Многочисленные неудачи военной контрразведки привели к тому, что уже шестого июня 1915 года Верховный главнокомандующий утвердил новое "Наставление по контрразведке в военное время". Благодаря этому документу была проведена широкая централизация всей структуры, подчинявшейся единому командованию - контрразведывательному отделению Главного управления Генерального штаба, являвшемуся высшим регистрационным и отчетным органом для театра военных действий всего государства, выполнявшего также (по приказанию Генерального штаба) особые поручения внутри страны и за ее пределами.
А вот с разведкой дела не улучшались. И хотя в самом начале 1916 года Генеральный штаб понял необходимость подчинения себе всей глубокой разведки, решение по этому вопросу было принято лишь в июне 1917 года, когда в стране уже начался процесс распада государственного управления. Правда, стоит отметить, что Генеральный штаб получил в свое распоряжение около сорока вполне самостоятельных разведывательных организаций, в каждой из которых насчитывалось от пяти до пятнадцати и даже до двадцати шести человек, а также почти четыреста пятьдесят отдельных агентов. И только Кавказский фронт, в силу специфичности территории и находящегося там населения, сохранил за собой право осуществления самостоятельной разведывательной деятельности.
Однако все это случится через год. А пока сорокаоднолетний полковник весьма недурной наружности - с тонкими усиками, пронзительным взглядом, прямым носом и волевым подбородком - пил квас и курил папиросы, раздумывая над тем, как бы переложить на подчиненных хотя бы часть неприятных задач.
Вообще-то Корней Ильич в контрразведке оказался по воле случая. Еще два года назад он служил военным атташе в Персии и занимался исключительно разведкой. Но с началом войны работы в Тегеране прибавилось. На его счастье, в иранскую столицу прибыл посланник МИДа по особым поручениям Клим Пантелеевич Ардашев. Статский советник не только дал полковнику несколько дельных советов, но и помог выпутаться из весьма щекотливой ситуации. К тому же в рапорте на имя своего непосредственного начальства полковник без лишних церемоний присвоил себе львиную долю заслуг Ардашева, раскрывшего жестокое убийство второго секретаря российского посольства.
Но война шла, а кадров для военной контрразведки не хватало. Не спасали и принятые на службу офицеры жандармерии. Вот тогда-то и предложили успешному офицеру сменить род деятельности и возглавить контрразведывательное отделение всего Юго-Западного фронта. "Киев - не Тифлис, и уж точно не Тегеран", - недолго думая, рассудил полковник и дал согласие. Жаль только, что за прошедший год его отделение отличилось лишь единожды. Зато как! Штабс-капитану Авилову, подчиненному полковника, удалось разработать систему распознавания поддельных документов, коими снабжались германские лазутчики, переходившие линию фронта под видом беженцев. Не имея настоящих бланков, немцы использовали оттиски подлинной печати с какого-либо документа и тщательно срисовывали ее на пергаментную бумагу, наложенную на оттиск. Делалось это, как правило, литографической краской. Затем полученный рисунок переводили на ленту шапирографа и уже оттуда - на бланки фабрикуемых документов. Внимательный офицер заметил, что такой оттиск не поддается копированию через копировальную бумагу и его очертания нечеткие, расплывчатые. Благодаря этой методике, контрразведчикам удалось обезвредить немалое количество шпионов.
Но и просчетов у Кукоты хватало. К тому же их всегда помнят дольше, чем успехи. И потому те небольшие достижения, о которых он докладывал наверх, не имели для военной карьеры полковника решающего значения. Последние два месяца его все чаще критиковали и оценивали службу на дохлую "тройку".
Белый как снег лист бумаги лежал перед офицером и ждал, когда в светлой голове серхенга родятся хоть какие-нибудь идеи. Кукота смело окунул перо в чернильницу и вывел:
"План мероприятий контрразведывательного отделения Юго-Западного фронта на июль 1916 года".
Но дальше писать было нечего… Он вздохнул, положил перо на прибор, вынул из серебряного портсигара папиросу и закурил. Длинная струйка дыма потянулась к потолку. Мысли о деле, как зайцы, разбежались в разные стороны, зато нахлынули воспоминания минувшей ночи… "Ах, эта модистка-проказница! Чертовка. Такое вытворять!.." - сладко припомнил он и прикрыл глаза.
Из полусонного забытья вывел стук в дверь. Появился адъютант.
- Господин полковник, к вам… некто Ардашев. Говорит, что вы знакомы.
- Кто-кто? - Кукота удивленно вскинул брови.
- Господин Ардашев, из МИДа. Просит аудиенции.
- Да-да! Пусть войдет! - встав из-за стола и пригладив набриолиненные волосы, начальник отделения сам двинулся навстречу гостю.
- Неужто это вы? Дорогой мой, Клим Пантелеевич! - воскликнул хозяин кабинета и протянул руку. - Рад! Положительно рад встрече!
- Взаимно, Корней Ильич, взаимно, - ответив на рукопожатие, сдержанно вымолвил гость.
- А вас теперь не иначе как "превосходительством" величать? Небось уже и действительного получили? Да? - с едва слышимой ноткой зависти осведомился Кукота.
- Нет. Все так же - статский советник. До действительного, видимо, уже не дорасту. Поздно.
- Бросьте скромничать, Клим Пантелеевич. С вашими способностями - это пара пустяков. Что вам стоит раскрыть два-три громких преступления в высших, как говорится, кругах? И все. Вот и новый чин. - Он указал на кресло: - А вы присаживайтесь, мы сейчас коньячку, а? Не возражаете?
- С удовольствием.
- Вот и славно. Правда, у меня не мартелевский, не такой, каким вы меня в Тегеране потчевали, но все равно неплохой, довоенный… Из старых, как говорится, запасов… А как мы у вас на айване сиживали? А? Хамаданские персики, виноград тибризи, наринжи… и теплая арака, - он поморщился, - гадость, согласитесь, несусветная.
- Насколько я помню, вы предпочитали коньяк?
- Это да, это да. Люблю, как говорится, грешным делом…
Полковник достал из шкафа бутылку шустовского коньяку и распечатал шоколадку фабрики Абрикосова. Налил две рюмки.
- Ну-с, как говорится, шерифэ!
- Шерифэ! - улыбнулся Ардашев и, сделав несколько глотков, поставил рюмку на столик. Кукота, верный своей привычке, выпил коньяк залпом, как водку.
- Однако как вас сюда занесло? Вы же, насколько я знаю, все там же обретаетесь, на Певческом мосту? - откинувшись в кресле, спросил офицер.
- Я здесь в гостях, у родственников жены. Но вы правы: живу в Петрограде, но и в Ставрополе дом не продал. Вот закончится война, и вернусь в родной город.
- Послушайте, неужели вы и правда в это верите?
- Во что?
- Что эта кровавая свистопляска закончится так же, как и началась?
- Но все войны когда-то заканчиваются.
- Все - да, но не эта. Война в России - больше чем просто война. - Полковник снова наполнил рюмки. - Последствия ее непредсказуемы. Вернее, непредсказуем русский мужик, которого хотел образумить Столыпин. Хотел, да не успел. Не дали… Очень уж боялись, что Петр Аркадьевич всю чиновничью нечисть перетрясет. Вот и убили. Но, как говорится, земля ему пухом. - Он вновь выпил залпом и нервными толчками затушил в пепельнице папиросу.
- А вы, я вижу, сменили одно ведомство на другое?
- А почему нет? Кто лучше бывшего шпиона знает, как поймать шпиона? - хохотнул офицер. - Никто.
- В этом вы правы.
Кукота махнул рукой.
- Предложили - согласился… Однако, - он внимательно посмотрел на статского советника, - вы ведь, как я понимаю, не просто так пожаловали?
- Лучше бы было "просто так". Но вы, Корней Ильич, к сожалению, правы: дело у меня важное и находится в сугубой вашей компетенции. Позвольте начать с конца. Так мы сэкономим уйму времени…
…Беседа закончилась через час. Едва проводив гостя, Кукота сел за стол и, промокнув платком пот со лба, принялся за начатый план. Теперь перо летело по бумаге голубем.
26. Нежданные новости
7 июня 1916 г., вторник
I
Утро в доме Могилевских началось неожиданно: раздался телефонный звонок, после которого Терентий Петрович вышел к завтраку раздраженный.
- Что-то стряслось? - осведомилась Елена.
- Да так, неприятности… Войцех Станиславович звонил. Груз из-за границы, который должен был оказаться на здешней таможне еще шестого числа, в понедельник так и не прибыл, - усаживаясь за стол, объяснил он и налил из самовара чашку горячего чая. - Такого еще никогда не случалось… Веспазиан Людвигович сегодня утром отправился на таможню, пытался что-нибудь выяснить. Но ничего конкретного ему не сказали. Да и откуда им знать здесь, в Киеве, что произошло в Одессе? Они лишь предположили, что весь товар задержан… Это и ежу понятно.
- Война, - философически заметила Вероника Альбертовна и придвинула к себе розетку с вишневым вареньем.
- Это так. Но убытки могут быть колоссальными. Я только что получил хороший заказ для армии.
- И что же в таком случае ты собираешься делать? - намазывая масло на хлеб, поинтересовался Клим Пантелеевич.
- А что я могу? Остается только надеяться на Кульчицкого. Управляющий велел ему выезжать в Одессу первым же поездом. Он уже в дороге. Пусть разбирается.
- Странно, - пожал плечами Ардашев. - Речь идет о больших деньгах, а ты остаешься ждать у моря погоды. Будешь зависеть от обстоятельств? Я бы на твоем месте тоже туда отправился…
Не успел статский советник закончить фразу, как раздался второй звонок. Теперь позвонили в дверь. Клим Пантелеевич промокнул губы салфеткой и прошел в переднюю. После недавнего нападения горничная уже не подходила к двери одна. Однако обратно Ардашев не вернулся, а прошел в кабинет, где довольно долго разговаривал по телефону. Оттуда доносились лишь обрывки его слов. Могилевский заметно нервничал. Как только гость начал с кем-то прощаться, Терентий Петрович поднялся и направился к нему. В этот момент трубка уже легла на рычаг. Затворив дверь кабинета, статский генерал спросил с дрожью в голосе:
- Кто приходил? Кому ты звонил? И вообще, Клим, что за секреты в моем доме?
- Думаю, Терентий, сегодняшний день для тебя не совсем удачный. К сожалению, подозрения подтвердились. Я только что получил телеграмму из Ставропольского сыскного отделения. Там прислушались к моему совету и, отследив с Главпочтамта получателя мыла с твоей фабрики, провели у него дома обыск. Фальшивых денег сразу найти не удалось, зато начальник сыскного - Ефим Андреевич Поляничко - усмотрел на умывальнике мыльные огрызки - внутренние куски от полой части мыльного куба - со следами от бечевки, которой были перетянуты пачки поддельных червонцев и сотенных. Это подтвердило мою гипотезу о том, что фальшивки, обернутые в покрытую воском бумагу, заливали мыльной массой, оставляли в кладовке, а потом, когда она застынет, отправляли третьей категорией в разные концы страны. Такие посылки не вызывали подозрения на почте. Но преступников погубила жадность: они не стали выбрасывать бесформенные куски мыла, оставшиеся с внутренней стороны после разрезания куба на ровные части. Их-то Поляничко и заметил. Позже один из арестованных сам выдал полученные "катеринки" и червонцы. Злоумышленники были не оригинальны, они прятали купюры в тайнике, устроенном в обычной печи.
- Ты хочешь сказать, что каждый раз, когда с моего завода отправляли мыло по почте, там были фальшивые деньги?
- Нет, не всегда. Это происходило только после того, как ты получал товар из-за границы. Их отправляли на следующий день. Я понял это, когда увидел на червонце и сотенной, привезенных из Ставрополя, полоски от бечевки, расположенные крест-накрест. Эти следы образовались от масла, проникшего через едва заметные щели в вощеной бумаге. Маслом (или жиром) пропиталась и бечевка. Жирные пятна присутствовали и на других купюрах. Таким образом, мой дорогой Терентий, твоя фабрика служила перевалочным пунктом для переправки фальшивых купюр из-за границы в Россию.
- Вздор! Этого не может быть! - размахивая руками, воскликнул двоюродный свояк. - Я не могу в это поверить! Как, как удавалось переправлять фальшивки через границу? Ты можешь мне это объяснить?
- Изволь, - пожал плечами Ардашев. - Деньги прятали в ящиках с двойным дном, в которых находились бутылки с розовым маслом. Находясь на твоем складе, я обратил внимание, что горлышки бутылок были почти на одном уровне с краем ящика. Чего быть, как ты понимаешь, не должно. Вероятно, именно из-за этого одна бутылка и разбилась. Масло попало на купюры. Только розовое масло - это быстро улетучивающийся эфир. Оно не оставляет пятен на бумаге. Но за то короткое время, в течение которого масло испаряется, в бумагу въедается характерный запах… Вот поэтому я и почувствовал его, когда осматривал фальшивые купюры покойного ювелира Гиршмана, принесенные господином Шефтелем, владельцем банка "Киевское учетно-ссудное общество взаимного кредита". - Ардашев замолчал на мгновение, внимательно посмотрел на Могилевского и добавил: - Но и это еще не все. Один из твоих помощников - агент немецкой разведки.
- Господи! - воскликнул Могилевский. - Час от часу не легче! Надеюсь, ты меня не подозреваешь?
- Уже нет, - просто ответил Клим Пантелеевич.
- Боже, как ты циничен, - покачал головой Могилевский.
- Зато к твоему управляющему у меня есть масса вопросов. И думаю, не только у меня. Им заинтересовалась военная контрразведка. - Статский советник взглянул на часы и сказал: - Впрочем, нам надо торопиться. В фабричной конторе скоро начнется обыск. Нас наверняка там уже ждут.
- Конечно-конечно, - засуетился родственник. - Мы так и сделаем. Тем более ты водишь авто лучше, чем мой chauffeur. Но позволь прояснить еще один момент: где, по-твоему, эти фальшивки изготавливаются? В Германии?
- Возможно. Но это не столь важно. Главное - на территории врага, - выходя в переднюю, проговорил Ардашев. - Не стоит терять время. Поехали.
- Да-да, - закивал хозяин дома. - Я только наших дам предупрежу.
Могилевский догнал Клима Пантелеевича уже на лестнице. Всю дорогу он молчал. Действительный статский советник понимал, что хочешь не хочешь, а придется давать показания и судебному следователю, и сыщикам, и даже - о боже! - этим мрачным субъектам из военной контрразведки. И никто, кроме господа, не знал, чем могут закончиться эти беседы. Ведь наша жизнь совершенно непредсказуема.
II
Когда "Рено" Могилевского остановилось у ворот фабрики, там уже стояли четыре человека: начальник сыскного отделения Ткаченко с Кашириным и полковник Кукота со штабс-капитаном Авиловым. Ткаченко и Каширин, уже знакомые с Терентием Петровичем, приветствовали его едва заметными молчаливыми кивками.
Начальник контрразведывательного отделения Юго-Западного фронта подошел к авто и сухо отрекомендовался:
- Военная контрразведка, полковник Кукота.
- Чем могу служить? - с плохо скрываемым волнением осведомился статский генерал.
- Мы хотели бы осмотреть помещение конторы, а заодно побеседовать с вами и вашими подчиненными. Надеюсь, вы не возражаете?
- Нет, - обреченно изрек Терентий Петрович, и, глядя на сыщиков, спросил: - А вы, господа, пришли сюда за этим же?
- Да, - коротко ответил Ткаченко.
- Ну что ж, милости, как говорится, прошу.
Уже внутри помещения выяснилось, что всех интересовал именно управляющий. О том, что приказчик находился в дороге, - всем было понятно, а вот где находится Дрогоевский - никто не знал. И потому Ткаченко с Кашириным на полицейской пролетке уехали к нему домой.
Совсем небольшой кабинет Войцеха Станиславовича ничего особенного не представлял: книжный шкаф, вешалка, письменный стол, три стула и репродукция картины "Девятый вал" Айвазовского.
Осмотрев бумаги в папках, полковник выдвинул ящик письменного стола и, то ли от неожиданности, то ли от радости, присвистнул. У него в руках оказалась пачка банкнот. Он разрезал ножницами веревку и стал рассматривать первую купюру на свет.
- Ага! - воскликнул он. - Фальшивая! Здесь латинская буква "R".
Потрясая червонцами, он сказал:
- Видно, господин управляющий так торопился, что даже улики не успел прихватить. - И тут же обратился к Ардашеву: - Как видите, Клим Пантелеевич, наши с вами подозрения вполне оправдались. Поляк сбежал. Это ясно. - Он повернулся к штабс-капитану. - Думаю, сыщики уже опоздали. Но возможно, отыщется его фотокарточка, в чем я, конечно, сомневаюсь. Тем не менее необходимо составить словесный портрет шпиона и перекрыть все вокзалы, пароходные пристани и почтовые станции. Не забудьте и таксомоторы. Сообщите его данные полиции и жандармерии. Оповестите все станции. Авось попадется. После этого свяжитесь с одесской таможней и нашими коллегами. Пусть проверят ящики на наличие фальшивок и о результатах телеграфируют нам. Они обязаны задерживать любого, кто появится на местной таможне и будет справляться о судьбе груза для этой мыловаренной фабрики. И этого… как его… Кульчицкого тоже надо арестовать. Потом разберемся, кто он на самом деле - шпион или честный человек, случайно влипший в это преступное дело.
Штабс-капитан кивнул и исчез за дверью.
- А вы, - полковник обратился к статскому генералу, - соблаговолите провести меня на склад, где хранится тара с розовым маслом, поступившим из Румынии. С вами нам придется беседовать долго. Ваша роль во всей этой истории мне до конца не понятна. И только из-за уважения к Климу Пантелеевичу я не буду вас арестовывать. Однако вы должны дать мне честное слово, что никуда из Киева не уедете.
- Извольте: даю честное слово, - кивнул Терентий Петрович и, сгорбившись сильнее обычного, поплелся в коридор.
- Вы с нами или нет? - спросил Кукота у Клима Пантелеевича.
- Я, пожалуй, еще раз осмотрю содержимое письменного стола.