Опер Екатерины Великой. Дело государственной важности - Юрий Корчевский 4 стр.


Генерал не спеша достал из кармана табакерку с красовавшимся сверху вензелем императрицы Екатерины, щедро усыпанную бриллиантами, помедлил, давая возможность Савве Пантелеевичу разглядеть царский подарок. Затем затолкал в нос добрую порцию нюхательного табаку, громогласно чихнул и вытер нос кружевным платочком.

Похоже, всё это произвело на столоначальника неизгладимое впечатление. Он покраснел, вспотел и начал "есть" начальство глазами.

– Так вот, – продолжил генерал не спеша, – вчера на балу подходит ко мне граф Строганов и в лучшем виде описывает работу нашего служителя. Приятно было, не скрою, что во вверенном мне ведомстве такие мастера своего дела служат. И даже фамилию назвал.

Савва весь обратился в слух.

Генерал показал пальцем на Андрея.

– Путилов Андрей.

– Я, ваше превосходительство.

На бедного Савву было жалко смотреть. Но он взял себя в руки и пересохшим от волнения голосом сказал:

– Этого не может быть, это какая-то ошибка!

– Давай спросим у него, – генерал в упор взглянул на Путилова. – Было? Расследовал?

– Удалось – повезло.

Генерал уже с любопытством разглядывал Андрея, а Савва левой рукой – так, чтобы не видел Чичерин, показал ему кулак.

– Сколько ты служишь в моём ведомстве?

– Два года, ваше превосходительство! – Андрей встал по стойке "смирно".

– Вольно. Расскажи-ка, братец, как дело было? Довольно любопытно.

И Андрей рассказал всё по порядку.

Когда он закончил, наступила тишина. Генерал барабанил пальцами по столу.

– Ты из каких будешь?

– Из боярских детей.

– Чин какой?

– Простой служитель.

– А классный чин?

– Не удостоили пока.

– Хм!

Генерал повернул голову к Савве.

– Почему о происшествии и счастливом разрешении сего мне не донёс?

Савва побагровел.

– Виноват, исправлюсь!

– Не каждый день у сиятельного графа, заметь – приближенного к императрице, ценности крадут из спальни супруги и челядь убивают. А главное – за ночь убийца был пойман! Теперь об этом всё дворянское собрание знает, а может, и… – генерал поднял вверх палец, – до самой государыни дойдёт.

– Рад стараться, ваше превосходительство! – рявкнул Савва.

– Э, не ценишь ты своих людей, Савва Пантелеевич! Парень умён, скромен, сообразителен. А у тебя в простых служителях состоит, да ещё и в архиве ты его гнобишь. И чина классного нет. Непорядок!

– Исправим, ваше превосходительство! – лицо Саввы налилось кровью. "Как бы его удар не хватил", – подумалось Андрею.

– Если ты, Савва Пантелеевич, не ценишь своего служителя, так я его к себе заберу.

Савва, не ожидая такого поворота дел, растерялся. От Чичерина зависела вся карьера.

Генерал не стал дожидаться ответа, достал из-за обшлага мундира бумагу и бросил её на стол.

– Ну-ка, молодец, прочти.

Андрей сделал три шага вперёд, взял бумагу и, отступив назад, прочитал её. Ему присваивался классный чин коллежского регистратора. Самый нижний – четырнадцатый, но с повышением жалованья на три рубля.

Рот у Андрея растянулся в улыбке.

– Рад стараться, ваше превосходительство!

– Так же и дальше служи, Андрей!

Генерал повернул голову к Савве.

– Переведи его в розыскную экспедицию. Не след парня держать на бумагах, как старого пердуна.

Словечки генерал подбирал ядрёные, не стесняясь.

– Будет исполнено, ваше превосходительство, только у меня по штату два розыскника, и оба места заняты.

– Напиши сейчас прошение на моё имя об увеличении штата, я подпишу.

Савва подвинул стул сбоку стола и стал писать.

– Иди, братец, служи. Думаю – впредь мы с тобой встречаться будем, коли служить будешь так же – не за страх, а за совесть. Поди сюда!

Андрей подошёл.

– Ценностей-то много у графини было?

Андрей перечислил.

Генерал крякнул, пожевал губами.

– Ну иди, меня государственные дела ждут.

Андрей вышел за дверь, держа в руках бумагу о присвоении ему классного чина. Тут же его окружили служители.

– Чего вызывал? Что стряслось?

Андрей протянул бумагу.

Читали служители быстро – неграмотных здесь не держали. Сочли вмиг, посмотрели на Андрея завистливо.

Дверь открылась, и в сопровождении Саввы вышел генерал. Все бросились к своим столам.

Генерал важно проследовал на улицу, где у подъезда его ждал экипаж. Савва подал генералу руку, помогая взойти, и захлопнул дверцу.

Вернувшись, Савва посмотрел на всех грозно. Служители заскрипели перьями, изображая активную работу.

– Путилов, пройди ко мне.

Теперь Савва уселся на свой стул, где несколько минут назад сидел генерал, и вытер лоб платком.

– Ты чего меня перед генералом в неудобное положение ставишь? Хоть бы сказал, что к графу ездил.

– Я вчера, когда опоздал, пытался сказать, так вы не изволили слушать и сразу меня в подвал определили – архив разбирать.

– Ладно, оба виноваты. Но смотри мне впредь! Я должен знать, что у меня в канцелярии происходит, а не от начальства узнавать.

Глава 2

Андрея перевели в розыскную экспедицию. Занимала она три отдельные большие комнаты там же, на Итальянской. Розыскники, наслышанные уже о происшествии у графа, приезде Чичерина и присвоении Андрею классного чина, встретили его довольно приветливо. Начальник отдела Иван Трофимович Лязгин усадил Андрея напротив себя, рядом уселись оба розыскника.

– Ну, расскажи нам всё в подробностях, не упускай мелочей.

Андрей без утайки рассказал всё.

– Хм, действовал ты правильно – как опытный розыскник. Только одну ошибку всё же допустил. Сам не догадался?

– Нет.

– Когда идёшь брать преступника, обязательно поставь под окнами его комнаты и у выхода людей. Уйти этот твой форейтор запросто мог, будь он половчее. С тем же сторожем и управляющим обо всё договориться внизу надо было. А ты встал в коридоре и говорить начал. Вот преступник и услышал. Пока вы болтали, он на кровать тряпьё положил да за притолоку двери встал. Вы к его кровати кинулись, а он в это время – за дверь. Повезло тебе, парень, но ошибки свои учти.

И ведь прав новый начальник – Андрей это признал.

Формально Иван Трофимович подчинялся Савве Пантелеевичу, но в работе своей был независим.

Месяц Андрей прослужил в экспедиции и был рад переводу – надоевшая писанина, конечно, была, но в небольшом объёме. В основном – работа живая.

Андрей как губка впитывал в себя новые знания. Учился грамотно осматривать место происшествия, не упуская любую мелочь, учился анализировать найденные улики, учился допрашивать подозреваемых и свидетелей.

Оказалось, что грамотно разговорить человека – целая наука. Свидетель, может, и видел что-то важное, да не придал этому факту значения и умолчал. Выудить у него эти деталюшечки очень непросто, и не каждый может. Подход найти надо, чтобы разговорился человек и рассказал всё, что видел, а потом сопоставить его показания с показаниями других. Ведь одни и те же события разные люди могут пересказывать по-разному.

Месяц на новом месте пролетел как один день. С утра до позднего вечера на службе, а иногда и по ночам.

Наконец-то воскресенье, законный выходной. Хотелось бы Василису, купеческую дочь, повидать. Только как это сделать? Придёшь к ней домой, а батенька и выгонит с треском. Вот позору-то будет!

Василису Андрей вспоминал часто – понравилась она ему. Но ещё не факт, что он ей по душе пришёлся. Андрей и видел-то её раз в жизни и четверть часа всего, а вот поди ж ты – зацепила за душу девчонка. И решил Андрей на хитрость пойти.

По воскресеньям принято было всей семьёй в церковь ходить. Нифонт из православных, стало быть – к заутрене пойдёт с домочадцами. Надо поближе к купеческому дому подойти – подождать, когда они со двора выйдут, чтобы в церковь направиться, и за ними последовать. Глядишь, удастся с Василисой словом перемолвиться.

Андрей собирался и вспоминал – какая церковь ближе к купеческому дому? И пойти на воскресную службу не в самую ближнюю, а в ту, где нравится больше.

От дома купца равно удалены Андреевский собор, церковь Равноапостольного князя Владимира и собор Святых апостолов Петра и Павла.

По улице Андрей шёл быстрым шагом, по пустынным переулкам бежал, боясь опоздать. Успел.

Едва он добежал и отдышался, спрятавшись за углом, как из купеческого дома вышел Нифонт, а за ним следом – Василиса. Направились они в Андреевский собор. Андрей шёл за ними в отдалении, не упуская из вида.

К церкви стекался народ.

Купец с дочерью вошли внутрь, Андрей – тоже, затерявшись в толпе. Близко подойти было просто невозможно – люди стояли вплотную друг к другу, а толкаться в божьем храме Андрей счёл недопустимым.

Отстояв службу, Андрей вместе со всеми вышел. Белый головной платок Василисы мелькал впереди – недалеко.

Из собора отец с дочерью направились домой. Андрей шёл за ними и корил себя: "Зачем иду? Даже словом перемолвиться не удалось, и видел только издалека. Не лучше ли выкинуть её из головы?" Но что-то, какая-то сила толкала его вперёд – за Василисой.

Нифонт с дочерью зашли в дом.

Андрей подошёл к двери, постоял, не решаясь постучать. Какой же повод придумать? Так ничего и не решив, он повернулся, чтобы отправиться домой.

Неожиданно дверь открылась, из-за неё выглянул Нифонт, улыбнулся.

– И долго ты ещё перед дверьми топтаться будешь? Я думал, ты человек решительный, боевой. Вон как в пролётке на разбойников напал. Заходи!

Купец распахнул дверь шире, и Андрей вошёл. Повернуться и уйти, когда перед тобой дверь гостеприимно распахнули, совсем уж неприлично.

Купец проводил его в знакомую гостиную.

– Садись, рассказывай. Василиса, к нам гость пришёл! Знаешь, как говорят татары? Гость с утра в дом – счастье в дом.

Вдруг Андрей вспомнил, что суд был – сам же Нифонта приглашал. Он кашлянул, скрывая смущение.

– Я ведь заглянуть хотел, чтобы узнать – как там суд? Чем закончился?

– А что суд? Федьку к каторжным работам приговорили, а Шкета – к штрафу и битью батогами.

– Это хорошо.

– Конечно, зло должно быть наказано. Василиса! Ты чего так долго? – И потише: – Прихорашивается небось.

Василиса и в самом деле принарядилась, вышла вместе со служанкой, живо накрыла стол.

Чай пили не спеша, с пряниками тульскими, мёдом башкирским, бубликами. Выпив один самовар, передохнули и принялись за второй. Купец оказался прямо водохлёб, в Андрея уже просто не лезло.

Андрей поделился радостью, что его перевели в розыскную экспедицию.

– А чин-то есть у тебя, парень? – не утерпел с вопросом купец.

– Есть. Коллежский регистратор, – солидно сказал Андрей.

– А чьих будешь?

– Из боярских детей.

– Дворянин, стало быть. По-старому – из бояр.

– Выходит так.

Нифонт как-то по-особенному посмотрел на дочь.

Пора и честь знать, тем более что чай уже просился наружу. Андрей откланялся. Проводить гостя до двери пошёл сам купец, тем самым оказывая уважение. У двери остановился.

– Нравится моя дочка-то?

– Нравится, – сознался Андрей.

– Так ты захаживай запросто. Василиса меня ведь несколько раз спрашивала – чего да чего Андрей не заходит? А я что? Служба, говорю, у него такая.

– Зайду непременно – вот в следующее воскресенье и зайду, – пообещал Андрей.

Вот только в следующее воскресенье исполнить обещанное не получилось, потому как в понедельник утром в экспедицию заявился посыльный.

– Лязгину и Путилову велено срочно явиться к его превосходительству генералу Чичерину.

– Что случилось?

– Я человек маленький, послан с сообщением, не могу знать.

Лязгин и Путилов уселись в служебную пролётку, прихватив с собой посыльного.

Домчались быстро. Тут и пешком-то было идти десять минут, однако из юстиц-коллегии их могли отправить на другой конец города, что уже случалось, и потому сразу поехали на пролётке.

Приехав, они поднялись на второй этаж – в приёмную генерал-полицмейстера. Адъютант, увидев уже известного ему Лязгина, сразу пропустил их в кабинет Чичерина. Сидевшие в приёмной купцы, офицеры с полковничьими погонами, другие важные господа взроптали.

Чичерин хмуро поприветствовал розыскников.

– Садитесь. Времени мало, потому говорить буду кратко. У князя Куракина из древнего и уважаемого всеми рода Гедиминовичей кража. Убийства, слава богу, нет. Он сам ко мне приезжал поутру. Зол очень – ну это понятно. Требует найти украденное и виновника. И обязательно чтобы за дело взялся Путилов. Прославился ты, Андрей. Поопытнее тебя люди есть – вон, хоть твой начальник, а поди ж ты – подавай Путилова, и всё! В России сорок семь княжеских фамилий, триста десять графов, да ещё и бароны. Ежели каждый себе Путилова требовать станет, то это что же получится?

Чувствовалось, что Чичерин раздражён.

– Расследовать оба будете – всё-таки князь. Знаете, где он живёт?

Розыскники переглянулись.

– Никак нет, ваше превосходительство.

– В Апраксином переулке, недалеко от церкви Вознесения Господня. Всё, ступайте. О результатах расследования доносить лично!

– Слушаемся, ваше превосходительство!

Они вышли на улицу. Лязгин вытер пот.

– Не люблю я по начальству ходить. И вроде невиновен ни в чём, а ощущение, как будто бы розгами высечь хотят. Ты внимательно слушал?

– Конечно.

– Чего-то я не услышал, чего украли?

– Не сказал генерал.

– Ладно, на месте узнаем. Едем!

До церкви Вознесения Господня добрались быстро. Вот и Апраксин переулок. Поспрашивав у прохожих, они нашли дом князя. С улицы его почти не было видно – прятался за деревьями.

Привратник долго выспрашивал о цели визита, кто такие?

– Князь Куракин сам звал к себе – злодейство у него, а ты нас в воротах держишь. Мы можем и уехать, объясняйся с хозяином сам! – вскипел Лязгин.

Привратник струхнул, отворил кованую калитку. А со стороны дома уже спускался, судя по одежде, дворецкий.

Лязгин доложил о прибытии, представился. Как только он назвал фамилию "Путилов", дворецкий переменился в лице и ухватил Андрея за рукав:

– Пойдёмте, давно ждём.

Дворецкий провёл их в дом; по широкой мраморной лестнице сопроводил на второй этаж и провёл в зал. Остановился перед пустой стеной.

– Вот.

Розыскники переглянулись. Стена голая – чего там смотреть? Лязгин обратился к дворецкому:

– Мил-человек, ты зачем нас сюда привёл? Окромя пустой стены мы ничего не видим.

– Так и я тоже, а ещё вчера здесь картина висела.

– Тьфу ты, так бы сразу и говорил.

Лязгин вздохнул облегчённо. Совсем князья сдурели – из-за картинок вызывают, отвлекая от важных дел.

– Картина-то дорогая. Князь её из-за моря привёз, огроменных деньжищ она стоит! Говорит, тысячу рублей золотом отдал.

Розыскники снова переглянулись. Тысяча рублей золотом – сумма огромная. За такие деньги улицу с домами в городе купить можно.

После Петра Великого, часто бывавшего в иноземных странах, на Руси многое переменилось. Мужи лица брить стали, парики носить и платья немецкого да голландского покроя. И мода у богатых появилась – картины известных живописцев заморских в домах иметь. Однако ни Андрей, ни Иван и предположить не могли, что картины стоят так дорого.

– Что на картине было?

– Тьфу, срамота одна. И чего только князь в ней нашёл? Бабы голые там, да не одни – с чертями рогатыми. Порядочному человеку смотреть срамно.

– Ежели срамота такая, чего же князь тысячу рублей золотом не пожалел?

Дворецкий пожал плечами и развёл руками.

– Как она называлась?

Дворецкий полез в карман, достал смятую бумажку и протянул Лязгину.

– Вот.

– Ну и читал бы сам свои каракули.

– Неграмотный я, – вздохнул дворецкий.

Лязгин стал читать вслух:

– Рубенс Питер Пауль.

В комнате на короткое время воцарилась недоумённая тишина. Потом Лязгин продолжил:

– Питер – это понятно. Сам Пётр Великий называл себя Питером. А Рубенс – это что?

– Ей-богу, не знаю, – ответил дворецкий.

Андрей тоже не знал.

Лязгин продолжил:

– Вакханалии. Ага, это понятно – блуд. Можно сказать и проще – пьянка с бабами и разврат.

– Во-во, именно, – поддакнул дворецкий.

– И кому такая срамота нужна? – скептически спросил Иван Трофимович.

– Князь после приезда сию картину гостям показывал часто, хвастал. Охочие тут же нашлись – небось на цену кинулись.

– Может быть. А какого размера картина была? – поинтересовался Андрей.

Дворецкий развёл руки:

– Во! – и в высоту: – Такая! И в раме – красивой, резной, позолоченной. – Помолчал немного и добавил: – Тяжёлая. Пока вешали на гвоздь, намучались.

– Тебя как звать-то?

– Пафнутием.

– Тогда объясни мне, Пафнутий, как картину такого большого размера, тяжеленную к тому же, могли из дома вынести, да ещё незаметно?

Дворецкий побагровел. Он отвечал за порядок в доме и целость вещей, за работу прислуги.

– Не могу сказать, для самого загадка.

– Когда картина пропала?

– Вечером была на месте – сам видел. А утром… – он горестно развёл руками.

– Гости вчера были?

– Нет, только челядь – князь с княжной на бал ездили.

– Пафнутий, ты покуда побудь в коридоре.

Дворецкий вышел.

– Ну, Андрей, чего думаешь?

– Даже не знаю, что и сказать.

– И я тако же. Конечно, среди дворянства могут оказаться любители картин, но сильно сомневаюсь, что кто-то из них на кражу ночью пойдёт.

– Так холопа нанять могли, чтобы самим не попасться.

– А дальше? Ну принесут злоумышленнику эту картину. На стену он её не повесит – увидеть могут, князю Куракину рано или поздно донесут. Скандал! Он же не Манька-скупщица из Крапивного переулка. Ему потом в лучшем случае руки не подадут, а то и в ссылку сошлют.

– Неужели кто из слуг украл?

– Ага, чтобы у себя дома повесить да детей чертями пугать, – съехидничал Лязгин. – Думаю, не то.

– А если челядь украла, чтобы перепродать?

Иван Трофимович задумался.

– Что-то я о скупщиках картин не слыхал. Ценности – да, скупают – табакерки золотые, статуэтки серебряные. Так ведь не из-за красоты – из-за золота или серебра.

– Тогда тупик. Чтобы раскрутить преступление, надо знать мотив хотя бы – та же нажива, к примеру.

– Если один пьяный в кабаке другому пьянчуге бутылкой голову пробьёт, какой же тут мотив?

– Неподходящий пример.

– Пьяница в княжеский дом за картиной не полезет. Об истинной ценности её немногие знали – гости в основном, и все, заметь, – из дворянского круга.

– Про слуг забыл, а у них глаза и уши есть. Частая ошибка или заблуждение хозяев. Думают – свидетелей нет, на челядь внимания не обращают.

– Верно, – признал правоту Лязгина Андрей.

Назад Дальше