", ни хрена тот не делал.
- Ну, как ты тут? - спросил Мастер заспанного Чена, когда тот, протирая глаза и отмахиваясь от комаров, высунулся из лодки.
- Ребята, какие тут девки - кровь с молоком! Глазки, зубки, титьки! Завтра мы…
- Как говорил Сунь Цзы: "Красивых дев надо дарить врагу, ибо они могут заткнуть рот умным советникам", - прервал его господин Ли Ван Вэй.
- А это кто такая? - Чен кивнул на Малашу, девчонку целовальника.
- Мы сняли дом, она нас туда отведет, - пояснил Мастер. - А ты остаешься здесь, караулить лодку. Ясно?
- Ясно, Ши-фу.
- Пошли, што ль, дедушка! - переступала с ноги на ногу Малаша, нетерпеливо дергая Мастера за рукав. - Пошли, не то тятька ухи крутить зачнет!
- Идем-идем, - успокоил ее китаец, ласково погладив по светлым волосам.
"Интересно, есть ли у него дети? - подумал Андрей про господина Ли Ван Вэя. - А вдруг Чен его сын - для полного счастья… Хотя нет, вряд ли. Сходства ни малейшего".
"Дом" оказался покосившейся избенкой с завалинками, густо поросшими травой. Внутри - земляной пол, пара лавок, застеленных тряпьем, вместо печи очаг, кое-как обложенный камнем. Андрей походил, потрогал, посмотрел.
- Что думаешь? - поинтересовался Мастер.
- Фигвам. Сибирская национальная изба.
- Что-что?
- Жить можно, говорю.
Жить, в общем, действительно было можно. Под лавкой нашлись дрова, была и вода в кадушке.
За окном опустилась ночь, внутри затрещал огонь, облизывая закопченный бок казана; дым поднимался к потолку, густо-черному от сажи, и вытягивался наружу сквозь узкое волоковое оконце. Андрей сидел, охватив руками колени, и неотрывно смотрел на пламя.
- Что ты там видишь? - спросил Мастер.
- Честно ответить?
- Как хочешь.
- Аграфену. Ответ нечестный.
Мастер коротко усмехнулся, точно как в кабаке перед дракой:
- Она тебе нравится?
- Красивая женщина. Рыжая, сероглазая. Вам, китайцам, этого не понять.
- Все мы понимаем. А вот у Ханаа глаза темные, как черемуха. Разве они хуже?
- Тоже симпатичная девчушка. Вам больше нравится?
- Обе хороши. И похожи.
- Это чем же?
- Судьбой.
Шинкарев не понял. С его точки зрения, между безмужней староверкой и юной степной "аристократкой", женой Кистима, ничего общего быть не могло. Но спорить не стал. О чем тут спорить?
- Попробуй-ка, чай заварился? - спокойно сказал Мастер.
С чаем подъели, что еще осталось со скита; потом, налив еще по чашке, устроились в темноте, глядя на огненные змейки, перебегавшие по малиновым буграм догоравших поленьев.
Спустя некоторое время китаец сказал:
- Ты прошел три стихии: "Землю", "Ветер"и "Воду". Осталась последняя - "Огонь". Две из них приняли тебя. Одна - нет. Это поправимо, если "Огонь" тебя примет.
- А если - нет.
- Тогда все погибло.
- Все?
- Для тебя - все.
- Что я должен сделать? - спросил Андрей. Если китаец хочет его припугнуть - на здоровье. Только чтоб напугать Андрея, одних слов маловато будет.
- Сделать? Ты должен СМОЧЬ. Кто сможет гореть, не сжигая себя, тот способен постичь Путь воина. Способен, но не всегда постигает.
- В чем суть боевого "Огня"?
- Бешенство. Гнев. Ярость. Бой насмерть, не чувствуя боли.
- А практически? Когда лучше входить в состояние "Огня"?
- В безвыходном положении, когда терять уже нечего. В коротком бою, например, для того, чтобы прорваться в укрытие. В закрытом помещении, когда ты уверен, что к противникам не подойдет подкрепление.
- Почему?
- Потому что настоящий "Огонь" отнимает очень много энергии. После боя ты будешь абсолютно без сил. И без сознания, скорее всего. Если ты вышел из "Огня", снова "разжечь" его почти невозможно.
- А как выходить из "Огня"?
- "Водой". Мягкостью.
- Понятно. Вы говорили о "гуань-тоу", "затруднительном положении". Это как-то связано?
- Именно в "гуань-тоу" ты должен войти в "Огонь".
- Значит, войти в "Огонь"… Странно… Я думал, мы должны что-то точно рассчитать. Какое-то конкретное действие, толчок, изменяющий "волну времени". Математически точно рассчитанный. Разве не так?
- Математически… - в голосе Мастера послышался скепсис. - "Тот, кто хочет улучшить счастливый момент, за год ни одного дела не сделает"- так, помнится, говорил литератор Се Чжаочжэ. Будь все дело в математике, ты бы сюда не попал. Мне бы и Чена хватило.
- Ну, а Чен? - поинтересовался Шинкарев с долей ревности, - он проходил "затруднительное положение"? И эти стихии - он испытал себя в них?
- Что тебе Чен? Думай о себе, не о Чене. Знаешь что - давай. - ка спать. Поздно уже, а завтра трудный день.
- Спокойной ночи, Ши-фу.
За окном тихо зашелестело. Андрей поднялся, приоткрыл дверь - с шумом дождя ворвался сильный запах травы, недалекой реки, прибитой дорожной пыли. Выйдя и постояв пару минут снаружи, Андрей вернулся в избу и снова устроился на своей шубе. Спать не хотелось. Кыргызский поход, ряд готовых лодок в раскольничьем скиту, знание Мастера о том, где можно купить "огненный бой"в Красноярске… Что же делать? "К Выропаеву зайти? Ладно, завтра", - решил он и заснул.